Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 2 глава

— Очень, очень славно, замечательная вечеринка! — Я прикусываю губу.

Дарси выхватывает у него трубку. Голос у нее бодрый — почти такой, как всегда.

— Прости! Я забыла тебе перезвонить. Здесь была настоящая драма.

— Ты в порядке? С тобой и с Дексом все нормально? — Я с тревогой произношу его имя, как будто оно каким-то образом может меня выдать.

— Да— Да... подожди минуточку.

Слышу, как она закрывает дверь; разговаривать по телефону Дарси всегда уходит в спальню. Вспоминаю кровать с балдахином, которую помогала ей выбрать в магазине Роджерса. Вскоре она станет их брачным ложем.

— Да, все в порядке. Он пил с Маркусом. Они засиделись до утра, а потом решили где-нибудь перекусить. Но знаешь, я до сих пор вне себя. Сказала ему, что он круглый идиот — ему тридцать четыре года, дома его ждет невеста, а он шляется где-то всю ночь. Разве не идиотство?

— Это точно. Впрочем, обошлось без последствий. — Проглатываю комок в горле и думаю, что да — могло бы и в самом деле обойтись без последствий. — Я рада, что у вас все уладилось.

— Да, кошмар закончился. Но он должен был позвонить. Как ты думаешь, этот козел меня не обманывает?

Ты меня слышишь?

— Слышу, — говорю я и смело добавляю: — Я же сказала, что он тебе никогда не изменит. 

— Знаю... Но воображение у меня буйное, я все еще представляю его с какой-нибудь голой бабой.

Именно то, что было минувшей ночью. Знаю, что я не «какая-нибудь баба», но был ли это сознательный выбор с его стороны — с кем переспать до свадьбы? Нет, конечно. Разумеется, он бы не стал спать с подружкой своей невесты на трезвую голову.

— В любом случае как тебе вечеринка? Я плохая подруга — напилась и свалила раньше всех. Вот черт! Сегодня же твой день рождения! Поздравляю! Господи, какая я дрянь, Рейч.

Да, ты плохая подруга.

— Все было здорово. Вечер получился замечательный. Спасибо за то, что ты мне устроила, был настоящий сюрприз, просто потрясающе.

Слышу, как открывается дверь и Декс говорит, что они опаздывают.

— Мне надо собираться, Рейч. Мы идем в кино. Хочешь с нами?

— Нет, спасибо.

— Ну ладно. Но ведь мы поужинаем вместе, да? Часов в восемь?

Совершенно забыла, что мы собирались все вместе отужинать в честь моего дня рождения — я, Декс, Дарси и Хиллари. Говорю, что не уверена, буду ли в норме, потому что у меня жуткое похмелье, даже несмотря на то что после двух часов ночи я уже не пила. Добавляю это и тут же вспоминаю, что лжецы всегда изобретают множество подробностей.

Дарси не замечает.

— Может быть, к вечеру оклемаешься. Я позвоню тебе после кино.

Вешаю трубку, думая о том, как все легко сошло. Но вместо того чтобы вздохнуть свободно, чувствую смутную неудовлетворенность и желание пойти в кино. Не с Дексом, конечно. С кем-нибудь другим. Как легко я расторгла сделку с Господом Богом! Мне нужен муж. Или по крайней мере любовник.

Сижу на кушетке, сложив руки на коленях, размышляю о том, что сделала, и пытаюсь вызвать у себя чувство раскаяния. Но его нет. Может быть, меня извиняет то, что я напилась. Да, я была пьяна, не отвечала за себя. Помню лекции по уголовному праву на первом курсе. «Алкогольное опьянение, равно как и состояние умопомешательства, аффекта или же давление со стороны являются теми факторами, при которых подсудимый не несет ответственности за совершенное им правонарушение, которое в любом другом случае рассматривалось бы как преступное деяние». Черт! Ведь меня же не спаивали нарочно. Ну да, Декс принес мне выпить. Но это не считается насильственным спаиванием. Таким образом, сие обстоятельство суд может пришить к делу.

Конечно, жертва виновата сама.

Может быть, настоящая причина этого самокопания не в том, что я испытываю муки совести, а в том, что боюсь попасться. Я всегда играла по правилам, потому что не любила рисковать. Школьницей я не ходила таскать съестное из закусочных не потому, что сознавала, что это дурно, а в основном потому, что боялась разоблачения. Да и теперь не удираю с работы раньше времени, ибо уверена, что камера наблюдения непременно меня засечет. А если только страх удерживает меня на стезе добродетели, то заслуживаю ли я доверия? Вправду ли я порядочный человек? Или же всего лишь трусливый пессимист?

Ну ладно. Может быть, я преступница. Иначе нет ни-каких приемлемых объяснений тому, что мне не стыдно. Неужели я что-то имею против Дарси? Может быть, прошлой ночью мной двигала ревность? Может быть, я завидую ее красивой жизни и тому, как легко ей все дается? Может быть, подсознательно, в состоянии опьянения, я разочлась с ней за все свои прошлые неудачи? Дарси не всегда была идеальной подругой. Далеко не всегда.

И я, вспомнив Итона, с которым училась в средней школе, начинаю излагать свое дело перед воображаемым судом.

К примеру, так: господа присяжные, выслушайте историю об Итоне Эйнсли...

Мы с Дарси Рон были лучшими подругами с самого детства, ибо нас связывала география, а это самый важный фактор в начальной школе. Мы переехали в один и тот же переулок в Нэйпервилле, штат Индиана, летом 1976 года и как раз успели на праздничный парад в честь двухсотлетия основания города. Мы шагали рядом и стучали в трехцветные барабаны, которые купил нам отец Дарси. Помню, как она наклонилась ко мне и сказала:

— Д— Давай представим, что мы сестры!

От такого предложения я подскочила. Сестра! Дарси была для меня именно сестрой. Мы оставались ночевать друг у друга с пятницы на субботу в течение всего учебного года и едва ли не каждый день на каникулах. Нам были известны все подробности жизни наших семей — такие нюансы, которые узнаешь лишь тогда, когда живешь с кем-нибудь бок о бок. Я, например, знала, что мама Дарси нервно крутит салфетку, когда смотрит свой любимый сериал, что ее папа выписывает «Плейбой», что они едят на завтрак высококалорийные продукты и что слова «дерьмо» и «черт» у них в доме вовсе не под запретом. Уверена, она тоже немало знала обо мне, хотя трудно сказать, что именно в ее глазах делало меня неповторимой. Мы делились всем одеждой, игрушками; даже пристрастие к Энди Гиббу и единорогам у нас было общее.

В пятом классе мы начали влюбляться. Итон был моим первым большим разочарованием. Дарси, как и все девчонки из нашего класса, любила Дуга Джексона. Я понимаю почему. У него были светлые волосы, которыми он походил на киноактера Бо Дюка, и свой стиль в футболе, когда он осторожно и без малейших усилий, ловким движением выбивал мяч у противника. Джинсы сидели на нем в обтяжечку, а из левого заднего кармашка всегда торчал черный гребешок.

Но я любила Итона. Мне нравились его растрепанные волосы; нравилось, как он, набегавшись на перемене, разрумянивался — совсем в духе персонажей Ренуара. Нравилось, как он катал карандаш во рту, оставляя возле ластика маленькие, симметричные следы зубов. Я любила его за то, что он не отказывался поиграть с девчонками в квадрат (единственный мальчик, который играл с нами, — остальные предпочитали футбол). И за то, что он был добр к жуткому заике Джонни Редмонду, над которым все подшучивали.

