 |
Комментарии автора.. МАРИЯ И ИОСИФ
|
|
|
|
Комментарии автора.
Здесь я высказал версию, наиболее соответствующую истине, что Иешуа из Назарета, апогеем пути которого стала героическая попытка освободить родной народ от власти Яхве, был с еврейским народом с самого его зарождения. Поэтому библейский Сим, сын Ноя, есть ни кто иной, как Иешуа, в одной из более ранних своих жизней. И Иуда, как постоянный друг и спутник, сопровождает его с этой, одной из самых первых полностью осмысленных его жизней.
Кроме того, Иешуа был просто обязан присутствовать при всех наиболее ключевых исторических вехах еврейского народа, какой, несомненно, являлось предательское убийство Самсона, и последующая за этим резня с полным уничтожением целого народа. Понимание ситуации складывалось у Иешуа из жизни в жизнь, и, в конце концов, подвело его к тому героическому пути, которым он и прошёл до конца.
* * *
- Тетя Тильда, а как рождаются такие герои? – маленький мальчик смотрел ей в глаза, впитывая каждое слово.
- А как ты думаешь, если бы на Земле, к примеру, у нас, здесь, на Славянской земле, взяли бы и родились в одно время сразу несколько таких великих героев? Долго ли Византийцы смогли бы насаждать нам чужых Богов, чуждую веру? Долго ли смогли бы они искоренять наши обычаи, подрубать наши корни, лишать наш народ силы?
Вот потому-то и боятся Византийцы! Потому и ввели обычай, когда о свадьбе людей договариваются их родители, а то и вовсе, поп в церкви решит – кому и с кем. Чтобы ни в коем случае не любили друг друга! Чтобы даже знакомы друг с другом до свадьбы не были! И ни с кем, кроме так вот выбранного нелюбимого супруга не смей!
И даже Купальскую Ночь нашу извратить и искоренить пытаются. Чтобы любовь как таковую изжить. Обозвать ее чем-то грязным и недостойным. Чтобы не было любви вовсе.
|
|
|
А кого можно родить без Любви? Только слабого человека. А если женщина еще и подневольная, рабыня, тогда и вовсе родит только труса. А если еще и от раба – тогда труса вдвойне! Он уже родится с душой раба.
Но стоит только где-то вспыхнуть настоящей Любви – и от такой любви рождается человек с сильным духом. Не тот, кто способен лишь забиться в угол и думать о том, как бы самому сейчас выжить, да еще и на других покрикивать: «Тут жрать нечего, а они о всякой ерунде, типа спасения народа думают! Ну, совсем тупые! » А тот, кто способен не согнуться, не сломаться, защитить свой народ и родную Землю. Такие, как кнес Всеслав, как Соловат Юлаев, и как Иешуа из Назарета.
Когда любишь по-настоящему, когда можешь впустить любимого в самую душу, не оставляя нигде закуточка «только для себя», и когда он впускает тебя в ответ, и не боишься войти, потому что знаешь, что ничего не сломаешь в любимой душе, в любимом сердце. Когда два разных человека становятся одним существом. И они уже сами не могут отличить, где заканчивается он, и начинается она, где заканчивается она, и начинается он.
И только тогда может родиться настоящий герой! Вспышки от такой любви полыхают так ярко, что закрывают полнеба, их можно увидеть за многие дни пути! Их почти видно глазами! Они ярче, чем Вифлеемская Звезда, о которой так любят вспоминать Византийцы!
А может быть – та звезда и была такой вот вспышкой?.......
