 |
Глава вторая: Долгая дорога 10 глава
|
|
|
|
– Тесса, тебе тоже плохо?
– Д-да. Наверное, вам тоже лучше подождать с мистером Лемоном. Рисковать, сопровождая меня… не нужно… Здесь вы будете…
Канаме, не слушая, крепко схватила ее за запястье и рывком поставила на ноги.
– Ничего. Идем.
– …Х-хорошо…
Шатаясь и едва не падая, тяжело опираясь на Канаме, Тесса шагнула вперед – к центру купола.
К ТАРОСу.
– Конец истории? Как это?
На вопрос Соске Леонард громыхнул в полутьме очередным обломком бетона и задумчиво проговорил:
– Махеншафт алс херршафт… Он не договорил. Скорее всего, это был немецкий язык, и Соске ничего не понял.
– Кажется, это из Хайдеггера 1: «Конструкция, управляющая созиданием и созидаемым». Или, если угодно, causa sui – «причина, которая сама лежит в основе себя». В данном случае причина и следствие практически неразличимы – это как движение,
1 Мартин Хайдеггер (1889 – 1976), немецкий философ.
которое имеет целью только движение, а не какую-то цель. Впрочем, все это – высокая философия. Спустимся на грешную землю. Упустив из виду принцип причинности, мы беззаботно жили до сих пор в причудливо искаженном мире. Представь: если бы человек действительно мог свободно, сбросив оковы времени, повелевать роком и судьбой, чего бы он пожелал? Меня всегда занимал этот вопрос, и сейчас я готовлюсь к его разрешению.
Принцип причинности? Рок?
Соске не очень-то хорошо представлял себе, что означают эти понятия.
– Ты ведь слышал об омнисфере от моей сестры?
– Немного.
– О ТАРОСе?
– Да. Аппарат, который дает доступ к омнисфере и позволяет управлять лямбда драйвером.
– Лямбда драйвер всего лишь довесок. Он существует только для удобства.
– Похоже, так.
|
|
|
– В этих руинах находится первый ТАРОС, созданный в этом мире. Тот самый, который пошел вразнос, в результате чего родившиеся в этот момент дети стали Посвященными. Только омнисфера оказалась способна так эффективно распространить эти психические волны из эпицентра по всему миру, невзирая на время и пространство – в этом ее истинное значение. Посвященные – люди, способные воспринимать информацию из прошлого или будущего. Вот поворотная точка, эффект, сбивший с пути этот мир, который уже совсем не похож на мир «изначальный». Иная история, иная временная ось, иной мир. В изначальном мире не могли появиться бронероботы или ваш Митрил. Амальгам тоже была бы совершенно иной организацией.
– Глупость какая-то. Как такое может…
– Верить или не верить – дело твое. Но представь на секунду, что это правда. Если бы ты смог, как бы ты постарался излечить наш нынешний, искаженный мир?
– Не собираюсь никого лечить. Я оставил бы его, как есть.
Соске не слишком интересовали отвлеченные вопросы о том, каким бы мог стать этот мир, даже если действительно принять допущения Леонарда.
Перелом истории? И что с того? Если это и правда, простые истины, только и имевшие для него значение, никуда не денутся.
Есть враги, и есть друзья.
Есть тактика и боевая задача, которую нужно выполнить.
Есть дело, которое нужно сделать, исходя из наличной информации, и есть то, что нужно узнать.
– Неужели тебе все равно? Если все пойдет дальше, как сейчас? – криво усмехнулся Леонард. И ответил сам: – Конечно, нет. То, что должно существовать, исчезло, и на его место пришло то, что никогда не могло случиться. Люди, обязанные жить, погибли, а другие, которым самое место в аду – все еще здесь. Этот мир безумен. И мы должны исправить его. Мы – люди, облеченные силой.
– Это ты обезумел. Не знаю, каким способом ты собрался реформировать мир, но...