Дарси была весьма озадачена, если не оскорблена моим отступничеством — так же, как и наша общая подруга Аннелиза Гилс, которая переехала в тот же переулок два года спустя (это, да еще тот факт, что у нее уже была сестра, означало, что она никогда не обретет полноправного статуса лучшей подруги). Дарси и Аннелизе Итон нравился, но не так, как мне, — они утверждали, что Дуг гораздо круче и красивее. Две вещи, которые всегда ставят тебя в тупик, идет ли речь о мальчике или мужчине. Я это почувствовала уже в десять лет.

Мы все ожидали, что Дуга получит Дарси. Не только потому, что она была смелее остальных девчонок и запросто подходила к нему в столовой или на спортплощадке, но и потому, что она была самой красивой в классе. Высокие скулы, огромные глаза, изящный носик — этот тип лица ценится в любом возрасте, пусть пятиклассники еще и не могут в точности определить, чем именно оно притягательно. Во всяком случае, я не в состоянии была этого выразить, но точно знала, что Дарси хорошенькая, и завидовала ей, как и Аннелиза, которая от-крыто говорила об этом при каждой возможности — впрочем, такие излияния казались мне совершенно излишними. Дарси знала, что красива, да и, по-моему, вовсе не нуждалась в ежедневных напоминаниях.

В том году, в канун Дня всех святых, мы втроем собрались у Аннелизы, чтобы нарядиться в самодельные цыганские костюмы (Дарси сказала, что такой наряд оправдает обилие косметики). Примеряя сережки с фальшивыми бриллиантами, только что купленные в магазине «Клэр», она взглянула в зеркало и сказала:

— Знаешь, Рейчел, мне кажется, что ты права.

— В чем права? — спросила я, ощущая легкое удовлетворение и гадая, какой из наших недавних споров она имеет в виду.

Она вдела вторую сережку и посмотрела на меня. Ни-когда не забуду эту ее легкую самодовольную улыбку — точнее, один лишь намек на нее.

— Насчет Итона. Думаю, что займусь им.

— Что значит «займусь»?

— Мне надоел Дуг Джексон. Теперь мне нравится Итон. У него классные ямочки на щеках.

— Только одна, — фыркнула я.

— Хорошо, у него классная ямочка на щеке.

В поисках поддержки я взглянула на Аннелизу, надеясь, что она сейчас скажет: «Нельзя просто взять и решить, что теперь тебе нравится другой мальчик». Но она ничего не сказала, а продолжила красить губы, глядя на себя в маленькое зеркальце.

— Дарси, я поверить не могу.

— Чего ты волнуешься? — проговорила она. — Аннелиза вовсе не лезла на стену, когда я полюбила Дуга. Мы успешно делили его несколько месяцев. Да, Аннелиза?

— Даже дольше. Мне он понравился еще летом. Помнишь, в бассейне? — Аннелиза всегда упускала главное. Я взглянула на нее, и она сочувственно потупила глаза. Но ведь есть же разница! Дуг есть Дуг. Он принадлежит всем. А Итон только мой.

Больше за этот вечер я ничего не сказала, но праздник был испорчен. На следующий день в школе Дарси послала Итону записку с вопросом, кто ему нравится — она, я или вообще никто — с пустым квадратиком напротив каждого варианта и наказом поставить только одну галочку. Должно быть, он выбрал Дарси, потому что на перемене они ходили вместе. Следует сказать, что хоть они и говорили, что «гуляют», но на самом деле почти не проводили время вдвоем, если не считать нескольких телефонных разговоров по вечерам, частью под приглушенное хихиканье Аннелизы. Я отказалась участвовать в этой забаве или как-то обсуждать этот легкомысленный роман.

По-моему, совершенно не важно, что Дарси и Итон не целовались, что дело было в пятом классе и что они «расстались» две недели спустя, когда она потеряла к нему всякий интерес и объявила, что снова любит Дуга Джексона. Плевать, что, как сказала мама мне в утешение, подражание есть тонкая форма лести. Важно лишь то, что Дарси украла у меня Итона. Возможно, она это сделала, потому что и в самом деле стала о нем другого мнения; так я думала, убеждая саму себя, что мне не за что ее ненавидеть. Но скорее всего Дарси отбила у меня Итона лишь затем, чтобы показать, на что она способна.

Итак, господа присяжные, по здравом размышлении Дарси Рон получила по заслугам. Все возвращается на круги своя. Я дала ей отпор.

Представляю себе лица присяжных. Суд колеблется. Мужчины, кажется, удивлены, как будто рухнула некая догма. Хорошенькая девушка всегда найдет себе парня, разве нет? Мир устроен именно так. Немолодая дама в деловом костюме кривит губы. Ее 

возмущает это сравнение: чужой жених — и неудачная любовь в пятом классе! Боже мой! Ухоженная, очень красивая женщина в песочно-желтом костюме от Шанель мысленно сопоставляет себя с Дарси. Ничего не могу поделать, чтобы переубедить и разжалобить моих обвинителей.

Единственный присяжный, которого тронула история с Итоном, — полная девушка с простенькой круглой стрижкой и волосами цвета кофейных зерен. Она сидит с краю и время от времени поправляет очки на переносице. Я взываю к сочувствию этой девушки и к ее чувству справедливости. Втайне она меня одобряет. Может быть, у нее тоже есть подруга вроде Дарси, которая всегда получает все, что хочет.

Вспоминаю старшую школу, когда Дарси по-прежнему могла подцепить кого только вздумается. Я видела, как она целовалась с Блэйном Коннером возле нашего шкафчика, и до сих пор помню ту бурлящую во мне зависть, с которой я, все еще обделенная вниманием противоположного рола, была вынуждена наблюдать за этим бесстыдством. Блэйн перевелся в нашу школу из Колумбии, штат Огайо, в последнем классе средней школы и стал первым во всем, кроме учебы. Он не блистал умом, но был лучшим игроком в футбольной команде и лучшим подающим на бейсбольной площадке. Девчонки влюблялись в него, потому что он обладал кинематографической внешностью. Дуг Джексон, дубль два. Но увы, в Колумбии у него осталась подружка по имени Кассандра, про которую он говорил, что она — «девчонка на сто десять процентов» (выражение, которое всегда поражало меня своей очевидной бессмысленностью). Так было, пока ему не повстречалась Дарси. Та увидела его на поле и решила, что окрутит. На следующий день она позвала его смотреть «Отверженных». Можно было подумать, что качок вроде Блэйна не пойдет на мюзикл, но он охотно согласился ее сопровождать. После спектакля у нее на шее остался огромный засос. На следующее утро Кассандра из Колумбии вылетела у Блэйна из головы.

Помню свой разговор с Аннелизой о чарах Дарси. Мы нередко обсуждали ее, и это заставляло меня задуматься, как часто они в свою очередь, сплетничают обо мне. Аннелиза утверждала, что дело не только в красивом личике и отличной фигурке; главное — самоуверенность Дарси, ее шарм. Не знаю насчет шарма, но сейчас, пожалуй, согласилась бы с Аннелизой насчет самоуверенности. Как будто, учась в школе, Дарси могла видеть будущее. Она никогда ничего не боялась и ни в чем не сомневалась, как бы воплощая все то, о чем как о несбывшемся с тоской вспоминают многие спустя годы после окончания школы.

Но я еще кое-что должна сказать о Дарси и ее парнях. А именно — она никогда не забывала о нас ради ребят. Подруги у нее были на первом месте — для старшеклассницы это вообще удивительно. Иногда из-за нас она отшивала своего парня, но чаще знакомила его с нами. Мы вчетвером сидели рядом в кино. Фаворит месяца, Дарси, Аннелиза и я. Дарси всегда шепотом комментировала происходящее на экране. Она была дерзкая и независимая, непохожая на большинство других старшеклассниц, которые с головой уходили в свои любовные переживания. В то же самое время, я думаю, она просто не влюблялась по-настоящему. Дарси нравилось быть главной, а поскольку ей всегда попадались те, кто слабее ее, — она получала то, что хотела. Вправду ли она так мало заботилась о взаимности или только делала вид, но ребята продолжали держаться у нее крючке даже после того, как они расставались. Тот же Блэйн, например. Сейчас он живет в Айове с женой, тремя детьми и двумя лабрадорами и по-прежнему отправляет Дарси письма по электронной почте на каждый ее день рождения. Вот это сила!

Теперь Дарси с тоской рассказывает о том, как замечательно было в старших классах. Я вздрагиваю, когда она так говорит. Разумеется, у меня есть кое-какие светлые воспоминания о тех днях; я пользовалась некоторой популярностью — потому что была лучшей подругой Дарси. Я любила ходить на футбол с Аннелизой, раскрашивать лицо оранжевым и синим, стоять с флагом на открытой трибуне и махать Дарси, которая выступала в составе группы поддержки. Любила наши ежесубботние походы в кафе-мороженое, где мы обыкновенно заказывали одно тропическое, одно двойное шоколадное и один «Сникерс», а потом делились друг с другом. Любила своего первого парня, Брэндона Бимера, с которым мы встречались, когда учились в выпускном классе. Брэндон тоже был очень правильный — католическая версия меня. Он не пил, не курил травку и чувствовал себя неловко, когда разговор шел о сексе. Дарси, которая рассталась с девственностью в предпоследнем классе благодаря испанцу Карлосу, ученику по обмену, подбивала меня соблазнить Брэндона: «Возьми его за пенис, и, честное слово, ему это понравится». Но я и так была совершенно счастлива, проводя целые часы в трейлере, где жила семья Брэндона; такие вещи, как безопасный секс или вождение в нетрезвом виде, меня просто не касались. Поэтому если мои воспоминания и не отличаются особой яркостью, то по крайней мере мне просто есть о чем вспомнить.

Но горестей тоже хватало: прыщи, проклятое фотографирование с классом, вечное отсутствие модной одежды и партнера для танцев, детская полнота, которую я никак не могла скрыть, вынужденный уход из группы поддержки, проигранные выборы на должность классного казначея. Немилосердные грусть и злоба, которые накатывали время от времени (точнее сказать, раз в месяц) и, судя по всему, не поддавались контролю. Типичное состояние подростка года на четыре, все проходят через это. Все, кроме Дарси — ее миновали и физические недомогания, и уродливая подростковая неуклюжесть. Конечно, она любила школу — ведь школа любила ее.  

Многие девушки с такими же, как у меня, воспоминаниями о своем отрочестве со временем начинают относиться к нему иначе. На встрече выпускников десять лет спустя они появляются растолстевшие, разведенные и вспоминают о минувших счастливых днях. Но череда счастливых дней Дарси, казалось, не имеет конца. Никаких крушений и провалов. Ее жизнь становилась все приятнее. Как однажды сказала моя мама: «Дарси держит весь мир за яйца». Это было правдой — и правдой осталось. Дарси всегда получает то, что хочет, — включая Декса, идеального жениха.

Я посылаю Дарси сообщение на мобильник, который, должно быть, выключен, пока она сидит в кино. Пишу, что слишком устала, чтобы идти с ними ужинать. Даже встать не могу. На самом деле мне очень хочется есть. Звоню и заказываю гамбургер с сыром чеддер и жареную картошку. Естественно, к концу мая я не похудею на пять фунтов! В ожидании заказа вспоминаю, как много-много лет назад мы с Дарси листали телефонную книгу, мечтали о будущем и гадали, что будет с нами в тридцать лет.

И вот я сижу — без мужа, которого себе воображала, без няни, без двоих детей. Вместо всего этого мой юбилей омрачен скандалом. Ну ладно. Нет никаких причин заниматься самобичеванием. Я снова звоню и заказываю гигантский шоколадный коктейль в придачу. Вижу, как девушка на скамье присяжных мне подмигивает. Она тоже думает, что коктейль — это великолепная идея. В конце концов, неужели мимолетная слабость на дне рождения непростительна? 

 

Глава 3

Когда на следующее утро я просыпаюсь, образ развязной девицы, посасывающей молочные коктейли, уступает место кающейся грешнице. Вспоминаю о тридцати годах послушания. Больше не могу думать о том, что было. Я страшно виновата перед подругой: порваны сестринские узы. Оправдания этому нет.

И потому — план Б: представим, что ничего не случилось. Мой проступок так тяжел, что мне не остается ничего, как только поскорее все забыть. Жить как всегда. Начинается еще один обыкновенный понедельник. Я готова с этим смириться.

Принимаю душ, сушу волосы, надеваю свой любимый черный костюм и туфли на низком каблуке, еду на метро до Гранд-Сентрал, заказываю кофе, беру с журнальной стойки «Нью-Йорк тайме», поднимаюсь на эскалаторе, а потом на лифте в свой офис. Каждый шаг все больше отдаляет меня от Декса и от Того, Что Случилось.

Я прихожу в офис в двадцать минут девятого, по понятиям сотрудников юридической конторы — довольно рано. В коридоре тихо. Даже секретарши еще нет. Просматриваю колонки новостей и потягиваю кофе, как вдруг замечаю, что на моем телефоне поблескивает красный огонек,

одно неотвеченное сообщение — обычно это означает, что работы сегодня будет больше обычного. Какой-нибудь идиот, должно быть, позвонил в выходные, когда мне было не до того, чтобы проверять входящие. Мой заработок всецело зависит от Лэса— это самая важная шишка и самый большой придурок на все шесть этажей нашего офиса. Ввожу пароль и жду.

— Одно неотвеченное сообщение от внешнего абонента. Принято в семь часов двадцать минут, — слышу я. Ненавижу этот автоматический женский голос. Он постоянно сообщает мне самые плохие новости неизменно бодрым тоном. Нужно выпустить специальную запись для юридических контор с заунывным голосом на фоне мрачной музыки: «О-хо-хо, у вас четыре неотвеченных сообщения!»

Ну, что на этот раз? Нажимаю клавишу прослушивания записи.

— Привет, Рейчел. Это я, Декс. Хотел позвонить тебе вчера, чтобы поговорить о том, что случилось в воскресенье, но не смог. Думаю, нам стоит это обсудить. Перезвони, когда сможешь. Я буду на работе весь день.

Сердце у меня замирает. Почему бы ему не воспользоваться старой доброй тактикой «бегства от проблемы»: забыть и никогда больше об этом не заговаривать? Таков был мой план. Неудивительно, что я терпеть не могу свою работу. Я — человек, который ненавидит споры. Беру ручку и нервно постукиваю по столу. Так и слышу мамин голос, убеждающий меня не волноваться. Кладу ручку и смотрю на телефон. Женский голос спрашивает, что сделать с этим сообщением: прослушать еще раз, сохранить или удалить?

О чем он хочет со мной поговорить? Что здесь можно сказать? Слушаю опять, надеясь, что под звуки его голоса ответ придет ко мне сам. Не приходит. Прокручиваю еще и еще, пока голос не начинает  звучать неразборчиво. Так сливаются слова, теряя свой первоначальный смысл, когда произносишь их много раз подряд. Это была моя люби- & мая игра. Каша, каша, каша. Я повторяла и повторяла, пока мне не начинало казаться, что та желтая субстанция, которую я обычно ела на завтрак, называется теперь совершенно иначе.

Напоследок слушаю Декса еще раз и стираю сообщение. Определенно голос у него не такой, как всегда. Это важно, потому что и сам он в некотором роде стал другим. Мы оба стали другими. Потому что даже если я попытаюсь забыть о том, что случилось, даже если Декс выбросит это из головы после короткого и неловкого телефонного разговора, мы навсегда останемся в памяти друг друга — в том списке, который есть у каждого человека, будь это секретный дневник или отдаленные глубины сознания. Список короткий или длинный. Выстроенный в порядке поступления или по степени важности. С полным именем, дружеским прозвищем или просто характерной деталью. Так обычно запоминает Дарси: «Дельта Сигг, у которой потрясающая задница».

Декс оставил о себе добрую память. Не желая того, я вдруг снова вспоминаю о том, что было между нами. В те минуты он был просто Дексом, отдельно от Дарси. Таким ему уже давно не приходилось быть. С того самого дня, как я их познакомила.

Я встретила Декса, когда училась на юридическом отделении в Нью-Йоркском университете. В отличие от других студентов, которые пришли туда сразу после колледжа, потому что не смогли придумать ничего лучшего, Декс Тэлер был взрослым и опытным. Он работал аналитиком в фирме «Голдман Сакс», где я летом была на практике (моя работа заключалась в том, что я разбирала документы и отвечала на звонки). Декс был серьезный, спокойный и такой красивый, что трудно было его не заметить. Уверена, что в университете он играл ту же роль, что в школе — Блэйн Коннор и Дуг Джексон, вместе взятые. Разумеется, мы были уже отдаленно знакомы после первой недели занятий; девочки сплетничали о его семейном положении, отмечая, что кольца у него на безымянном пальце нет, но вместе с тем для холостяка он слишком ухожен и хорошо одет.

Но я сразу же выкинула его из головы, убедив себя, что его внешний блеск просто утомителен. Это был ловкий ход, потому что я знала: Декс — не моего поля ягода. Ненавижу это выражение, как и «по одежке встречают», но действительно трудно отрицать, что люди обычно общаются с теми, кто на них похож, а если нет — то это очень странно. Помимо того, я еще не зарабатывала тридцать тысяч в год, чтобы позволить себе отвлекаться на поиски парня.

При таком раскладе, весьма вероятно, за три года я бы с ним ни разу и не заговорила, но однажды мы вместе оказались на семинаре, который вел ехидный профессор Зигман. Хотя многие профессора в Нью-Йоркском университете придерживались метода сократической беседы, но только Зигман пользовался им для того, чтобы мучить и унижать студентов. Декса и меня объединила ненависть к этому мерзкому человеку. Я просто необъяснимо боялась Зигмана, в то время как чувства Декса были ближе к отвращению. «Вот задница, — обычно ворчал он после занятий, которые чаще всего заканчивались тем, что Зигман доводил очередного студента до слез. — Хотел бы стереть ухмылочку с этой самодовольной рожи».

Постепенно наше ворчание переросло в продолжительные разговоры во время прогулок по Вашингтон-сквер или за чашкой кофе в студенческой столовой. Мы начали вместе заниматься, готовясь к неизбежному — к тому дню, когда Зигман вызовет нас. Я с ужасом ожидала своего часа, понимая, что это будет избиение младенцев, но втайне не могла дождаться, когда придет очередь Декстера. Зигман измывался над слабыми и застенчивыми, а Декс был не робкого десятка. Я была уверена, что он не сдастся без боя.

Хорошо помню этот день. Зигман стоял за кафедрой, изучая список студентов, в котором были и наши карточки, вырезанные из общей фотографии курса (выбирая очередную жертву, он просто истекал слюной). Он взглянул сквозь маленькие круглые очки (точнее сказать, пенсне) в нашу сторону и сказал:

— Мистер Талер.

Фамилию Декса он произнес неправильно.

— Тэлер, — невозмутимо отозвался Декс.

Я затаила дыхание; еще никто не осмеливался поправлять Зигмана.

— Прошу прощения, мистер Тэлер, — отреагировал Зигман с легким лицемерным поклоном. — Итак, дело «Пальсграф против железнодорожной компании Лонг- Айленд».

Декс спокойно сидел с закрытым учебником, в то время как все остальные нервно искали это самое дело, которое нужно было изучить накануне. Речь там шла о железнодорожном инциденте. Пробираясь через толпу к вагону, служащий выбил из рук у пассажира упаковку динамита, нанеся тем самым телесные повреждения другой пасса-жирке, миссис Пальсграф. Судья Кардозо, соглашаясь с мнением большинства присяжных, утверждал, что случай с миссис Пальсграф не является «предсказуемым» и потому железнодорожная компания не обязана выплачивать ей предусмотренную компенсацию. Служащий, как объяснил судья, возможно, обязан возместить ущерб, нанесенный владельцу багажа — но не миссис Пальсграф.

— Должна ли была пострадавшая сторона получить компенсацию? — спросил Зигман.

 

Декс не ответил. На мгновение я испугалась, что он окаменел от страха, как и все его предшественники. «Скажи, что нет! — посылала я ему мощные мозговые импульсы. — Поддержи мнение присяжных». Но когда я увидела выражение его лица и сложенные 39 

на груди руки, то поняла, что он просто выдерживает паузу. Большинство первокурсников отвечали быстро, нервно и путано, как будто скорость реакции Жим** могла искупить их незнание. Ничего похожего в случае с Дексом.

— Как я думаю? — спросил он.

— Я ведь к вам обращаюсь, мистер Тэлер. Стало быть, хочу знать ваше мнение.

— Я считаю, что — да, истица должна была получить компенсацию. Я согласен с точкой зрения судьи Эндрюса.

— В самом деле? — Зигман неприятно возвысил голос.

-— Да. В самом деле.

Меня удивил этот ответ, потому что сам Декс сказал мне перед началом семинара: «Я не уверен, что в 1928 году был широко распространен крэк, но, по-моему, судья Эндрюс здорово обкурился, когда писал свое заключение». А еще больше я была поражена этим дерзким «в самом деле», которое Декс повторил, словно с целью поддразнить Зигмана.

Впалая грудь профессора заметно заколыхалась.

— Итак, вы думаете, служащий должен был предвидеть, что безобидный на вид предмет, пятнадцати дюймов в длину, завернутый в газету, содержал взрывчатое вещество и мог нанести истице увечье?

— Разумеется, это было возможно.

— Стало быть, он должен был предусмотреть, что сверток мог нанести увечье любому человеку? — В голосе Зигмана нарастал сарказм.

— Я не сказал любому. Я сказал истице. Миссис Пальсграф находилась в опасной близости от него.

Зигман нервно приблизился к нам и положил свою «Уолл-стрит джорнал» на закрытую тетрадку Декса.

— Пожалуйста, верните мне газету.

— Я бы предпочел этого не делать.

Аудитория была в шоке. Большинство из нас подыграли бы ему и вернули бы газету, которую Зигман явно использовал в определенном качестве.

— Предпочли бы этого не делать? — Зигман склонил голову набок.

— И был бы прав. В нее может быть завернут динамит.

Полкласса затаило дыхание, полкласса фыркнуло. Разумеется, в рукаве у Зигмана был козырь, и он готов был в любой момент поймать Декса на слове. Но Декс все предусмотрел. Профессор был явно разочарован.

— Хорошо, давайте представим, что вы по моей просьбе решили вернуть мне газету, что в нее действительно был завернут брусок динамита и что он действительно нанес нам увечье. Что тогда, мистер Тэлер?

— Тогда я подам на вас в суд и скорее всего выиграю дело.

— А эта компенсация будет аналогична той, о которой говорит судья Кардозо?

— Нет.

— В самом деле? А почему?

— Потому что я подам на вас в суд за умышленное нанесение увечья, а Кардозо говорит о халатности. Ведь так? — Декс чуть повысил голос, как и Зигман.

Кажется, я совсем перестала дышать. Зигман сложил ладони и прижал их к груди, как в молитве.

— В этой аудитории вопросы задаю я. Если вас это не коробит, мистер Тэлер.

Декс кивнул, как бы говоря: ради Бога, я не против.

— Хорошо, давайте представим, что я случайно уронил газету на вашу парту, вы вернули ее и получили увечье. Мистер Кардозо подтвердил бы ваше право на компенсацию?

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: