Противоречия советской действительности

Находясь на рельсах нэпа, политическое руководство не сумело решить целого ряда проблем. Экономические методы руководства народным хозяйством не были полностью внедрены в государственный механизм, не были доведены до первичных звеньев — производственных коллективов и отдельных хозяйствующих субъектов. Образовался странный симбиоз экономических и командно-административных способов управления. Все экономические рычаги подвергались прессу партийно-государственного регулирования. Административные путы сковывали трестовский хозрасчет, синдикатскую систему, развитие товарно-денежных отношений, кооперации.

Громадным балластом на теле советского организма была бюрократия. Несмотря на все антибюрократические заклинания, число служащих в учреждениях стремительно росло и увеличилось на протяжении 1920-х годов более чем в 3 раза. Основную массу среди них составляли малообразованные выдвиженцы. Попадая в бюрократическую систему управления, эти люди быстро усваивали свойственные всякой бюрократии черты: бумагопроизводство, иерархию и субординацию, карьеризм. Помноженные на некомпетентность, грубость и неотесанность, они стали приобретать уродливые формы. Не удалось избежать роста таких явлений как взяточничество, произвол, злоупотребления, распущенность, пьянство и т. д. Огромный поток писем и жалоб снизу содержал многочисленные факты подобного рода. Наряду с этим в обществе стали усиливаться эгалитарно-социалистические настроения и недовольство нэпом.

Одновременно стали ясны некоторые итоги кампании по оживлению Советов и выборов 1925/26 г. Ставка на привлечение беспартийных крестьян к работе в низовых звеньях советской организации привела к тому, что в них заметно возросло число средних и зажиточных элементов, более грамотных, авторитетных и способных к практическим делам.

Завершение восстановительного процесса поставило на повестку дня вопрос о том, куда и как двигаться дальше. Вместе с тем восстановление означало и исчерпание тех ресурсов и возможностей, которые были унаследованы от старой России. Первым шагом в направлении индустриализации были контрольные цифры на 1925/26 хозяйственный год. Рост объемов промышленного производства был запланирован в 50%. Осуществить его предполагалось путем расширения экспортно-импортных операций (продажи хлебопродуктов и сырья за границу и приобретения оборудования). Однако установленные планы хлебозаготовок как в текущем, так и в следующем году были провалены. Дело в том, что ни промышленность, ни сельское хозяйство не создавали для себя рынков расширенного производства. Деревня, осереднячившись в результате проводимой политики, приобрела полунатуральный характер и не удовлетворяла потребностей промышленности и города в товарной сельскохозяйственной продукции. В свою очередь, нужды индустриализации требовали иной ориентации производства, чем деревенский спрос. Товарный обмен между городом и деревней оказался нарушенным. Городу нечего было дать за товарные излишки, которые крестьяне стали оставлять в своем хозяйстве. Повсеместно начали обнаруживаться дефициты и обострилась продовольственная проблема.

"Новая оппозиция"

На почве недовольства нэпом возникает "новая оппозиция", центром ее становится индустриальный Ленинград, который в отличие от торговопромышленной Москвы больше страдал от существовавших в то время противоречий, нерешенных проблем и трудностей, от возросших цен и товарного дефицита. Все лето 1925 г. на страницах "Ленинградской Правды" печатались статьи, доказывающие превосходство питерского пролетариата, "творца трех революций" в России и единственного наследника славных революционных традиций. Выборы делегатов на предстоящий (XIV) партийный съезд проходили в обстановке бурных дискуссий на заводах и фабриках. Зиновьев, лидер ленинградской партийной организации, выступил против проводимой политики по отношению к крестьянству, осудив ее как "уступку кулачеству". В своей работе "Ленинизм" он громил теоретические построения Бухарина и высказывался против теории построения социализма в одной, отдельно взятой стране.

На почве усиливающихся разногласий обозначился раскол внутри правящей политической элиты. Зиновьев и Каменев развернули кампанию против большинства в Политбюро. Они выражали настроения той части партийного аппарата, которая была недовольна мерами, направленными на развитие рыночных отношений. Коль скоро эти меры осуществлялись с помощью государственного регулирования, Каменев и Зиновьев стали склоняться к определению советской экономики не как социалистической, а как госкапиталистической. Одновременно Каменев и Зиновьев выступили с критикой бюрократизма в аппарате и усиливающейся роли партгосноменклатуры во главе с ее вождем — Сталиным.

Большое влияние на полемику оказала международная обстановка. Если в начале 1920-х годов революционный подъем на Западе в какойто мере вселял политическим лидерам надежды на мировую революцию, то последовавшая вслед за этим стабилизация и экономический подъем, которые по времени совпали с полосой признания СССР рядом государств, внесли в руководство ноты пессимизма и разочарования. "Новая оппозиция" считала, что экономика СССР в результате проводимых мер все больше интегрируется в мировое хозяйство, что соответствовало истине, и тем самым сама по себе превращается в госкапиталистическую. Споры по теоретическим вопросам захлестнули в этот период практически все только что созданные коммунистические партии, находили отражение в Коминтерне.

Вышедшая на XIV (декабрь 1925 г.) съезд ВКП(б) "новая оппозиция" потерпела сокрушительное поражение, закулисно организованное партийно-государственной номенклатурой. Фактически на стороне первой оказались лишь ленинградские делегаты. Вместе с тем съезд принял двойственное решение: он констатировал наличие в партии уклона, недооценивавшего рост кулацкой опасности, с одной стороны, а с другой, — уклона, который недооценивал середняка как центральную фигуру земледелия и развития кооперации. Съезд в резолюции по отчету ЦК, с которым выступал Сталин, отметил, что второй уклон, представленный "новой оппозицией", нес в себе наибольшую угрозу. Одновременно съездом был взят курс на "социалистическую индустриализацию", на усиление планово-директивного начала в строительстве социализма. Советская историография не случайно называла этот съезд "съездом индустриализации".

Сразу после съезда был организован разгром ленинградской партийной организации. В Ленинград был высажен "десант" в лице особо назначенной комиссии под председательством опытного партийного бюрократа и верного сталинца В.М. Молотова, куда входили многие партийные деятели. Примерно месяц велась "обработка" местных коммунистов. В результате "форпост оппозиции" был уничтожен, была достигнута чуть ли не единодушная поддержка "генеральной линии". Во главе ленинградской партийной организации был поставлен последовательный сторонник Сталина С.М. Киров.

"Троцкистско-зиновьевский блок"

Однако с самой оппозицией не было покончено. Более того, весной 1926 г. на почве сближения идей происходит объединение "старой" и "новой" оппозиции в так называемый "троцкистско-зиновьевский блок". В него входили по большей части представители "старой партийной гвардии" — большевистской элиты старшего поколения: Троцкий, Зиновьев, Каменев, Крупская, Преображенский, Пятаков, Серебряков, Сокольников, Антонов-Овсеенко, Муралов, Шляпников и др. Точки зрения на причины переживаемых трудностей и методы их преодоления среди оппозиции практически совпали. Все ее представители провозглашали себя подлинными большевиками-ленинцами, борцами против оппортунизма и бюрократизма. Троцкий, например, в это время активно выдвигал теорию "преданной революции", опасности "термидора", ведущего к победе бюрократии над пролетариатом. Он также говорил о невозможности построения социализма в одной стране и неизбежном его перерождении, если таковой будет строиться. Выход из создавшегося положения левые видели в "реконструкции нэпа", в проведении "сверхиндустриализации", упоре на развитие тяжелой промышленности в целях удержания подступов к мировой социалистической революции. Основной огонь критики был обрушен на экономические построения Бухарина и "правых оппортунистов" в лице Рыкова, Калинина, Дзержинского, Томского и др. Сталина же и его ставленников: Молотова, Куйбышева, Кирова и других левые относили к аппаратно-центристской группировке, бюрократически извращающей партийную линию.

Теория "первоначального социалистического накопления"

В основу экономической программы "левых" легла теория "изначального (первоначального) социалистического накопления", окончательно сформулированная к тому времени Преображенским и Пятаковым. Суть программы — сделать "геркулесово усилие", чтобы вырваться из заколдованного круга нэповских проблем, совершить на них лобовую атаку, развернуть наступление социализма по всему фронту. "Левые" обвиняли Бухарина в том, что его программа предусматривает "черепаший шаг". Старая промышленность не может удовлетворить крестьянский спрос без реконструкции. Поэтому каждый шаг в ту или иную сторону чреват кризисом. В стране огромное аграрное перенаселение, грозящее ростом безработицы. А главное, как ни крути, программа Бухарина означает усиление элементов капитализма (что, по мнению "левых", было особенно опасно как путь к его реставрации). Понимая чрезвычайность и искусственность своих мер, "левые" тем не менее считали, что они крайне необходимы как выход из того неустойчивого равновесия, в котором оказалась новая экономическая политика после завершения восстановительного периода. Дальнейшее развитие промышленности становится невозможным, так как оно находится в постоянной и сильной зависимости от крестьянского рынка, слабого, стихийного и неуправляемого. План "левых" предполагал усиление налогового пресса на крестьянство, перекачку средств из деревни в город путем повышения цен на промышленную продукцию и обращения получаемых средств на нужды индустриализации. Чтобы сгладить наносимый деревне урон, намечалось бросить туда максимум организационных усилий, помочь в кооперировании крестьянских хозяйств, оттянуть из деревни лишние рабочие руки. В дальнейшем мыслилось постепенно сокращать долю средств, выделяемых на накопление за счет деревни, и капиталовложения в промышленность и возвратиться к органическому развитию экономики ("троцкистская концепция затухающей кривой", как определил ее Сталин).

Политические установки "левой оппозиции"

В социальной и политической области "левые" делали ставку на демократизацию партии, улучшение жизни рабочих, борьбу против "политических поползновений кулачества". В середине 1926 г. Зиновьев выступил против кампании "оживления Советов", которая, по его мнению, вылилась в "засорение всей советской системы элементами новой буржуазии и бюрократии".

Оппозиция выступала также под флагом борьбы с "назначенчеством", подбором "верных людей", "проверенных лиц", "подмачивания", "подсиживания" идейных противников, их смещения с занимаемых постов.

"Генеральная линия"

Внутрипартийная борьба в 1926—1927 гг. характеризуется постоянным усилением позиций номенклатурного слоя, возглавляемого Сталиным, и его возвышения сугубо аппаратными методами, интригами и инструментами власти. Идейные разногласия "правых" и "левых" для него имели второстепенное значение. Основная масса членов партии, как свидетельствуют многочисленные документы, шедшие снизу, плохо разбиралась в сущности теоретических расхождений в среде политических лидеров, больше откликаясь на те или иные повороты в текущих делах. "Генеральная линия" складывалась как причудливое смешение разнонаправленных действий, проводимых сталинским аппаратом. Всякое выражение инакомыслия превращалось в серьезную проблему. Попытки оппозиции воздействовать открыто на общественное мнение встречали неодолимые преграды, толкая ее на путь нелегальщины, а это, в свою очередь, создавало прецедент для политических обвинений. Отдельные оппозиционеры включились в активную пропагандистскую работу в первичных партийных ячейках на предприятиях и вузах Москвы и Ленинграда. За ними неотступно следовали агенты ОГПУ и отряды партийных инструкторов, разъясняющих "генеральную линию".

Разгром "левой оппозиции"

Партийный аппарат шел по пути организационного вытеснения оппозиции по обвинению во фракционной деятельности. На июльском пленуме ЦК ВКП(б) 1926 г. Политбюро было перетасовано в угоду Сталину. Зиновьев был заменен Рудзутаком, кандидатами в члены Политбюро стали лица из сталинского окружения: Андреев, Каганович, Киров, Микоян, Орджоникидзе. На следующем пленуме в октябре того же года Троцкий и Каменев были отстранены от деятельности Политбюро, Исполкому Коминтерна было предложено сместить Зиновьева с поста его председателя. XV партийная конференция (октябрь — ноябрь 1926 г.) являла собой настоящую травлю оппозиции, представителям которой было отказано в выражении своих взглядов. От них требовали одного — публичного покаяния в своих ошибках. Конференция единогласно приняла тезисы "о возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране". Выдвигался лозунг: в кратчайший исторический срок догнать и перегнать передовые капиталистические страны.

Наступление на оппозицию усилилось в связи с так называемой "военной тревогой 1927 г.", вызванной осложнениями дипломатических отношений СССР с рядом стран (Англией, Польшей, Китаем и др.). "Большинство" ЦК под предлогом угрозы войны клеймило любую форму оппозиции. Весь 1927 год был отмечен кампанией дискредитации оппозиционеров и их изгнания из партийных рядов. На организованных по стране партийных собраниях принимались резолюции, их осуждающие. "Последний бой" оппозиция решила дать осенью 1927 г., представив свою программу экономических реформ и демократизации партии накануне предстоящего XV съезда. Так как ЦК запретил распространение этой программы, оппозиция использовала для этого нелегальные формы и юбилейные мероприятия, связанные с 10-летием Октябрьской революции. В ответ на это октябрьский пленум ЦК вывел Троцкого и Зиновьева из своего состава, а в ноябре они оба были исключены из партии. На XV cъезде ВКП(б) (декабрь 1927 г.) были исключены из ее рядов еще 93 видных оппозиционера. В начале 1928 г. большая их группа во главе с Троцким была сослана в Алма-Ату.

Метаморфозы "генеральной линии"

Между тем, начиная с 1926 г., наметились признаки изменения "генеральной линии". Взгляды на причины этого высказываются разные, не исключающие воздействия критики со стороны оппозиции. Думается, однако, что изменения были продиктованы господствующими в советском обществе настроениями и интересами укрепляющейся номенклатуры. На словах еще сохранялась верность нэповским принципам, но на деле проводилась политика, ведущая к их свертыванию. На 1926/27 г. приходится налоговая реформа, которая акцентировала свое внимание на классовом расслоении деревни. Она меняла прогрессию обложения и систему распределения налогов. Если в 1925/26 г. от налога были освобождены 9% хозяйств, то на следующий год — 24%. В ближайшие годы намечалось увеличить эту долю до 35%. Одновременно резко возрастала налоговая прогрессия в сторону более зажиточных хозяйств.

В 1926 г. принимается новая инструкция по выборам в Советы, вводящая новые ограничения избирательных прав. Вместо опоры на середняка акцент был смещен на "бедняцко-батрацкий кадр" деревни и натравливание одной части крестьянства на другую. Подобный зигзаг обескуражил значительные слои деревенского населения. Годами проводя политику поддержки малоимущих слоев населения и сдерживания роста зажиточных слоев, государство объективно способствовало осереднячиванию крестьянства. Стало быть, существование в нем неимущих и малоимущих элементов было связано не только и не столько с экономическими причинами, сколько с другими факторами, среди которых большую роль играли бюрократизм, взяточничество в советских органах, неграмотность и забитость крестьян, неумение и нежелание части из них работать, пьянство и т. п. Выдвигая подобных людей в сельские организации: Советы, кооперативы, общества крестьянской взаимопомощи, руководство способствовало их деформации, отчуждению от реальных крестьянских нужд.

На протяжении 1926—1927 гг. можно отчетливо проследить нарастание элементов централизации и административного нажима по всем направлениям государственной политики и ухудшение общего положения в стране.

XV съезд ВКП(б), который раньше почему-то называли "съездом коллективизации", стал тем не менее очень важной вехой в советской истории. Он ознаменовал переход к планово-распределительной системе управления в связи с принятием директив пятилетнего плана развития народного хозяйства. В основу плана были заложены высокие темпы индустриализации, наступление на частнокапиталистические элементы города и деревни путем значительного повышения налоговых ставок, поощрительные меры в отношении беднейшего крестьянства и усиление кооперирования деревни. В то же время в директивах еще остаются следы разумной хозяйственной политики, указывается на необходимость сохранения равновесия, правильных пропорций между потреблением и накоплением, промышленностью и сельским хозяйством, учитываются возможности освоения природных и привлечения трудовых ресурсов, создания резервов и т. д. В составлении плана участвовало большое число специалистов. План был разработан в двух вариантах: минимальном и оптимальном. В целом же предполагалось через 5 лет достигнуть некоторого промежуточного уровня, обеспечивающего тем не менее существенный шаг вперед к социализму.

