 |
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 17 глава
|
|
|
|
— Может, примешь душ?
Соглашаюсь. Мне действительно надо освежиться. Он вручает мне полотенце и наказывает управиться побыстрее — ему хочется поболтать.
Когда я уже вымылась и переоделась, Итон спрашивает:
— Так как у тебя дела с Дексом? Думаю, они все еще помолвлены?
Я не переставала думать о нем ни на минуту. Все смутно напоминает мне о Дексе. Поворот на Ньюкасл. Мы пили пиво «Ньюкасл» на моем дне рождения. Левостороннее движение. Декс левша. Дождь. У Аланис Морисетт есть песня «Шел дождь, когда ты выходила замуж».
Когда Итон задает вопрос, у меня начинает болеть в груди. Сдавливает горло; стараюсь не заплакать.
— Господи, я так и знал! — Итон наклоняется, берет меня за руку и усаживает на диван.
— Что знал? — спрашиваю я, борясь с подступающими слезами.
— Когда ты прикусываешь губу и говоришь, что все в порядке, то просто храбришься. — Он обнимает меня. — Что случилось?
Признаюсь ему во всем, без утайки, и начинаю реветь. Рассказываю даже про игральные кости, несмотря на обещание, данное самой себе над Атлантикой. Рана совсем свежая.
Когда я умолкаю, Итон говорит:
— Слава Богу, что я отказался от свадебного приглашения. Едва ли я бы перенес это спокойно.
Сморкаюсь, вытираю глаза.
— То же самое сказала Хиллари. Она не собирается идти.
— И тебе не стоит, Рейчел. Объяви бойкот. Тебе будет очень тяжело. Пожалей себя.
— Мне нужно будет пойти.
— Почему?
— А что я ей скажу?
— Скажи, что ложишься на операцию. Тебе удаляют какой-нибудь орган.
— Какой орган?!
— Селезенку, например. Живут же люди без селезенки.
— Почему мне должны удалять селезенку?
— Не знаю. Там камни бывают? Впрочем, какая разница? Придумай что-нибудь. Болезнь. Несчастный случай. Я тоже подумаю, и мы вместе сочиним что-нибудь правдоподобное. В любом случае не ходи.
|
|
|
— Но я должна, — говорю я, вновь вспоминая о правилах.
Минуту мы сидим молча, потом Итон встает, зажигает две лампы, берет с маленького столика в коридоре бумажник.
— Куда?
— В паб. Ты выпьешь и развеселишься. Поверь, это помогает.
— Одиннадцать часов утра! — Я смеюсь.
— У тебя что, есть идея получше? — Он складывает руки на груди. — Ты хочешь на экскурсию? Думаешь, что осмотр Биг Бена поднимет тебе настроение?
— Нет, — говорю я. Биг Бен только напомнит мне, что до самого ужасного дня в моей жизни осталось не так уж много времени.
— Тогда пошли!
Иду за Итоном в паб. Он называется «Британия». Паб именно такой, как я себе и представляла, — старомодный, битком набитый пожилыми мужчинами, которые курят и читают газеты. Стены и пол темно-красного цвета, на стенах — скверные масляные картины с изображением лисиц, оленей и женщин викторианской эпохи. Здесь по- прежнему 1955 год. У одного из мужчин маленькая шапочка и трубка, так что он похож на Черчилля.
— Чего тебе хочется? — спрашивает Итон.
Декса, конечно. Но говорю, что хочу пива. Начинаю думать, что напиться — не такая уж плохая идея.
— «Гиннесс»? «Кроненберг»?
— Все равно. Только не «Ньюкасл».
Итон заказывает два пива, себе — темное. Мы садимся за столик в углу. Рассматриваю деревянную столешницу и спрашиваю, сколько времени ему понадобилось, чтобы забыть Бренди.
— Немного, — говорит он. — Когда узнал правду, то понял, что она совсем не та, о ком я мечтал. Я ничего не потерял. Вот о чем ты подумай. Он тебе не пара. Пусть себе остается с Дарси.
— Почему все только ей? — Вопрос звучит как из уст пятилетней, но так проще сформулировать. Дарси снова победила.
Итон смеется. На щеке у него ямочка.
— Ей — что?
— Во-первых, Декс. — Жалость к себе прямо-таки захлестывает меня, когда я воображаю его с Дарси. Утро в Нью-Йорке. Оба еще спят.
|
|
|
— Так. Что еще?
— Да все! — Я быстро пью пиво. Чувствую, как оно обжигает мой пустой желудок.
— Например?
Как объяснить этому парню, что я имею в виду? Так глупо звучит: она красивее, стройнее, у нее больше тряпок. Но это все мелочи. Она просто счастливее! Всегда получает то, что хочет — что бы это ни было. Я пытаюсь объяснить на конкретном примере:
— У нее классная работа. Она получает кучу денег всего-навсего за то, что устраивает вечеринки и хорошо выглядит.
— Эту дурацкую работу ты зовешь классной? Ой, прошу тебя.
— Лучше, чем у меня.
— Думаешь, это лучше, чем быть адвокатом? Мне так не кажется.
— По крайней мере веселее.
— Ты бы возненавидела такое занятие.
— Не в этом дело. Она любит свою работу. — Знаю, что поступаю неправильно, рассказывая о том, как Дарси везет.
— Тогда найди себе дело, которое ты тоже будешь любить. Хотя не об этом речь. К разговору о работе вернемся потом. Ладно, что еще она получила?
— Ну… она поступила в Нотр-Дам, — говорю я, сознавая, что это смешно.
— Нет. — Да.
— Нет. Она всего лишь сказала, что поступила в Нотр-Дам. Кто же не отдаст предпочтение Нотр-Дам перед Университетом Индианы?
— Многие.
— Ладно. Я сам не люблю Нотр-Дам. Просто хочу сказать, что если ты подала документы в два университета и всюду прошла, то, вероятно, захочешь взглянуть на оба. Ты бы выбрала Нотр-Дам. Он лучше, правильно?
Киваю:
— Думаю, что да.
— А она не прошла. Так же как и не получила тысячу триста сколько-то там баллов за тест. Помнишь эту фигню?
— Да. Она соврала.
— И насчет Нотр-Дам — тоже. Уж поверь мне... Ты видела пригласительное письмо?
— Нет. Но... может быть, она сказала правду.
— Господи, какая ты наивная, — говорит он. — Скорее всего вы попали в один и тот же список непринятых.
— Грустная тема. Помнишь?
— Да. Помню. Вы так огорчились. Ты ведь уже начала радоваться по поводу того, что уезжаешь. Конечно, потом ты выбрала второй по степени отвратности университет и уехала в Дьюк. Знаешь, что я думаю по поводу Дьюка и Нотр-Дам?
Улыбаюсь и говорю Итону, что просто не в состоянии сохранить в памяти все его теории.
— Ну-ка напомни.
— Ну, кроме тебя и еще парочки исключений, там учатся сплошь самые неприятные личности. Не то эти заведения их особенно привлекают, не то вообще во всех университетах так. А может, и то и другое, вместе взятое, отчего еще тошнее. Ты ведь не обиделась?
|
|
|
— Конечно, нет. Продолжай, — говорю я. Отчасти согласна. Огромное количество студентов Дьюка, включая моего собственного парня, были просто невыносимы.
— Ладно. Так почему же на долю этих двух университетов приходится столько придурков? Что у них общего, спрашиваешь ты?
— Да.
— Все очень просто. Самое главное — высокий спортивный уровень. Футбол в Нотр-Дам и баскетбол в Дьюке. В сочетании с высокой научной репутацией. Результат — невероятный по степени снобизма студенческий состав. Ты можешь назвать еще какой-нибудь университет с той же самой комбинацией признаков?
— Мичиган, — отвечаю я, вспоминая о Люке Гримли из старшей школы, который всех замучил разговорами о мичиганской футбольной команде. Он до сих пор восхищается игрой Румо Робинсона в финале чемпионата Национальной студенческой спортивной организации.
— А! Мичиган! Да, хороший пример. Но его трудно назвать дорогим учебным заведением. Общественное мнение о нем умалчивает, и потому Мичиган все же менее противен.
— Подожди. А как насчет университета, в котором ты учился? Стэнфорд. У вас потрясающая футбольная команда — «Лесные тигры». Великолепные пловцы. Фигуристка Дебби Томас, которая получила серебряную медаль. Куча теннисистов. Плюс высокий уровень образования. Это дорогое частное учебное заведение. Так почему же ты не считаешь Стэнфорд столь уж непереносимым?
— Все просто. В футболе и баскетболе мы не самые сильные. Да, у нас бывали классные команды, но это вовсе не то, что баскетболисты Дьюка или футболисты Нотр-Дам. У нас нет оснований возгордиться. И в этом спасение.
Улыбаюсь и киваю. Теория интересная, но меня больше интересует, почему все-таки Дарси не прошла в Нотр- Дам.
— Ничего, если я закурю? — спрашивает Итон, вытаскивая пачку из заднего кармана. Катает сигарету между пальцев.
— Я думала, ты бросил.
— На какое-то время.
— Тебе нужно бросать.
|
|
|
— Знаю.
— Ладно. Вернемся к Дарси.
— Давай.
— Может быть, она и не попала в Нотр-Дам. Зато она получила Декса.
Он чиркает спичкой и закуривает.
— Ну и что? И пусть себе с ним остается. Он просто тряпка. Честное слово, тебе стоило его отшить.
— Он не тряпка, — говорю я, надеясь, что Итон меня разубедит. Хочу уцепиться за главный недостаток Декса, поверить в то, что он не тот человек, каким мне казался. Это будет не так болезненно, как думать о том, что это я — не та женщина, которая ему нужна.
— Ладно, может быть, тряпка — слишком сильно сказано. Рейч, я абсолютно уверен, что он хотел бы остаться с тобой. Но при этом не знает, как отделаться от нее.
— Спасибо за твою веру. Но я на самом деле думаю, что он с самого начала хотел остаться с Дарси. Он выбрал ее, а не меня. Все отдают предпочтение ей. — Судорожно глотаю пиво.
— Все? Кто еще, кроме безвольного Декса?
Улыбаюсь:
— Ты.
Он озадаченно смотрит на меня.
— Никогда.
Я фыркаю:
— Ха!..
— Это она тебе сказала?
Все эти годы я никогда не выражала открыто своих чувств по поводу их двухнедельного романа в начальной школе.
— Ей не нужно было и говорить. Об этом знали все.
— О чем?
— А ты о чем?
— О встрече выпускников.
— Десять лет спустя? — А вот ее я пропустила. Лэс тогда вынудил меня остаться на работе. Это было задолго до того, как я научилась лгать. Он просто обсмеял меня, когда я сказала, что хочу поехать на ежегодную встречу выпускников.
— Да. Она не рассказывала тебе, что тогда случилось? — Он глубоко затягивается и отворачивается, выдыхая дым в сторону.
— Нет. А что? — спрашиваю я и думаю, что умру на месте, если Итон с ней спал! — Пожалуйста, только не говори мне, что ты затащил ее в постель.
— О черт!.. Нет! Но она пыталась это сделать!
Доканчиваю свое пиво, отпиваю из его кружки и слушаю, как он рассказывает о том, что случилось на встрече выпускников. Как Дарси после вечеринки у Горация Карлайла пристала к нему. Сказала, что им стоит провести эту ночь вместе. Почему бы и нет?
— Ты шутишь!
— Отнюдь, — говорит он. — Я сказал ей: «Дарси, черт возьми. У тебя есть парень. Так какого хрена?»
— Это и была главная причина?
— Того, что мы не переспали?
Киваю.
— Нет, это не было главной причиной.
— Почему тогда? — Мне вдруг начинает казаться, что сейчас он признается в гомосексуализме. Может быть, моя подруга все-таки права?
— Это же Дарси. Таких планов я на нее никогда не строил.
