 |
Первая революция 1905 г. 5 страница
|
|
|
|
Вокруг этих задач должна главным образом вестись агитация и пропаганда. Вопросам организации производства, трудовой повинности, охраны труда, способов увеличения производительности труда и т. д. должно быть посвящено главное место и на «Страничках работниц». Одновременно должна быть усилена связь отделов с профсоюзами для вовлечения работниц в организацию производства и для усиления производительности труда во всех областях народного хозяйства. На обязанности отделов лежит также забота о том, чтобы дать женщинам возможность перейти на квалифицированный труд, для чего необходимо тесное сотрудничество отделов с Главпрофобром.
Но именно потому, что работницы и крестьянки насущно заинтересованы в том, чтобы поднять производительные силы страны целесообразной организацией и использованием труда каждого гражданина и гражданки Советской Республики, необходимо, чтобы отделы направили своё внимание на то, как поставить женщину в такие условия существования, при которых она может проявить максимум своей трудовой энергии. Отсюда вытекает ряд практических начинаний отделов. Чтобы женщина могла отдавать себя общественно полезному труду, надо разгрузить её от домашнего хозяйства и от пережитой системы единоличного потребления. Перед отделами встаёт вопрос о привлечении широких масс работниц к налаживанию производственного дела путём заготовок, правильного распределения, развития общественного питания не только в городе, но и в деревне, разрешение жилищного вопроса, организацией домов‑ коммун и т. д.
Использование женских сил для возрождения народного хозяйства немыслимо без одновременной защиты и широкой охраны материнства и младенчества. Задача обеспечения и охраны материнства приобретает значение первенствующей важности. Забота отделов поставить её перед советскими и партийными органами, добиться признания её ударного значения. Участие женщин на обоих фронтах – трудовом и красном – разбивает последние предрассудки, питавшие неравенство полов. Поэтому в число ближайших задач отделов входит также вовлечение женщин в военное дело через Всевобуч. Посылка работниц и крестьянок на специальные военные курсы (служба связи, хозяйственно‑ административные и т. д. ) должна входить в сферу деятельности отделов.
|
|
|
Первенствующее значение приобретает в настоящее время работа среди крестьянок. В этой области отделами сделано крайне мало. Но подход к крестьянке возможен и её, быть может, скорее, чем крестьянина, удастся завоевать коммунистам, если умело доказать ей на опыте, что её раскрепощение всецело зависит от перехода единоличного хозяйства к общественному производству, к коллективному потреблению.
Мы вступаем сейчас в период усиленного строительства нашей жизни на новых началах. Перед отделами вырастают в соответствии с этим ещё три новые задачи. Первое – вовлечь в советское строительство женщин трудовой интеллигенции и конторского труда, завоевав наиболее революционную часть для коммунизма. Надо учесть перелом, какой происходит сейчас в интеллигенции по отношению к Советской власти, и понять, что равнодушие или враждебность советских работниц самым зловредным образом отражается на строительстве коммунизма. Отделы могут и должны умелым подходом и к этому слою женского населения пробудить их самостоятельность и заинтересовать в строительстве нового общества, увеличивая таким образом кадры полезных работников. Надо внушить и разъяснить этим женщинам, что только коммунизм освободит их от всех тех болезненных и будто бы неразрешимых проблем в области личной жизни, под тяжестью которых, уступая предрассудкам и устарелым традициям, до сих пор задыхаются женщины‑ интеллигентки.
|
|
|
Вторая новая задача отделов – помочь соответствующим партийным, советским и профессиональным органам поставить на должную высоту статистику, учёт женских трудовых сил, учёт числа организованных женщин как в партии, так и группирующихся вокруг отделов и состоящих в числе делегаток.
Третья [новая] задача – начать планомерную работу партии среди женщин Востока. В связи с этой задачей встаёт вопрос о созыве Ⅰ Всероссийского съезда женщин народностей Востока, назначенного на февраль.
Усилить связь отделов с международным рабочим движением также стоит на очереди. Надо и делиться своим опытом и помочь работницам буржуазно‑ капиталистических стран организовать свои силы для свержения капитализма и для завоевания власти пролетариатом. С этой целью Секретариат по работе среди женщин Коминтерна созывает съезд трудящихся женщин всего мира.