 

4. "ГОД ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА"

Кризис нэпа

Зимой 1927/28г. разразился очередной кризис нэпа, приведший к корректировке всех направлений внутреннего и внешнего курса руководства страны. "Социалистическая индустриализация" приобретала все более зримые черты, переходя из плоскости теоретических дискуссий в практическое воплощение. Уже в августе 1927г. ВСНХ отверг умеренные контрольные цифры на следующий хозяйственный год в пользу более высоких капиталовложений в тяжелую промышленность. СТО одобрил строительство Днепрогэса и целого ряда других строек, предусмотренных пятилетним планом.

Политика "социалистической индустриализации" строилась в контексте сознательно планируемого достижения технико-экономической независимости страны, находящейся во враждебном окружении. Понятие "социалистической индустриализации" в теории означало: 1) всемерное развитие государственного сектора как основы социалистической экономики; 2) внесение в нее планового начала; 3) установление новых взаимоотношений между городом и деревней на основе расширения крестьянского спроса не только на продукты потребления, но и на средства производства; 4) сокращение непроизводительного потребления ("режим экономии") с тем, чтобы сэкономленные средства направить на строительство новых заводов и фабрик. При этом утверждалось, что "социалистическая индустриализация" может быть осуществлена только за счет внутренних источников накопления, так как СССР не мог рассчитывать на иностранные кредиты.

Программа "социалистической индустриализации" дополнялась планом реконструкции народного хозяйства, который предусматривал: изменение техники и способов производства в направлении развития энергетических мощностей, расширение массового производства, перенесение в экономику страны передовой американской и европейской технологии, рационализацию, научную организацию труда (НОТ), изменение общей структуры производства в сторону развития отраслей тяжелой промышленности, перемещение производства к источникам сырья и энергии, специализацию районов в соответствии с их природными и социальными особенностями.

Сами по себе намечаемые преобразования не представляли ничего из ряда вон выходящего. Их узким местом оставалась общая отсталость страны как в технико-экономической, так в социальной и культурной областях. Каждый шаг в сторону выполнения планов упирался в имеющиеся возможности и ограничения, толкая руководство на путь чрезвычайных мер. Провозглашая опору на собственные силы, оно тем не менее не могло обойтись без систематических закупок техники за границей, без привлечения опыта и знаний иностранных специалистов. На это были необходимы дополнительные средства, которые предполагалось извлечь путем наращивания экспорта сырья и сельскохозяйственных продуктов.

Несмотря на хороший урожай в 1927 г., государство встретилось с еще большими, чем в предыдущем году, трудностями в хлебозаготовках. Главную роль в торговле продуктами и снабжении ими населения в стране играл частник. В связи с этим была выдвинута задача полного его вытеснения за счет государственной и кооперативной торговли, воздействия на рынок путем регулирования цен. Цены на сельскохозяйственные продукты были снижены, тогда как на промышленные товары они оставались относительно высокими. Промышленность, направившая свои усилия на нужды индустриализации, не могла обеспечить расширение спроса. Крестьяне задерживали продажу своих излишков государственным органам. Государственные и кооперативные магазины и лавки оставались пустыми или были заполнены не пользующимся спросом товаром. Какие-либо поступления дефицитных продуктов неизбежно перекочевывали в руки частных торговцев и спекулянтов, которые в условиях постоянных нехваток товаров неимоверно "вздували" цены. Добавились слухи о надвигающейся войне, которые увеличивали ажиотажный спрос. В продовольственном снабжении городов наступило резкое ухудшение. Стали проявляться признаки общего недовольства и социальной напряженности.

План хлебозаготовок, намеченный на конец (октябрь — декабрь) 1927 г., провалился. Вместо 4,58 млн. т, заготовленных за соответствующий период прошлого года, удалось закупить только 2,4 млн. т, т. е. почти в два раза меньше. Экспортировать, собственно говоря, было нечего и закупать оборудование не на что, так как хлеб составлял главную статью вывоза. Вопрос теперь стоял так: либо отказаться от взятых высоких темпов индустриализации, либо пойти на какие-то экстраординарные меры. Таким образом, кризис хлебозаготовок стал тем катализатором, который ускорил и обострил социальные и политические процессы в стране и послужил поводом для смены курса политического руководства.

Расстановка социальных сил накануне "великого перелома"

Чтобы лучше понять смысл и масштабы последовавших вслед за этим социальных катаклизмов, видимо, необходимо привести некоторые данные о социальной структуре советского общества накануне "великого перелома". Эти данные могут быть представлены в двух вариантах: распределение всего наличного населения и распределение числа занятых в народном хозяйстве, что, как можно убедиться из нижеприводимых цифр, далеко не одно и то же. Основой для них послужили сведения комиссии по налогообложению при СНК и СТО в 1927 г., сверенные с результатами переписи населения 1926г. (см. табл.).

Таблица

Социальные категории	Все население	В том числе занятые в народном хозяйстве
	абс. млн. человек	%	абс. млн. человек	%
Всего:
рабочие	16,0	10,8	7,1	18,8
в том числе:
городские	11,6	7,8	4,7	12,4
сельские	4,4	3,0	2,4	6,4
служащие	8,7	5,9	3,5	9,2
крестьяне		73,0	20,2	53,3
в том числе:
бедняки	21,1	14,3	5,0	13,2
середняки	81,0	54,7	14,3	37,7
зажиточные ("кулаки")	5,9	4,0	0,9	2.4
кустари и ремеслен- ники	5,8	3,9	2,0	5,3
в том числе:
городские	2,2	1,4	0,7	1,9
сельские	3,6	2,5	1,3	3,4
буржуазия города	2,7	1,8	0,9	2,4
в том числе:
торговцы	1,6	1,1	0,5	1,3
владельцы мелких предприятий, использующие наемный труд	0,.5	0,.3	0,1	0,.3
безработные	1,6	1,1	1,0	2.6
прочие(иждивенцы государственных и общественных учреждений, прислуга, лица свободных профессий и т. д.)	5,2	3,5	3,2	8,4

Приводимые цифры можно сравнить с данными о социальной структуре России накануне революции. Прежде всего бросается в глаза значительно меньшая численность населения, что явилось следствием отторжения от России ряда территорий, демографических катастроф периода войн и революций, политики ликвидации эксплуататорских классов, эмиграции, голода 1921/22г. и других причин. В последующие годы население страны начинает расти довольно быстрыми темпами. Во второй половине 1920-х годов естественный прирост достигает цифры в 3 млн. человек — небывалый для всей российской и советской истории, хотя и не компенсировавший всех прежних людских потерь. Рост населения был обусловлен возобновлением наметившихся еще до революции демографических процессов, характерных для аграрных стран, находящихся на ранней стадии модернизации, когда происходит так называемый демографический взрыв, который, в свою очередь, сопряжен с такими неизбежными его спутниками, как безработица, аграрное перенаселение, образование "лишних ртов". Признаки подобных явлений отчетливо видны в приводимых данных.

Всего лишь четверть населения с полным правом можно было включить в число занятых в народном хозяйстве (по тогдашней терминологии "самодеятельного населения"). Цифры достаточно точно указывают на причину этого — громадную разницу между числом "самодеятельного" и "несамодеятельного" населения среди деревенских жителей, главным образом в группах среднего и зажиточного крестьянства. Следует добавить, что перепись населения 1926 г. зарегистрировала в деревне 47 млн. человек взрослого трудоспособного населения в качестве "членов семьи, помогающих в занятии". Это означает, что и само имущественное положение крестьян сильно зависело от количества работников в хозяйстве, в то время как число малолетних детей было для него дестабилизирующим фактором. Демографическая ситуация в деревне была дополнительным источником социальной напряженности.

Главная сила "великого перелома"

Социальная структура советского общества в соответствии с социальной и политической иерархией нового режима выглядела как бы перевернутой по сравнению с дореволюционной и в определенной мере отражала характер происшедших после революции изменений. На верхнюю ступень социальной лестницы ставился "пролетариат", куда, по официальной терминологии того времени, включались рабочие и, с оговорками, служащие государственного аппарата. Дело в том, что государственный аппарат к тому времени полностью вобрал в себя сильно поредевшую старую интеллигенцию, по отношению к которой политика становилась все более враждебной, поэтому категория "пролетариат" требует особо внимательного анализа. Фактически от имени пролетариата выступали несколько десятков тысяч коммунистов, занимавших руководящие посты в партийном, советском государственном аппарате, в общественных организациях. Большинство из них, действительно, имело рабочее прошлое или, как тогда говорили, "пролетарскую закваску". Например, среди руководителей предприятий и учреждений в системе ВСНХ бывшие рабочие составляли более 60%. Примерно такая же картина наблюдалась в других хозяйственных ведомствах. Эта поднимающаяся к власти группа, с особым положением и интересами, методами и способами действий, сформированная при непосредственном участии партийного аппарата и лично Сталина, подпираемая снизу новыми выдвиженцами, стремилась всемерно расширить свое влияние, захватывая одно за другим различные звенья управления. Это неизбежно вело к столкновению со старыми кадрами. Так, продвижение номенклатуры в среднее звено управления (кампания, предпринятая руководством в конце 1920-х годов) не могло не вызвать гонений на старых специалистов.

Вопрос о взаимоотношении номенклатуры с рабочей массой чрезвычайно сложен. Выступая от имени последней, номенклатура всячески бравировала пролетарским происхождением, говорила на своеобразном "рабочем языке", рядилась в "рабочие одежды". Номенклатурным выдвиженцам удалось в условиях нарастающих трудностей нэпа направить в нужное русло недовольство рабочих, натравливая их против прежних руководителей, против буржуазных спецов, против кулаков, против других элементов, якобы мешающих ускоренному движению в социализм. Этим объясняется развертывание целого ряда массовых кампаний конца 1920-х годов, получивших поддержку среди рабочего класса. Вместе с тем, отрываясь от производства и переходя в иной социальный статус, выдвиженцы все более отдалялись от реальных нужд рабочего класса.

Рабочие

Последний, как и раньше, не составлял большинства ни в структуре населения, ни в структуре занятых, о чем говорят приводимые цифры. Численность фабрично-заводских рабочих в начале 1928 г. составляла 2,7 млн. человек. В связи с началом индустриализации значительно увеличилось количество строительных рабочих, которые были заняты на многочисленных стройках пятилетки. Основным источником роста рабочих кадров была деревня. До конца 1920-х годов город принял примерно 1 млн. человек из деревни, поглотив лишь незначительную часть "резервной армии труда". Между тем рынок труда в городе не мог обеспечить занятости и для этой приходящей в город рабочей силы, что создавало дополнительные трудности и неудовлетворенность сложившимся положением. Количество безработных в 1929 г. приближалось к отметке 2 млн. человек. По-прежнему в город шла в основном молодежь, часть общества, наиболее заинтересованная в изменениях и более всего приверженная новым ценностям и идеалам.

Крестьяне

Социальная структура деревни 1920-х годов, как свидетельствуют цифры, претерпела довольно существенные изменения по сравнению с дореволюционной. Явное преобладание середняков, казалось бы, должно было диктовать руководству необходимость учета интересов именно этой группы крестьянства, однако вектор социально-экономической политики все более смещался в сторону неимущих и малоимущих слоев. Ситуация в деревне к концу десятилетия резко обострилась. Документы этого времени свидетельствуют о нарастании агрессивности и озлобленности бедняков против зажиточных элементов, усиленно подогреваемых официальной пропагандой. Между тем приводимые в таблице данные показывают, что удельный вес "кулаков" в деревне был невелик и утверждения о "кулацкой опасности" не были оправданны. Недовольны были и средние слои крестьянства, поскольку органы управления воздвигали все больше препятствий в развитии промыслов, устанавливая на них дополнительные налоги и переводя крестьян-промысловиков в разряд "кулаков" и "лишенцев", т. е. лиц, лишенных политических прав. Получившее к концу 1920-х годов широкое распространение отходничество (к 1929 г. — более 4 млн. крестьян, отходивших на заработки) лишь в незначительной степени сглаживало социальные противоречия деревни. В сельской среде отношение к отходникам было скорее отрицательное, чем положительное. Государство же стремилось подчинить своему влиянию стихийный отход, придать ему организованный характер и направить его на нужды индустриализации.

⇐ Предыдущая21222324252627282930Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: