11.3. Ошибки производства судебной лингвистической экспертизы
11. 3. Ошибки производства судебной лингвистической экспертизы
Анализируя практику производства судебных лингвистических экспертиз, можно констатировать, что актуальной является задача систематизации ошибок судебной лингвистической экспертизы. Процессуальные ошибки при производстве судебной лингвистической экспертизы заключаются в нарушении экспертом процессуального порядка и процедуры производства экспертизы. К процессуальным ошибкам относятся: - выход эксперта за пределы своей компетенции (решение правовых вопросов, выход за пределы экспертной специальности), - выражение экспертной инициативы в формах, не предусмотренных законом (самостоятельный поиск материалов для производства лингвистической экспертизы, вторжение в сферу компетенции других родов экспертиз), - несоблюдение процессуальных требований по оформлению заключения эксперта (в том числе представление отчета или акта экспертного исследования, отсутствие в заключении эксперта необходимых реквизитов, обоснование выводов не результатами лингвистического исследования, а материалами дела и т. п. ), - несообщение о разъяснении эксперту его прав и ответственности надлежащим лицом, отсутствие подписки о предупреждении эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения, оформление подписки " задним" числом (включение подписки в текст заключения и постановка подписей экспертов после производства экспертных исследований и оформления экспертного заключения). К числу процессуальных ошибок относится и смешение процедуры производства комиссионной и комплексной экспертиз (например, комплексной психолого-лингвистической экспертизы и комиссионной лингвистической экспертизы).
Гносеологические ошибки могут быть допущены при познании сущности, свойств, признаков объектов экспертизы, отношений между ними, а также при оценке результатов познания, итогов экспертного исследования. Деятельностные (операционные) ошибки являются результатом осуществляемых экспертом операций (процедур), в неправильном использовании средств исследования или использовании непригодных методов, изменяющих объект исследования. Причины ошибок экспертов-лингвистов могут быть объективными (отсутствие разработанной методики или несовершенство используемых экспертных методов; отсутствие полных данных, характеризующих идентификационную или диагностическую значимость лингвистических признаков, устойчивость их отображений в речевых следах и др. ). Экспертные ошибки могут быть вызваны также субъективными причинами: профессиональной некомпетентностью, упущениями эксперта, небрежностью, поверхностным исследованием, несоблюдением требований методик, игнорированием существенных свойств и признаков объектов. Нередко экспертные ошибки могут быть вызваны определенными чертами личности конкретного эксперта (недостаточной опытностью, слабой подготовкой, самонадеянностью, внушаемостью), состоянием здоровья (ухудшением слуховой чувствительности), эмоциональным состоянием (тревожностью, стрессом и т. д. ). На ошибочность заключения эксперта могут повлиять сами материалы дела, в том числе заключение предшествующей экспертизы и некритическое его осмысление. Ошибки могут быть обнаружены самим экспертом, следователем (судом), выявлены при производстве повторной экспертизы, в ходе контрольного рецензирования экспертного заключения по поручению руководителя экспертного учреждения, а также специалистом при разъяснении следователю (суду) вопросов, входящих в его компетенцию.
11. 4. Примеры ошибок из экспертной практики
По уголовному делу была назначена комплексная психолого-лингвистическая экспертиза, порученная коммерческой организации. В ходе оказания юридической помощи адвокат обратился к специалисту с запросом, в котором поставил следующие вопросы: " Соблюдены ли при назначении и производстве комплексной психолого-лингвистической судебной экспертизы рекомендации, выработанные общей теорией судебной экспертизы, методиками психологической и лингвистической экспертиз? " " Насколько корректно сформулированы вопросы, вынесенные на разрешение экспертов? Относятся ли данные вопросы к компетенции комплексной психолого-лингвистической судебной экспертизы? Все ли вопросы требуют для ответов на них проведения исследований с использованием специальных психологических или лингвистических знаний? Получены ли в результате производства экспертизы ответы на все сформулированные в постановлении вопросы? " Разъясняя поставленные вопросы, специалист указал на следующие недостатки экспертного заключения. Анализ постановления о назначении комплексной психологолингвистической судебной экспертизы, вынесенного старшим следователем по особо важным делам Н., показывает, что производство экспертизы поручено коммерческой организации, не обладающей правовым статусом судебно-экспертного учреждения. Мотивы, по которым следователь не назначил экспертизу в государственное экспертное учреждение или персонально лицам, обладающим необходимыми знаниями и опытом производства психологической и лингвистической экспертизы, в постановлении не приведены. Следователь поручил производство судебной экспертизы закрытому акционерному обществу, уставная деятельность которого никак не связана с выполнением экспертиз. В постановлении о назначении экспертизы следователь указал, что он дал поручение организовать проведение комплексной экспертизы генеральному директору закрытого акционерного общества, возложив на него права и обязанности руководителя государственного судебно-экспертного учреждения. Ему же следователь поручил разъяснить экспертам их права и ответственность, предусмотренные ст. 57 УПК РФ. При назначении экспертизы следователь не выполнил процессуальные действия по проверке данных об экспертах - их компетентности, месте работы и занимаемых должностях.
Следователь не учел, что экспертное учреждение, куда назначается экспертиза, не обязательно должно быть государственным. В настоящее время в России имеются многочисленные негосударственные экспертные учреждения. Под негосударственными судебно-экспертными учреждениями понимаются некоммерческие организации (некоммерческие партнерства, частные учреждения или автономные некоммерческие организации), созданные в соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации и Федеральным законом " О некоммерческих организациях", осуществляющие судебно-экспертную деятельность в соответствии с принятыми ими уставами. Помимо государственных судебных экспертов, судебные экспертизы согласно ст. 41 ФЗ ГСЭД могут производить и иные лица, обладающие специальными познаниями в области науки, техники, искусства или ремесла, но не являющиеся государственными судебными экспертами и вызванные для дачи заключения. К иным экспертам из числа лиц, обладающих специальными знаниями, относятся эксперты негосударственных судебно-экспертных учреждений, а также лица, не работающие в судебно-экспертных учреждениях. Таковыми могут являться, например, сотрудники как государственных, так и негосударственных неэкспертных организаций, сведущие в необходимой области знания. Однако порядок направления материалов уголовного дела для производства судебной экспертизы в экспертном учреждении и вне его - существенно отличается. Так, в силу п. 1 ст. 199 УПК РФ при производстве судебной экспертизы в экспертном учреждении следователь направляет его руководителю постановление о назначении судебной экспертизы и материалы, необходимые для ее производства. Согласно п. 2 ст. 199 УПК РФ руководитель экспертного учреждения после получения постановления поручает производство судебной экспертизы конкретному эксперту или нескольким экспертам из числа работников данного учреждения и уведомляет об этом следователя. При этом руководитель экспертного учреждения разъясняет эксперту его права и ответственность, предусмотренные ст. 57 УПК РФ, отбирает у эксперта соответствующую подписку. По завершении экспертизы своим сопроводительным письмом руководитель экспертного учреждения возвращает инициатору экспертизы все предоставленные материалы и направляет ему заключение эксперта.
Согласно п. 5 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2010 г. N 28 " О судебной экспертизе по уголовным делам" в тех случаях, когда в государственном судебно-экспертном учреждении, обслуживающем определенную территорию, невозможно производство судебной экспертизы в связи с отсутствием эксперта конкретной специальности или надлежащей материально-технической базы либо специальных условий для выполнения исследований, а также при наличии обстоятельств, указанных в ст. 70 УПК РФ, т. е. когда все компетентные государственные судебно-экспертные учреждения на данной территории не могут выступить в этом качестве, ее производство может быть поручено государственным судебно-экспертным учреждениям, обслуживающим другие территории, негосударственному судебно-экспертному учреждению или лицу, не работающему в судебно-экспертном учреждении, в том числе сотруднику научно-исследовательского учреждения, вуза, иной организации, обладающему специальными знаниями и имеющему в распоряжении необходимое экспертное оборудование. В определении (постановлении) о назначении экспертизы суду следует мотивировать поручение исследований экспертным учреждениям либо конкретному лицу. В рассматриваемом нами случае, следователь обязан был мотивировать в своем постановлении о назначении комплексной экспертизы ее поручение не государственным, а частным экспертам. Он также должен был указать фамилии, имена и отчества экспертов, лично проверить их компетентность, разъяснить им права и ответственность, предусмотренные ст. 57 УПК РФ. Следователь был обязан лично вручить экспертам постановление о назначении экспертизы и материалы для исследования. Кроме того, на разрешение комплексной психолого-лингвистической экспертизы следователь вынес вопросы, формулировка которых некорректна. - Следует ли из разговоров, зафиксированных на аудиозаписи, вывод, что С. было заведомо известно о том, что фирма " Ш. " использовалась членами организованной преступной группы при совершении хищения государственного имущества? Какими фрагментами разговора это подтверждается?
- Следует ли из разговоров, зафиксированных на представленных аудиокассетах, что их участники осведомлены о ходе расследования по уголовному делу, возбужденному по факту незаконного хранения наркотических средств, огнестрельного оружия и боевых припасов и намеревались оказать активное противодействие следствию, если да, то каким образом? Какими фрагментами разговоров это подтверждается? Вопросы, вынесенные в постановление о назначении комплексной психолого-лингвистической судебной экспертизы, выходят за пределы специальных знаний как эксперта-психолога, так и эксперта-лингвиста, носят правовой характер, не требуя применения специальных познаний в области психологии или лингвистики. Указанные вопросы направлены на установление того, имеются ли в действиях какого-либо лица (или группы лиц с указанием конкретных действий каждого из них) признаки состава преступления. При этом отсутствуют вопросы, относящиеся к смежным областям психологии и лингвистики: в частности, о содержательно-смысловой направленности диалога, о ретроспективной диагностике психологического состояния участников диалогов в динамике на различных стадиях развития исследуемой ситуации, об индивидуальных психологических особенностях их личности и речевого поведения, о прагматике высказываний, высказываний, искаженно описывающих действительное положение вещей, трансформирующих действительное положение дел в речи и т. п. *(194) Недопустимы для постановки судебным экспертам вопросы, касающиеся " осведомленности", " заведомости", " намеренности оказания противодействия следствию", так как такие вопросы подразумевают установление умысла (прямого или косвенного). Неправомерность постановки экспертам подобных вопросов очевидна, поскольку умысел устанавливается с учетом всех имеющихся по делу доказательств и, следовательно, его решение является прерогативой субъекта доказывания. По указанным вопросам эксперты должны были сформулировать отказ по причине того, что они находятся за пределами компетенции экспертов, носят правовой характер либо вопросы должны были быть откорректированы следователем, однако этого сделано не было. Это порождает сомнения в компетентности экспертов. Кроме того, процессуальный порядок разъяснения экспертам их прав и ответственности не был надлежаще соблюден. Подписка экспертов включена в текст заключения и подписана экспертами после производства исследований, что означает, что эксперты не были знакомы с содержанием ст. 57 УПК РФ. В соответствии с п. 2 ч. 1 ст. 195 УПК следователь (коль скоро он не пожелал поручить производство экспертизы государственным экспертам) должен был персонально указать в постановлении о назначении экспертизы тех сведущих лиц, которым поручено производство экспертизы, и лично разъяснить им их права и ответственность (ч. 4 ст. 199 УПК РФ), отобрав у экспертов соответствующую подписку. Однако в рассматриваемом случае подписку эксперты включили в текст заключения эксперта, удостоверив ее своими подписями, но датировали " задним" числом. При этом не отражено, кто и в связи с чем разъяснил экспертам " права и обязанности эксперта согласно ст. 57 УПК РФ" и " предупредил об уголовной ответственности по ст. 307 УК РФ". Важно подчеркнуть, что в ст. 57 УПК РФ ничего не говорится об обязанностях эксперта. Там речь идет о том, что эксперт делать вправе (ч. 3), что не вправе (ч. 4), какую и за что он несет ответственность. Это означает, что в действительности эксперты ст. 57 УПК РФ, на которую указывают, не изучали. Еще одно замечание. Эксперт-психолог и эксперт-лингвист произвели комиссионную однородную психолингвистическую экспертизу, вместо порученной им комплексной психологической и лингвистической экспертизы. Все заключение оформлено и подписано двумя экспертами без выделения частей, в которых было бы отражено, кто из экспертов, какие исследования провел. В заключении экспертов указано, что " комиссия" из психолога и лингвиста выполнила " комиссионную психолингвистическую" экспертизу, тогда как постановление следователем вынесено о назначении комплексной психолого-лингвистической экспертизы. Эксперты так мотивировали свои действия: " Специфика психологолингвистического исследования состоит в том, что нецелесообразно отделять друг от друга специфические методы и приемы в психологии и лингвистике, а также производить и описывать отдельно психологический и лингвистический анализы исследуемого материала. В психолого-лингвистическом (психолингвистическом) анализе важно объединение необходимо достаточных исследовательских приемов". По сути, эксперты этим демонстрируют отсутствие знаний проведения и оформления заключения эксперта, в чем заключаются пределы компетенции психолога и лингвиста, какие материалы включаются в текст исследования, а какие в приложение к экспертному заключению. В заключении комплексной экспертизы в силу п. 2 ст. 201 УПК РФ должно быть указано, какие исследования и в каком объеме провел каждый эксперт, какие факты он установил и к каким выводам пришел. Каждый эксперт, участвовавший в производстве комплексной судебной экспертизы, подписывает ту часть заключения, которая содержит описание проведенных лично им исследований, и несет за нее ответственность. Эксперты были вправе составить одно заключение, но они обязаны были при этом выполнить требования ст. 201 УПК РФ. Однако описания методов экспертного психологического или лингвистического исследования и их результаты, по сути, в заключении экспертов отсутствуют. Указывая на ошибку экспертов, надо подчеркнуть, что следователь, не случайно назначил именно комплексную психолого-лингвистическую экспертизу. В постановлении, мотивируя назначение данной экспертизы, следователь указал на необходимость привлечения для решения поставленных вопросов специальных знаний в двух разных областях науки: психологии и лингвистики. В силу абз. 1 ст. 8 ФЗ ГСЭД эксперт проводит исследование объективно, на строго научной и практической основе, в пределах соответствующей специальности, всесторонне и в полном объеме. В рассматриваемом случае члены экспертной комиссии обладали различными специальными знаниями и экспертными специальностями (один - в области психологии, другой - в области лингвистики). Каждый из членов экспертной комиссии должен был выполнять исследования в пределах своих специальных знаний и строго в области той науки, в которой он сведущ: эксперт-психолог в пределах компетенции судебной психологической экспертизы и эксперт-лингвист в пределах судебной лингвистической экспертизы. Научная основа судебной психологической и судебной лингвистической экспертизы устоялась, методики апробированы, внедрены в экспертную практику, производство поставлено на поток в государственных экспертных учреждениях различных ведомств и негосударственных экспертных учреждениях. Лингвистическая экспертиза проводится с целью решения вопросов смыслового понимания: разъяснить смысловое содержание текста или его фрагмента, дать толкование и разъяснение значений и происхождения слов, словосочетаний и фраз, проанализировать основное и дополнительное значение языкового знака, речевых фрагментов и т. д. Специальные знания в области судебной лингвистической экспертизы существенно отличаются от специальных знаний в области судебной психологической экспертизы. Вопросы, решаемые экспертом, и его заключение не могут выходить за пределы его специальности и направления профессиональной подготовки в области психологии или лингвистики. Вряд ли нужно доказывать, что психология и лингвистика - это разные науки, а применение смежных для них знаний возможно лишь в синтезирующей части комплексной психолого-лингвистической экспертизы. Скорее всего, это осознавали и члены экспертной комиссии, указав, что они, в частности, " рассматривали понятие " взятка" в общежитейском значении, а не в юридическом смысле". Правда, в остальном эксперты общепринятые в современном русском языке значения слов, встречавшихся в формулировке вопросов, проигнорировали, дав им субъективное толкование. Ошибкой экспертов в комментируемом заключении комиссионной психолингвистической экспертизы явилось неразделение его на психологическую и лингвистическую часть, отсутствие синтезирующей части. Все заключение представляет собой эклектическое смешение фрагментарных положений, произвольно заимствованных из отдельных разделов лингвистики и психологии. Также ошибкой является подготовка заключения эксперта, которое по форме и содержанию не отвечает требованиям ст. 204 УПК РФ и ст. 25 ФЗ ГСЭД. Типовое заключение эксперта состоит из вводной части, исследовательской части и выводов. Во вводной части должны в том числе быть описаны поступившие на экспертизу объекты исследования и материалы, перечислены вопросы, вынесенные на разрешение эксперта, указаны дата, время и место производства экспертизы, данные о лицах, присутствовавших при производстве экспертизы. В анализируемом заключении экспертов данные о времени и месте производства судебной экспертизы отсутствуют. Формулируя цель своего исследования, эксперт-психолог и эксперт-лингвист дословно повторяют формулировки вопросов, вынесенных в постановлении о назначении экспертизы. Очевидно, что в ситуации, когда правовые формулировки употребляет следователь - это демонстрирует его незнание предмета судебной экспертизы. Но для экспертов вольное толкование целей и задач экспертизы недопустимо, заставляет усомниться в их компетентности, в том, представляют ли они, в чем заключаются различия между психологической и лингвистической экспертизой как разными родами экспертиз. В данном случае, хотя вопросы, сформулированные следователем, явно выходят за пределы их компетенции, эксперты воспринимают их как должное и не отказываются от дачи заключения, не отмечают, что данные вопросы не относятся к предмету комплексной психологолингвистической экспертизы, что также вызывает сомнения в компетентности экспертов. Еще одной ошибкой явилось то, что в заключении эксперта детальное описание представленных на экспертизу материалов и исследуемых объектов с указанием их индивидуализирующих признаков отсутствовало. Статья 57 УПК и ст. 17 Федерального закона от 31 мая 2001 г. N 73-ФЗ " О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации" гласят, что эксперт вправе знакомиться с материалами дела, относящимися к предмету экспертизы. Однако право эксперта ознакомиться с материалами дела ограничено предметом экспертизы. Эксперт не вправе подменять следователя и заниматься анализом всех материалов дела, собирая доказательства и выбирая, что ему исследовать, иначе могут возникнуть сомнения в объективности и обоснованности заключения, что влечет за собой признание заключения эксперта недопустимым доказательством*(195). В данном случае эксперты произвольно сами отбирали из представленных материалов уголовного дела показания свидетелей, обвиняемых, потерпевших, которые они выборочно использовали для обоснования ответов на поставленные им вопросы. Другая ошибка заключалась в том, что эксперты дали ответы на поставленные правовые вопросы, исходя из " собственных субъективных представлений, житейского понимания состава преступлений". В анализируемом заключении экспертов не упомянуты методики психологической или лингвистической экспертизы, примененные экспертами. Эксперты так описывают ход своего исследования: " Было произведено