 |
{597} Указатели 3 страница
|
|
|
|
[В. Немирович-Данченко]
Док. № 9.
Сезон 1917/18 г., № 119. МП, без подписи. Датируется по поступлению М. В. Везенковой (после 24 февраля 1918 г. ).
Список зав адм. ‑ хоз. частями:
Заведующий административно-хозяйственной частью — член Правления Н. А. Румянцев.
Его помощник (общий контроль и связь с администр. ‑ режиссерской, постановочной и хозяйственной частями) С. А. Трушников.
Административно-режиссерская часть — заведующий труппой и репертуаром В. В. Лужский (новые постановки, старый репертуар, текущий репертуар, Артистическая студия, режиссеры, помощники режиссеров, старосты сотрудников, режиссерская библиотека, репертуарная контора).
Постановочная часть — заведующие: Н. Г. Александров и С. Л. Бертенсон.
{577} а) Художественно-декоративные работы — А. А. Петров.
б) Машинист сцены — И. И. Титов.
в) Поделочная мастерская — Я. Г. Сорокин.
г) Художественно-бутафорские работы — И. Я. Гремиславский.
д) Старший бутафор (заведывание рабочими и хранение имущества бутафории) — Н. М. Лукьянов.
е) Столярно-бутафорские работы — Г. Г. Лопатин.
ж) Электротехническая часть — П. Н. Андреев.
з) Костюмерная часть — М. П. Николаева.
и) Гримерная часть — Я. И. Гремиславский.
к) Музыкальная часть — Б. Л. Изралевский.
л) Учет всех работ и общее наблюдение за материалами и имуществом — М. В. Везенкова.
Хозяйственная часть — Н. А. Румянцев (и С. А. Трушников):
кассы, магазин (артельщицы);
инспекторская часть (ремонт здания, отопление, вентиляция, водопровод, канализация, противопожарные меры, благоустройство, охрана, представительство, контроль зрительного зала, врачебная часть, артель, сторожа).
Бухгалтерия — Д. И. Юстинов.
|
|
|
Сезон 1917/18 г., № 120. МК с карандашной правкой. Датируется по поступлению М. В. Везенковой (после 24 февраля 1918 г. ).
По постановочной части
Инструкция заведующим отдельными частями
Все руководящие распоряжения по постановочной части должны исходить только от одного из заведующих постановочной частью Н. Г. Александрова или С. Л. Бертенсона.
На заведующих отдельными частями возлагается ответственное наблюдение за ведением дела по вверенной им части:
1) Прием и увольнение служащих с сообщением одному из заведующих постановочною частью о каждом изменении в личном составе.
2) Увольнение служащих в отпуск с письменного разрешения одного из заведующих постановочною частью.
3) Распределение рабочих по категориям применительно к существующей квалификации.
4) Заблаговременное распределение рабочего времени.
5) Назначение сверхурочных работ как на сцене, так и в мастерских исключительно с письменного разрешения одного из заведующих постановочной частью.
6) Учет сверхурочных работ:
Ежедневное составление табели сверхурочных работ, проверяемой заведующей учетом всех работ.
Ведомость сверхурочных работ за неделю, подписанная заведующим частью представляется на утверждение одному из заведующих постановочною частью — по субботам (от 11 до 2).
{578} 7) Установление выходных дней рабочих и обязательная их регистрация.
8) Выписка материалов по требованиям, представляемая на утверждение одного из заведующих постановочной частью — ежедневно (от 11 до 2 ч. ).
Утвержденное требование опускается в специальный ящик на распоряжение хозяйственной части.
Выдача материалов из магазина производится ежедневно (кроме воскресных и праздничных дней) — от 11 до 2 ч. д. Требования с пометкой «Экстренно» должны подаваться лишь в исключительных случаях.
9) Ответственное наблюдение за поступающими в часть материалами, хранение и учет их.
|
|
|
10) Наблюдение за безусловным недопущением в мастерских посторонних театру работ.
11) Наблюдение за повсеместной экономией расходования электрического света.
12) Наблюдение за недопущением на сцену и в мастерские посторонних лиц, не имеющих на то особого разрешения.
Все заведующие отдельными частями приглашаются обращать особое внимание на всякие упущения по их части, как то: прогул рабочих дней, опоздания на работы, небрежное отношение к обязанностям и проч.
Один из заведующих постановочною частью обязательно присутствует в театре ежедневно от 11 до 2 часов дня, во время спектаклей и на монтировочных репетициях.
Док. № 10.
Сезон 1917/18 г., № 106. МП на бланке Профсоюза московских актеров, подписи — автографы.
Февраля 17/2 [марта] дня 1918 г. № 73.
В Правление Московского Художественного театра
Совет ПСМА в заседании своем от 12/25 сего февраля постановил созвать экстренное заседание по вопросу о нормировке низших окладов художественных тружеников театра.
Признавая, что все возрастающая дороговизна жизни, с одной стороны, далеко опередила те договорные и расценочные нормы, которые действовали доныне, а с другой, уже вызвала к жизни целый ряд мероприятий, направленных к разрешению этого жгучего вопроса, — Совет считает целесообразным, прежде чем приступить к разработке вопроса о минимуме жалованья, наметить пока, путем живого обмена мнений и опыта, и привести немедленно в жизнь те ближайшие меры, которые могли бы справедливо удовлетворить экстренную нужду переживаемого момента.
{579} Совет полагает, что участие в таком совещании лиц, не принадлежащих Союзу, но связанных с ним единством интересов искусства, может послужить только к общему благу.
Ввиду чего просим Вас пожаловать на совещание, имеющее быть в понедельник 19 февраля / 4 [марта] в Московском Художественном театре в 3 1/2 ч. дня.
Товарищ председателя Совета А. Санин
Член Совета секретарь Анисимов
Док. № 11.
Сезон 1917/18 г., № 144. Фотография дара костромичей (поднос с кружкой) и адреса с подписями. Между 2 и 20 июня 1918 г. Датируется по гастролям группы МХТ с «На дне» в Костроме (см. запись в книге протоколов от 26 мая 1918 г. ). Дар М. М. Чумакова (он был одним из постановщиков танцев к спектаклю «Роза и Крест» в Костроме).
|
|
|
Привет Московскому Художественному театру
Мы, граждане Костромы, с радостью сердечной встречаем сегодня в родном городе нашем Московский Художественный театр, приветствуем славных художественников, не устающих в тяжкую годину народной беды и распри междоусобной утешать скорбящих высокими дарованиями искусства. Могучие и стойкие артисты-художественники, вы и в этот грозный для Руси час храните святое пламя вечного искусства, зажигая и согревая им своих сограждан и зовете их на подвиг служения добру и истине.
С нарочитой гордостью мы, русские люди костромские, видим в вас воплощение подлинных надежд наших, в вашем труде чувствуем неложное обещание светлого воскресения великой родины нашей и радуемся сладостному меду общения духовного, который вы неутомимо дарите алчущей душе тяжко страждущего и многими страстями ослепленного русского народа. Добро пожаловать, дорогие гости, примите душевное русское спасибо костромичей.
М. Чумаков и др.
Док. № 12.
Сезон 1918/19 г., № 15. Черновой автограф Н. ‑ Д.
В Правление Московского Центрального рабочего кооператива
На запрос Правления о том, как Товарищество Московского Художественного театра принципиально относится к составу своих пайщиков и не может ли Центральный рабочий кооператив, вступая в Товарищество театра в качестве пайщика, приобрести также паи тех членов Товарищества, которые не участвуют в деле личным трудом и тем как бы придают делу характер капиталистического порядка, — считаю должным ответить:
{580} История развития кооперативного начала в Московском Художественном театре такова: основатели театра с первых шагов мечтали о том, чтобы истинными хозяевами дела были сами работающие в нем. Однако в начале таковыми были только двое основателей театра, все остальные — капиталисты. Потом, по новому договору, число пайщиков из работающих в театре увеличилось, и они обладали паями уже в количестве примерно 40 %.
Затем договор еще и еще подвергался переработке, и в настоящее время в руках самих деятелей уже находится огромная часть паев — около 80 %. Причем и большинство остальных в руках лиц, связью с которыми Товарищество дорожит, и потому, что их деятельность по своей глубокой и благородной демократичности внушает Товариществу истинное почтение, и потому, что эти лица поверили Художественному театру и поддержали его в ту пору, когда ему еще приходилось бороться с недоверием или равнодушием. Самое элементарное чувство благодарности связывает Товарищество с этими лицами.
|
|
|
Из всего вышеизложенного ясно направление, по которому складывается организация Художественного театра. Количество пайщиков из числа работающих в деле непрерывно будет увеличиваться, лица, вполне «посторонние» не найдут себе места в Товариществе, и если в него не смогут войти все деятели Театра, то это объясняется специфическими особенностями театрального дела, — такими особенностями, которые пока нельзя было преодолеть.
С совершенным почтением
представитель Т‑ ва Московского Художественного театра
4 сентября 1918 г.
Док. № 13.
Сезон 1918/19 г., № 20. На бланке с печатью: «Политический Красный Крест. Московский комитет. Москва, М. Никитская, 25».
Сентября 23‑ го дня 1918 г. № 447. Московскому Художественному театру
Согласно постановления Московского Комитета Красного Креста, Президиум Комитета обращается к Московскому Художественному театру с следующей просьбой. Начиная с середины прошлого года, тюрьмы Российской Республики наполнились арестованными по политическим побуждениям. С течением времени количество заключенных политических продолжало увеличиваться, достигнув ныне огромных размеров. Испытываемая ими нужда в самом необходимом особенно тяжела теперь, вследствие крайних продовольственных затруднений. Население тюрем, в том числе и политическая ее часть, голодает. Это побудило Народный Комиссариат Юстиции разрешить представителям Политического Красного Креста посещать места заключения, беседовать со старостами политических заключенных и снабжать заключенных {581} продовольствием. Те же причины побудили Комиссариат Юстиции в борьбе с тяжелыми, вызванными переполнением тюрем гигиеническими условиями содержания заключенных, включить представителей Политического Красного Креста в комиссию, которой предстоит, по требованию Совета Народных Комиссаров, обревизовать в гигиеническом отношении все тюрьмы, в том числе и тюрьмы Чрезвычайной Комиссии.
Достигнутое Политическим Красным Крестом положение является результатом долгих и тяжелых усилий. Нашей организации предстоит теперь закрепить за собой это положение и развернуть интенсивную деятельность. Для этого Красному Кресту нужна моральная и материальная поддержка Московского Общества. Будучи учреждением внепартийным и не преследующим политических целей, стремящимся лишь облегчить людские страдания в обострившейся политической борьбе, Красный Крест надеется получить эту поддержку в широких общественных кругах Москвы и в одну из первых очередей — в группе дорогих москвичам, любимых ими «художественников».
|
|
|
Таковы мотивы, которые побудили Комитет просить Художественный театр сделать Красному Кресту высокоценимый им вклад — дать в его пользу один спектакль.
Председатель Комитета Н. Муравьев
В архиве (сезон 1917/18 г., № 13) хранится листовка Московского отделения политического Красного Креста в редакции московских газет, подписанная Н. К. Муравьевым, Е. П. Пешковой, А. Б. Левинсоном, где среди прочего говорится: «Политический Красный Крест и ныне, как прежде, пользуется всеобщим признанием, ибо лица всех политических партий и внепартийные не могут не сознавать, что исторические судьбы политической борьбы переменчивы, что за июльскими днями следуют октябрьские события, и политический побежденный сегодня становится победителем завтра, и наоборот)».
Док. № 14.
Сезон 1918/19 г., № 31. Запись о спектакле «Синяя птица».
Копия из Журнала замечаний следящих за ходом пьес, сохраненная в архиве Н. С. Бутовой. Дата (20 октября 1918 г. ) проставлена Н. Д. Телешовым.
Копия протокола
1. Надо иметь мужество, талант и громадный художественный авторитет, чтобы осмелиться сказать Художественному театру, что в таком виде, как сейчас идет «Синяя птица» у нас на сцене, — она не достойна быть названа спектаклем Художественного театра.
2. Надо иметь храбрость и довериться своему вдохновению, чтобы сказать исполнителям теперешним, что «Синяя птица» одна из {582} труднейших пьес для исполнения, что пьеса эта требует исключительного внимания и серьезнейшего отношения со стороны исполнителей, а между тем к этой пьесе в Театре создалось отношение в высшей степени легкомысленное — играют в ней кто только захочет и сплошь и рядом без единой репетиции. А овладеть нервом этого искусства — искусства играть сказку, — дело далеко не легкое.