– Речь идет не о реформации, – в гулко разнесшихся в темноте словах Леонарда звучало раздражение и с трудом подавляемый гнев. – И это отнюдь не бессмысленная трата сил. Если бы земная ось внезапно изменила свой наклон, и разразились стихийные бедствия, разве не естественно было бы думать о том, чтобы исправить положение и вернуть ее на место – если бы для этого нашелся способ? Излечить мир, возвратить в оригинальное состояние? Где ты здесь видишь безумие?
|
|
|
– Я не великий гений, не чета тебе. Сколько бы ты ни болтал, что мир безумен – для меня это мало что значит и не особенно задевает. Но, пусть я и не понимаю остального, скажи – разве твое «возвращение к оригиналу» не означает исчезновение
мира, в котором мы живем? Исчезнут не только враги, но и друзья, так? Вот это мне не подходит.
– Тогда послушай. Разве у тебя нет погибших товарищей по оружию? Родных, друзей, знакомых, которых ты потерял навсегда?
– …Есть.
Да. Конечно. Товарищи по оружию в Афганистане. Однополчане-наемники, встретившиеся на его жизненном пути. Их было много. Еще – соратники по боевым операциям в Митриле. Мэтт Шейд из разведывательного управления. Гейл МакАллен – Урц-1. Боец пехотного десантного отряда ПРТ Лян Сяопин. Командир Гейбо-9 Ева Сантос и ее экипаж. Товарищи, погибшие в сражении на острове Мерида – Кастелло, Спайк, другие оперативники Западно-тихоокеанской флотилии.
А еще – Нами.
Их было много. Некоторые погибли только из-за того, что он оказался слишком
слаб.
Намшак. Нами.
Одна мысль о ней заставила сердце болезненно сжаться. Прости меня.
Я не смог тебя спасти. Если бы… если бы я решился на секунду раньше.
Леонард кивнул.
– Конечно, есть. На тебе висит множество смертей. Ты ведь мучаешься из-за них?
– Я… я не собираюсь отвечать.
– Нет, ты жалеешь об этих смертях. Раскаиваешься и казнишь себя. Но подумай, в «изначальном» мире большая часть этих людей осталась бы в живых. «Черные технологии», принесенные Посвященными, изменили ход истории, да и сами методы ведения войны – конечно, и судьба твоих товарищей не осталась неизменной. И теперь ты собираешься отречься от них? Ты безразлично говоришь: «Оставьте все как есть. Они умерли – и все на этом»? Кто здесь из нас безумец?!
|
|
|
– Кто сказал, что я отрекаюсь от них?! – рявкнул Соске. Он понимал, что противник хочет вывести его из равновесия, но ничего не мог поделать.
– А смог бы ты сказать им это в лицо? «Жаль, что вы погибли, друзья мои. Вам не повезло – ну, что же теперь поделать. Придется смириться. Пусть возможность спасти вас
и существует, я не буду даже пытаться ее использовать – я слишком горд».
– Ты несешь ерунду. Погибших не вернуть. Все эти твои теории, временные оси, прошлое и будущее – ни одна не из них не способна оживить умершего человека.
– Не стоит говорить, не подумав. Почему ты так уверен?
Упершись в Леонарда тяжелым взглядом исподлобья, Соске ответил:
– Потому что я убийца. Ты сам тогда говорил это Чидори. Я убил больше сотни человек и даже не знаю их точного числа. В грузовике, который я взорвал на горной дороге в Афганистане, было много солдат – но я не считал. Мне было ни к чему. Да, как ты и сказал, на мне висит бессчетное множество смертей. Именно поэтому я понимаю. Нет, я чувствую.
– Что же?
– Люди умирают безвозвратно. Они никогда не вернутся назад. Даже если ты вернешь их как марионетку, смастеришь новое тело – это будут совершенно другие люди.
– Почему же? Если тело, сознание и среда останутся теми же – можно будет смело отождествить их с теми же личностями.
– Ошибаешься. Смерть постоянно стоит за плечом человека. Он осознает ее приближение и именно поэтому сражается отчаянно, изо всех сил, до конца. Это единственное нерушимое правило. Даже Гаурон следовал ему. Он был мерзавцем и
выродком, но тоже понимал мимолетность жизни. В этом мы были похожи – разница была в том, что он наслаждался тем, что я делал по необходимости, вовсе не радуясь.