— Ты не считаешь ее... красивой?
— Если честно — нет. Не считаю.
— Почему?
— Объяснить?
— Да.
— Ладно. — Он выпускает дым в потолок. — Она слишком сильно красится. Она, как бы это сказать... чересчур резкая.
— У нее резкие черты лица, — подсказываю я.
|
|
|
— Да. И брови выщипаны.
Я вспоминаю две тоненькие дугообразные линии.
— Напрочь. Забавно!
— Да. И тазовые кости выпирают. Она слишком худая. Мне такие не нравятся. Но дело не в этом. Дело в том, что просто это — Дарси. — Он вздрагивает и забирает у меня свое пиво. — Подожди. Я закажу еще.
Он гасит сигарету, идет к стойке и возвращается с двумя новыми кружками.
— Держи.
— Спасибо! — Я начинаю схлебывать пену.
Он смеется:
— Черт!.. Не позволю себя перепить.
Я вытираю пену с губ тыльной стороной ладони и интересуюсь, почему он до сих пор не говорил мне о том, что случилось на встрече выпускников.
— Не знаю. Потому что это, в конце концов, ерунда. Она была пьяная... Наверное, даже не понимала, что делает.
— Ну уж нет. Она всегда знает, что делает.
— Может быть. Но все равно это не так уж важно.
Вот почему она думает, что Итон гей! Для нее это единственное объяснение того, почему он ее отверг.
— Да уж, ее чары, под которые ты подпал в пятом классе, заметно ослабели. 318Он смеется:
— Точно. Один раз у нас было свидание. — Он изображает в воздухе кавычки.
— Ты тоже предпочел ее мне.
На его щеке обозначается ямочка.
— О чем ты говоришь?
— О записке. Где нужно было поставить галочку.
— Что?
Я вздыхаю.
— Записка, которую она тебе послала. Там было написано: «С кем ты хочешь пойти на свидание, с Рейчел или со мной?»
— Ничего такого в записке не было. Там и речи о тебе не шло. А почему она должна была написать твое имя?
— Потому что ты мне нравился! — Я отчего-то смущаюсь, делая это признание, пусть даже много лет спустя. — И знал это.
Он уверенно мотает головой:
— Нет. Не знал.
— Ты просто забыл.
— Я такого не забываю. У меня потрясающая память. Твоего имени в записке не было. Я бы помнил. Потому что ты мне тоже нравилась. — Он смотрит на меня поверх своей кружки и снова закуривает.
— Вот черт. — Чувствую, что краснею. Говорю себе, что это всего лишь Итон. Мы уже взрослые.
— Ладно. — Он сосредоточенно принимается отдирать спичечную этикетку. Теперь он тоже выглядит смущенным. — Не хочешь — не верь.
— Это правда?
— Да. Я всегда помогал тебе, когда мы играли в квадрат, так что ты выигрывала. А если начинал выигрывать кто-то другой, то я ему мешал. И не говори, что ты не замечала.
— Не замечала.
— Оказывается, ты гораздо менее внимательна, чем я думал. Да, ты мне нравилась. Все эти годы, пока мы учились в школе. А потом ты стала встречаться с Бимером. Разбила мне сердце.
Потрясающая новость, но я все еще никак не могу смириться с тем, что в записке не было моего имени.
— Клянусь, Аннелиза его видела.
— Аннелиза славная девчонка, но своих мозгов у нее нет. Наверное, это Дарси велела ей сказать, что там было твое имя. Или сделала так, что Аннелиза в самом деле в это поверила. Кстати, как она? Уже родила?
— Нет. Но скоро должна.
— Она собирается приехать на свадьбу?
— Если не будет в больнице. Приедут все, кроме тебя.
— И тебя! Запомни насчет селезенки.
— Да. Ужасно. — Я улыбаюсь. — Так ты уверен, что моего имени там не было?
И что я так зациклилась на том, что случилось двадцать лет назад? Глупо, но мне это кажется очень важным!
— Абсолютно. Аб-со-лют-но.
— Дьявол... Вот стерва!