Если отделы сумеют выполнить намеченные здесь задачи, то они сделают громадное дело, полезное для всей партии и для целей мировой рабочей революции. Необходимо лишь, чтобы отделы ставили свою работу так, чтобы закреплять в женщинах твёрдое сознание, что не выполнение отдельных строительных задач, а лишь хозяйственная реорганизация общества на коммунистических началах окончательно и бесповоротно раскабалит женщину и спасёт её от всех невзгод и бед современного переходного времени. Остатки векового закрепощения женщины исчезнут лишь с победой коммунизма.
Ноябрь 1920 г.
Семья и коммунизм [133]
Будет ли существовать семья в коммунистическом обществе? Вопрос этот всё чаще и чаще встаёт перед вдумчивыми товарищами, которые учитывают великий сдвиг во всех областях жизни, совершающийся на наших глазах под влиянием рабочей революции; чтобы ответить на этот вопрос, надо прежде всего отдать себе отчёт, когда, при каких условиях семья бывает крепка, устойчива, жизненна и какова та деятельность, те функции, какие выпадают на её долю.
Ещё Фридрих Энгельс в своей книге «О происхождении семьи и государства»[134] указывал, что «чем меньше развит труд, чем ограниченнее его количество, чем беднее общество, тем сильнее господство полового союза». И положение это неоспоримо. Оно составляет частицу нашего общего коммунистического мировоззрения. Естественно, что в коммунизме, с его высокой производительностью богатств и его материальными благами, доступными на равных основаниях всем, как мужчине, так и женщине, семья перестанет служить тем материальным оплотом для женщины и тем убежищем от житейских забот для мужчины, каким она являлась в период господства капитала, частной собственности и индивидуального хозяйства.
|
|
|
Семья, в процессе исторического развития ступеней хозяйства, была крепка и устойчива тогда, когда на её долю выпадали производственные задачи. Семья была устойчива и жизненна в период докапиталистический при господстве натурального хозяйства, когда каждая отдельная семья представляла собою более или менее замкнутую хозяйственную ячейку, а из сумм этих разрозненных ячеек слагалось крайне несовершенное, гармонически не слитое и не централизованное народное хозяйство. При натуральном хозяйстве каждый отдельный человек постольку может рассчитывать на пользование материальными благами, поскольку он является членом семейно‑ хозяйственной ячейки. Вне семьи – он может рассчитывать либо на случайное подаяние, либо на редкую в то время оплату его особых трудовых навыков. В семье эпохи натурального хозяйства каждый член, претендующий на свою долю материальных богатств, созданных этой ячейкой, являлся одновременно и активным производителем этих богатств.
До наших дней дошли ещё остатки подобных семейно‑ хозяйственных союзов у крестьян отдалённых губерний, куда капитализм не успел ещё протянуть своих цепких лап. Семья – хозяйственно‑ родовой союз, была крепка, устойчива и жизненна в долгие тысячелетия господства родового быта.
Правда, семья родового быта не похожа была на привычную нам парную семью, а включала целый род, причём браки заключались между всеми членами рода, образовывая брачные группы, разделённые на поколения (позднее исключены были из сожительства братья и сёстры). Но всё же это была семья расширенно‑ родовая. Семья была сильна у племён и народов первобытной культуры, до перехода их к меновой торговле и к постепенному выделению ремёсел и промыслов из семейно‑ хозяйственных функций в самостоятельные отрасли народного хозяйства. В средние века, где уже ярко встаёт классовая группировка, семья ремесленника в городах, представителя цеха, в котором участвуют в качестве производителей все члены семьи, устойчива, жизнеспособна, в то время как семья помещика‑ феодала, не несущая никаких производственных функций, показывает все признаки разложения.
|
|
|
И сейчас, если где ещё держится крепкий семейный союз – то не в городе, а в деревне, в крестьянстве. Почему? Да именно потому, что крестьянская семья до сих пор оставалась семейно‑ хозяйственной ячейкой, выполняющей целый ряд хозяйственных обязанностей и добывающей для своих членов материальные блага, которых эти члены в пределах деревни ниоткуда не могли добыть. Крестьянская семья разлагалась повсюду, где в деревне проникала торговля, а с ней и капитал. Великая революция и, главное, переход нашей трудовой республики к новым формам коммунистического хозяйства значительно подрывают сейчас устойчивость семейных начал в деревне.
У пролетариата семья никогда не носила печати производственно‑ хозяйственного союза. Но пока в неё входил один из хозяйственных элементов – организация индивидуального потребления, семья пролетарского класса сохранила за собою известную устойчивость. Её членов спаивал определённый и общий хозяйственный интерес. Чем меньше в капиталистическом строе налажен был аппарат общественного потребления, доступный для масс, тем необходимее являлась семья как потребительско‑ хозяйственная ячейка. Роль её в городе суживалась по сравнению с производственными задачами крестьянской семьи, но всё же при капитализме и существовании индивидуальных хозяйств она являлась необходимой, входя в общий учёт хозяйственных функций капиталистического народного хозяйства.
В настоящий момент, когда в общий план народного хозяйства входит общественное питание как самостоятельная отрасль, вытесняющая индивидуальное потребление, за семьёй пролетариев не остаётся ни одной хозяйственной, т. е. ни одной скрепы, которая на протяжении веков создавала её устойчивость.
Но, скажут некоторые, пусть семья отмирает как хозяйственная ячейка, остаются же у ней другие обязанности, другие функции, которые могут обеспечить её жизнеспособность.
|
|
|
Какие функции? – Воспитание детей и их содержание? Эту обязанность уже сейчас постепенно перенимает трудовая республика. А других функций, работ за семьёй, как определённым выделенным союзом, не было и сейчас не предвидится.
Остаётся духовно‑ душевная связь. Но достаточная ли это скрепа, чтобы обеспечить семью от постепенного разложения по мере роста коллективистических начал в хозяйстве, в обиходе и даже в душевном укладе самого человека? Многих товарищей пугает совершающийся на наших глазах распад семьи. Самые смелые революционные дела и мысли, беспощадно разрушающие все хозяйственные и социальные устои прошлого, с робостью останавливаются перед вопросом о разложении семьи и стараются утешить себя иллюзией, что в коммунистической программе ничего нет о семье и что, значит, она может какими‑ нибудь окольными путями всё‑ таки просочиться и в коммунистический строй.
Товарищей, тоскующих о разложении семьи, приходится прежде всего спросить: о какой семье идёт речь? В каких формах мыслят они себе семью в коммунистическом обществе? Ведь форма семьи разнится на разных ступенях развития хозяйства, у разных народов и ещё резче – разных классов. Мы видим и сейчас ещё остатки крестьянской, так называемой большой семьи, где женатые сыновья группируются вокруг главы семьи – главного организатора хозяйства и где узы родства между братьями, сёстрами и кровными родственниками считаются более ценными, чем связь мужа и жены. Большая семья нужна была крестьянину для его хозяйственных нужд, и она существовала в России вплоть до революции во многих отдалённых губерниях и уездах. Здесь, в этой семье, дети – неотъемлемая принадлежность семьи. Здесь существует и «родительское право». Но, разумеется, когда наши товарищи говорят о семье в будущем, они мыслят семью городскую, пролетарскую, малую семью, какая осталась нам в наследство от индивидуально‑ капиталистического строя.
Как же мыслят себе защитники семьи её форму и содержание при коммунизме? Предполагают ли, что общественное питание будет существовать для холостых, но что, как только двое людей заключат брачный союз, они образовывают своё не экономичное индивидуальное хозяйство, со всеми его ложками, плошками и печными горшками, от которых мы так страстно сейчас стремимся разгрузить женщину? О детях говорить не приходится, так как самые ярые защитники семьи убеждаются на опыте в преимуществах социального воспитания. Но если себе представить семью, лишённую всякой заботы о детях и хозяйстве, то это перестаёт быть семьёй – это брачный союз, не имеющий никаких хозяйственных или социальных заданий и потому перестающий подлежать учёту, контролю и руководству со стороны коллектива, поскольку союз этот не угрожает здоровью всего общества.
Этот логический вывод приводит нас к совершенно новому подходу к брачным отношениям, заставляющим рассматривать брак не как социальное, а как частное дело. Учёту подлежит уже не брак сам по себе, а его результат – ребёнок, будущий желанный гражданин коллективистического общества, для которого уготовлена вся нежность, ласка и вдумчивая работа коллектива. Ту же заботу простирает коллектив и на мать, поскольку она является носительницей нового поколения.
Но если главные скрепы, связующие брак, делавшие его длительным и прочным, исчезнут, что же останется брачному союзу? Какие моменты будут определять брачное сожительство и будет ли это непременно «сожительство»?
Современному человеку, воспитанному в духе крайнего индивидуализма, обособленности, трудно представить себе картину будущих отношений людей в коллективистическом обществе, где скрепы между отдельным членом этого общества и всем коллективом, духовные, душевные, сердечные скрепы достигнут такой силы и глубины, о которых мы, бедные душой, индивидуалисты не умеем и мыслить. Что ищут сейчас в браке самые духовно‑ утончённые натуры? Спасения от душевного одиночества и холода среди моря чужих, замкнутых в себе людей, не находящих ни времени, ни сил на то, чтобы отозваться на душевный зов другого человека. Брак обещает этим ищущим, одиноким людям понимание и душевный отзвук, тем более что период влюблённости создаёт всегда обманутую иллюзию, что наконец‑ то найдена та вторая половина души, без которой жизнь была пуста и холодна. Но период влюблённости изживается, и изживается тем скорее, чем больше житейские будни вкрапливаются в отношения брачной пары, с их скучной прозой и нарушением иллюзий.
После него наступает обычно пора пустоты и взаимной внутренней неудовлетворённости. При буржуазном строе это душевное состояние супругов не вело ещё к расхождению, супруги «ради детей», во избежание «скандала» или просто из хозяйственных соображений до гробовой доски тянули свою брачную лямку. Но что заставит брачную пару в коммунистическом обществе, не связанную ни материальной зависимостью жены от мужа, ни хозяйственными соображениями, ни заботой о детях, длить свой изжитый духовно и душевно союз? Разумеется, ничто. Поэтому можно логически вывести, что брак при коммунизме не будет носить формы обязательно длительного союза. Разумеется, как мы это видим и сейчас, будут случаи, когда период пылкой влюблённости сменят у некоторых брачных пар растущие узы душевной созвучности, духовной гармонии. Брак в таком случае скуёт прочные узы глубокой, проникновенной дружбы и может стать длительным и прочным. Но и при таком браке будет ли перед нами форма семьи обязательного совместного сожительства. Нельзя ли представить себе наоборот, что духовное сродство будет тем прочнее, тем кристально чище и духовнее, чем меньше житейских мелочей, повседневности будут вторгаться в этот союз. Союз двух духовно, душевно и брачно‑ связанных людей, не только работающих каждый на своём поприще, но и живущих раздельно, в товарищеском общении с остальными членами коллектива, общества.
Изоляция брачной пары, воссоздание форм брачного сожительства современности вряд ли будет осуществимо в обществе, где победоносно будет царить принцип коллективизма и где свой небывалый расцвет получит общественность в её творчестве и достижении.
Точные формы и содержание брачного союза в будущем предсказать мы не можем. Это было бы утопией, фантазией, не подкреплённой наукой. Но достоверно одно, что прежним формам брака и семьи в будущем строе места не будет.
Есть основание предполагать, что раз брак станет делом частным, удовлетворяющим разнообразным склонностям гораздо более утончённого и духовно более многогранного, чем сейчас, человека, он будет варьировать, видоизменять свои формы и своё содержание в зависимости от склонности брачующейся пары. Одни браки будут длительны, другие краткосрочны, преходящи. В основу одного брачного союза ляжет душевное сродство, в основу другого – страсть, влюблённость, даже преходящее физическое влечение, которое перестанет рассматриваться как греховное начало, так как оно так же, как и брак, основанный на духовном начале, может дать обществу главное – нового, здорового члена коллектива.
