 |
Серсея. Рыцарь королевы
|
|
|
|
Джон
Тормунда Великанью Смерть, невысокого ростом, боги наделили широкой грудью и объемистым чревом. За мощные легкие Манс‑ Разбойник прозвал его Трубящим в Рог и часто говорил, что от Тормундова смеха горы могут уронить свои снежные шапки, в гневе же он ревел что твой мамонт.
Сегодня Тормунд и ревел, и орал, и молотил кулаком по столу, переворачивая кувшины, и брызгал сладкой слюной – рог с медом лежал тут же, у него под рукой. Он обзывал Джона Сноу трусом, лжецом, перебежчиком, растреклятым поклонщиком, грабителем, вороной‑ падальщицей – и это еще мало для того, кто хочет поиметь вольный народ в задницу. Рог он дважды метал в голову Джона, предварительно опорожнив его. Джон, пропуская все это мимо ушей и не повышая голоса, держался стойко и ни пяди не уступал.
В конце концов, когда у шатра пролегли вечерние тени, Тормунд Великанья Смерть, Краснобай, Трубящий в Рог, Ледолом, Громовой Кулак, Медвежий Муж, Медовый Король Красных Палат, Собеседник Богов и Отец Тысяч, протянул Джону руку.
– Идет, да простят меня боги. Матери не простят, я знаю.
Джон хлопнул его по ладони, вспоминая слова присяги. «Я меч во тьме, я дозорный на стене, я огонь, разгоняющий холод, я свет, приносящий зарю, я рог, пробуждающий спящих, я щит, охраняющий царство людей». Для него следовало бы придумать другие слова: «Я страж, открывший ворота и впустивший врага». Джон многое бы отдал, чтобы наверняка знать, что поступает правильно, но он зашел уже слишком далеко и не мог повернуть назад.
– Уговор, – сказал он.
От рукопожатия у него едва не хрустнули кости. Сил у Тормунда вроде бы не убавилось и белая бородища не поредела, но лицо под ней порядком осунулось, и на румяных щеках прорезались глубокие борозды.
|
|
|
– Зря Манс тебя не убил, когда у него был такой случай. Золото и мальчишки – непомерная цена за жидкую кашицу. Куда девался тот славный паренек, которого я знал и любил?
«Его выбрали лордом‑ командующим».
– Говорят, что честная сделка делает несчастными обе стороны. Ну что – три дня?
– Если проживу столько. Мои люди наплюют на меня, узнав, о чем мы договорились. И твои вороны, насколько я их знаю, тоже подымут грай, а уж я‑ то их знаю. Столько вас, черных ублюдков, поубивал на своем веку, что и счет потерял.
– Южнее Стены я бы на твоем месте об этом помалкивал.
– Хар‑ р! – грохнул Тормунд – смех у него тоже остался прежним. – Это ты верно сказал – не то вороны заклюют меня до смерти. – Он огрел Джона по спине. – Переправив мой народец за твою Стену, мы с тобой разделим мясо и мед, а пока… – Тормунд снял и бросил Джону браслет с левой руки, потом с правой. – Вот тебе первый платеж. Мне они от отца достались, ему от деда. Теперь они твои, черный ты загребущий ублюдок.
На обручах из тяжелого старого золота были вырезаны руны Первых Людей. Тормунд никогда не снимал их, и они казались столь же неотъемлемой его частью, как борода.
– Браавосцы расплавят их в тигле. Возьми назад.
– Ну уж нет. Чтобы Тормунд Громовой Кулак вытряс из вольного народа все его золото, а свое оставил себе? Но кольцо с члена не отдам, шиш. Оно куда больше этих побрякушек, тебе на шею в самый раз будет.
– Ты не меняешься, – не сдержал смеха Джон.
– Еще как меняюсь. – Улыбка сошла с его лица, как снег летом. – Разве я теперь тот, каким был в Красных Палатах? Эти глаза видели слишком много смертей и кое‑ чего похуже. Сыны мои… – Горе исказило его черты. – Дормунда зарубили в бою под Стеной. Наскочил королевский рыцарь, ублюдок, мотыльки на щите… Я видел, как он замахнулся, да не успел: убил он моего мальчика. А Торвинд замерз, хилый был. Мы и не хватились еще, глядь – встает ночью, сам белый, а глаза синие. Мне самому пришлось управляться… Тяжело это, Джон. – Слезы блеснули на глазах Тормунда. – Что ж, что хворый, – он мой сынок был, любил я его.
|
|
|
– Мне жаль. – Джон опустил руку ему на плечо.
– С чего это? Тут‑ то ты ни при чем. На наших с тобой руках крови много, но в его смерти мы не повинны. И у меня остались еще двое крепких ребят.
– А дочь?
– Мунда… – Улыбка вернулась. – Взяла себе в мужья Рика Длинное Копье – веришь, нет? Парень думает больше членом, чем головой, но с девочкой хорошо обращается. «Обидишь ее, – сказал я ему, – я этот твой корешок оторву и отколочу им тебя, как дубинкой». Ладно, ступай назад, – сказал Тормунд, еще раз хватив Джона по спине. – Подумают еще, будто мы тебя съели.