– Оригинальная точка зрения, – произнес Леонард, с трудом поднимая кусок бетона. – Хм, Гаурон. Да, как-то мы с ним тоже говорили о повороте истории, времени и судьбе. Он не усомнился в том, что я рассказал, но и не заинтересовался, не встал на мою сторону. Его ответ был до странного близок к твоему. Смертельные враги полностью сошлись. Поистине – ирония судьбы.
|
|
|
– Никакой иронии. Это неписаный закон воинов.
– Называешь Гаурона воином?
– В этом ему не отказать. В отличие от тебя.
Соске не намеревался выказывать свое презрение, он просто откровенно выразил ту разницу, которую он ощущал, скорее всего – неосознанно. «В отличие от тебя». Но, кажется, эти слова задели Леонарда. Его ответ прозвучал резко.
– Вот как? Хорошо. Но что ты сказал бы, если бы погибла Канаме? Точно в цель.
Соске молчал. До сих пор он старался не думать об этом – инстинктивно, наверное. Но что, если и – в самом деле?..
– Ты не знаешь ответа, не правда ли?
В голосе Леонарда не слышалось удовлетворения от очевидного замешательства оппонента.
– Если бы я оказался на твоем месте… я бы не смирился с этим. Правила, неписаные законы – зачем дополнительно усложнять этот мир? Разве вы сами не принимаете его таким, каков он есть, во всей простоте и примитивности? Добро и зло, симпатии и антипатии, враги и друзья – для вас все равно существует только этот незатейливый дуализм?
– Не понимаю, что ты пытаешься сказать.
– Я тоже не вполне понимаю. Но мне вдруг пришло в голову, что у нас нет серьезных причин для того, чтобы вцепиться друг другу в глотки.
Неожиданные слова.
Нет причин сражаться… как он может говорить такое? Вы же с самого начала выступили против нас, как злейшие враги. Митрил стал мишенью ваших боевых операций, вы убили множество наших товарищей. Похитили Канаме. О каком примирении может идти речь?
– Нет-нет, я понимаю твои чувства. Я говорю не о восстановлении дружеских отношений. Что бы я ни предложил, ответ будет только один – «нет», не так ли? Долгая и бурная история нашего конфликта делает примирение невозможным.
– Конечно.
– Но ты должен понимать, что твое упрямство недалеко уходит от фундаментализма тех террористов, с которыми ты сражаешься. Мистер Калинин сначала тоже колебался. Но в итоге принял верное решение.
– Майор?..
– Впервые я вступил в контакт с ним на прошлое Рождество. Даже выслушав мой рассказ о том, насколько безумен окружающий нас мир, он не поверил немедленно. Видимо, его долго одолевали тяжелые сомнения. Но великое январское наступление разрешило их.
– Твои глупые фантазии не могли заставить его переметнуться.
– Ты сам видел неопровержимые доказательства. Амальгам нанесла сокрушительный удар Митрилу, использовав абсолютно непредсказуемый заранее природный катаклизм.
– Катаклизм?
– Солнечный шторм. Известно, что масштабное повышение солнечной активности губительно воздействует на коммуникационные системы. Я предсказал солнечную
|
|
|
вспышку, используя ТАРОС. Попытка прогнозировать атмосферные или социальные флюктуации наталкивается на многочисленные сложности – это практически невозможно, слишком много переменных. Но солнечная активность – другое дело. Усилия людей, обитающих на своей крошечной планетке, не в состоянии повлиять на будущее светила. Я узнал точное время – вплоть до секунды. И использовал это знание с максимальной эффективностью. Если бы не это, Амальгам ни за что не смогла бы нанести Митрилу такой смертельно точный удар.
Да. Соске уже знал, что поведение Калинина во время сражения на острове Мерида выглядело странным.
Только теперь все стало ясно до конца. Это была работа Леонарда. Получив от него провидческую информацию, стратеги Амальгам разработали план внезапного нападения, основываясь на солнечной активности, о которой не знал противник. Поистине убойное доказательство. ТАРОС и омнисфера, информация из будущего, приведшая к масштабным последствиям, изменившим ход истории. Все это была чистая правда.
Леонард продолжал:
– Только тогда он согласился. Понял, что существует сила, способная исправить ошибку. Понял, что я обладаю этой силой. Если быть точным, то он перешел не на сторону Амальгам, а на мою.
– Не может быть…
Андрей Сергеевич Калинин, настоящий рыцарь, олицетворение кодекса воинского благородства. Представить, что он примкнул к плану, где было черным по белому написано «коррекция безумного мира» – это просто немыслимо. Он – тот, кто всегда принимал удары и потери, не дрогнув. Тот, кто хладнокровно строил на фундаменте сегодняшнего поражения путь к будущей победе.
Если бы майор не был таким – разве смогли бы бойцы, которых он вел за собой, так рвать жилы, бросая свои жизни на алтарь победы? Почему они так дрались? Они верили ему.
– Андрей Сергеевич – реалист. Он понимал, что ты не сможешь все это принять, поэтому ничего не рассказал тебе.
– Командир… Тесса – тоже знала?
– Она должна была понимать. Тем не менее, не сказала никому ни слова и с самого начала жестко противостояла мне в выполнении моего плана. Знаешь, почему?
– Хочешь сказать, что в Митриле нашлись бы люди, которые увидели бы в этом плане смысл?
– Именно так. Поэтому Тереза ничего не объяснила. Она решила оставить прошлое позади. Позволить истории продолжаться так, как есть. Признаю ее отвагу, но на самом деле она просто упивается своими частными, вполне эгоистичными эмоциями. Ее ослепила жажда мести по отношению к Амальгам и благородное желание противостоять несимпатичным претендентам на мировое господство. Но самый главный мотив – подсознательная тяга к противоречию. Тереза восстает против меня, страстно хочет выиграть спор именно со мной. Ей хочется противоречить мне, отрицать все, что бы я ни делал. Доказать свою самостоятельность.
– Она не такая эгоистка.
– Ее истинные мотивы меня не слишком-то заботят. Но я хочу сказать, что она лишь ищет предлог, чтобы оправдать свои действия. Поэтому в глазах сестры я предстаю абсолютным злом. Ребячество, если угодно. Поскольку она умнее остальных людей, ей становится все труднее находить оправдания своему упрямству. Она начинает строить разные странные теории.
За разговором они выворотили из кучи обломков длинную стальную трубу. Глухо загромыхало, поднялось облако пыли, и завал немного осыпался, открыв отверстие, в которое можно было просунуть руку. Оттуда потянуло холодным сквозняком.
Еще немного.
Осталось разобрать еще пару кубометров бетонных глыб, и они смогут выбраться в свободный проход.
– В настоящий момент звезда Амальгам уже закатывается, – снова заговорил Леонард, горстями отбрасывая назад мелкую щебенку. – Хотя пока этого никто не замечает. Дело в том, что для остановки истории этого сумасшедшего мира требуются значительное влияние и ресурсы. Демократическая система управления в данном случае неудобна. По этой причине я и намереваюсь сорвать рычаг.
– Сорвать рычаг?..
– Ввести диктатуру. Ликвидировать существующее между ведущими функционерами равенство, посеять взаимное недоверие и страх. Когда ситуация ухудшиться, возникнуть в сиянии славы и уверенности и повести их за собой, используя и кнут, и пряник. Потребуется множество скучных закулисных махинаций – но, полагаю, работа не затянется больше чем на полгода. Благодаря ценной помощи мистера Калинина.
– Диктатором станешь ты, надо думать?
– До этой стадии мы еще не добрались. Необходимо закончить идентификацию ключевых функционеров. Подобно вирусу, захватить их системы коммуникаций. На самом деле, эта тайная сеть не похожа на Интернет. Куда как более примитивная конспиративная система – она так проста, что просто не бросается в глаза. Амальгам тихо
и незаметно совершенствовала ее на протяжении десятилетий.
Пусть Леонард и не вдавался в подробности, это была очень важная информация. Но почему же он так легко и небрежно поделился секретами своей организации?
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Подумал, что это неплохая мысль. Вы так отчаянно сражались – вам будет приятно узнать, что однажды Амальгам падет, рассыплется, как карточный домик. Впрочем, этот забавный спектакль все равно не имеет смысла: задолго до того искаженный мир сбросит оковы и вернется к изначальной форме.
Соске хотелось думать, что этот безумец лишь бредит, кичится своим интеллектом, заведшим его в ловушку беспочвенных фантазий. Если бы Леонард просто сошел с ума, беспокоиться было бы не о чем.
Но – увы. Как ни печально было это признать, дело обстояло гораздо хуже. На его сторону встал Калинин. Амальгам действительно вела себя странно в последнее время, а эти невероятные построения на удивление точно сочетались с тем, что недавно говорила Тесса.
Нет, это не было ни ложью, ни безумием.
Но тогда сразу вставал вопрос – какими средствами Леонард собирается воплощать
в жизнь свой пресловутый «план»?
– Для того, чтобы добиться цели, тебе необходима Чидори.
– Снова в точку. Пока мы разговариваем, в некоем потайном месте уже возводится новый ТАРОС. Он сконструирован так, чтобы не испытывать недостатка мощности. Но для масштабного воздействия на прошлое недостаточно возможностей обычного Посвященного. Требуется весьма специфический катализатор. Необходимыми способностями к гораздо более глубокому импринтингу обладает, по всей видимости, один-единственный человек на Земле. Я искал его очень долго – и, наконец, нашел. Во время инцидента в Янске-11, еще до того, как на свободу вырвалось тау-излучение, невидимо и неслышимо прошла первая психическая волна. Все безмерное множество информации, заключенное в этой волне – именно она приняла его в себя. Тот, кто посылает из будущего технологическую информацию, принимаемую Посвященными, вовсе не кто-то неизвестный. Это она. То есть, она должна ей стать.
– …Чидори?
– Ее невероятное «везение», которому мы удивлялись, результат того, что она существует в особой сингулярной точке. Только она способна воздействовать на судьбу. Именно поэтому она не просто Посвященная, «та, кто слышит шепот». Чидори Канаме
было бы правильнее назвать «той, кто шепчет». Да, ты понял правильно. Чидори Канаме – та, кто посылает из будущего «черные технологии», чтобы ввергнуть мир в хаос.
– Она никогда бы этого не сделала, – Соске сам удивился, поняв, как возмущенно прозвучал его голос. – Какие бы ты теории ни выдумывал, представить, чтобы она по доброй воле распространяла смертоносные технологии – невозможно. В какой бы ситуации она ни очутилась – она не такой человек.
– Это еще неизвестно, – хмыкнул Леонард. – Хочешь сказать, что такая сильная и правильная девочка не станет баловаться с историей? Но что, если в ее прошлом – нечто, с чем она не может смириться? Может быть, случившееся много лет назад? Или то, что еще
с ней случится в будущем? Так зачем бы ей посылать «черные технологии»? И пошлет ли она их? И кто же на самом деле их разработал? Где он находится? Может быть, это другой Посвященный, только из будущего? Или нет? Если ты хочешь узнать ответы на эти вопросы, тебе придется позволить гипотетическому «случившемуся» случиться. Как ты считаешь?
В его издевательских словах смешались странная горечь и злобная ирония. Сейчас он выглядел, словно дьявол, пытающийся осмеять творения Бога-создателя, находящиеся выше его понимания.
– Что я хочу узнать...
Соске почувствовал головокружение. Смысл слов Леонарда и напряженное выражение, с каким тот их произносил, странным образом не сочетались – словно нарочно для того, чтобы сбить его с толку.
Но Соске понял главное. Чидори Канаме – девушка, которая абсолютно ни в чем не была виновата, будет независимо от своего желания, по чьей-то чужой воле, принесена в жертву ради исполнения какого-то безумного и плана.
Леонард продолжал:
– Ответь, наконец, чего ты хочешь сам? Какой смысл сражаться против нас? Забудь
о напыщенных лозунгах, наподобие отмщения Амальгам или борьбы против всемирной диктатуры. Мне бы хотелось услышать что-то простое и настоящее.
– Вернуть Чидори к ее обычной мирной жизни. Это все.
– Невозможно.
– Неправда.
– Нет, это действительно невозможно. Подумай сам, даже если я оставлю ее в покое, на нее рано или поздно начнут охотиться другие. Жаждущие наживы, силы и власти найдутся в любой организации – даже в Митриле. Сменится руководство – и, пожалуйста – ее опять попросят поделиться своими секретами. С какого-то порога организации начинают вести себя подобно безмозглым амебам – пожирать все, до чего дотянутся. «Пожирая – убивать, и убивая – пожирать». От этого никуда не деться.
Соске молчал. Ему было нечего сказать.
– А теперь подумай – если мы исправим искажения, накопившиеся в нашем безумном мире, она сможет жить, как самый обычный человек. Никто не станет охотиться на нее. Она будет жить незаметно и мирно. В положенный срок влюбится, родит ребенка, тихо состарится. То, чего ты бы пожелал для нее. Это единственное решение.
Если говорить чисто теоретически… это кажется разумным.
В уголке смятенного сознания Соске что-то настойчиво шептало: «то, что говорит этот человек – правда». Но Леонард не упомянул о чем-то очень важном. О чем же? Почему при одной только мысли об этом логичном и, казалось бы, единственно правильном решении в груди поднимается резкая волна отторжения?
Нет.
Конечно же, он знал.
Если сбудется так, то ему больше не останется места в ее жизни. Слова Леонарда: «влюбится, родит ребенка, тихо состарится» один за другим все тяжелее падали на сердце.
Его там не будет.
Ему не останется даже горькой радости охранять ее издалека.
– Тогда… получится, что вся наша жизнь – бессмысленна?..
– Это непростой вопрос, согласен. Мне знакомы подобные сомнения. Рад, что ты меня понимаешь.
Леонард разжал пальцы, и камешки запрыгали по ступеням, сухо постукивая в темноте. Соске тоже отшвырнул свой камень. Несколько минут они молча и сосредоточенно работали, разгребая завал. Наконец, застрявшая стальная балка подалась, по ступеням хлынула осыпь мелкого бетонного крошева. Когда облака пыли рассеялись, впереди открылся проход, в который без труда мог пролезть человек.
– Итак, мы свободны, – бодро произнес Леонард и без особенных церемоний проскользнул в лаз. Беззащитная спина противника почему-то не вызвала у Соске желания ударить в нее. Он просто последовал за Леонардом и, отряхивая пыль, выбрался в узкий т-образный проход, куда выводила заваленная лестница.
Перемирие кончалось здесь.
Врагов снова разделяло несколько метров. Они остановились, лицом к лицу, их взгляды скрестились, словно шпаги.
– Продолжим убивать друг друга?
Соске не ответил сразу.
Да, здесь уже можно было не беспокоиться о пропане и возможном пожаре. Огнестрельное оружие, гранаты – никаких ограничений.
Если пытаться убить противника – то сейчас. Другого такого случая не будет. Соске не был уверен, что даже на «Лаэватейне» победит Леонарда. Тем более
разумной казалась немедленная атака, дающая солидные шансы на успех. Ведь можно было не сомневаться – если не уничтожить его сейчас, в будущем он будет представлять еще более серьезную опасность.
– Я готов.
Луч маглайта высветил во мраке лицо Леонарда Тестароссы. Крупные хлопья пыли, хороводом кружащиеся в воздухе, не могли скрыть его странного выражения.
Он широко улыбался.
Нет, это не была его прежняя надменная, тонкая и всезнающая усмешка. Свирепый оскал, горящие глаза, в которых ясно читалось предвкушение схватки. В
нем не осталось практически ничего от прошлого Леонарда – это было лицо религиозного фанатика.
Соске внезапно заколебался. Сможет ли он победить такого противника?
Нет, это не был страх. Но он вдруг с удивлением обнаружил, что его собственная решимость, твердое намерение убить этого человека куда-то пропали. Наверное, слова Леонарда все же посеяли в нем сомнения.
Если бы… если бы действительно существовала возможность воплотить в жизнь план Леонарда. Разве возвращение Канаме к мирной и безмятежной жизни не будет самым лучшим решением? Но стоит убить его – и эта возможность исчезнет навсегда.
Неважно, что будет со мной. Чидори. Что мне делать?
Я так хочу, чтобы ты была счастлива.
Короткий миг колебания миновал. Соске ответил.
– Впрочем… не стоит.
– Чудесно. Мы все равно еще сможем выплеснуть взаимную неприязнь. Однажды. Леонард без колебаний повернулся спиной и зашагал прочь. Опять беззащитная
спина. Последняя возможность для внезапного выстрела. Другой уже не будет. Но Соске не мог заставить себя поднять карабин.
Фигура Леонарда исчезла в темноте. Его уже нельзя было поймать в прицел. Гулко перекатываясь и отражаясь от стен тоннеля, донесся его голос:
– Позволь мне сказать кое-что напоследок. Даже если целый мир встанет против меня – я добьюсь цели. Ты можешь отойти в сторону и просто наблюдать. Но в следующий раз, когда ты попытаешься помешать мне – пощады не будет. Я уничтожу тебя.
Соске ничего не ответил.
Подавленный и мрачный, он молча слушал, как стихает и замирает вдали отзвук шагов его врага.
Возврат истории? Обращение мира вспять?
Даже успокоившись и восстановив хладнокровие, он не мог понять, как относиться к этим словам. Соске наполовину верил, наполовину – нет. Наверное, в ошеломленном обрушившимися сведениями мозгу сработали какие-то предохранители – просто, чтобы не сойти с ума.
Но у него оставалась еще одна важная задача. Чидори…
Если она действительно здесь, среди этих руин, он должен обязательно найти ее. Раньше, чем до нее доберутся враги.
Канаме и Тесса протиснулись в узкий люк, и перед ними снова оказался низкий проход. Лемон остался снаружи купола. Но девушки не могли понять, действительно ли входят вдвоем или снова и снова повторяют первую неудачную попытку.
Дежавю. Дежавю. Дежавю. Бесконечное, закольцованное повторение.
По мере того, как они приближались к центру купола, тяжелая, обессиливающая усталость все сильнее пригибала их к земле.
До проема, отрывающего проход в маленький центральный отсек, осталось не более пяти метров.
Пять метров. Но почему они выросли в какую-то дурную бесконечность?
Почему шаг вперед не приближает, а удаляет цель? Затяжное умирание, с которым так хорошо знакомы альпинисты, когда отчетливо различимая глазами вершина, до которой рукой подать, маячит, дразнит и остается недосягаемой – теперь обе девушки хорошо поняли, что это означает.
Но они не сдавались. Вместе.
Рука в руке, сердце к сердцу.
Мне так страшно. Держись. Еще немного. Так тяжело. Так больно. Не сдавайся.
Но что же с нами будет?
Нельзя было понять, кто жаловался и кто подбадривал. Но последнее, отчаянное упорство принесло плоды: пять метров, растянувшиеся в бесконечное путешествие, завершилось, и девушки шагнули через ржавый металлический порог.
В самый центр купола.
– Это же…
В сокровенном сердце старейшего на планете ТАРОСА их глазам предстало человеческое тело, опутанное бесчисленными проводами и утыканное электродами.
В центре купола возвышался аппарат, напоминающий полуцилиндрический контейнер, окруженный электронными датчиками и сплетениями разноцветных кабелей и трубок. На мягкой подложке вертикально ориентированного гроба покоилось тело, с первого взгляда напоминающее манекен.
Девушка… молодая девушка.
Тело не разложилось, не превратилось в скелет или высохшую мумию. Это была… словно восковая фигура.
Субстанция, из которой было отлито тело, напоминала дымчатый лед и блестела, подобно чуть влажной человеческой коже. Полные груди, тонкая талия и изящно очерченные бедра заставляли вспомнить великолепные и точные античные скульптуры. Тело сохранилось столь безупречно, что казалось сном, миражом, фантастическим видением. Гладкие изгибы были словно покрыты тонким лаком.
Лица «статуи» видно не было – его скрывал огромный шлем, поросший настоящим лесом тонких электродов. Голова располагалась в геометрически точно выверенном центре купола – очевидно, этого требовала точность эксперимента.
– Кто она?
– Объект эксперимента…
Канаме и Тесса заговорили одновременно, вопрос и ответ слились.
– …Эксперимента восемнадцатилетней давности. Даже я не знаю, кто она была.
– Но как останки могли так сохраниться?
– Они не сохранились. Ее тело исчезло давным-давно. То, что мы видим – лишь экзистенциальный след ее существования. Все эти долгие годы ее сознание реализовывало себя из омнисферы в физический мир через форму, которую ты видишь.
|
|
|
