 |
Секунды на размышление
|
|
|
|
Выполнялся обычный рейс по маршруту Батуми – Сухуми – Симферополь – Одесса. Самолет АН‑ 24 № 46586 имел на борту 45 пассажиров, пять членов экипажа и двух стажеров. Легко пробив нижнюю кромку облачности, машина вышла на курс, уверенно набирая высоту.
Внизу промелькнул Сочинский морской порт с пассажирскими лайнерами у причалов, рыбачьими сейнерами и парусами яхт. Тысячи часов налетал по этой трассе командир корабля Харитон Гвинджия, но ни разу не пришлось ему путешествовать морем. Неоднократно он давал себе слово провести отпуск в Ялте или Одессе, но всегда эти планы неожиданно рушились. Нелегко пилотам наших воздушных трасс в разгар летнего сезона. Плановые и внеплановые рейсы, командировки, спецзадания…
Вот и сейчас, пролетая над морем, он вспомнил, что однажды, когда он собрался наконец с семьей в Одессу, неожиданно был получен приказ слетать в турецкий город Трабзон. Ему, тогда второму пилоту, поручили совместно с командиром экипажа Владимиром Ельсуковым принять и доставить в Советский Союз угнанный бандитами в Турцию самолет АН‑ 24, на борту которого была убита бортпроводница Надя Курченко и ранен в схватке командир корабля.
Это спецзадание, как и многие другие, Харитон Гвинджия выполнил образцово. Летая в гражданской авиации более десяти лет и придя сюда после шести лет службы в ВВС, он привык к дисциплине, беспрекословному выполнению приказов. После демобилизации из армии Гвинджия пилотировал самолеты АН‑ 2, прокладывал трассы в высокогорные селения, ходил сквозь туманы Сванетии и снежные бураны Клухора, нередко с риском для жизни перевозил тяжело заболевших жителей гор, доставлял продовольствие и грузы в самые отдаленные районы.
|
|
|
Сын абхазских колхозников‑ чаеводов из селения Старые Киндги, он со школьной скамьи увлекся авиацией, закончил военно‑ авиационное училище и в двадцать лет был допущен к самостоятельным полетам. В гражданской авиации прошел переподготовку, после АН‑ 2 летал вторым пилотом на АН‑ 24, потом стал командиром корабля, сколотил дружный, крепко спаянный интернациональный экипаж.
В его составе старшими по возрасту и опыту были бортмеханик Григорий Левтеров, в прошлом солдат противотанковой роты, а в конце войны бесстрашный летчик, прошедший путь от Дона до Берлина, увенчанный многими боевыми наградами, и штурман Василий Бушумов, высокообразованный специалист, выпускник Ленинградской воздушной академии. На борту находились и молодые члены экипажа, но о них я скажу ниже.
И кто мог предвидеть, что через несколько минут все эти люди, объединенные железной волей командира, собрав воедино весь запас нравственных и физических сил, отстоят в чрезвычайных условиях жизнь полусотни пассажиров, уберегут от катастрофы многотонную машину с остановившимися двигателями.
Где‑ то на траверзе Сочи, в удалении примерно сорока километров от аэропорта, на высоте шести тысяч метров в пилотской кабине тревожно завыла пожарная сирена и налились светом все четыре сигнальные лампочки‑ кнопки, предупреждающие о загорании. И сразу же автоматически стали разряжаться баллоны с огнегасящей жидкостью.
Пожар! Пожар в обоих полукрыльях, где расположены топливные баки, и в двух мотогондолах, в которых находятся двигатели! Если бы на воздушный корабль обрушился удар молнии или произошло столкновение с другим кораблем в небе, это поразило бы командира меньше, чем внезапно загудевшая сирена и световой сигнал лампочек. Пожар сразу в обоих двигателях и мотогондолах?! Такого никогда не было. Пилот знал, что в случае пожара флюгируются (выключаются) винты одного из двигателей. А что делать, если загорелись оба двигателя? На этот вопрос должен ответить командир корабля. Только он. И никто другой. Только ему по инструкции предоставлено право «принимать решение и действовать в соответствии со сложившейся обстановкой»…
|
|
|
На какой‑ то миг в голове Харитона Гвинджия мелькнула мысль: нет ли ложной сигнализации о пожаре? Но густой дым, проникший в кабину, рассеял сомнения. Командир попытался обнаружить огонь визуально, но это ему не удалось. Самолет окутала густая облачность. Он знал также, что если экипаж допустит распространение огня до открыто полыхавшего пламени, погасить его будет трудно даже на земле. Пожар в полете надо локализовать немедленно.
Что же делать? Баллоны с огнегасящей жидкостью на исходе. Если не принять решение тотчас же, они разрядятся преждевременно. В этой трагической ситуации пилот имел три выбора. И пять секунд на размышление. Он мог отдать приказ бортмеханику зафлюгировать винты обоих двигателей и попытаться заставить машину спланировать и приводниться на акватории моря рядом с рыбачьим сейнером, который виден был на локаторе. Можно было попытаться дотянуть до аэропорта в Адлере с выключенными двигателями. Он мог идти на вынужденную посадку, не выключая двигатели, и продолжать борьбу с огнем в полете. Но в этом, последнем случае не исключены выброска масла в атмосферу и заклинение моторов, что сделает машину неуправляемой.
Пилот сознательно пошел на меньший риск – на борту люди, пятьдесят два человека, женщины, дети… Гася на большой высоте скорость, он приказал бортмеханику зафлюгировать оба двигателя, надеясь все же сесть на суше. Принимая это трудное решение, командир был уверен в летном мастерстве экипажа, уверен в конструкции корабля, который, несмотря на огромный вес, заставит спланировать, словно безмоторный летательный аппарат. Команда отдавалась четко, спокойно, безоговорочно. Это подтвердит потом магнитофонная запись.
Вираж за виражом, и машина, распластав могучие крылья, устремилась вниз. Пилот рассчитал, что с высоты шести тысяч метров планирование займет не менее 12–15 минут. Об этом он и доложил диспетчерам Сочинского аэропорта в Адлере. «Земля» не подвела отважного летчика. За несколько минут была подготовлена запасная грунтовая полоса, поднята в воздух вся дежурная вертолетная авиация. К месту посадки устремились пожарные и санитарные автомобили.
|
|
|
Аэропорт затаил дыхание…
После флюгирования винтов двигателей в салоне и кабине наступила леденящая тишина. И в этот момент перед пассажирами появились штурман‑ стажер Федор Хомутов, сотрудник авиаотряда Юрий Твилдиани, стюардесса Белла Благидзе. Молодые улыбающиеся лица, спокойный непринужденный разговор. Да, по техническим причинам самолет садится в Сочи, но впереди весь день, поэтому пассажиры еще сегодня будут отправлены в Симферополь и Одессу. Командир экипажа просит всех оставаться на своих местах, не суетиться и не нарушать центровки.
При снижении корабля отказали электроприборы, прекратилась радиосвязь, работал лишь авиагоризонт. На высоте 1200 метров АН‑ 24 вышел из облачности в район четвертого разворота и пошел на посадочный курс. Пилот вздохнул.
Начали выпуск шасси, но автоматический выпуск отказал – самолет был обесточен. Это предвидел бортмеханик Григорий Левтеров. Он открыл люк в пассажирском салоне и за считанные секунды до посадки выпустил шасси аварийным способом.
Еще несколько напряженных мгновений – и машина коснулась земли. Гвинджия вдруг почувствовал страшную физическую слабость. Сели плавно, легко, словно на воду. Едва закончилась эвакуация пассажиров с аварийного самолета, как десятки рук подхватили командира корабля и стали подбрасывать в воздух. Возгласы «ура» потрясли летное поле. Членов экипажа обнимали, целовали, засыпали цветами. Тут же в аэропорту кто‑ то принес сувенирную пластинку с выгравированными золотом словами: «От благодарных пассажиров командиру корабля АН‑ 24 Гвинджия Харитону Чхутовичу и всему экипажу за благополучную посадку в аэропорту Сочи». А через несколько дней нарочный доставил Харитону в Сухуми макет его самолета с надписью: «Командиру корабля Харитону Гвинджия за проявленные мужество и находчивость от Генерального конструктора О. К. Антонова».
|
|
|
Мужественный поступок Харитона Гвинджия воодушевил весь летный состав Сухумского объединенного авиаотряда Грузинского управления гражданской авиации. В адрес экипажа беспрерывно шли поздравительные письма и телеграммы пассажиров, авиаторов.
Но, как бывает в таких случаях, чрезвычайное происшествие в воздухе вызвало и различное толкование. Некоторые считали, что Харитон Гвинджия должен был избрать третий вариант, то есть посадить машину, не выключая двигателей. Высказывались и другие соображения. После благополучной посадки самолета провидцем мог стать каждый.
Конечно, легко рассуждать и примерять на земле разные варианты спасения аварийного самолета в воздухе. Но попробуй теоретизировать на высоте шести тысяч метров за штурвалом в окутанной едким дымом кабине, когда на твоей ответственности пятьдесят с лишним жизней, когда световая и звуковая сигнализация властно зовут тебя действовать немедленно и решительно, а на размышление отведены секунды?!
Автор этих строк решил обратиться к Генеральному конструктору и к опытным пилотам с просьбой прокомментировать этот удивительный случай в небе над Черным морем.
Родион Таркил, летчик, бывший командир Сухумского объединенного авиаотряда:
– Эпизод, о котором идет речь, уникальный, беспрецедентный в нашей практике. Срабатывания пожарной сигнализации сразу на две мотогондолы и обе плоскости никогда не было. Здесь все зависело от находчивости и мастерства командира. Менее опытный пилот упал бы в море.
Виктор Грошев, командир корабля АН‑ 24:
– В подобной обстановке я поступил бы точно так, как Харитон Гвинджия. На высоте шести тысяч метров ждать появления открытого огня равносильно катастрофе. В сложных для данной ситуации метеорологических условиях при обесточенном самолете командир повел тяжелую машину, словно это был легкокрылый планер.
Владимир Ельсуков, пилот, заместитель командира эскадрильи:
– Я участвовал в работе комиссии по расследованию этого летного происшествия. Весь полет от старта до вынужденной посадки отличался поразительной четкостью. В аварийной обстановке Харитон Гвинджия проявил хладнокровие и мужество. В его приказаниях, записанных на пленку, нет и тени растерянности, паники. Он предусмотрел все – от проникновенных слов, обращенных экипажем к пассажирам салона и успокоивших их, до вызова аварийных служб к посадочной полосе. Сказалась военная выучка, он действовал, как в бою.
Дмитрий Осия, бывший заместитель командира объединенного авиаотряда по движению:
|
|
|
– Я старый военный летчик, летал и дрался с врагом на многих типах самолетов, бывал в разных ситуациях. Но одно дело – рисковать своей жизнью, другое – жизнью пассажиров и экипажа. Независимо от причин, из‑ за которых в пилотской кабине появился густой дым, командир принял верное решение, взял на себя всю полноту ответственности. Его подвиг видели сотни людей: работники служб аэропорта в Адлере, вертолетчики, пассажиры, находившиеся на летном поле в момент посадки. Он проявил твердость характера, летное мастерство, поднял репутацию самолета АН‑ 24, еще раз доказал его замечательные планерные качества.
Резо Коява, пилот, командир летного отряда:
– Командир корабля действовал на свой страх и риск, но пошел на риск сознательно, со знанием дела, выбрав наиболее безопасный для пассажиров вариант. Не каждый из нас, опытных пилотов, смог бы так виртуозно спланировать, сохранить машину без единой царапины. Мягкая посадка и выпуск шасси в аварийной обстановке стоили экипажу огромного напряжения сил и воли.
Николай Антоников, пилот, командир корабля АН‑ 24:
– Свыше десяти лет я знаю Харитона Гвинджия, учился с ним в летном военном училище. Скромный, принципиальный товарищ, надежный и добрый друг. Его отличают точность, обязательность, знание техники и умение работать с людьми. Он с честью вышел из Сурового испытания.
И, наконец, ответ на мой вопрос Генерального конструктора О. К. Антонова:
– Единственным правильным решением было то, которое принял Харитон Гвинджия, то есть зафлюгировать (выключить) винты двигателей и идти на посадку. Что это решение принято обоснованно, свидетельствует мастерски выполненная им посадка с применением всех мер предосторожности. Считал и считаю, что тов. Гвинджия и весь остальной экипаж заслуживают самой высокой похвалы. Народ должен знать своих героев…
Все, кто был знаком с Олегом Константиновичем Антоновым, знают, что он не был щедр на похвалы. Тем более ценно признание подвига скромного абхазского летчика в устах прославленного конструктора.
– В памяти многих жителей нашей республики, – сказали мне в Абхазском обкоме КП Грузии, – сохранились воспоминания о героическом поступке экипажа самолета АН‑ 24 под командованием пилота Валерия Томашвили, обезоружившего в воздухе трех бандитов и благополучно совершившего вынужденную посадку в Поти, бессмертном подвиге сухумской бортпроводницы Нади Курченко. И вот теперь Харитон Гвинджия…
* * *
После опубликования этого очерка в «Известиях» в редакцию поступило много писем читателей с выражением признательности Харитону Гвинджия и его экипажу за проявленные хладнокровие и мужество в чрезвычайных обстоятельствах в воздухе.
Вот что написал старший диспетчер аэропорта города Кирова Борис Бачерников:
«Я, бывший летчик‑ истребитель, участник Великой Отечественной войны, а затем инструктор и пилот гражданской авиации, воспитавший многие десятки военных и гражданских летчиков, склоняю свою седую голову перед подвигом Харитона Гвинджия и его славного экипажа. Желаю им чистого неба и долгих лет жизни! Так держать, ребята! »
Письмо рабочих Кировоградского завода тракторных гидроагрегатов:
«Мы восхищены мужественными действиями экипажа АН‑ 24. Считаем, что командир и экипаж заслуживают высокой награды…»
Из Казани:
«Передайте сердечное спасибо и наш низкий поклон отцу и матери Харитона Гвинджия, воспитавшим такого мужественного сына! На такие поступки способны только советские люди. Супруги Матвеевы».
От Харитона Гвинджия я получил радостную весть. За свой подвиг и трудовые успехи он награжден орденом Трудового Красного Знамени, летает пилотом на самолете ТУ‑ 134.
Сухуми – Сочи.
|
|
|