3. Надо приобрести смелость, прежде чем сказать исполнителям, что в тех местах пьесы, когда исполнителей не было на сцене, а из-за декораций (кстати сказать, здорово потрепанных, порыжелых от времени) доносилась радостная музыка Саца, озаренная любовным исполнением Изралевского, его оркестра и хора, то хотелось пойти к ним за кулисы и горячо благодарить всех их за доставленную радость, но стоило только исполнителям «Синей птицы» появиться на сцене, а музыке замолкнуть, как душа покрывалась тиною и плесенью, и хотелось встать и уйти из Театра.
4. Надо самому обладать безграничной любовью, не знающей преград энергией и фанатической верой в правду своего дела, чтобы иметь право упрекнуть об отсутствии всего этого у тех лиц, которые уносят со сцены столы, лампы, бегают с тарелками и часами, играют призраков и выходят ужасами.
5. Надо еще очень и очень много иметь, чтобы перечислить все те недостатки, которые были обнаружены на дневном спектакле «Синей птицы» 20‑ го октября. Пусть не думают, что это был какой-то особенно плохой спектакль, другим в последнее время его никто не видел.
Ныла душа моя, когда в антрактах между действиями пьесы я поднимался в верхнее фойе и перечитывал выставленные в витринах все те радостные приветствия, которые неслись со всех концов России от всех классов общества Художественному театру, прославляя его новые пути в искусстве, связанные с постановкой «Синей птицы».
Г. Хмара
Я благодарен за гражданское мужество автора этого протокола и уверен, что все отнесутся к нему с благодарностью и постараются ввести в обычай и вернуть прежнее, когда друг другу говорили прямо и смело ВСЕ.
К. Станиславский
Сезон 1918/19 г., № 34. МК. Октябрь 1918 г. Датируется по протоколам спектаклей.
В последнее время было несколько случаев такого невнимания к делу со стороны актеров, что то один спектакль, то другой или начинался на 1/2 часа позднее или едва налаживался, чтобы вообще состояться. До меня дошло, что в таком положении находились спектакли раз благодаря А. Э. Шахалову, в другой — П. А. Павлову, в {583} третий — В. С. Смышляеву… Все оправдания, которые ими приводились, в сущности, ничего не оправдывают. Неужели же эти явления не прекращаются только потому, что лица, призванные защищать стройное течение спектаклей, не прибегают к суровым мерам взыскания? Неужели же надо наконец сильно, публично пристыдить одного, чтобы были повнимательнее к своим обязанностям все другие? Неужели мы будем доведены до такой необходимости? В Художественном театре?.. Фуй…
Вл. Немирович-Данченко
Сезон 1918/19 г., № 39. Автограф. 7 ноября 1918 г. (дата уточнена по 300 спектаклю «Синей птицы»).
Многоуважаемые и дорогие Владимир Иванович и Константин Сергеевич!
7/X. Ночь. Я только что вернулась со спектакля «Синяя птица».
300‑ й спектакль! Смотрела спектакль по назначению. Не знаю — не знаю, что надо по-настоящему сделать, а сделать я что-то должна. Решаюсь писать Вам не откладывая. Отложу — значит, и промолчу; а молчать стыдно и грех, хотя и говорить больно и тяжко!
Говорить буду, вероятно, сбивчиво и нескладно, но ВЫ, если дойдут «до слуха Вашего» слова мои, разберетесь в них и оцените по существу причину и содержание их.
1. Спектакль 300‑ й. Еще днем сознание иначе относилось к нему и к театру. Хотелось писать Вам обоим, хотелось украсить цветами портрет Метерлинка, хотелось пойти на могилу покойных Леопольда Антоновича и Саца, хотелось говорить с публикой… словом, спектакль задвигал и мысли и чувства.
2. Публика пришла — «народ», самый чумазый, и самый доверчивый, и самый благодарный. Слушал и смотрел буквально «с затаенным дыханием». Слух о нас проник и в него. И пришли они к нам уже полные уважения и самого бережливого отношения. (Они не позволяли друг другу громко выражать радость и восторг во время действия, они не позволяли аплодировать. И на мой вопрос, почему они препятствуют аплодирующим, они с укором и удивлением сказали: «Рази ты не знаишь, куда ты пришла? Ты в Художественном театре. Тута нельзя аплодировать, это мешает Им сосредоточенно играть». )
Обвинением прозвучали последние слова о нас. Сосредоточенно играть?!
3. А на сцене было вот что: актеры прибавляют массу своих, случайных словечек, целых фраз, превращая прозрачно-легкую пьесу Метерлинка в неряшливую — шершавую болтовню. Вместо комизма актеры забавляются балагурством, случайной игрой — случайными приспособлениями. Простоту свели до самой скудной, простенькой — простоты, доходящей до шокирующей вульгарности.
Ужели музыкант, играющий в концертах Бетховена, Чайковского, Скрябина… для развлечения публики или разнообразия собственных {584} переживаний, при игре этих композиторов, сможет вплести в их музыку камаринского или цыганский романс?
Говорят, актеры в других театрах часто ролей не знают и говорят их под Суфлера. Мне кажется, что они честнее к искусству, чем мы, искажающие Лице Автора своими подсочинениями, и всяк на свой лад!?
4. Не все ладно с декорациями, с бутафорией.
5. Но что меня поразило и что, в сущности, и заставляет меня писать Вам, — это выход С. Е. Голлидей в Лазоревом царстве! На фоне голубого, торжественного и тихого воздуха, всего акта насыщенного и тем «нечто» нашего искусства, что и есть жизнь живая его, она осмелилась выйти кое-как одетая и совсем без грима!? Ее лицо было красно и кричало; оно резало весь акт, всех исполнителей, всю картину! Конфузясь, она нелепо закрывала лицо кулачонками и еще более нелепо жалась во все углы сцены… Конечно, она допустила это без злого умысла, но результат получился самый злой.
Я получила оскорбление, обиду, боль. Оскорбили Театр, всех его создающих: Вас, автора, все жизни, положенные в этот спектакль и в театр. Жизни здравствующих и жизни ушедших, жизни талантов, оскорбили самою красоту.
Ее поступок безотчетный, вероятно. Но от этого он еще хуже для театра, еще печальнее: небрежное отношение к искусству разъело самую волю к нему, заботу о нем, и сама мысль о театре, видно, лишь ненадолго занимает жизнь Голлидей. Голлидей, яркое, печальнейшее событие, но оно и наша общая, ставшая хронической, болезнь театра. Небрежность стала непременным спутником нашей работы, и загнездилась паутина у нас!! И покрывается пылью не только здание, но и сама наша жизнь, само наше творчество в нем! И публику мы начали питать несвежими продуктами нашей работы…
Нет, не знаю, не умею, как сказать. М. б., потому еще, что внутри все кипит и стонет… я говорю Вам, Вам, кому дано судьбою: звать, напоминать, пробуждать, порицать, наказывать и поощрять.
Не многим Судьба дает такое право. Не отбрасывайте его от себя и не отбрасывайте нас и театра. Напомните нам, кто мы, где мы.
Укажите беспощадно, куда мы идем — катимся! И куда мы можем и должны идти.
Мне тягостно и больно оттого, что сам спектакль замечательный! Значения и красоты неисчерпаемых. И нужен он теперь, как никогда доселе. И за все искры настоящего искусства в нем от актера душа благодарна невыразимо. Метерлинк — маг и волшебник; он надевает всем, приближающимся к нему, надевает каждому «волшебную шапочку», преображающую скудную действительность; дает алмаз смысла и радости существования. Спасибо всем в спектакле, через кого идет это в публику! Кто создал эту красоту однажды и кто воссоздает ее каждый раз! Н. Бутова.
{585} P. S. С. Е. Голлидей сказала мне, что «она не успела» загримироваться. Не думаю, чтобы было это вполне важно. Я ее встретила перед «Лазоревым царством» в антракте еще за 5 – 7 минут до начала акта: она была уже в костюме, и «минуты» для грима, хотя бы и не тщательного, были у нее. Н. Б.
Сезон 1918/19 г., № 52. МК, заверенная В. П. Иверовой. 22 декабря 1918 г. Датируется по содержанию и по соотнесению с последующим документом.
Вывесить на доске.
Никакие убеждения не действуют на лиц, мешающих правильному течению спектаклей: одни, играющие маленькие роли, позволяют себе или самовольно заменять друг друга, или без уважительных причин и очень поздно извещать о том, что не могут прийти на спектакль; другие производят шум на лестнице и не прекращают его, несмотря на беспрерывные приглашения помощника режиссера установить тишину, третьи — находятся на сцене во время действия, в котором они не участвуют.