Но какие бы начала ни легли в основу будущего брачного союза, бесспорным остаётся одно: ревности, чувству целиком воспитанному и взлелеянному духом частной собственности, в брачных отношениях будущего не будет места. Ревность вытеснит чуткое понимание сложных и тонких, именно в области чувств связанных с любовными эмоциями, понимание души другого и бережно‑ товарищеское отношение к лицу, с которым пережиты интимные радости любовного общения.
С ростом душевных и духовных богатств человека, постепенно научающегося подчинять себе материальные силы через разумную форму коммунистического хозяйства, будет расти и запас большой любви, которая не исчерпывается брачным общением. Рост дружески‑ духовных уз между всеми членами коллектива коммунистического общества даёт новое содержание и брачным союзам в их разнообразных формах и проявлениях. На месте изолированной семьи современности создаётся великая, трудовая семья, крепкая узами не родства, а общностью задач и интересов.
В этой кипуче‑ деловитой и творческой семье брачный союз отойдёт в область интимно‑ частных переживаний. Семейно‑ брачную изолированность нашего переходного времени победит утверждённый и победоносный коллектив.
Любовь и новая мораль [135]
В период начавшегося в 1910–1911 гг. в России охлаждения к проблемам пола появилось в Германии психосоциологическое исследование сексуального кризиса Греты Мейзель‑ Хесс[136].
Свежестью веет от книги, исканием правды проникнуто яркое, темпераментное изложение, в котором преломляется трепетная, много пережившая богатая женская душа. Мысли Мейзель‑ Хесс не новы – не новы в том смысле, что они реют в воздухе, что ими пропитана вся наша моральная атмосфера.
Каждый в тайне от других передумал, перестрадал проблемы, разбираемые ею, каждый мыслящий человек теми или иными путями пришёл к выводам, запечатлённым на страницах «Сексуального кризиса»; но по въевшемуся в нас лицемерию открыто мы всё ещё поклоняемся старому, мёртвому идолу – буржуазной морали. Заслуга Мейзель‑ Хесс та же, что и ребёнка в сказке Андерсена: она посмела со спокойным бесстрашием крикнуть обществу, что «на короле нет рубашки», что современная половая мораль – пустая фикция…
Подвергая последовательному анализу все три основные формы брачного общения между полами – легальный брак, свободный союз и проституцию, Мейзель‑ Хесс приходит к пессимистическому, но неизбежному выводу, что при капиталистическом строе все три формы одинаково засоряют и извращают человеческую душу, разбивая всякую надежду на длительное и прочное счастье, глубоко человеческое общение душ. При неизменном, стационарном состоянии психики человека из затяжного «сексуального кризиса» нет выхода.
Распахнуть заповедную дверь, ведущую на вольный воздух, на путь более любовных, более близких, а, следовательно, и более счастливых отношений между полами может лишь коренное изменение человеческой психики – обогащение её «любовной потенцией». Последнее же с неизбежной закономерностью требует коренного преобразования социально‑ экономических отношений, другими словами – перехода к коммунизму.
Каковы главные несовершенства, каковы теневые стороны легального брака? В основу легального брака положены два одинаково ложных принципа; нерасторжимость, с одной стороны, представление о «собственности», о безраздельной принадлежности друг другу супругов – с другой.
