 |
Глава вторая: Долгая дорога 3 глава
|
|
|
|
Несмотря на отчаянное желание Тессы сблизиться с ним, он так и не пересек грань дружеских отношений, и не последней причиной была его нерешительность, когда он не знал, как именно ей отвечать.
Эта очевидная мысль ударила его, как мешок с песком. Осознав, как тяжело приходилось Тессе, когда она посылала его в бой, Соске со стыдом подумал:
«Как хорошо было бы, если бы ей не пришлось так мучиться».
Подумать только – ведь сам он совершенно не задумывался над этим. Насколько же благосклонна она была к нему, что ни словом, ни делом даже не намекнула на его глупость.
Как бы то ни было, он продолжал сражаться, подвергаясь опасности, но выполняя поставленные задачи. Стоп. А если теперь поставить себя на место Мао и Курца? Им придется так же тяжело, но отразится ли это на боеспособности команды? Конечно, задержка с принятием решения даже на пару секунд может иметь губительные последствия. Вопрос только в степени вероятности. Вертолет, в котором они сидели, тоже теоретически мог столкнуться с технической неисправностью и разбиться. Но если попытаться рассчитать эту вероятность, она окажется настолько мала, что ей можно смело пренебречь и не переживать по этому поводу.
– Что с вами? – не замечая постигшего его озарения, поинтересовалась Тесса.
– Все в порядке. Командир, я думаю, пусть будет – как будет.
Тесса удивленно подняла брови.
Соске пожал плечами – чуть преувеличенно:
– Никто не может предвидеть будущее. Будем сражаться бок о бок, как всегда. А если что-то случится – тогда и будем думать.
– Мистер Сагара, только что вы говорили что-то прямо противоположное.
– Так точно. Я передумал.
– Странно.
– Почему?
|
|
|
– Раньше вы никогда не относились так просто к серьезным вопросам. «Будь что будет» – ни разу не слышала от вас таких слов.
– Так точно.
Да. Конечно, так оно и было.
– Но теперь я подумал, что это будет самым правильным выбором.
– От этого зависит ваша собственная жизнь. Будьте серьезнее.
– Хм.
Теперь он взглянул Тессе в глаза – открыто и прямо. На поверхности были легкое удивление и замешательство, но под ними – глубокая усталость и беспокойство. Его охватила острая жалость.
– Я всегда серьезен. Особенно сейчас.
– Вот как.
– Дело не во мне, а в вас. Вы намереваетесь изменить мир. Изнуряя себя, напрягая последние силы, вы строите планы, как сделать невозможное возможным. Это вы чрезмерно серьезны.
Тесса нахмурилась.
– Что вы хотите сказать?
– Практически, вы – сверхчеловек. Гений. И я вовсе не преувеличиваю. Вы без больших усилий добиваетесь успеха там, где простой человек, вроде меня, бьется без малейшего результата. Ваша воля сильнее, чем у всех остальных. Даже в почти безнадежной ситуации вы продолжаете сражаться – и, наверняка, победите.
– Конечно, я делаю все ради победы. Поэтому и сейчас тоже…
– Вы работаете на износ, руководите, планируете, собираете силы, сражаетесь. Я знаю, – прервав ее, мягко продолжал Соске. – Бросить вызов судьбе – это прекрасно. Но никто не может контролировать ход истории. Разве вы сможете вызвать шторм или землетрясение?
– Если потребуется, я подумаю над этим. Собрав статистическую и физическую информацию, можно попытаться вызвать близкий эффект.
– В этом-то и проблема.
– А что здесь не так?
– Вы – не богиня. Всего лишь человек, слабый и несовершенный. Чувствовать ответственность за жизни подчиненных естественно, но пытаться построить их судьбу – это чересчур. Пусть я выжил во многих боях, из которых и не надеялся вернуться, завтра могу споткнуться на ровном месте и сломать шею. Поэтому я прошу вас перестать надрывать себе сердце.
|
|
|
– Не понимаю.
Тонкие и бледные, почти прозрачные пальцы Тессы изо всех сил смяли ткань рукавов кителя.
– Нет, вы понимаете. Вы взваливаете на себя ответственность за каждого погибшего. Казните себя, а потом клянетесь отомстить врагу. Жажда мести и ненависть превращают вас в одержимую. Одержимую одной единственной идеей – уничтожить врага. Этот огонь сжигает вас.
– Так и есть. Но что еще вы прикажете делать, стоя над свежими могилами? Неразрешимый вопрос. Он не знал ответа.
Для него самого все было точно также. Он безжалостно обвинял и казнил себя за многое – список был нескончаем.
Поэтому единственное, что мог сказать Соске – неправду. Поколебавшись пару мгновений, пытаясь решить, имеет или он право говорить такое, он все же решился.
– Давайте бросим все это.
– А?..
– Распустим Митрил. Продадим кому-нибудь «Туатха де Данаан», и на эти деньги дадим возможность всем нашим товарищам жить комфортно и безмятежно. Ведь не уничтожит же Амальгам весь мир целиком? Забудем про них и будем радоваться каждому дню.
Тесса остолбенела.
– Но… как же мисс Канаме?
– Ничего не поделаешь. Мне жаль Чидори, но придется забыть о ней. Я попрошу разрешения пригласить вас на свидание. Мы отправимся на Гуам, и в этот раз пусть полковник Кортни и его товарищи орут и буянят, как пожелают.
– Мистер Сагара!
Пылающий гневом взгляд Тессы, ее вспыхнувшие щеки и не заставили Соске даже дрогнуть. Он хладнокровно ответил:
– Шутка.
– Я догадалась!
– Она была эффективной?
– Кто бы сомневался!..
– Я рад. Говорить шутки – непросто дело.
Собеседница, испытавшая на себе всю тяжесть первой в его жизни шутки, выглядела не слишком довольной.
– Странный вы человек, мистер Сагара.
– Так говорят. Но я не шутил насчет некоторых моментов. Давайте так и поступим
– в конце.
Тесса вопросительно подняла брови.
– Если мы сделаем то, что собираемся, то расстанемся с подводной лодкой и бронероботами. Мы будем жить и радоваться каждому новому дню. Я вернусь в школу вместе с Чидори и закончу образование. Стану обычным человеком. Человеком, которому не нужно оружие.
Тесса удивленно распахнула глаза, но еще больше удивился сам Соске, поняв, что эти слова вылетели из его собственного рта.
|
|
|
– Вы тоже однажды станете такой. Женщиной, которой не нужно оружие. Думаю, даже наши павшие товарищи пожелали бы нам такой судьбы.
Тесса больше не пыталась протестовать или опровергать его слова. Опустив глаза на собственные пальцы, судорожно стиснутые на коленях, она устало, едва слышно прошептала:
– …Может быть, так и случится.
– Да.
Тяжело вздохнув, она откинулась на спинку сидения. Утонула в нем, перестав сопротивляться гравитации.
– Вы изменились, мистер Сагара.
– Как все. Только вы остаетесь прежней.
Не ответив, Тесса опустила на глаза козырек кепи.
– Я почему-то чувствую себя усталой. Это вы виноваты.
– Простите.
Она выпростала руку из-под укрывающей колени летной куртки и положила ее на ладонь Соске. Он вздрогнул – хотя она и не заметила этого.
Тонкие, хрупкие пальцы. Незнакомое, но очень приятное ощущение.
– Да, виноваты вы. Но я прощу вас, – прошептала Тесса. И добавила, почти неслышно: – Только раз. Один раз…
Больше она не проронила ни слова.
Он ждал. Прошли три минуты – ни звука. Когда Соске осмелился позвать ее, он понял, что девушка крепко-крепко спит, не отпуская его руки.
Человек, которому не нужно оружие.
Вспоминая собственные слова, Соске почему-то почувствовал себя подавленным. Как замечательно было бы, если бы это оказалось правдой – но он и сам не верил, что это возможно. На его совести – множество убитых людей. Наверное, слова, которыми
он пытался утешить Тессу, родились в его груди в слепой надежде на чудо. Он говорил их сам себе.
Как ни удивительно, все выглядело так, словно он остался жив.
Лемон издал слабый и болезненный вздох облегчения, уставившись мутным взглядом на люминесцентную лампу, светившуюся на низком потолке. Было холодно и сыро, сверху срывались капли конденсата. Он лежал на носилках, на спине. Ногу сжимала тугая повязка. Сбоку была стенка, выкрашенная в унылый белый цвет, и шкафчик, полный медицинского оборудования. Помещение было крохотным – нет, это была не комната, а санитарная машина.
|
|
|
Носилки покачивались, звякали склянки и пузырьки, машину потряхивало – но совсем несильно. Наверное, она ехала по ровной дороге с гладким асфальтом.
Боковым зрением он уловил движение. Незнакомый мужчина в белом халате. Заметив, что Лемон очнулся, он наклонился. Лицо в маске заняло почти все поле зрения.
– Как самочувствие? – без интереса спросил незнакомец, осматривая пациента. Лемону вспомнился зубной врач, к которому он ходил еще в школе.
«Почистим зубной камень, Жан. Будет немножко больно, но придется потерпеть. Оп-ля-ля»!
«Доктор, я не Жан, а Поль».
– Н-ненавижу докторишек… а-а-а!
Лемон дернулся и застонал, когда грубые руки ощупали его ногу, разбередив рану. Пронзившая все тело боль заставила вспомнить точный выстрел Леонарда Тестароссы. И все остальное.
Проверив кровяное давление и пульс пациента, санитар бесцеремонно оттянул его веко и посветил в глаз фонариком.
– Как тебя зовут?
– Где… я?..
– Назови свое имя.
– Какая вам разница? Куда меня везут?
Санитар хмыкнул, раздраженно шлепнул Лемона по щеке, выпрямился и исчез из поля зрения. Раскрылась и хлопнула дверца. Кажется, мужчина вылез, оставив в кузове санитарной машины его одного. Странно, потряхивание и гудение продолжалось. Машина продолжала ехать. Как же так? Все осталось, как было.
Ползли минуты, а может быть, и часы. Затуманенное сознание понемногу прояснялось, и Лемон, наконец, догадался.
Он находился в трюме транспортного самолета. Санитарный фургончик стоял неподвижно, а снаружи доносился гул турбовинтовых двигателей.
Еще через несколько десятков минут резкое сотрясение и торможение подтвердили его догадку. Машина закачалась на рессорах. Все, что было внутри, подпрыгнуло и со звяканьем и шелестом попадало обратно. Кажется, в этой стране взлетно-посадочные полосы не отличались высоким качеством.
Самолет остановился, грохот двигателей стих и донесся гул и вибрация гидропривода рампы. Завелся мотор санитарного фургончика, и он выкатился наружу. Проехав немного, машина остановилась. Раскрылась боковая дверь, и внутрь ворвались ослепительно белый свет северного дня и пронзительный ледяной ветер.
Вошли двое. Снаружи, вслед им кто-то закричал:
– Подождите!
Это был голос молодой девушки.
– Вы собираетесь его просто выбросить?! В этих ледяных горах?
Она говорила по-английски… но, разве это не японский акцент? Похож на тот, что был у Соске и Тени.
– Вы не убьете его! Я не шучу!
– Но нам приказали доставить в этой машине только тебя, – с раздражением ответил санитар, который осматривал Лемона раньше.
|
|
|
– От меня не убудет. И няньки мне не нужны! Я же говорила, что температура спадет, стоит мне выспаться.
– Кончай капризничать и устраивать проблемы. Если будешь мешать нам выполнять указания начальства…
– Проблемы?
Новый голос. Скрип шагов по снежному насту. Лемон узнал его – это был Леонард Тестаросса.
Девушка, до того говорившая довольно уверенно, неожиданно ахнула и умолкла.
– Давно не виделись. Ты выглядишь даже лучше, чем я предполагал.
– Ты… ты тоже. Неплохо для смертельно раненного.
– Твоими молитвами. Теперь все гораздо яснее и определеннее. Сожалею, что пришлось вытащить тебя, когда ты еще до конца не выздоровела…
Звук трескучей пощечины, за которым последовал слабый вскрик и хруст снега – девушка упала на колени.
– Ч-ч-то?..
Девушка была так поражена, что даже не пыталась скрыть шока. Не потому, что не привыкла к плохому обращению – но она явно не ожидала, что Леонард тоже прибегнет к насилию.
– Рассматривай это как знак перемен. Мое терпение лопнуло. Мне наскучило выпячивать свою мягкую сторону. Нас ожидает важное дело – и отпущенное время кончается.
– Твое настоящее лицо? Ты ненормальный, как я и думала.
– Меня это не беспокоит. С этого момента мы будем… эй, закройте дверь!
По приказу Леонарда охранник торопливо захлопнул дверь.
Лемон был рад тому, что пронизывающий ледяной сквозняк больше не гулял по фургону, но конца разговора он слышать уже не мог. Толстая дверца и урчание двигателя едва позволили ему слышать приглушенные голоса.
Леонард что-то настойчиво говорил, а девушка отчаянно протестовала. Скоро он повысил голос, но незнакомка продолжала упорствовать – хотя ей явно пришлось собрать все свое мужество.
Разговор был долгим и тяжелым. Лемон понятия не имел, о чем он был, и мог лишь гадать, касался ли он его собственной судьбы. Он так и не увидел лица заступившейся за него девушки. Кто бы она могла быть? И что это за место, наконец?
Куда они отправятся отсюда?
Вопросы так и оставались без ответов до тех пор, пока дверца фургона неожиданно не распахнулась. Двое крупных мужчин без лишней деликатности ухватили и подняли носилки с Лемоном. Неужели они вытащат его наружу и бросят на морозе? На нем не было даже теплого одеяла, не говоря уже про зимнюю одежду.
– П-п-постойте… Не обращая внимания на его бессильный протест, они задвинули носилки поглубже
в кузов, установили на металлическом лежаке и вышли. В машину забрался давешний санитар, огромный боевик – видимо, телохранитель – и девушка.
Та самая, что спорила с Леонардом и его клевретами.
Прекрасная девушка с азиатскими чертами лица.
Темные джинсы и красная пуховая куртка. Блестящие черные волосы, водопадом сбегающие по спине ниже талии. Тонкие брови, словно нарисованные кистью импрессиониста. Взгляд инстинктивно скользнул сверху вниз, задержавшись на соблазнительных выпуклостях и изгибах. По мнению Лемона их безупречная, чеканная точность и соразмерность, безусловно, заслуживали не меньше чем филдсовской премии1.
К сожалению, цвет лица прекрасной незнакомки был не столь хорош. Нездоровая бледность говорила о том, что она недавно перенесла тяжелую болезнь и едва оправилась
– да, ведь об этом тоже упоминалось в разговоре. Мало того, на ее правой щеке виднелся след пощечины, а огромные выразительные глаза были красными и заплаканными. Дорожки от слез завершали невеселую картину.
Девушка с отсутствующим видом опустилась на жесткую скамью напротив носилок Лемона и несколько раз с силой провела жесткой тканью рукава по губам, словно стараясь стереть что-то. Совершенно не заботясь, что нежные губы начали кровоточить.
– Давай-ка для начала измерим температуру, – наклонился к ней санитар.
– Мне не нужна ваша помощь.
Отбросив его руку, она отодвинулась подальше. Санитарная машина снова тронулась и покатила куда-то, покачиваясь и подпрыгивая. Внутри повисла тяжелая тишина.
– Э-э-э… – хрипло и натужно начал Лемон. Девушка даже не посмотрела на него. – Добрый день, юная леди.
Словно впервые заметив его присутствие, она повернула голову и поинтересовалась:
– Вы со мной говорите?
– Именно.
– И что вам нужно?
– Как бы сказать… детали мне неизвестны, но, кажется, я должен поблагодарить тебя за спасение моей жизни?
– Не трудитесь. Они пересаживались в другой самолет и решили кинуть вас в снег.
Я только попросила не делать этого. Понятия не имею, что вы за человек, но вы им явно больше не нужны. Видимо, они выжали из вас все, что хотели.
«Так вот в чем дело», – похолодев, догадался Лемон.
Его сознание до сих пор еще не прояснилось окончательно, хотя с тех пор, как он очнулся, прошло немало времени. Немудрено – его наверняка до бровей накачали сывороткой правды. Сам того не подозревая, он рассказал все. Все секреты и тайны. Новейшие препараты для допроса ломали даже самых сильных людей – сопротивление было бесполезным.
Все его секреты, явки, маршруты отхода – все попало к противнику. Лемону оставалось только молиться, чтобы Хантер и его подчиненные не вздумали воспользоваться засвеченными явками. Нет, с ними все будет в порядке, основная проблема была в другом. Руины, данные о местоположении которых они разнюхали в Москве вместе с Тенью. Хотя он не помнил, враги наверняка вытянули из него все. Вероятнее всего, теперь они направлялись именно туда.
Но тогда получается, что Тесса и ее товарищи в опасности.
Впрочем, сейчас он все равно ничего не мог сделать. Поэтому, отгоняя тяжелое предчувствие надвигающейся неминуемой опасности, Лемон заговорил с девушкой.
– Иными словами, ты – моя спасительница. Я тебе очень благодарен.
– Я вас не знаю, и сделала это больше для себя самой. Чтобы совесть потом не терзала, – отрезала незнакомка и отвернулась.
1 Филдсовская премия и медаль являются самой престижной наградой в математике. Вручаются за выдающиеся достижения в данной области, причем не бородатым старым пердунам-академикам, а молодым и полным сил дарованиям, не достигшим 40.
– Тогда нам самое время познакомиться. Мишель Лемон, к вашим услугам. – Он высвободил левую руку из-под одеяла и протянул, предлагая рукопожатие. Санитар, прислушивавшийся к разговору, насмешливо сопнул носом. Девушка вздохнула и все-таки пожала протянутую бескровную руку.
– Да-да, я тоже – к вашим. Довольны?
– Конечно. Я догадался. Ты – Чидори Канаме, верно?
– Что?..
Ее глаза удивленно распахнулись. Долгий испытующий взгляд.
– Можешь не скрывать, я – друг Соске.
Лемон слышал о ней от Соске. Пусть он даже не видел фотографии, но возраст и внешние приметы полностью совпадали. И ее забрал Леонард. Догадаться было нетрудно.
Она выдохнула:
– …Вы знаете Соске? Он сейчас… – только выговорив эти слова, она вспомнила, что находится в окружении тюремщиков. Ее губы сжались.
– Не обращайте на нас внимания, – помахал рукой Лемон, повернул голову к охранникам, – мы все равно в ваших руках.
Санитар криво ухмыльнулся и промолчал. Но она уже не могла остановиться.
– …Он – жив?
– Полон сил и снова вместе с Алом. Он обязательно найдет тебя.
Не в силах больше сдерживаться, она закрыла лицо руками и что-то едва слышно прошептала по-японски.
– Ёкатта1… – расслышал Лемон. Он знал, что это означает, пусть и не говорил на этом языке.
Да, все верно. Это та самая девушка.
Ее плечи дрожали. Глядя на нее, Лемон почувствовал, как сжимается сердце. Такая хорошая девочка. И такая красивая.
Жизнерадостная, энергичная, храбрая, всегда готовая помочь тем, кто попал в беду. И она любила Соске.
Нами была такой же. Но ее больше нет.
Соске, это… это – так больно. Нет, так нельзя.
Эта девушка – она тоже тяжело ранена. Лемон понял это без слов, и слегка покраснел, стыдясь своих мыслей.
Она не сделала ничего плохого. Она ни в чем не виновата.
Что бы он ни чувствовал по отношению к Соске, он ни за что не расскажет ей об
этом.
Сглотнув, Лемон проговорил наигранно бодрым голосом:
– Мне даже немножко завидно. Быть любимой – это замечательно.
Утирая пальцами безостановочно текущие слезы, она всхлипнула и кивнула.
– …Да.
Радиоканал от передатчика одного из клевретов исправно передавал все, произнесенное Канаме и французом. Наверняка, они понимали, что их подслушивают – но это не заставило их молчать.
Голова опять налилась тупой болью.
Глупая драма, разворачивающаяся в салоне санитарного фургончика, ничуть не развлекла его. Вынув и швырнув прочь наушник, он прижал пальцы ко лбу и тяжело задумался.
1 Как хорошо (яп.)
«Настоящий я». Кто он такой?
Может быть, знаешь ты, мой учитель? Или ты, добрый доктор? Может быть ты,
мама?
Голова болела все сильнее.
Республика Тува, южная часть Сибири. Четыре тысячи километров от Москвы. Он встретил здесь Канаме Чидори, доставленную со Шри Ланки, и теперь направлялся на восток. И она – вместе с ним. Нежеланный рождественский подарок восемнадцатилетней давности. Использованная и выброшенная бумажная обертка.
Неудивительно, что боль стучала в висках.
Вся полезная информация, хранившаяся в голове этого шпиона, Мишеля Лемона, давно была у него на ладони. Полезная? В ней было мало полезного. Всего лишь подтверждение того, что он и так уже знал, подтверждение того, что все идет гладко. Как и задумывалось. Их появление в Москве – знак того, что сестра тоже поняла, в чем дело.
Выжатый Мишель Лемон был больше не нужен. Именно поэтому он приказал выкинуть его прочь при пересадке в другой самолет. Но он поспешил: француз действительно принес неожиданную пользу – в обмен на его жизнь Чидори Канаме согласилась повиноваться. Но насколько хватит ее покорности? Надолго ли это странное желание спасти совершенного незнакомца заставит ее слушаться и следовать за ним? Он не чувствовал удовольствия, принуждая и шантажируя ее – Леонард вспомнил вкус ее губ, тогда, на крыше, под дождем – и раздраженно хмыкнул. Но ему до сих пор хотелось узнать, о чем она думала, пристально глядя на него, когда он раскрывал перед ней свои чувства? Он пытался сдерживаться, вести себя благородно – ради нее. Это было неожиданно трудно, почти невозможно. Может быть, однажды… нет. Достаточно. Это невозможно – он знал с самого начала.
Да, все обстоит именно так.
Он впервые в жизни ударил женщину. Нет, ему уже пришлось приказать убить женщину, которая стремилась убить его самого, но вот так – по лицу, с холодным расчетом?
Давным-давно, когда он жил в бедных кварталах Остина, он смотрел, как сутенеры обращаются с дешевыми проститутками, маячащими на обочинах. Он последовал по их стопам. Чтобы заставить ругающихся грязными словами и сопротивляющихся шлюх обслуживать клиентов, сутенеры частенько занимались рукоприкладством. Проучив, как следует, непокорных девиц, они гладили красные от оплеух щеки и примирительно говорили: «Прости, что побил, малышка. Не плачь, я люблю тебя».
Он искренне считал такое поведение абсурдом. Но оно работало – в этом абсурдном мире. Мире, полном нелепых, примитивных, животных инстинктов. Мире, который не нуждался в разуме. И Чидори ничем не отличалась от остальных – ожидать чего-то иного было просто нелепо.
Она такая же, как все. В первую очередь – животное.
Дело было не в разочаровании, которое он испытал. Оправляясь от ранения, лежа в бреду, он испытал невиданное просветление. В ту ночь он понял все. Чего стесняться, почему бы не поговорить с этими существами на понятном им языке? Этому миру все равно осталось недолго. Какой смысл сдерживаться, замыкаться в глупые рамки? Это бессмысленно и неудобно.
Голова все равно раскалывается, боль не исчезнет – неважно, как он себя ведет. Но – все же странно. Он чувствовал себя так, словно забыл что-то важное. Словно
чего-то лишился. Вспомнить уже не получалось. Что ж, нет – так нет. Нет смысла жалеть – так шептал ему кто-то.
Даже если бы ты и вспомнил, это бессмысленно. Ненужная обуза – она не пригодится больше. Зачем шасси самолету, который взлетел, чтобы больше никогда не совершить посадки?
Ты уже улетел далеко. Навсегда
Несмотря на то, что Тень чудом спаслась из разверзшегося в аэропорту кровавого кошмара, она была не в силах самостоятельно вправить вывихнутое плечо. У нее не было возможности связаться с Хантером. Неоткуда было ждать помощи. Боль в плече и лихорадка почти лишали ее сознания.
Она все же смогла уйти километров на пять от границы аэродрома и забиться в старый гараж на окраине незнакомого поселка. Там она свалилась без чувств. Тень не знала, сколько часов провела в забытьи, а пробуждение оказалось еще хуже. Наверное, кто-то из местных жителей заметил ее вторжение и вызвал милицию. Очнувшись, она поняла, что вокруг стоят люди в серой форме, нацелив на нее оружие.
У нее не осталось сил ни для того, чтобы сопротивляться, ни для того, чтобы бежать.
Милиционеры, заметившие, что задержанная ранена, отправили ее в ближайший госпиталь. Когда она уже сидела в приемном покое со вправленным без лишней деликатности и зафиксированным плечом, напичканная незнакомыми болеутоляющими, вымотанная до потери сознания, в дверях появился человек в форме.
Судя по ней, это был не сотрудник КГБ из тех, что организовали погоню в аэропорту, а офицер из военной разведки – ГРУ.
Ожидая, что ее передадут Леонарду или даже немедленно казнят, она уже готова была покориться судьбе, когда пришелец сказал нечто совершенно неожиданное:
– Я всегда считал тебя талантливой ученицей. Как же ты так попалась?
Она узнала его. Человек лет сорока, с глубокими серыми глазами и впечатляющим крючковатым носом, уже почти облысевший. В те времена, когда она была еще девочкой, готовой безоглядно служить своей родине, он был ее инструктором в московской разведшколе.
– Капитан Крыленко… Он наклонился, чтобы расслышать ее шепот, а потом щелкнул пальцем по своему
погону.
– Теперь уже подполковник, Юнхи. Тебе повезло – прибудь я минуты на три позже, ты бы угодила не к нам, а к чекистам.
Первым был десантирован М9 Курца – за два километра от точки и на 800 метров выше по склону.
Скрывшись под коконом ECS, он занял выгодную огневую позицию и внимательно изучил прилегающую местность – не обнаружив никаких следов противника. По сигналу Курца вперед быстро выдвинулся Гейбо-4 – транспортно-десантный вертолет МН-67, просканировавший зону еще большего радиуса всеми активными поисковыми средствами. Курц продолжал оставаться наготове, на случай организованной заранее засады.
Через пять минут Гейбо-4 и Курц в один голос подтвердили: «противника не наблюдается».
– Отлично. Высаживаемся, – скомандовала Тесса по интеркому. Соске тоже слышал ее слова и приготовился. Второй «Пейв Мар» – Гейбо-6, на борту которого находились Тесса, Соске и «Лаэватейн», поднялся над хребтом. Стабилизированная телекамера прицельной системы вертолета вывела на изображение и на экран в кокпите «Лаэватейна».
Это было пустынное и заброшенное место. Настоящий край света.
Рыжие скалы, пихты, кедры и ели, выше по склонам переходящие в заросли непроходимого стланика. Хотя сейчас была только ранняя осень, эта земля уже готовилась надолго уснуть под глубоким снежным покрывалом. Большую часть времени года здесь стояли трескучие морозы.
По местному времени было 16:32, и красное негреющее солнце уже скатывалось за острый западный хребет. В глубокой тени, затопляющей широкую долину, не светилось ни огонька. Была видна только старая дорога и линия электропередач.
Чуть дальше, у подножия хребта, смутно проступили очертания города.
Он целиком спрятался в цирке диаметром около трех километров. Ровные линии жилых домов с плоскими крышами окружали кубическое здание более крупного размера
и широкую площадь с большой бронзовой статуей посредине. Когда вертолет приблизился, они рассмотрели, что это была статуя Ленина.
Город назывался Янск-11.
Один из построенных на территории СССР академгородков. Большая часть из них была предназначена для ученых и инженеров, разрабатывавших ядерное оружие и баллистические ракеты, а также для участников других секретных проектов, которые переезжали туда вместе со своими семьями. Этот город не был обозначен ни на одной географической карте. Даже его название – Янск-11 – было всего лишь кодом, предназначенным для почтовой службы, доставлявшей корреспонденцию из ближайшего крупного населенного пункта. Система безопасности здесь была очень строгой: посещать
и покидать город без разрешения запрещалось.
Но теперь этому городу уже не нужен был паспортный контроль. Он был брошен много лет назад и превратился в руины.
Ни души. На улицах тут и там виднелись бурые проржавевшие остовы автомобилей, потрескавшийся асфальт и упавшие дорожные знаки и столбы освещения покрывал мягкий ковер мха. Жилые дома еще стояли, но первый же взгляд на них говорил, что они пусты, как коробки. Некоторые были разрушены и рассыпались горами железобетонных плит.
Стены были покрыты плесенью, крыши провалились и зияли дырами. Некоторые здания присели, точно побывав под прессом. Многометровая толща снега, который никто не убирал длинными лютыми зимами, заставила стены потрескаться.
|
|
|