Он смеется:
— Я и понятия не имел, что за мной охотятся. Думал, что вся эта суета — вокруг Дуга Джексона.
— Охотились и правда не за тобой, а за Дутом Джексоном, — говорю я. — В том-то все и дело! Я была единственной, кому нравился ты. Она просто стала мне подражать.
Снова замечаю, как по-детски звучит все, что имеет отношение к моим чувствам.
— Ну, ты не много потеряла. Свидание со мной во многом предполагало совместное поедание кексов. Не очень- то будоражит воображение! А в квадрате я по-прежнему тебе помогал.
— Может быть, Декс тоже начнет мне помогать, если мы все решим поиграть в квадрат! Это будет просто... — Не могу подобрать нужное слово. Чувствую, что уже пьяна.
— Ловко? Здорово? Отлично? — подсказывает Итон.
Киваю:
— Все это, вместе взятое.
— Ну как, полегчало? — спрашивает он.
Он так старается. Благодаря его усилиям и пиву я чувствую себя почти что исцеленной, по крайней мере на время. Осознаю, что я в тысячах миль от Декса. Декстер, который мог поставить галочку напротив моего имени, выбрал Дарси.
— Да. Уже лучше.
— Тогда давай повторим все сначала. Мы пришли к выводу, что я никогда не предпочитал Дарси тебе. И что она не прошла в Нотр-Дам.
— Но у нее есть Декс.
— Забудь о нем. Он тебя не стоит, — говорит Итон и разглядывает меню, написанное на грифельной доске у нас за спиной. — Давай-ка закажем рыбу с жареной картошкой.
Мы едим рыбу, картошку фри, мятый горошек, который похож на детское пюре. Вкусно! Заказываем еще пару пива. Я намекаю, что хочу погулять и увидеть что-нибудь специфически английское. Он ведет меня в Кенсингтонский парк и показывает дворец, где жила принцесса Диана.
— Видишь эти ворота? Когда она погибла, тут лежали целые горы цветов и писем. Помнишь фотографии?
— Да. Это здесь?
Мы были вместе с Дарси и Дексом, когда узнали, что Диана разбилась. Сидели в «Толкхаусе», когда пришел какой-то парень и сказал: «Слышали? Диана погибла в автокатастрофе!» И потому что он не умолкая говорил об одной лишь Диане, мы с Дарси хором спросили, о ком идет речь. Парень пояснил: «Принцесса Диана». Он сообщил, что несчастье случилось в Париже, когда она на скорости влетела в туннель, спасаясь от папарацци. Дарси начала реветь, как только это услышала. Едва ли не впервые она плакала не для того, чтобы привлечь к себе внимание. Это были искренние слезы. Она действительно была в ужасе. Точнее, мы обе. Че-рез несколько дней мы смотрели по телевизору похороны Дианы, специально проснувшись в четыре утра, чтобы ничего не пропустить, точно так же, как наблюдали за церемонией ее бракосочетания с принцем Чарльзом шестнадцатью годами раньше.
Мы с Итоном бредем через Кенсингтонский парк — под мелким дождем, без зонта. Я не боюсь промокнуть. Плевать, что волосы пойдут кудряшками. Минуем дворец и огибаем маленький пруд в форме круга.
— Как он называется?
— Круглый, — говорит Итон. — Верно подмечено, да?
Проходим мимо открытой эстрады и приближаемся к
памятнику принцу Альберту — огромной бронзовой статуе, восседающей на троне.
— Нравится?
— Ничего.
— Безутешная королева Виктория поставила этот памятник, когда Альберт умер от брюшного тифа.
— Когда?
— В тысяча восемьсот шестьдесят... или семьдесят каком-то году. Красиво?
— Очень.
— Очевидно, они с Альбертом были очень близки.
Да, королева Виктория, должно быть, переживала больше, чем я сейчас. Меня посещает мимолетная мысль, что я предпочла бы увидеть Декса мертвым, чем отдать его Дарси. Так, может быть, это не настоящая любовь, если я желаю ему смерти? Нет уж, пусть будет жив!
Дождь усиливается. Если не считать нескольких японских туристов, которые фотографируются на ступенях памятника, мы здесь одни.
— Возвращаемся? — Итон указывает в противоположном направлении. — Гайд-парк и озеро Серпантин посмотрим в другой раз.
— Конечно.
— Как твоя селезенка? По такой погоде...
— Итон! Мне просто придется быть на свадьбе.
— Да плюнь ты на нее.
— Я подружка невесты.
— Ах да. Я совсем забыл! — Он протирает очки рукавом.
На обратном пути Итон вдруг начинает посмеиваться.
— Что?
— Дарси, — говорит он, качая головой.
— Что такое?
— Вспомнил, как она написала письмо Майклу Джордану и пригласила его на школьный бал.
Я смеюсь:
— Она действительно думала, что он приедет! Все беспокоилась, как бы это поделикатнее сообщить Блэйну.
— А потом Джордан написал ответ. Ну, или кто-то от его имени. Та часть рассказа, в которую я никогда не верил. Не думал, что он ей ответит.
Итон смеется. Не важно, что он говорит; на самом деле Дарси не оставляет его равнодушным, хоть он и отрицает это. Так же, как и меня.
— Он ответил. Она все еще хранит это письмо.
— Ты его видела?
— Да. Помнишь, как она прятала его в нашем шкаф-чике?
— Точно. А все-таки никакого письма из Нотр-Дам не было.
— Пускай. Пускай! Может, ты и прав. Но почему ты не сказал этого двадцать лет назад?
— Вы скорее всего попали в один список. Все яснее ясного! Знаешь, для хорошенькой женщины ты иногда очень туго соображаешь.
— Спасибо.
Он приподнимает воображаемую шляпу.
— Не стоит благодарности.
Мы возвращаемся к нему, и я уступаю своей усталости. По пробуждении Итон предлагает мне чашечку настоящего английского чая и булочку. Завтракаем в пабе, проходим мимо того стола, за которым обычно сидела Диана. После обеда снова сплю, впервые не мечтая о Дексе. Опять пью чай и ем булочки с моим старым другом. Путешествие, кажется, удалось. Если только вообще что-нибудь может удаться, когда у тебя разбито сердце.
Глава 22
Вечером мы встречаемся со старыми приятелями Итона — Мартином и Фебой, с которыми он познакомился, когда урывками сотрудничал в «Тайм-ауте». Я была о них наслышана: знала, что Мартин очень красив, учился в Оксфорде и теперь зарабатывает кучу денег. Феба, уроженка лондонских трущоб, переспала с уймой мужчин и была уволена за то, что посоветовала своему шефу заткнуться.
Они именно такие, как я их себе представляла. Мартин хорошо одет и привлекателен, хотя едва ли сексуален. Сидит, скрестив ноги, кивает и хмурится, хмыкает, что бы ему ни говорили, и делает вид, будто весь внимание. Феба — очень высокая, похожая на амазонку, с буйной огненно-рыжей шевелюрой. Не пойму, контрастирует ли ее оранжевая помада с цветом волос или, наоборот, подчеркивает его. И никак не могу решить, красивая она или просто необычная. Фигура у Фебы не идеальная, но она и не пытается скрывать недостатки. Между блузкой и юбкой выделяется белая складка на животе. Никто на Манхэттене не рискнет оголять живот, если он не плоский, как доска. Итон как-то говорил, что англичанки меньше заботятся о своей внешности, потому что не так склонны к полноте, как американки. Феба — живое тому подтверждение, и это приятно. Весь вечер она рассказывает о каком-то парне, которого хочет затащить в постель, и о другом, которого уже затащила. Все это она излагает равнодушным тоном, как будто говорит о том, что устала сегодня на работе или что ей надоел дождь. Мне нравится ее прямота, но Мартин закатывает глаза и сухо замечает, что она просто груба.
После того как Феба заканчивает рассказ о некоем Роджере, которому, по ее словам, «стоит подлить керосину в штаны», она оборачивается ко мне и спрашивает:
— Так что, Рейчел, какие в Нью-Йорке мужики? Такие же кошмарные, как и здесь?
— Спасибо, детка, — невозмутимо отзывается Мартин.
Я улыбаюсь и отвечаю:
— Ну, они разные.
Никогда не думала, что американцы чем-то отличаются от других. Просто, кроме соотечественников, я еще ни с кем не общалась.
— А у тебя кто-нибудь есть? — спрашивает она и выпускает струю дыма в потолок.
— Хм... Не то чтобы... Нет. Я... не замужем.
Мы с Итоном переглядываемся. Феба настаивает:
— И что? Обычное дело.
Мартин машет рукой, отгоняя от лица дым, и ждет. Феба делает жест, как бы говоря: давай— Давай, выкладывай.
— Ничего такого, — говорю я. — Честное слово, мне нечего рассказать.
— Расскажи, — предлагает Итон.
У меня нет выбора. Он настаивает, и мне действительно есть о чем поведать.
Не хочу ломаться, тем более что Феба, кажется, вовсе не склонна поощрять эти отговорки. В этом отношении она похожа на Хиллари. В любом случае меня приперли к стенке. Признаюсь:
— Все лето я встречалась с мужчиной, у которого свадьба... меньше чем через две недели. Я думала, он ее отменит. Он этого не сделал. Вот и все. Я снова свободна.
Рассказываю без всяких эмоций и немало этим горжусь. Явный прогресс.
Феба говорит:
— Обычно они ждут до свадьбы, а потом уже изменяют. Этот тип, можно сказать, сделал рывок на старте. А невеста? Ты ее знаешь?
— Да. Можно и так сказать.
— Наверное, настоящая стерва, — убежденно замечает она.
Мартин прокашливается и снова отгоняет дым.
— Может быть, Рейчел не хочет об этом говорить. Ты не подумала?
— Нет, не подумала, — язвительно отвечает Феба и обращается ко мне: — Ты не против, что мы об этом заговорили?
— Нет. Не против. — Кажется, это правда.
— И что? Та, на которой он хочет жениться, — ты ее знаешь?
— Ну... Мы давно друг друга знаем.
И тут встревает Итон:
— Короче говоря, Рейчел — подружка невесты!
Он хлопает меня по спине и кладет руку на плечо, как будто поздравляет. Итон явно рад, что его друзья могут насладиться заокеанской сплетней.
Фебу это нимало не впечатляет. Могу поклясться, что видала она и похуже.
— Да, хреново, — сочувственно говорит она.
— Но все уже кончено. Я ему все сказала. Сказала, что он должен отменить свадьбу. А он предпочел ту, другую. Вот и все. — Стараюсь обойти тот факт, что меня отвергли. Кажется, это хорошо получается.
— Она прямо расцвела, — говорит Итон.
— Да. Непохоже, что ты переживаешь, — отвечает Феба. — Никогда бы не подумала. Помните Оскара, парни?
Итон тянет: «О-о!», а Мартин вздрагивает. Видимо, помнят.
Потом Итон говорит, что, по его мнению, мне не следует быть на свадьбе. Феба хочет узнать побольше о невесте, так что он выдает ей сжатое описание Дарси и характеризует нашу дружбу. Даже упоминает о Нотр-Дам. Я отвечаю, когда меня спрашивают, но большую часть времени просто слушаю, как они втроем обсуждают мое положение, как будто меня здесь нет. Забавно, как Мартин и Феба с британским акцентом произносят имена Декса и Дарси. Людей, которых они никогда не видели и скорее всего не увидят. Это придает суждениям объективность. Относительную.
— И ты больше не хочешь с ним оставаться, — заключает Феба.
— Я ей то и советую, — отвечает Итон.
Мартин высказывает предположение, что, может быть, Декс все же отменит свадьбу.
— Нет, — говорю я. — Он пришел ко мне за день до моего отъезда и сказал прямо. Он женится.
— По крайней мере высказался.
— Да, — отвечаю я, думая, что это большой плюс. В противном случае я бы продолжала возлагать слишком большие надежды на этот разговор. А так — позволила Дексу краткий визит с глазу на глаз.
Вдруг Фебу посещает блистательная идея. Ее приятель Джеймс недавно расстался со своей девушкой. Он обожает американок. Так почему бы нас не познакомить и не посмотреть, что из этого выйдет?
— Она живет в Нью-Йорке, — говорит Мартин. — Забыла?
— Ну и что? Это как раз разрешимо. Она может переехать. Или он. На худой конец, хотя бы разок перепихнутся.
— Далеко не все считают секс панацеей, — возражает Мартин.
Феба поднимает бровь. Кажется, я могла бы это перенять. Очень подходящая к такому разговору гримаса.
— Да? А ты бы хотел, чтобы все осталось как есть, Марти?
Она оборачивается ко мне и ждет, что я скажу.
— Хороший секс еще никому не повредил, — говорю я, чтобы завоевать ее расположение.
Она взлохмачивает шевелюру и, кажется, очень довольна.
— Я тоже так думаю.
— Что ты делаешь? — спрашивает Итон, видя, что Феба достает из сумочки мобильник.
— Звоню Джеймсу.
— Мать твою, Феба!.. Спрячь телефон, — говорит Мартин. — Будь хоть немного тактичной.
— Нет, все нормально, — отвечаю я, заглушая в себе стыдливость. — Можешь звонить.
Феба сияет:
— Отлично! А вы, парни, пока заткнитесь.
Таким образом, на следующий вечер благодаря Фебе я сижу в тайском ресторанчике. У меня свидание с Джеймсом. Ему тридцать, он внештатный журналист — красивый, хоть и полная противоположность Дексу. Невысокий, голубоглазый, светловолосый, с почти бесцветными бровями. Чем-то напоминает Хью Гранта. Сначала мне кажется, что причиной тому британский акцент, но потом понимаю, что все дело в этаком небрежном обаянии. И держу пари, что он (как и Хью) сменил уйму женщин. Может быть, я позволю ему добавить в этот список и меня.
Киваю и смеюсь, когда Джеймс отпускает язвительные замечания по поводу парочки за соседним столиком. Он забавный. Мне вдруг приходит на ум, что с Дексом далеко не так весело. Конечно, я всегда придерживалась того мнения, что если хочется похохотать, то для этого существуют комедийные сериалы, а человек, с которым я иду на свидание, вовсе не обязан непрерывно меня смешить, но теперь склонна пересмотреть свою точку зрения. Может быть, мне действительно нужен весельчак. Может быть, это главное, чего недостает Дексу. Пытаюсь все усугубить в своем воображении, представляю его напрочь лишенным чувства юмора, даже занудным. Не помогает. Трудно обмануть себя таким образом. Декс тоже веселый. Он идеально мне подходит. Даже несмотря на такой маленький недостаток, как желание жениться на Дарси.
Понимаю, что упустила нить разговора — кажется, речь шла о Мадонне.
— Тебе нравится? — спрашивает Джеймс.
— Не то чтобы очень. Так, ничего.
— Обычно она вызывает гораздо более сильные эмоции. Ее или любят, или терпеть не могут. Никогда не играла в такую игру — «любишь — не любишь»?
— Нет. А что это?
Джеймс объясняет мне правила. Ведущий предлагает какую-нибудь тему или называет любого человека, а остальные должны выразить свое отношение. Да или нет. Серединка не принимается. Хорошо, а что, если действительно ни то, ни это? Я не люблю Мадонну. Но и не ненавижу.
— Нет, нужно выбрать что-нибудь одно. Решай, — говорит он. — Любишь или ненавидишь?
Я размышляю.
— Ну ладно. Я ее терпеть не могу.
— Отлично. Я тоже.
— В самом деле?
— Да. Она бездарная. Теперь ты выбирай.
— Э... не могу придумать. Давай лучше ты.
— Хорошо. Водяные кровати.
— Они такие липкие. Ненавижу, — говорю я. Здесь мое отношение однозначно.
— И я. Твоя очередь.
|
|
|