«Нерасторжимость» брака основывается на противоречащем всей психологической науке представлении о неизменности человеческой психики в течение долгой человеческой жизни. Современная мораль предъявляет достойное смеха требование, чтобы человек во что бы то ни стало «нашёл своё счастье», она обязывает его сразу и безошибочно найти среди миллионов современников ту гармонирующую с его душою душу, то второе Я, которое одно обеспечивает брачное благополучие. И если человек, а особенно женщина, в поисках за идеалом будет брести ощупью, терзая своё сердце об острые колья житейских разочарований, общество, извращённое современной моралью, вместо того, чтобы спешить на помощь своему несчастному сочлену, начнёт мстительной фурией преследовать его своим осуждением… Открытую смену любовных союзов современное общество, озабоченное интересами собственности (не «вида» и не индивидуального счастья), готово рассматривать как величайшее для себя оскорбление… «Нерасторжимость» становится ещё нелепее, если представить себе, что большинство легальных браков заключается «в тёмную», что врачующиеся стороны имеют лишь самое смутное представление друг о друге. И не только о психике другого, более того, совершенно не ведают, существует ли то физиологическое сродство, то созвучие телесное, без которого брачное счастье неосуществимо. «Пробные ночи», говорит Мейзель‑ Хесс, широко практиковавшиеся в средние века, далеко не «неприличный абсурд»; при иной социальной обстановке в интересах расы, для обеспечения счастья индивидуумов они могут иметь право гражданства.
Представление о собственности, о правах «безраздельного владения» одного супруга другим является вторым моментом, отравляющим легальное супружество. В самом деле, получается величайшая нелепость: двое людей, соприкасающихся только несколькими гранями души, «обязаны» подойти друг к другу всеми сторонами своего многосложного Я. Безраздельность владения ведёт к непрерывному, стеснительному для обеих сторон пребыванию друг с другом. Нет ни «своего» времени, ни своей воли, а зачастую под гнётом материальной зависимости нет даже «своего угла» отдельно от супруга… Непрерывное пребывание друг с другом, неизбежная «требовательность» к предмету «собственности» превращают даже пылкую любовь в равнодушие, влекут за собою несносные, мелочные придирки…
Моменты «нерасторжимости» и «собственности» в легальном браке вредно действуют на психику человека, заставляя его делать наименьшие душевные усилия для сохранения привязанности внешними путями прикованного к нему спутника жизни. Современная форма легального брака беднит душу и уже никоим образом не способствует тому накоплению запасов «великой любви» в человечестве, о котором столько тосковал русский гений – Толстой.
Но ещё тяжелее искажает человеческую психологию другая форма сексуального общения – продажная проституция…
Оставляя в стороне все социальные бедствия, связанные с проституцией, минуя физические страдания, болезни, уродство и вырождение расы, остановимся лишь на вопросе о влиянии проституции на человеческую психику. Ничто так не опустошает душу, как зло вынужденной продажи и покупки чужих ласк. Проституция тушит любовь в сердцах; от неё в страхе отлетает Эрос, боясь запачкать о забрызганное грязью ложе свои золотые крылышки.
Она уродует нормальные представления людей, она калечит и беднит душу, она урезывает, отнимает у неё самое ценное – способность пылкого, страстного любовного переживания, расширяющего, обогащающего индивидуальность запасом пережитых чувствований. Она искажает наши понятия, заставляя видеть в одном из наиболее серьёзных моментов человеческой жизни – в любовном акте, в этом последнем аккорде сложных душевных переживаний, нечто постыдное, низкое, грубо животное…
Психологическая неполнота ощущений при покупной ласке особенно пагубно отражается на психологии мужчин: мужчина, пользующийся проституцией, в которой отсутствуют все облагораживающие привходящие душевные моменты истинно эротического экстаза, научается подходить к женщине с «пониженными» запросами, с упрощённой и обесцвеченной психикой. Приученный к покорным, вынужденным ласкам, он уже не присматривается к сложной работе, творящейся в душе его партнёра‑ женщины, он перестаёт «слышать» её переживания и улавливать их оттенки…
Нормальная женщина ищет в любовном общении полноты и гармонии; мужчина, воспитанный на проституции, упуская сложную вибрацию любовных ощущений, следует лишь бледному, однотонному физическому влечению, оставляющему по себе ощущение неполноты и душевного голода с обеих сторон. Растёт обоюдное «непонимание» полов, и чем выше индивидуальность женщины, тем сложнее её душевные запросы, тем острее сексуальный кризис. Проституция опасна именно тем, что её влияние распространяется далеко за пределы отведённого ей русла…