– Итак, на рассвете, через три дня. Мальчики идут первыми.
– Сколько можно талдычить одно и то же, ворона? Как будто мы не уговорились с тобой. Мальчики первые, мамонты в Восточный Дозор. Ты предупреди там своих, а я позабочусь, чтобы все обошлось без драки и штурма треклятых ворот. Все чин чином: утка, то бишь я, впереди, утята за мной. Хар‑ р! – Тормунд встал, чтобы проводить Джона.
Небо было ясным. Солнце после двухнедельного отсутствия вернулось обратно, на юге мерцала голубая Стена. Старожилы Черного Замка говорят, что настроение у Стены меняется чаще, чем у безумного короля Эйериса или у женщины. В пасмурные дни она как белый утес, в лунные ночи черна как уголь, в метель – будто из снега вылеплена, а теперь сразу видать: ледяная. Сияет, вся в радугах, будто септонский кристалл, каждая трещинка высвечена. Под солнцем Стена прекрасна.
Старший сын Тормунда, Торегг Высокий, стоял рядом с лошадьми и беседовал с Кожаным. Его он превышал не более чем на дюйм, но отца перерос на фут. Гэрет‑ Конь, парень из Кротового городка, сидел у костра спиной к ним. Джон взял на переговоры только его да Кожаного. Большую охрану могли счесть признаком страха, и если бы Тормунд задумал недоброе, двадцать человек принесли бы не больше пользы, чем два. Телохранителей Джону заменял Призрак: лютоволк чуял врагов, даже когда они улыбались, но сейчас убежал куда‑ то. Джон, сняв перчатку, свистнул в два пальца.
|
|
|
– Призрак, ко мне!
Над головой захлопали крылья. Ворон Мормонта слетел с ветки старого дуба на седло Джона и заладил:
– Зерно, зерно.
– Ты тоже за мной увязался? – Джон хотел шугануть птицу, но вместо этого погладил ее.
– Сноу, – важно кивнул ворон.
Из леса показались Призрак и Вель, оба белые. Белые шерстяные бриджи девушки были заправлены в сапоги из выбеленной кожи, белый медвежий плащ скреплен белым чардревным ликом, под ним виднелся белый камзол с костяными застежками. Над всей этой белизной голубели ее глаза, золотилась темным медом коса и краснели щеки. Джон давно не видел столь красивого зрелища.
– Никак, волка моего хотела украсть? – спросил он.
– Почему бы и нет? Будь у каждой женщины лютоволк, мужчины вели бы себя куда лучше. Даже вороны.
– Хар‑ р! – раскатился Тормунд. – Лясы с ней не точи, лорд Сноу, для нас с тобой она чересчур востра. Хватай ее скорее и увози, пока Торегг тебя не обставил.
«Совсем молода и на вид приятна, – как говорил этот болван Акселл Флорент. – Высокая грудь, округлые бедра – создана, чтобы рожать здоровых детей». Верно, но достоинства Вель этим не ограничиваются. Она, не в пример разведчикам Ночного Дозора, сумела разыскать в Зачарованном лесу Тормунда. Годится в жены любому лорду, принцесса она или нет.
Что ж… Джон сам бросил факел и сжег этот мост.
– Я дал обет и потому уступаю Тореггу, – сказал он.
– Она не против – верно ведь, девочка?
– Добро пожаловать ко мне в постель, лорд Ворона. – Вель похлопала длинный костяной нож у себя на бедре. – Станешь евнухом – обет легче соблюдать будет.
– Хар‑ р! Слыхал, Торегг? Держись от нее подальше. У меня уже есть дочурка, больше не надо. – Тормунд, смеясь и тряся головой, ушел обратно в шатер.
Пока Джон почесывал Призрака, Торегг подвел девушке коня, того самого, которого дал ей Малли: серого, косматого, слепого на один глаз.
– Как там уродец? – спросила Вель, направив его к Стене.
– Вырос в два раза против прежнего и орет втрое громче. В Восточном Дозоре слыхать, когда сиську просит. – Джон тоже сел на коня.
|
|
|
– Я привела тебе Тормунда, как обещала. Что дальше? Возвращаться в свою тюрьму?
– Твоя старая тюрьма занята: в Королевской башне разместилась королева Селиса с двором и челядью. Помнишь башню Хардина?
– Это которая вот‑ вот рухнет?
– Рухнуть она уже сто лет собирается. Я приготовил для тебя ее верх, миледи: места там больше, чем в Королевской, хотя и не так удобно.
– Удобствам я предпочитаю свободу.
– Ты можешь ходить по всему замку, но освободить тебя из плена не в моей власти. Нежеланные гости не станут тебя беспокоить: башню охраняют не люди королевы, а мои братья, и внизу спит Вун‑ Вун.
– Великан‑ телохранитель? Таким даже Далла не могла похвалиться.