прослушивание аудиозаписей, изучена специальная литература по психолингвистике, психологии общения, юридической психологии, преодолены языковые трудности при аудировании". Очевидно, что эксперты продемонстрировали непонимание различий между субъективным суждением, сделанным на уровне житейского знания, и судебной экспертизой и тем самым подчеркнули непонимание пределов компетенции судебного эксперта. Выводы экспертов не были обоснованы полученными в ходе исследования результатами. Согласно существующим требованиям к заключению любой судебной экспертизы в исследовательской части заключения описывается процесс исследования и его результаты, а также дается научное объяснение установленным фактам, излагаются: - методы и приемы исследований, которые описываются доступно для понимания лицами, не имеющими психологических и лингвистических познаний, подробно, чтобы при необходимости можно было проверить правильность выводов эксперта, повторив исследование; - данные об использованных технических средствах и инструментарии, с указанием их технических характеристик, даты последней метрологической поверки; - обоснование и объяснение примененных методов, их валидность, погрешность; - справочно-нормативные материалы (инструкции, постановления, приказы), которыми эксперт руководствовался при решении поставленных вопросов с указанием даты и места их издания; - экспертная оценка результатов исследования с развернутой мотивировкой суждения, обосновывающего вывод по решаемому вопросу. Все это в анализируемом заключении отсутствует; при подготовке заключения, как это явствует из его текста, методы судебной психологической и судебной лингвистической экспертизы не использовались. В списке использованных экспертами методических материалов и специальной литературы нет ссылок на методики психологической или лингвистической экспертизы. У экспертов, как они сами отмечали, были " языковые трудности" при производстве данной судебной экспертизы, которые они пытались снять " путем многократного аудирования фонограммы". Учитывая, что речь на исследованных фонограммах велась на русском языке, заключение составлялось также на русском языке, видимо, языковые трудности относились именно к русскому языку. На это указывают многочисленные лексические, синтаксические, стилистические и терминологические ошибки, свидетельствующее о слабом владении экспертами нормами литературного русского языка. Характерной ошибкой было просторечное употребление экспертами слова " роспись" вместо правильного " подпись" (эксперты, описывая представленные объекты, указывают на " три неразборчивые росписи" на упаковке). По тексту экспертного заключения встречается значительное число и других ошибок словоупотребления, свидетельствующих о том, что члены экспертной комиссии не владеют нормами современного русского литературного языка, а также научным терминологическим аппаратом лингвистики, психологии и др. областей науки и техники. Эксперты некорректно употребляют термины лингвистической экспертизы: - " просмотр и прослушивание аудиозаписей разговоров" (смешиваются понятия " звукозапись" и " фонограмма" ); - " аудиоряд записи" (допущено нарушение лексической сочетаемости слов); - " аудиофонограммы разговоров" (слово " аудиофонограмма" - плеоназм); - " аудирование выделенных фрагментов текста" (смешение понятий " текст" и " звучащая речь" ); - " текст был разделен на фрагменты, в результате были сняты языковые трудности, которые могли возникнуть при работе с фонограммами, также производилось повторное аудирование выделенных фрагментов текста, после прослушивания текстов представленных на исследование разговоров и его фрагментов были составлены стенограммы аудиозаписей". Нагромождение терминов " текст", " стенограмма", " фонограмма", " звукозапись", " запись", " звуковой ряд видеофонограммы" создает видимость наукообразия, имитируя применение якобы научной терминологии в разделе, озаглавленном экспертами " методология исследования аудиозаписей". Тем самым вольно или невольно участники судопроизводства вводятся в заблуждение псевдонаучной терминологией, которая, по сути, прикрывает, непонимание экспертами специфики судебно-экспертного лингвистического исследования звучащей речи, зафиксированной на фонограмме. Еще одна ошибка заключается в том, что эксперт-психолог и эксперт-лингвист решали вопросы установления дословного содержания записанных на фонограмме переговоров, дифференциации и атрибуции реплик участникам разговора. Тем самым они вторглись в сферу компетенции иного рода экспертизы - фоноскопической (фонографической). Прослушивая аудиозаписи, психолог и лингвист идентифицировали по голосу и речи конкретных лиц, атрибутировали реплики по принадлежности участникам разговоров: "... комиссия выделяет голоса двоих основных коммуникантов: и определяет, какие реплики произносит С. и какие Т. ", растолковали для следователя смысл услышанных ими слов и реплик " фигурантов". Не обладая должными компетенциями (знаниями, навыками и умениями в области судебной фоноскопии), эксперты провели аудитивное исследование фонограммы низкого качества записи. Они указали, что " аудиоряд характеризуется наличием шумовых помех различного рода (потрескивания, постукивания, шорохи, фоновые шумовые помехи, звонки мобильного телефона, смех). Степень различимости речи коммуникаторов колеблется от средней до ниже среднего. На отдельных участках аудиофонограммы собеседники говорят одновременно либо понизив голос, что создает языковые трудности и может затруднить распознавание речи". Решая не свойственные психологической и лингвистической экспертизе задачи (установление дословного содержания зашумленной фонограммы, дифференциация говорящих, атрибуция реплик по принадлежности участникам разговора, идентификация говорящих по голосу и речи - компетенция фоноскопической экспертизы), эксперты допустили методологическую и процессуальную ошибки, - вышли за пределы своих специальных знаний. Но, помимо этого, они допустили и ряд деятельностных ошибок. Эксперты произвели по существу повторное исследование по тем же самым вопросам, которые уже были разрешены ранее экспертами Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ России с применением специальных аппаратных и программных средств, которых в распоряжении эксперта-психолога и эксперта-лингвиста не имелось. Полученные результаты установленного дословного содержания аудиозаписей экспертами ФСБ и экспертом-психологом вместе с экспертом-лингвистом существенно различались. При этом психолог и лингвист без специализированного оборудования, специальной подготовки и методик не только " услышали в шумах" и приписали участникам разговоров слова и фразы, которые те фактически не произносили, но и " вчитали" в эти слова и фразы субъективные смыслы, указав, что устной речи подозреваемого не слышно, так как тот " красноречиво молчит и тем самым проявляет свою заведомую осведомленность". При этом идентификация дикторов произведена психологом и лингвистом с " опорой на постановление о назначении экспертизы" без предоставления сравнительных образцов голоса и речи подозреваемых лиц. Надо отметить еще одну ошибку. Эксперт-лингвист и эксперт-психолог установили на слух обликовые характеристики участников переговоров. При этом определили точный возраст, уровень речевой культуры, эмоционально-психологический портрет и темперамент каждого говорящего. Известно, что признаки облика говорящего, определяемые исходя из особенностей и адекватности речевого поведения в конкретной ситуации общения - являются обязательной и неотъемлемой составной частью раздельного лингвистического исследования звучащей речи при идентификации диктора по устной речи при производстве не лингвистической, а фоноскопической экспертизы. Признаки речевой культуры отражают освоение конкретным человеком норм разговорной речи в целом и творческое их употребление, т. е. умение использовать соответствующие языковые средства (выразительность, словарный запас и т. п. ) в конкретной речевой ситуации. Критерий точности речи - ее соответствие мыслям говорящего, правильный отбор языковых средств для адекватного выражения содержания высказывания. Критерий ясности речи - ее доходчивость и доступность для тех, кому она адресована. Критерий чистоты речи - ее не засоренность внелитературными элементами, уместность использования определенных языковых средств в конкретной ситуации речевого общения. Индивидуальным стилем можно назвать присущую каждому лицу совокупность языковых средств, отражающих выработанные в процессе обучения и речевой практики навыки использования речи для выражения мыслей. Индивидуальной характеристикой говорящего является его манера речи, отражающая особенности, обусловленные спецификой образа мышления и способом изложения мыслей: логическая последовательность изложения, понимание темы, полнота аргументации, связность, целостность, информативность сообщения*(196). Однако оказалось, что применение каких-либо методик в данном конкретном случае вовсе не требовалось, т. к. эксперт-психолог и эксперт-лингвист диагностировали " речевой портрет" диктора " методом интроспекции, обратившись к своему личному опыту и слуховой памяти". Важно обратить внимание, что установление содержательно-смысловой направленности высказываний в спонтанном диалоге, записанном на фонограмме низкого качества, где отдельные фрагменты неразборчивы - это отдельная сложная задача комплексной фоноскопической (фонографической) и лингвистической экспертизы. Как показывает экспертная практика фоноскопического (фонографического) анализа звукозаписей, наибольшую сложность для установления словесного состава представляют фрагменты фонограмм, характеризующиеся наличием шумов и искажений, изменениями уровня громкости речи говорящих, а также использованным в разговоре неполным стилем произношения, свойственным разговорной речи. Данный стиль предполагает отсутствие установки на отчетливое (дикторское, лекторское, сценическое и т. д. ) произношение, характеризуемое намеренно четким выговариванием звуков, напряженной артикуляцией, что несвойственно людям при непринужденном естественном общении. Для разговорной речи характерны нечеткость артикуляции, аллегровый (быстрый) темп речи, редукция отдельных звуков и сочетаний звуков. Сильная редукция - это полное отсутствие звука, а также случаи, когда звук так неотчетлив, что установить точно, есть он или нет, достаточно трудно. Кроме того, типичной чертой фонетики разговорной речи является высокая вариативность (наличие различных произносительных вариантов), предполагающая разные возможности произношения (особенно это касается высокочастотных и достаточно длинных слов). Моменты фонетической неопределенности в ряде случаев могут быть сняты благодаря использованию информации других языковых уровней или информации о ситуации общения в широком смысле. Однако при наличии помех и искажений (в частности, зашумленности звукозаписи) эти факторы не всегда способны компенсировать неясности фонетической реализации. Анализ экспертной практики показывает, что даже при хорошем качестве звукозаписи (отсутствии серьезных помех и искажений, достаточно высоком уровне громкости речи говорящих, отсутствии явно выраженных речевых дефектов у говорящих, а также слишком быстрого темпа речи) допустимая погрешность при установлении словесного состава текста звукозаписи составляет 5%. Исследователи звучащей речи разработали рекомендации по ее письменной расшифровке. Однако даже при использовании определенных правил значительная часть информации, содержащаяся в звукозаписи, оказывается не отраженной при ее письменной фиксации*(197). Например, разговорный диалог, в ходе которого используются невербальные каналы передачи информации и опора на ситуацию общения, использует клишированные, усеченные конструкции; могут присутствовать готовые реакции на типовые ситуации. Не учтенной остается и тональность разговора (его эмоционально-оценочная составляющая и функции воздействия на собеседника). В непринужденном разговоре постоянно присутствует эмоциональное отношение к предмету речи, к собеседнику, к самой речи. Часто именно это и является основным содержанием речи. Поэтому переход от восприятия звучащей речи к ее пониманию требует достаточно полной лингвистической и экстралингвистической информации. Для адекватного понимания необходимы ситуативная привязанность речи, привлечение фоновых знаний и широкого социокультурного контекста. Вследствие этого объем информационных потерь (при переводе устной формы речи в письменную) весьма значителен, в первую очередь это относится к тональности. Среди средств выражения тональности выделяются супрасегментные и невербальные, которые могут существенно дополнять или видоизменять информацию, которую несет словесная составляющая*(198). В спонтанной речи существуют специальные интонационные средства для акцентирования удивления, сомнения, уверенности, недоверия, протеста, иронии и других эмоционально-экспрессивных оттенков субъективного отношения к сообщаемому. Довольно часто используются особые фонации (типы голоса). Например, " скрипучая" фонация выражает отрицательное отношение*(199). Другие просодические средства (громкость, количество - в виде интегрального темпа или удлинения акцентированных гласных, паузы и др. ) также используются для выражения многих отте
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|