Но и в третьей форме брачного общения – свободной любовной связи – имеется много тёмных сторон. Несовершенства этой брачной формы – отражённого свойства. Современный человек привносит в свободный союз уже изуродованную неверными, нездоровыми моральными представлениями психику, воспитанную легальным супружеством, с одной стороны, и тёмной бездной проституции – с другой. «Свободная любовь» наталкивается на два неизбежных препятствия: «любовную импотенцию», составляющую сущность нашего распылённого индивидуалистического мира, и отсутствие необходимого досуга для истинно душевных переживаний. Современному человеку некогда «любить». В обществе, основанном на начале конкуренции, при жесточайшей борьбе за существование, при неизбежной погоне либо за простым куском хлеба, либо за наживой или карьерой, не остаётся места для культа требовательного и хрупкого Эроса… Мужчина опасается отравленных стрел Эроса, большого и истинного любовного захвата, могущего отвлечь его от «главного» в жизни. Между тем свободная любовная связь, при всем комплексе окружающей жизни, требует несравненно большей затраты времени и душевных сил, чем оформленный брак или беглые покупные ласки, Начиная с того, что душевные притязания свободных возлюбленных друг к другу обыкновенно ещё выше, чем у легальных супругов, и кончая невероятной затратой времени друг на друга…
Но и перед женщиной, особенно живущей самостоятельным трудом (а таких 30–40 % во всех культурных странах), стоит та же дилемма: любовь или профессия? Положение женщины‑ профессионалки осложняется ещё одним привходящим моментом – материнством. В самом деле, стоит перелистать биографии всех выдающихся женщин, чтобы убедиться в неизбежном, конфликте между любовью и материнством, с одной стороны, профессией и призванием – с другой. Может быть, именно потому, что самостоятельная «холостая» женщина кладёт на весы счастья при свободной любви не только свою душу, но и любимое дело, повышается её требовательности к мужчине: она взамен ждёт щедрой расплаты, «богатейшего дара» – его души.
Свободный союз страдает отсутствием морального момента, сознания «внутреннего долга»; при неизменности же всего сложного комплекса социальных взаимоотношений нет никаких оснований рассчитывать, что эта форма брачного общения выведет человечество из тупика сексуального кризиса, как думают адепты «свободной любви».
Выход этот возможен лишь при условии коренного перевоспитания психики – перевоспитания, требующего как необходимой предпосылки изменения и всех тех социальных основ, которые обусловливают собою содержание моральных представлений человечества.
Все предлагаемые в области социальной политики мероприятия, и реформы, приводимые Мейзель‑ Хесс, не представляют чего‑ либо существенно нового. Они вполне покрываются требованиями, значащимися в социалистических программах: экономическая самостоятельность женщины, широкая, всеобъемлющая охрана и обеспечение материнства и детства, борьба с проституцией на экономической почве, устранение самого понятия о законных и незаконных детях, замена церковного брака легко расторжимым гражданским, коренное переустройство общества на коммунистических началах. Заслуга Мейзель‑ Хесс заключается не в том, что она позаимствовала свои социально‑ политические требования у социалистов. Гораздо существеннее, что в своих пытливых поисках сексуальной правды она, не будучи «активной социалисткой», набрела бессознательно на единственно приемлемый путь разрешения «половой проблемы». Вся наличность социальных проблем, этих необходимых предпосылок новых брачных отношений, не в состоянии разрешить сексуального кризиса, если одновременно не вырастет великая творческая сила, не повысится сумма «любовной потенции» человечества…
Брачный союз в представлении Мейзель‑ Хесс – союз, основанный на глубоком проникновении друг другом, на гармоническом созвучии душ и тел, – останется и для будущего человечества идеалом. Но при браке на основе «большой любви» нельзя забывать, что «большая любовь» – редкий дар судьбы, выпадающий на долю немногих избранников. Великая волшебница «большая любовь», расписывающая чарующими солнечными красками нашу серую жизнь, лишь скупо касается сердец своим зачаровывающим жезлом; миллионы людей никогда не знавали всесилия её колдующих чар. Что делать этим обездоленным, обойдённым? Обречь их на холодные супружеские объятия без Эроса? На пользование проституцией? Ставить перед ними, как это делает современное общество, жестокую дилемму: либо «большая любовь», либо «эротический голод»?
|
|
|