Одичалые Тормунда смотрели на них из своих шалашей. На каждого боеспособного мужчину приходились по три женщины и по трое детей, заморышей с большими глазищами. Когда Манс‑ Разбойник повел вольный народ к Стене, люди гнали перед собой большие стада коз, овец и свиней, но теперь из живности остались одни только мамонты. Не будь они такими огромными и свирепыми, их бы тоже забили на мясо, можно не сомневаться.
Болезни людей Тормунда также не миновали, что крайне беспокоило Джона. Если эти так захирели, что же сталось с другими, ушедшими с Матерью Кротихой в Суровый Дом? Коттер Пайк скоро доберется туда, если ветер будет благоприятным. Может, он уже и в обратный путь вышел с вольными людьми на борту.
– Как вы поладили с Тормундом? – спросила Вель.
– Задай мне тот же вопрос через год: самое трудное впереди. Боюсь, что каша, которую я заварил, моим людям не придется по вкусу.
– Если хочешь, я помогу.
– Ты уже помогла. Привела сюда Тормунда.
– Я способна на большее.
Почему бы и нет? Они все считают ее принцессой, да и она вошла в роль – верхом ездит, будто отродясь это делала. Принцесса‑ воительница, не какая‑ нибудь фитюлька, что сидит в башне, расчесывает косы и ждет рыцаря‑ избавителя.
– Мне нужно уведомить о нашем соглашении королеву – могу и тебя ей представить, если ты согласна склонить колено. – Только так: ее величество, прежде чем сообщать ей такую новость, следует ублажить.
– А смеяться при этом можно?
– Нельзя. Это тебе не игрушки. Наши народы разделяет река крови, широкая и глубокая. Станнис Баратеон – один из немногих, кто согласен допустить в страну одичалых, и мне необходима поддержка его королевы.
– Даю тебе слово, Джон Сноу, – посерьезнела Вель, – что разыграю образцовую принцессу одичалых перед твоей королевой.
Она не была его королевой, и он не мог дождаться, когда она соизволит отбыть, прихватив с собой, по милости богов, Мелисандру.
|
|
|
Остаток пути они проделали молча. Призрак бежал за ними, ворон проводил их до ворот и улетел ввысь. Гэрет с факелом первый вошел в ледяной туннель.
На той стороне ждала кучка братьев, в том числе Ульмер из Королевского леса.
– Можно узнать, милорд, что у нас впереди? – спросил от имени остальных старый лучник. – Мир или кровь?
– Мир, – сказал Джон. – Через три дня Тормунд Великанья Смерть приведет свой народ к нам за Стену – как друзей, а не как врагов. Некоторые из них вступят в наши ряды. Возвращайтесь к своим обязанностям и подумайте, как оказать им радушный прием. – Джон передал коня Атласу. – Мне нужно повидать королеву, – Селиса сочтет себя оскорбленной, если он тотчас не явится к ней, – а после засяду письма писать. Приготовь пергамент, перья, мейстеровы чернила и вызови ко мне Мурша, Ярвика, септона Селладора и Клидаса. – Селладор придет под хмельком, Клидас – плохая замена старому мейстеру, но до возвращения Сэма придется обойтись тем, что есть под рукой. – Северян, Флинта и Норри, тоже зови – и ты, Кожаный, приходи.
– Хобб печет пироги с луком, – доложил Атлас. – Может, вы все отужинаете вместе?
– Нет, – подумав, ответил Джон. – Пусть на закате поднимутся на вершину Стены. Прошу, миледи. – Он предложил руку Вель.
– Лорд Ворона приказывает, пленница повинуется, – весело сказала она. – Грозная, должно быть, у вас королева, если у взрослых мужчин при ней поджилки трясутся. Может, мне кольчугу надеть? Этот наряд подарила мне Далла, не хотелось бы залить его кровью.
– Слова зримых ран не наносят, можешь не опасаться.
Между грудами грязного снега они пошли к Королевской башне.
– Говорят, у нее борода растет?
Джон не сдержал улыбки.
– Только усики. Жиденькие такие.
– Жаль.
Селиса Баратеон, вопреки всем разговорам о собственном замке, не спешила покинуть благоустроенный Черный Замок ради мрачной Твердыни Ночи. Ее, разумеется, охраняли – четверо человек у дверей, двое на лестнице и двое внутри. Командовал караулом сир Патрек с Королевской Горы – весь в синих, белых и серебристых тонах, с россыпью пятиконечных звезд на плаще. Будучи представленным Вель, он упал на одно колено и поцеловал ее руку в белой перчатке.
– О вашей красоте, принцесса, я наслышан от королевы, но вы еще прекраснее, чем рисовало мне воображение.
– Странно, ведь королева меня в глаза не видала. Встаньте, сир поклонщик. Ну же. – Вель потрепала рыцаря по голове, как собаку.
Джон, из последних сил перебарывая смех, сказал рыцарю, что они просят аудиенции. Сир Патрек послал наверх одного из гвардейцев испросить королевского позволения и заявил, что волк останется здесь.
Джона это не удивило – зверь пугал королеву не меньше, чем Вун Вег Вун Дар Вун.
– Жди меня здесь, Призрак.
Ее величество шила у очага. Ее дурак плясал под одному ему слышную музыку, позванивая рогатой шапкой.
– А вот и ворона, – вскричал он. – На дне морском вороны белы, как снег, уж я‑ то знаю.
Принцесса Ширен сидела на подоконнике, пряча под капюшоном обезображенное серой хворью лицо. Леди Мелисандра отсутствовала – и на том спасибо. Разговора с ней Джону не избежать, но вести его лучше без королевы.
– Ваше величество. – Джон преклонил колено, Вель сделала то же самое.
– Можете встать, – сказала Селиса, отложив свое рукоделие.
– Позвольте представить вашему величеству леди Вель, сестру Даллы, которая была…
– Матерью крикуна, не дающего нам спать по ночам. Я знаю, кто она такая, лорд Сноу. Ваше счастье, что она вернулась до прибытия моего мужа и короля, иначе вам пришлось бы несладко.
– Вы принцесса одичалых? – спросила Ширен.
– Можно и так сказать. Моя сестра, умершая в родах, была женой Манса‑ Разбойника, Короля за Стеной.
– Я тоже принцесса, – сказала девочка, – только у меня нет сестры, а кузен уплыл за море. Он бастард, но мы с ним дружили.
– Право же, Ширен, – упрекнула ее королева. – Лорд‑ командующий пришел не затем, чтобы слушать твои истории о побочных отпрысках Роберта. Пестряк, проводи принцессу в ее комнату, будь так добр.
– За мной, за мной, за мной на дно морское, – запел дурак и увел Ширен, подскакивая.
– Вождь вольного народа согласился на мои условия, ваше величество.
Королева едва заметно кивнула.
– Дать этим дикарям пристанище было всегдашним желанием моего лорда‑ мужа. Соблюдая королевский мир и законы, они могут жить спокойно на нашей земле. Говорят, они привели с собой других великанов?
– Около двухсот, ваше величество, – ответила Вель. – И больше восьмидесяти мамонтов.
– Ужасные создания, – вздрогнув, проронила Селиса. Джон не совсем понял, к кому это относится – к мамонтам или к великанам. – Впрочем, они могут пригодиться моему лорду‑ мужу в сражениях.
– Да, ваше величество, но для наших ворот мамонты чересчур велики.
– Разве ворота нельзя расширить?
– Едва ли это благоразумно, ваше величество.
– Вам лучше знать, – фыркнула королева. – Где же вы намерены поселить этих новых? Кротовый городок, конечно, всех не вместит… сколько их, вы сказали?
– Четыре тысячи, ваше величество. Они поселятся в заброшенных замках и будут вместе с нами защищать Стену.
– В Восточном Дозоре мне говорили, что эти замки просто развалины, груды камня. Обиталища пауков и крыс.
«Пауки давно уже вымерзли, – поправил мысленно Джон, – а крысы грядущей зимой пойдут в пищу».
– Это верно, ваше величество, но жить можно даже в руинах. Вольный народ идет на это, чтобы укрыться за Стеной от Иных.
– Вы хорошо все обдумали, лорд Сноу. Уверена, что король Станнис, вернувшись с победой, похвалит вас.
«Если вернется вообще, с победой или без оной».
– Сначала они, разумеется, должны будут признать Станниса своим королем и Рглора – своим богом.
Вот оно. Столкнулись лбами в узком проходе.
– Прошу прощения, ваше величество, но так мы с ними не договаривались.
– Прискорбное упущение. – Всякий намек на тепло исчез из голоса королевы.
– Вольный народ не становится на колени, – сказала Вель.
– Значит, его нужно поставить силой.
– Если ваше величество это сделает, они поднимутся при первой возможности – с мечами в руках.
Губы королевы сжались, подбородок дрогнул.
– Вашу наглость можно извинить лишь тем, что вы одичалая. Вам нужен муж, который поучит вас вежливости. Я не могу одобрить этого, лорд‑ командующий, как не одобрит и король, мой супруг. Оба мы знаем, что я не могу помешать вам открыть ворота, но перед королем, когда он вернется с войны, вам придется держать ответ. Советую вам подумать как следует.
– Ваше величество… – Джон опять преклонил колено, но Вель его примеру на этот раз не последовала. – Я сделал то, что посчитал наилучшим, и сожалею, что королева осталась мной недовольна. Можем ли мы удалиться?
– Идите.
– Насчет бороды ты соврал, – заявила Вель, когда они отошли от башни. – Волос у нее на подбородке больше, чем у меня между ног. А на лице ее дочки…
– Серая хворь.
– У нас это называется серой смертью.
– Дети от нее не всегда умирают.
– К северу от Стены – всегда. Им дают болиголов, а нож и подушка еще надежнее. На месте матери я давно бы даровала бедной девочке последнее милосердие.
Такую Вель Джон видел впервые.
– Принцесса Ширен – единственное дитя королевы.
– Остается лишь пожалеть их обеих. Дитя отмечено скверной.
– Если Станнис выиграет войну, Ширен станет наследницей Железного Трона.
– Мне жаль ваши Семь Королевств.
– Мейстеры говорят, что серая хворь не…
– Мало ли что они говорят. Спроси лесную ведьму, если хочешь знать правду. Серая смерть засыпает, но потом просыпается. Это дитя отмечено!
– По‑ моему, она славная девочка. Откуда ты можешь знать…
– Оттуда. Это ты ничего не знаешь, Джон Сноу. Надо убрать из башни уродца вместе с кормилицами! Нельзя оставлять его рядом с мертвой.
– Она живая.
– Мертвая! Ее мать не видит этого, и ты тоже, но это так. – Вель ушла вперед и вернулась обратно. – Я привела тебе Тормунда – отдай мне уродца.
– Ладно, попробую.
– Уж постарайся. Ты мой должник, Джон Сноу.
«Да нет же, – думал он, глядя вслед уходящей Вель. – Она ошибается. Серая хворь не всегда убивает детей».
Призрак опять убежал куда‑ то, солнце стояло низко. Сейчас бы чашу подогретого вина, а лучше две чаши, но с этим придется повременить. Впереди встреча с самым страшным врагом: с братьями Ночного Дозора.
Джон поднялся наверх вместе с Кожаным, который дожидался его у клети. Чем выше, тем крепче делался ветер: на пятидесяти футах тяжелая клеть стала раскачиваться и чиркать о Стену, состругивая блестящие на солнце частицы льда. Самые высокие башни замка остались внизу. На четырехстах футах ветер отрастил зубы и начал рвать черный плащ Джона, на семистах прогрыз насквозь его самого. «Это моя Стена, – напоминал себе Джон, – и останется моей по крайней мере еще на два дня».
Он соскочил из клети на лед, поблагодарил крутивших ворот людей, кивнул часовым с копьями. Оба надвинули капюшоны до самых глаз, но Джон узнал Тая по длинному хвосту черных волос на спине, а Оуэна – по колбасе, засунутой в ножны. Он бы и без этих примет узнал их, по одной стойке. Лорд должен знать своих людей как собственные пять пальцев, учил их с Роббом отец.
На той стороне Стены простиралось поле, где полегло войско Манса‑ Разбойника. «Где‑ то он теперь, отыскал ли тебя, сестричка? Или ты была лишь предлогом, чтобы я его отпустил? »
Джон уже целую вечность не видел Арью. Какая она теперь, узнает ли он свою надоеду? Сохранила ли она маленький меч, который Миккен выковал ей по его, Джона, просьбе? «Коли острым концом», – сказал Джон, вручая сестре свой подарок. Совет в самый раз для брачной ночи, если слухи о Рамси Сноу правдивы хотя бы наполовину. «Приведи ее домой, Манс. Я спас твоего сына от Мелисандры и собираюсь спасти еще четыре тысячи вольных людей – выплати мне этот долг одной маленькой девочкой».
В Зачарованном лесу копились густые тени. Западный небосклон еще пылал заревом, на восточном проглядывали первые звезды. Джон согнул и разогнул пальцы правой руки, вспоминая тех, кого потерял. «Глупый толстяк Сэм, с чего тебе вздумалось подстроить эту штуку с моими выборами? У лорда‑ командующего не бывает друзей».
– Лорд Сноу, клеть поднимается, – сказал Кожаный.
– Слышу. – Джон отошел от края Стены.
Первыми прибыли клановые вожди Флинт и Норри в мехах и железе. Хлипкий, но прыткий Норри походил на старого лиса; Торген Флинт, ниже его на полголовы, но вдвое тяжелее на вид, ковылял по льду, опираясь громадными ручищами на терновую трость. Следом поочередно поднялись Боуэн Мурш в медвежьей дохе, Отелл Ярвик и септон Селладор – пьяненький, разумеется.
– Прогуляемся, – предложил Джон. Все двинулись по дорожке из битого камня на запад, к заходящему солнцу. – Вы знаете, зачем я собрал вас, – сказал Джон ярдах в пятидесяти от обогревательной будки. – Через три дня на рассвете ворота откроются, и в них пройдет Тормунд со своими людьми. Нужно хорошо подготовиться.
После довольно продолжительного молчания Отелл Ярвик сказал:
– Их будет много, лорд‑ командующий…
– Четыре тысячи, по словам Тормунда. Четыре тысячи истощенных, голодных людей.
– Скорей уж три, если судить по кострам, – заметил дошлый счетовод Мурш. – И вдвое больше в Суровом Доме. И большой стан в горах за Сумеречной Башней, согласно донесениям сира Денниса…
– Тормунд говорит, что Плакальщик хочет снова штурмовать Мост Черепов, – подтвердил Джон.
Старый Гранат потрогал шрам, полученный при защите упомянутого моста.
– Уж не хочет ли лорд‑ командующий пропустить за Стену и этого демона?