МАРИЯ И ИОСИФ
Старый плотник не был женат. Он был слишком честным, а потому так и не сколотил себе состояние и оставался простым плотником. Люди многие начинали с бедности, но потом, с возрастом зарабатывали деньги, обзаводились хозяйством, строили большой добротный дом. Но в Израиле, где каждый человек должен быть честным только с членами своей семьи, и, в крайнем случае, с очень близкими друзьями и знакомыми, для того, чтобы заработать, нужно много крутиться и изворачиваться. А Иосиф был для этого слишком прямолинейным и открытым, и, понимая, что так он многого в жизни не добьется, менять себя, становиться хитрее и ухватистее, душа не лежала. И строгие еврейские мамаши и суровые отцы семейств, всегда с особой тщательностью следившие за тем, чтобы их дочь вышла замуж за человека успешного и процветающего, не торопились отдавать свое сокровище за простого плотника. Плотник в двадцать лет – это еще куда ни шло, да и то, если за его спиной стоит Богатый и процветающий папаша. Ну, а если в сорок лет ты все еще плотник, да к тому же не из Богатого семейства – тут уж извините – поищи себе изгойку или нищенку.
|
|
|
Мария была потрясающе красивой девушкой. Иосиф часто заглядывался на нее. Он долго смотрел ей вслед, когда Мария возвращалась домой, неся тяжелые кувшины с водой. Ее бедра скользили в плавной текучей походке, а ее ступни почти не касались земли. Он подолгу не мог оторвать от нее своего взгляда, но так ни разу и не решился заговорить. Иосиф слишком хорошо понимал, что семья Марии никогда не позволит ему даже и близко подойти к ней. И от этого на душе становилось грустно. Иосиф пытался себя заставить не думать о ней. Набирал много заказов и старался с головой уйти в работу. Но так и не сумел перебороть себя. И снова и снова, каждое утро, когда Мария шла за водой, он приходил туда и подолгу любовался ее невероятной красотой, так и не решаясь заговорить.
И однажды она заговорила с ним сама:
- Здравствуй, плотник, - голос у нее был легкий, как дуновение ветерка, - Ты каждый день приходишь сюда. Но почему ты всегда молчишь?
- А разве я, вот такой, могу нравиться женщинам? – неловко проговорил он.
- О да, плотник! – ее ресницы поднялись и яркие сияющие глаза глянули ему прямо в душу, - Ты. Вот такой. Можешь нравиться женщинам. Но…, - после паузы добавила она, - Ты же знаешь… Ты вряд ли когда-нибудь сможешь нравиться их родителям. У тебя большое и доброе сердце, плотник. Не мучай себя. Может, тебе будет лучше узнать, что этим ты мучаешь и меня. Постарайся забыть.
- А ты? – едва слышно проговорил Иосиф.
|
|
|
Ее легкая, как взмах крыльев бабочки, ладонь коснулась его груди.
- Иногда, мы не вольны в своих поступках, плотник. Одной, мне будет легче не думать о тебе. Забудь обо мне. В крайнем случае, уезжай. Не рви на куски свое сердце, плотник.
И она упорхнула дальше своей легкой, перетекающей, как капля воды, походкой, едва слышно шелестя длинными подолами юбок и почти не касаясь земли.
- О чем это она с тобой говорила? – спросил старший брат Марии.
- Так. Ни о чем, - пробормотал Иосиф и побрел к себе в мастерскую.
Через год Мария вышла замуж. Жених не был добр, или хорош собой, но в свои двадцать пять, он уже был очень Богат, и его дела стремительно шли в гору. Он был владельцем бесчисленных караванов. Его лавки и магазины открывались в самых разных городах Израиля. Он укутывал Марию в шелка и не обращал ни малейшего внимания на постоянную тоску в ее глазах.
А через два года, семья Марии узнала, что такое беда. Муж Марии рвал и метал. От его крика содрогались стены. Он требовал с ее родителей немедленной компенсации. Девушка была бесплодна. Раввины долго уговаривали мужа, ну подожди еще недельку, ну подожди еще месяц, и все получится. Но прошло два года, а Мария так и не смогла забеременеть. Муж с позором выгнал ее, и женился на другой. Бесчисленные женихи, когда-то толпами охаживающие родителей Марии, теперь обходили их дом стороной. Волшебная красота Марии больше не привлекала их. Не девственница, да к тому же бесплодная, она была не нужна им. Так первая красавица города оказалась не нужна никому.
И тогда Иосиф решился. Он накалымил сколько смог денег, и накупив подарков, отправился к родителям Марии. Мать Марии, которая раньше и не взглянула бы в его сторону – теперь приняла его. А ее братья, которые погнали бы его палками еще от калитки – теперь стояли молча.
Мария подняла на него взгляд. Ее огромные, когда-то сияющие глаза теперь были полны печали.
- Зачем я тебе теперь, плотник? – сказала она, - Ты еще встретишь женщину, которая тебя полюбит, и которая сможет родить тебе детей. Ты еще будешь счастлив. У тебя большое и доброе сердце, Иосиф. Разве ты заслуживаешь того, чтобы твой род оборвался?
|
|
|
Иосиф подошел к ней и обнял ее за плечи.
- Мне все равно, - прошептал он, - пусть лучше мой род оборвется. Мне все равно.
К ним подошла ее мать.
- Прошу об одном, Иосиф, - сказала она, - Уезжайте из города. Пусть люди не видят нашего позора. У меня еще шесть дочерей, плотник. Как я смогу выдать их замуж? Со временем все позабудется, и женихи вернуться в наш дом. Забирай мою дочь, но прошу об одном, Иосиф. Уезжайте. Пожалей моих девочек, плотник.
Так начались их странствия. Иосиф собрал свои немногочисленные пожитки – и они двинулись в путь.
- Пусть лучше так. Пусть лучше бесплодна – зато с тобой, Иосиф, - шептала Мария, когда он обнимал ее долгими лунными ночами.
- Зато с тобой, любимый, - повторяла она, когда его большие нежные руки ласкали ее прекрасное тело, и ее глаза сияли.
И снова очередной город не желал принимать их. Люди не хотели общаться со слишком честным плотником и его бесплодной женой. Иосифу переставали давать заказы. У них заканчивались деньги. И снова и снова приходилось им собирать вещи и двигаться в путь. Были дни великого паломничества, и Мария с Иосифом прибились к каравану паломников и отправились к святым местам еврейского народа. Потому что не знали, и никак не могли понять, за что же Бог Израиля так не милостив к ним.
Все постоялые дворы были забиты, и этот был последним. Хозяин вышел к ним навстречу.
- Извините, но мест больше нет, - сказал он, - могу предложить вам место в хлеву. Защита постоялого двора вам обеспечена, а вот насчет удобств – тут уж не обессудьте. Зато и плата гораздо дешевле.
Иосиф посмотрел на Марию. У нее был утомленный вид, но она улыбалась. Иосиф не уставал восхищаться своей любимой. За все время их долгих странствий, он ни разу не услышал от нее ни единого слова жалобы. Она ни разу не сказала ему, что устала, хотя несла на себе почти треть их поклажи. Ни разу не сказала о том, что от тяжелого груза у нее болит спина. И ее походка все время оставалась все такой же плавной и текучей.
Мария улыбалась. Именно сейчас она была счастлива. Именно сейчас, а вовсе не в те два года первого замужества, когда она купалась в шелках, когда ее пальцы были унизаны дорогими перстнями, а служанки растирали ее нежную бархатную кожу ароматными маслами, и муж осыпал ее подарками. И что с того, что долгие дни их странствий слились в один бесконечный день. Когда кажется, что пути не будет конца. Когда от палящего Солнца пересыхает во рту и обгорает кожа. Когда спину ломит от тяжелого груза. Когда обувь стирает ноги в кровь, а раскаленные камни не позволяют идти босиком. И что с того? Ведь за каждым таким бесконечно долгим днем приходит ночь. Ночь, когда глаза смотрят в глаза. Ночь, когда двое становятся одним. Когда засыпаешь и просыпаешься в объятьях любимого. И что с того, что утром снова наступит бесконечно долгий день? Эти ночи она не променяла бы на дворцы, сияющие роскошью. Горячие ванны с ароматными маслами. Толпы служанок, готовых по малейшему движению руки принести все, что будет угодно госпоже. И мужа, с которым… Хм… Чувствуешь себя одной из его золотых статуэток на полке.
|
|
|
Иосиф взглянул на Марию. Она едва держалась на ногах. Но она улыбалась ему. И ее глаза сияли.
Так и остановились они среди соломенных циновок хлева, на простых охапках сена, рядом с блеющими ягнятами.
Пастухи сидели возле долгого ночного костра. Это были люди одного из уцелевших языческих племен. Старый волхв сидел и смотрел на огонь. Его длинные седые волосы, схваченные на лбу кожаным ремешком, спадали на широкую грудь и мощные плечи. Он поднял глаза, и увидел в небе ярко сияющую звезду. Тогда старый волхв поднялся и долгим взглядом оглядел остальных.
- Надо идти, - сказал он и подхватил свой тяжелый массивный посох.
И они двинулись в путь. Туда, куда указывала им яркая звезда. Оставив стадо на попечение собак и мальчишек.
Евреи страшно боялись язычников. Они боялись мести за разрушенные храмы и поруганные святые места. Мести за убитых волхвов и залитые кровью города. И хотя Рим положил конец этой войне, ни один еврей за пределами Израиля, никогда не рискнул бы остановиться просто под открытым небом, вне защиты постоялого двора. Они боялись, что праведный гнев тех, чьи храмы были разрушены, а жрецы и провидцы жестоко казнены, не пощадит народа палачей, даже их женщин, стариков и детей. Они хорошо знали обычаи своего народа, и ждали того же от язычников. Поэтому каждый, в ком еще теплилась искра старой веры, вселял непередаваемый ужас в сердца евреев. И суровое лицо старого волхва заглянувшего в хлев, даже под защитой постоялого двора, где никто не смел обнажать оружия, вызвало волну страха. Мария вся сжалась в комок и попятилась к дальней стене. Иосиф поднял глаза. Взгляд его был слегка растерянным, и он не отрываясь смотрел на тяжелый посох волхва и на длинные пастушьи ножи, висевшие на поясах вошедших.
- Здравствуй, о, прекраснейшая из женщин Израиля, - прозвучал суровый голос волхва, - Знамение привело нас сюда. Знай же! В тебе зародилась новая жизнь. Великий человек придет в Мир через тебя. Тот, кто ценой своей жизни, решится спасти ваш народ. Тот, кто придет для того, чтобы отныне никто из детей твоего народа не был рабом. Чтобы ваши дети рождались в любви, и умирали в радости. И чтобы раз и навсегда положить конец войне между евреями и язычниками.
- Но, разве Рим не положил конец этой войне? – проговорил Иосиф.
- Не обманывай себя, странник. Рим пришел, и когда-нибудь Рим уйдет, и тогда война вспыхнет с новой силой. И много крови прольется с обеих сторон. Он – единственная надежда вашего народа.
- Искорка его жизни уже теплится в тебе, о, прекраснейшая из женщин Израиля, - ласково проговорил волхв, обращаясь к Марии, - береги его.
И волхвы ушли, а Иосиф долго в растерянности смотрел им вслед.
Иосиф сидел на берегу реки и глядел в воду. Он смотрел, как волны, одна за другой, накатываются на берег, и его сердце разрывалось от боли.
- «Почему? Ну почему все случилось именно так? » - думал Иосиф, - «Значит, бесплодной была не Мария. Значит, бесплодными были я и ее первый муж. А кто-то другой, какой-то другой мужчина, сумел подарить ей ребенка. Но почему она не доверилась мне? Ничего не сказала? Зачем скрыла от меня, что в ее сердце появился кто-то другой? Я стар, и далеко не красавец. И что странного, что кто-то молодой и красивый запал в ее сердце? Неужели она решила, что я стану осуждать ее? Или попытаюсь отнять ее любовь? Ведь я же люблю ее! Ее! А не себя! Разве посмел бы я разрушить ее любовь?! Разве стал бы делать ее несчастной? Мария! Любимая! Тень недоверия создает стенку между любящими сердцами. Со временем она станет толстой стеной, и тогда уже ничто не сможет разрушить ее. Мария! Любимая! Ну почему ты поступила именно так? Недоверие убивает любовь! Убивает раз и навсегда! А ведь это самое главное! Самое прекрасное! Самое святое, что у нас было! Почему ты не поверила мне?! » - Он вспомнил ее огромные сияющие глаза, нежно глядящие на него, - «Нет… Ты просто боялась сделать мне больно. Больно… А вместо этого убила нашу любовь. Ну почему все именно так? Как же так? Любимая».
- Любимая…, - едва слышно прошептал он, - неужели уже ничего не спасти? – Вязкая горечь жгла его губы. И жгучая боль поселилась в его сердце.
Он услышал за спиной ее легкие шаги. Ее нежные ладони опустились на плечи и скользнули по груди. Она обняла его и прижалась щекой к его седым волосам.
- Иосиф. Что с тобой, любимый? Что так печалит тебя? – как прекрасен был ее нежный, ласковый голос. Он медленно повернулся к ней, и глаза их встретились:
- Так значит, бесплодной была не ты? – проговорил Иосиф, - Значит, бесплодными были я и твой первый муж?
- Иосиф! Ну что же ты творишь, любимый! – прошептала она, - Как ты мог такое подумать? В моем сердце нет, и не было никого, кроме тебя. А если бы такое случилось – ты первый узнал бы об этом! Потому, что ты – мой любимый! Ты, а не кто-то другой! И как посмела бы я оскорбить тебя неверием?! Как посмела бы ядом недоверия отравить нашу любовь?! Ведь это – самое святое, самое прекрасное, что у нас есть! Это – дороже жизни!
- И ты не побоялась бы сделать мне больно?
- Больно?! Мы с тобой – одно существо, Иосиф! Твоя душа – это моя душа! Твое дыхание – это мое дыхание! Твоя любовь – это моя любовь! И твоя боль – это моя боль! И лучше уж боль, чем смерть, любимый! А потерять любовь – это и есть смерть!
- Мария! – он обнял ее и прижал к груди, крепко-крепко, - Любимая моя! Прекрасная моя! - шептал он. Его руки ласкали ее стан. Его губы целовали ее лицо и шею. Он зарывался лицом в ее душистые волосы, - Любимая моя! Прости! Прости, что такое подумал! И дело не в том, был ли кто-то еще! Дело в том, что когда появляется необходимость скрывать от того, кого любишь, что-то, что только для себя, уголок души, где нет места даже для того, кого ты любишь – любовь перестает быть той самой, настоящей любовью. Прости меня, любимая! Я испугался. Испугался, что никогда больше не будет вот так! Когда весь мир просто взрывается. Когда я дотрагиваюсь до твоей руки, и чувствую, что чувствует твоя кожа от моих прикосновений!
- Иосиф! – ее нежные руки ласкали его волосы. Кончики ее пальцев мягко пробегали по его спине, - Любимый мой! Разве ты еще не понял? Твоя семья, моя семья – где они сейчас? Моя мать даже не пустит меня на порог. У меня есть только ты, а у тебя есть только я. Мы изгои, любимый. Это общество не принимает нас. Так разве можем мы рисковать самым дорогим, что у нас есть, ради пустых условностей этого общества?!
- Но как же тогда? …
- Вчера, когда мы двое – становились одним. Когда весь Мир вспыхнул яркими красками. Когда кругом звенела музыка, и Звезды были так близко, что до них можно было дотронуться рукой, я вдруг увидела духа. Он сказал мне: «Ты больше не бесплодна, Мария. У тебя будет ребенок». И рано утром, когда ты еще спал, я почувствовала новую жизнь внутри себя. Я лежала, смотрела на тебя и боялась шелохнуться. Я боялась, что вот мы встанем, и заговорим, и все растает, как сон. А потом настало утро – и пришли волхвы.
- Ты видела ангела?!
- Не знаю, любимый. Этот дух, он был такой огромный. И казалось, поднимался из самого сердца Земли. У него был очень низкий, бархатный, словно ласкающий голос. Почти такой же, как у тебя в минуты нежности. И он сказал мне точь-в-точь то же, что этот волхв. Он сказал: «Через тебя придет в Мир тот, кто может спасти ваш народ». У нас будет ребенок, любимый! Твой ребенок!
Он подхватил ее на руки. И закружил… Закружил…
- Мария! Любимая моя! Прекрасная моя! – кричал он, а ее чудесные глаза с любовью и нежностью смотрели на него, и сияли счастьем.
|
|
|