Ввиду всего этого Правление постановило:
вменить в обязанность помощнику режиссера представлять к штрафу всякого, мешающего спектаклю, будет ли это артист труппы, или сотрудник, или музыкант, или рабочий…
В. Немирович-Данченко
Сезон 1918/19 г., № 53. МК. 22 декабря 1918 г. (по протоколам спектаклей).
Только что я приглашал артистов быть внимательнее к своим обязанностям, только что просил не заставлять нас прибегать к мерам взыскания, как А. А. Гейрот не пришел на спектакль «Горе от ума».
Объявляю, что А. А. Гейрот оштрафован на сто рублей.
В. И. Немирович-Данченко
Сезон 1918/19 г., № 82. МП.
Глубокоуважаемый Владимир Иванович.
На спектакле «Синей птицы», бывшей 23‑ го февраля, произошел следующий инцидент: после картины «Ночь» ко мне подошел музыкант г. Павлов и заявил, что он должен уйти, не доигравши спектакля, т. к. у него где-то концерт. Я ему не разрешил, ибо считаю совершенно недопустимым, чтобы, не доиграв спектакль, бросали и уходили по своим личным делам. Я могу еще понять внезапную болезнь или еще какой-нибудь случай, могущий послужить оправданием ухода, но отнюдь не побочный заработок, и только с разрешением заведующего. Зная тяжелое положение музыкантов, я всегда им разрешаю достойное заместительство. В данном случае «Синяя птица» совпала с праздником Красной армии, что невольно отразилось на музыкальной стороне спектакля. {586} Вместо 20 – 22 человек хора присутствовало 11 человек. Это ужасно…
Но требовать от хора мы не можем, они разовые; болен 1 валторнист, его заменял другой, больна г. Митропольская — ее заменяла другая, отсутствовал 1‑ й скрипач г. Мец — его заменял другой, все вместе взятое лишало стройности оркестр и на редкость звучало жидко. В силу этого я отказал г. Павлову. Тогда г. Павлов обратился к оркестру с жалобой, что я его не отпускаю, и оркестр в моем отсутствии решил его отпустить. Мне принципиально важно знать — имеет ли оркестр право отпускать кого-либо из музыкантов помимо меня? Если да, то я этого не знал, а если нет, то убедительно прошу Вас письменно ответить мне на это, дабы я мог бороться в будущем с подобными явлениями произвола и уберечь музыкальную часть от общей разрухи. Без Вашего авторитарного заявления я не мыслю свою дальнейшую работу, ибо оставить без должного внимания этот случай — значит закрепить такой невозможный порядок и подорвать окончательно дисциплину и авторитет заведующего отдельной частью.
Заведующий музыкальной частью Б. Изралевский
24 февраля 1919 г.
[На обороте: ]
Президиум режиссерской коллегии, рассмотрев Ваше заявление, постановил: так как во время спектакля все распоряжения по музыкальной части могут исходить только от заведующего музыкальной частью, то оркестр никоим образом не мог взять на себя решения вопроса об освобождении г. Павлова от участия в спектакле. Ввиду этого г. Павлов не имел права не подчиниться распоряжению заведующего музыкальной частью, и за самовольный уход с вечернего спектакля 23‑ го февраля («Синяя птица») — штрафуется на 60 рублей.
Заведующий репертуаром МХТ С. Бертенсон.
25/II – 19.
Док. № 15.
НД, № 3398. Автограф.
5 ноября 1918 года.
Дорогой и уважаемый Владимир Иванович!
Сижу ночью после «Иванова» и от волнения, большого горя и растерянности не могу прийти в себя. Волнуюсь все больше и больше, не могу поэтому ясно и убедительно бросать мои мысли, но думаю, что Вы, Владимир Иванович, поймете мой вопль.
Зачем? зачем? зачем Вы возобновляете «Иванова»? Зачем Вы делаете этот грех перед славным прошлым Театра, перед Вашим художественным и общественным тактом, перед той молодежью, которая ютится возле Вас, перед теми, которые придут смотреть {587} пьесу? Владимир Иванович, у Театра в прошлом — помимо его художественных заслуг и общих достоинств — была одна замечательная черта: Художественный театр всегда стоял впереди века. Впереди века! Вспомните, Владимир Иванович, что Вы сами, Вы открыли и показали нам всем Ибсена, Вы двадцать лет тому назад открыли глаза обществу на Чехова, Вы бросили все души наши к Метерлинку, Вы, когда мы засыпали, пробудили нас безумием Мити Карамазова, Вы, Вы все это сделали — так прекрасно, так смело, так вовремя, так раньше всех, у вас было такое изумительно чарующее прозвище, как «буйные сектанты», вы с честью его несли — и сейчас все это бросаете во прах и в мировом оркестре пускаете неверную, фальшивую ноту, да еще не в такт, на прекрасных медных инструментах. И чем они прекраснее, тем ужаснее эта нота. Ведь это поразительно. Заметили ли Вы, что публика ржет и смеется на страдания Шабельского, на страдания Иванова, на муки Шурочки. А знаете почему? Потому что участия к ним не испытывает. Не такое время сейчас. Эти слезы, это горе мелки сейчас и никого задеть не могут — это личные неприятности. Жизнь же бежит галопом вперед сейчас и обнимает, задевает и выдвигает — только общее, великое, буйное, прекрасное, пусть иногда темное и беспорядочное. Вот, вот когда Художественный театр мог бы и должен играть первую скрипку — в той прекрасной гармонии, которая вскоре раздастся на весь мир, а не вступать с этим пиликанием безволия, упадочности, ничегонеделания и личных скорбей. Мне обидно, что Театр потерял слух и не улавливает того, что сейчас нужно. Мы делаем глупость, играя «Праздник мира», но у нас ничего пока больше нет. А у вас ведь есть «Бранд», «Штокман», «Юлий Цезарь», «Гамлет». Почему они молчат, где они? Неужели не ясно, что они сейчас должны говорить? Дальше: художественная сторона. Боже мой, неужели не ясно и не видно Вам, Владимир Иванович, что исполнение актеров, в особенности старых, прекрасно, изумительно, — но архаично и не настолько даже, чтобы стать интересным. Сейчас в жизни все движет только страсть — одна страсть, а в «Иванове» все бесстрастны — они только прекрасно-печальны. Не время, не время сейчас для такого исполнения и таких изобразительных средств. А затем молодежь — как жестоко и ужасно вы режете (простите за вульгарность) их. Ужасно жестоко. Молодежь создана для того, чтобы гореть — Вы ее помещаете в банку с водой и заставляете там гореть: получается шипение, дым — и больше ничего. Ведь холодная вода для молодежи — образы прежних исполнителей, в тысячу раз лучшие. Темп и игра старых актеров, играющих рядом искуснее, но увереннее внешне, а потому бестрепетнее и холоднее, и, наконец, самые образы, которых ни один живой человек не может полюбить сейчас. Все это гибель, гибель для молодежи — и потому она в «Иванове» бесцветна, анемична и бледна.
{588} Наконец, Владимир Иванович, все мы сейчас, все русское общество, вся Россия — это женщина, носящая в утробе своей новую жизнь, ребенка, прекрасного будущего человека. Нельзя, нельзя нас сейчас пугать и показывать нам уродов и насекомых — это же пугает и нервит. Нельзя, это может повлиять на облик будущего ребенка. Он должен быть прекрасным, великим. И показывайте матери, носящей его, только прекрасное, только великое, только светлое. Тогда войдет в кровь ребенка через мать вся сила, крепость и красота будущего и нового. Владимир Иванович! А те, что будут ходить на спектакли, — Вы невольно, но прекрасно просто разагитируете их в пользу большевиков, вместо того, чтобы пробудить чувство правды, красоты и справедливости, что должны были бы сделать. Каждый скажет: браво, что большевики смели всю эту интеллигенцию, туда ей и дорога. И он будет прав. А разве Театр этого хочет или должен делать? Нет, нет, Владимир Иванович! Происходит роковая, ужасная ошибка, и не давайте ей развиться — не давайте. Моей любовью, любовью блудного сына к Театру я заклинаю Вас: верните и ведите Театр к возвышенному, романтическому репертуару и исполнению. У Вас для этого есть все‑ все, и Вам стоит только призвать всех по местам.
|
|
|