– Не хотелось бы. – Джон не забыл подброшенные Плакальщиком головы с кровавыми дырами вместо глаз. Черный Джек Бульвер, Волосатый Хел, Гарт Серое Перо. Он не может за них отомстить, но их имен не забудет. – Не хотелось бы, однако придется. Не годится нам выбирать, кого из них пропустить, а кого оставить. Мир объявлен для всех.
Норри, отхаркнувшись, плюнул.
– Все равно что с волками да вороньем мир заключать.
– В моих темницах куда как мирно, – подхватил Флинт. – Плакальщику там самое место.
– Сколько наших разведчиков убил Плакальщик? – сказал Ярвик. – Сколько женщин похитил, изнасиловал и убил?
– В одном моем клане трое таких, – ответил Флинт. – Одних девушек он забирает, другим выкалывает глаза.
– Человеку, надевшему черное, прощаются все преступления, – напомнил им Джон. – Если мы хотим, чтобы вольный народ сражался за нас, их придется простить точно так же, как лиходеев из Семи Королевств.
– Плакальщика нельзя допускать к присяге, – упорствовал Ярвик. – Даже его соратники не доверяют ему.
– Использовать человека можно, и не веря ему. – Как бы иначе Джон командовал ими всеми? – От Плакальщика тоже может быть польза. Кто знает дикий край лучше, чем одичалый? Кто знает нашего врага лучше, чем тот, кто сражался с ним?
– Он только и способен, что убивать и насиловать.
– В одной только шайке Тормунда одичалых втрое больше, чем нас, – сказал Мурш. – Если добавить к ним отряд Плакальщика и людей из Сурового Дома, они смогут расправиться с Ночным Дозором за одну ночь.
– Одним числом войн не выигрывают. Видели бы вы их: половина – ходячие мертвецы.
– Я, милорд, предпочел бы лежачих, – заявил Ярвик.
– Мало ли, что бы вы предпочли. – Голос Джона не уступал холодом ветру. – У них в лагере сотни детей… Может быть, тысячи. И женщины.
– Копьеносицы.
– Да, и такие есть. А также матери, бабки, девицы и вдовы. Вы их всех готовы обречь на смерть?
– Не ссорьтесь, братья, – вставил септон. – Станем на колени и помолимся Старице, чтобы указала нам путь.
– Где думаете селить своих одичалых, лорд Сноу? – осведомился Норри. – Надеюсь, не на моих землях?
– Вот‑ вот, – подхватил Флинт. – Хочешь населить ими Дар – твое дело, но если кто ко мне сунется, пришлю тебе головы. Зима близко, и лишние рты ни к чему.
– Одичалые останутся на Стене, – заверил их Джон, – в наших замках. – Дозор уже поставил гарнизоны в Ледовом Пороге, Бочонке, Собольем, Сером Дозоре и Глубоком Озере, но десять замков оставались пустыми. – В одном из них поселим семейных, сирот младше десяти лет, вдов, старух и других женщин, не желающих воевать. Копьеносиц отправим в Бочонок к сестрам, холостых парней раскидаем по другим крепостям. Давшие присягу будут служить здесь, в Сумеречной Башне и Восточном Дозоре. Тормунду дам что поближе – Дубовый Щит.
– Они прикончат нас не мечами, так ртами, – вздохнул Боуэн Мурш. – Как вы намерены прокормить такую орду, лорд‑ командующий?
Джон предвидел этот вопрос.
– В этом нам поможет Восточный Дозор. Провизию будем доставлять морем, сколько потребуется. С речных и штормовых земель, из Долины Аррен, с Простора, из Дорна и Вольных Городов.
– А платить чем будете, позвольте спросить?
«Золотом из Железного банка Браавоса». Джон, впрочем, ответил иначе:
– Я оставляю вольному народу меха и шкуры – зиму без них не прожить. Все остальное они обязаны сдать: золото, серебро, янтарь, драгоценные камни, резную кость. Мы продадим это за Узким морем.
– Экое богатство, – съехидничал Норри. – На бушель ячменя хватит, а то и на два.
– Почему бы им и оружие не сдать тоже, милорд? – спросил Клидас.
– А с общим врагом мы голыми руками воевать будем? – засмеялся Кожаный. – Снежками кидать в упырей, палками бить их?
«Вы и бьетесь палками большей частью», – подумал Джон. Дубины, колья, каменные топоры, ножи из кости и драконова стекла – вот чем вооружены одичалые, а защищают их плетеные щиты, костяные доспехи да вареная кожа. Тенны обрабатывают бронзу, и лишь разбойники вроде Плакальщика могут похвалиться снятой с убитых сталью, помятой и заржавелой.
– Тормунд по доброй воле разоружаться не станет. Он не Плакальщик, но при этом не трус. Потребуй я этого, без крови не обошлось бы.
Норри потеребил бороду.
– Поселить одичалых в пустых замках – дело нехитрое, но что им помешает сбежать оттуда на юг, в тепло?
– Известно что: наши земли, – ответил Флинт.
– Я взял с Тормунда клятву служить нам здесь до весны. Плакальщик и другие вожди поклянутся в том же, иначе мы их не пропустим.
– Они не сдержат клятвы, – покачал головой Флинт.
– На слово Плакальщика нельзя полагаться, – сказал Отелл Ярвик.
– Они безбожные дикари, – присовокупил Селладор. – Даже на юге знают, что одичалые – предатели по природе своей.
– Помните битву там внизу? – вступил в разговор Кожаный. – Я дрался на другой стороне, не забыли? Теперь я ношу вашу черную шерсть и учу ваших ребят убивать. Перебежчиком меня еще можно назвать, но на дикаря не согласен: вы, вороны, такие же дикие, как и я. И боги у нас есть – те же, что в Винтерфелле.
– Боги Севера, которым поклонялись еще до постройки Стены, – вставил Джон. – Тормунд клялся ими и сдержит слово. Я его знаю не хуже, чем Манса‑ Разбойника: немало лиг прошел вместе с ними.
– Мы помним, – заверил лорд‑ стюард.
«Да, уж ты‑ то наверняка не забыл».
– Манс‑ Разбойник тоже дал клятву, – продолжал Мурш. – Не носить короны, не брать жены и не быть отцом. Затем он сменил один плащ на другой, сделал все, от чего отрекался, и повел на юг преогромное войско, остатки которого бродят за Стеной и теперь.
– Жалкие остатки.
– Сломанный меч можно перековать, и убить им тоже нетрудно.
– У вольного народа нет законов и лордов, но детей своих они любят не меньше нашего, – сказал Джон. – С этим‑ то вы согласны?
– Мы опасаемся не детей, а отцов.
– Я тоже – потому и беру заложников. – Они принимают его за доверчивого дурачка или за одичалого, но скоро убедятся в обратном. – Сто мальчиков от восьми до шестнадцати лет. По сыну от каждого вождя, прочие тянут жребий. Они освободят наших братьев от обязанностей пажей и оруженосцев. Некоторые, возможно, в будущем решат надеть черное – на свете и не такое бывало, – другие же останутся в заложниках, обеспечивая верность своих отцов.
– И Тормунд согласился на это? – недоверчиво спросил Норри.
«Либо так, либо его люди перемрут все до единого».
– Он сказал, что цена непомерная, но готов ее уплатить.
– Не такая уж непомерная. – Флинт стукнул по льду своей палкой. – Винтерфелл тоже брал наших мальчишек в воспитанники, то есть в заложники, и ничего худого с ними не сделалось.
– Ну, это положим, – сказал Норри. – Те, чьи отцы вызывали гнев Королей Зимы, становились короче на голову. Скажи‑ ка, парень: если кто‑ то из твоих одичалых друзей изменит, хватит ли у тебя духу сделать, что должно?
«Спроси об этом Яноса Слинта».
– Не думаю, что Тормунду захочется узнать это на собственном опыте. Для вас я зеленый юнец, лорд Норри, но моим отцом был, как‑ никак, Эддард Старк.
Лорда‑ стюарда, однако, и это не убедило.
– Вы говорите, что они будут служить оруженосцами, лорд‑ командующий. Стало быть, и оружие им в руки дадут?
– Нет! – вспылил Джон. – Посадим их кружева пришивать к панталончикам! Разумеется, они будут учиться владеть оружием. А также сбивать масло, рубить дрова, чистить конюшни, выносить ночные горшки и быть у нас на посылках.
Мурш побагровел еще пуще.
– Простите мою прямоту, лорд‑ командующий, но финтить я не стану. Ваш замысел – не что иное, как государственная измена. Восемь тысячелетий люди Ночного Дозора обороняли Стену от одичалых, а вы намерены пропустить их сюда, дать им приют в наших замках, кормить их, одевать и учить боевым ремеслам. Должен ли я напомнить вам слова нашей присяги, лорд Сноу?
– Нет нужды – могу повторить хоть сейчас. «Я меч во тьме, я дозорный на стене, я свет, приносящий зарю, я рог, пробуждающий спящих, я щит, охраняющий царство людей». Вы произносили те же слова, давая присягу?
– Как хорошо известно лорду‑ командующему.
– Уверены, что я ничего не забыл? Не говорилось ли там о королевских законах и не клялись ли мы защищать каждую пядь королевской земли и цепляться за каждый разрушенный замок? – Ответа Джон не дождался. – «Щит, охраняющий царство людей». Вы не считаете одичалых людьми, милорд?
Мурш, у которого теперь покраснела и шея, открыл рот и снова закрыл.
День угасал. Трещины на Стене из огненных жилок преобразились в струйки черного льда. Леди Мелисандра внизу должна уже зажечь свой костер и просить Владыку Света защитить своих верных, ибо ночь темна и полна ужасов.
– Зима близко, – сказал Джон, прервав затянувшееся молчание, – а с ней придут Белые Ходоки. Стена построена для того, чтобы сдерживать их, но без людей она никого не сдержит. Диспут окончен: нам перед тем, как открыть ворота, предстоит сделать многое. Люди Тормунда нуждаются в одежде, еде и приюте, а кое‑ кто и в лечении. Этим займешься ты, Клидас – спаси всех, кого сможешь.
Клидас моргнул розовыми глазами.
– Приложу все старания, Джон… милорд.
– Все повозки, которые у нас есть, понадобятся для перевозки вольных людей в их новые жилища. Позаботьтесь об этом, Отелл.
– Слушаюсь, лорд‑ командующий, – с гримасой ответил Ярвик.
– Вам, лорд Боуэн, поручается сбор ценностей: золота, серебра, янтаря, браслетов, ожерелий и прочего. Разберите все это, сосчитайте и отправьте в Восточный Дозор.
– Будет исполнено, лорд Сноу.
«Лед, – думал Джон. – Кинжалы во тьме. Застывшая на морозе кровь и нагая сталь». Пальцы его правой руки согнулись и разогнулись. Ветер крепчал.
Серсея
Каждая ночь казалась ей холоднее предыдущей. В камере не было ни очага, ни жаровни, а высоко расположенное окошко – ни выглянуть, ни протиснуться – холод пропускало как нельзя лучше. Первую тюремную рубаху Серсея порвала и потребовала, чтобы ей вернули собственную одежду, но ее так и оставили голой. Вторую рубаху она натянула мигом и сквозь зубы выговорила: «Спасибо».
Окно пропускало также и звуки. Только по ним королева и догадывалась, что происходит в городе: септы, приносившие ей еду, молчали как рыбы.
Чтоб им пусто было! Джейме непременно придет за ней, но как она узнает, что он приехал? Лишь бы у него хватило ума не опережать свою армию: ему понадобится много мечей, чтобы разогнать орду Честных Бедняков, взявших в кольцо Великую Септу. Она то и дело спрашивала о брате и о сире Лорасе, но тюремщицы как воды в рот набрали. Рыцарь Цветов, согласно полученным еще до ареста сведениям, умирал от ран на Драконьем Камне – пусть бы издох поскорее. С его смертью освободится место в Королевской Гвардии, и это может ее спасти.
После единственного посещения лорда Квиберна весь ее мир составляли три благочестивые септы: мужеподобная Юнелла с мозолистыми ручищами, Моэлла с вечно подозрительными глазками на остром как топорик лице и коренастая, оливково‑ смуглая Сколерия с тяжелой грудью и неотступным душком прокисшего молока. Они приносили ей воду, еду, выносили судно и время от времени забирали стирать рубаху, предоставляя узнице кутаться в одеяло. Иногда Сколерия читала ей Семиконечную Звезду или молитвенник – лишь в таких случаях Серсея и слышала человеческий голос.
Этих женщин она ненавидела почти так же, как мужчин, изменивших ей.
Ложные друзья, неверные слуги, любовники с лживыми клятвами на устах, даже собственные родичи – все покинули ее в час нужды. Осни Кеттлблэк, не выдержав кнута, разболтал его воробейству то, что должен был унести в могилу. Его братья, взятые королевой с улицы, палец о палец не ударили ради нее. Аурин Уотерс, ее адмирал, увел в море военный флот, построенный ею для него. Ортон Мерривезер сбежал к себе в Длинный Стол вместе с женой Таэной, единственным другом Серсеи в эти страшные времена. Харис Свифт и великий мейстер Пицель предлагают ее королевство тем самым людям, которые умышляли отнять его у Серсеи. Меррин Трант и Борос Блаунт, поклявшиеся ее защищать, непонятно куда подевались. Кузен Лансель, клявшийся ей в любви, примкнул к ее обвинителям; дядя еще раньше отказался занять пост десницы, а Джейме…
Нет. Нет. В него она верит. Он явится сразу, как только узнает, что она попала в беду. «Приезжай немедля, – писала она ему. – Спаси меня. Ты нужен мне, как никогда прежде. Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Приезжай». Квиберн клятвенно обещал отправить письмо в речные земли, куда ее брат ушел с войском, – обещал и больше к ней не пришел. Может быть, он убит, и голова его насажена на пику над Замковыми воротами. Или засел в подземельях Красного Замка, так и не отправив письмо. Королева сто раз о нем спрашивала, и ни слова в ответ. О Джейме тоже ни слуху ни духу.
«Ничего, – сказала она себе. – Скоро он будет здесь, и его воробейство со своими суками запоет по‑ другому».
Мерзко, однако, чувствовать себя столь беспомощной.
Она не раз угрожала им, но они и ухом не повели. Приказывала – что об стенку горох. Взывала как женщина к женщинам, но септы, как видно, отрекаются от своей женственности, когда приносят обет. Пробовала слушаться их и говорить с ними ласково – все напрасно. Обещала им золото, почести, места при дворе, но посулы, как и угрозы, пропали втуне.
О молитвах и говорить нечего. Хотят, чтобы она молилась, – пожалуйста! Дочь Ланнистеров опускалась на колени, как обычная потаскушка, и молилась об избавлении и о Джейме. Вслух просила богов защитить невиновную, про себя – послать ее мучителям скорую
|
|
|
