 |
11. Типичные ошибки назначения и производства судебной лингвистической экспертизы
|
|
|
|
Контрольные вопросы
1. Особенности судебной лингвистической экспертизы текстов экстремистской направленности.
2. Типовые криминалистические диагностические комплексы речевых действий с " экстремистским значением".
3. Стадии исследования текстов экстремистско-террористической направленности.
4. Особенности формирования вывода эксперта в различных ситуациях репрезентации экстремистского значения.
11. Типичные ошибки назначения и производства судебной лингвистической экспертизы
11. 1. Причины ошибок при назначении и производстве судебной лингвистической экспертизы
Причины ошибок назначения и производства лингвистической экспертизы носят объективный и субъективный характер. Отличительной особенностью юридической квалификации правонарушений, совершаемых посредством словесной деятельности, является опора на знание языка, которым владеют не только участники судопроизводства, но и широкий неопределенный круг лиц, выступающий в качестве адресата распространяемой информации.
Это привело к тому, что на практике довольно быстро сложилась ситуация, когда чуть ли не по каждому документационному или информационному спору стороны, а затем и судьи стали обращаться за помощью к лингвистам, ставя перед ними задачу толкования и интерпретации слов русского языка.
Вслед за гражданским судопроизводством, по меткому выражению Г. М. Резника, на " лингвистическую иглу подсело уголовное правосудие" *(190). Органы дознания, следователи, судьи по делам о клевете или оскорблении, преступлениям экстремистской, коррупционной направленности для установления события или состава правонарушения стали назначать лингвистические экспертизы, привлекать в качестве специалистов лиц, обладающих специальными лингвистическими знаниями.
|
|
|
При этом государственные судебно-экспертные учреждения оказались во многом не готовы решать те задачи, которые перед ними ставили практические работники, поэтому основная масса экспертиз изначально поручалась негосударственным экспертам, филологам, русистам, преподавателям филологических факультетов вузов, учителям русского языка.
Филологи столкнулись с новой для них проблемой адаптации лингвистического знания для нужд судопроизводства. Стало очевидно, что одних только языковедческих познаний было недостаточно. Для квалифицированного судебно-экспертного исследования продуктов речевой деятельности и установления языковых фактов, обладающих доказательственной значимостью, требовалось овладеть методологией общей теории судебной экспертизы, изучить криминалистику и другие юридические дисциплины. Важно было оптимизировать частно-научные лингвистические методы, разработать экспертные методики для решения конкретных задач лингвистической экспертизы. Разработанные в лингвистике методы исследования текста требовали адаптации к новым практическим задачам.
Тем не менее, многие неопытные в экспертной деятельности филологи активно откликнулись на запрос правоохранителей и стали решать поставленные практическими работниками вопросы с позиций понимания текста среднестатистическим носителем русского языка и значений слов, представленных в толковых словарях, опираясь на собственный личный речевой опыт и абстрактные языковые модели.
Кроме того, методические подходы к решению типовых задач судебной лингвистической экспертизы, используемые государственными и негосударственными экспертами, существенно разнятся, высок процент субъективизма принятия экспертного решения лингвистом. Такое положение дел привело к тому, что одни и те же языковые факты стали толковаться неоднозначно, по одним и тем же вопросам и объектам лингвисты разных школ приходили к различным выводам.
|
|
|
Быстро сложилась ситуация, когда представители органов следствия, дознания, а иногда и судьи не смогли устоять перед соблазном переложить на юридически не искушенных филологов функцию доказывания. Задание эксперту нередко стало сводиться к выяснению наличия юридических признаков состава преступления, предусмотренного соответствующей нормой УК РФ, наталкивая эксперта на решение сугубо правовых вопросов, которые являются исключительной прерогативой лиц, осуществляющих производство по делу.
Понятно, что такие ошибки были продуцированы неправильной постановкой вопросов, которые должны определять предмет экспертизы и область специальных познаний, необходимых для их решения.
Не владея специальными знаниями в области судебной лингвистической экспертизы, не понимая принципиального различия между мнением, которое каждый человек вправе иметь по тому или иному вопросу, и заключением экспертизы как источником судебных доказательств, лица, назначенные экспертами, взялись решать вопросы, не относящиеся к их специальности, " по-житейски", " на уровне обыденного знания носителя русского языка".
Зачастую не только частные, но и некоторые государственные судебные эксперты стали интерпретировать речевые факты на основе правовых понятий, анализировать " мысли автора текста", " вычитывать" из произнесенных слов-коммуникантов скрытые или неявные смыслы, додумывать и домысливать за говорящими то, что не было сказано, но " имелось в виду".
В результате в сознании общественности (включая юристов, филологов, да и самих экспертов) укоренилось ошибочное представление о том, что якобы лингвистическая экспертиза по своей природе является субъективной: " сколько экспертов, столько и мнений", решает простые задачи поиска значений слов по словарю, " доказывая очевидное", эксперты " ангажированы" или " зависимы" от инициатора задания.
Языковед зачастую выступает не как независимый эксперт, а, по существу, как имеющий специальные (лингвистические) знания " адвокат" истца или ответчика (см., например, экспертное заключение А. Н. Баранова в отношении высказываний Ф. Киркорова, адресованных журналистке И. Ароян). К сожалению, лингвистическая экспертиза весьма часто оказывается " ангажированной" и тогда, когда она выполняется по поручению следователя или суда. Разумеется, авторы такой экспертизы отрицают свою недобросовестность. Между тем характер допускаемых ими ошибок (уловок) говорит о том, что альтернативой недобросовестности может быть только полная некомпетентность. Но в нее трудно поверить, если заключение пишется опытным экспертом, зачастую кандидатом или доктором наук. Действительно, задачи, которые ставятся перед специалистом-филологом, в большинстве случаев являются несложными и для их решения достаточно даже тех знаний и умений, которые предусмотрены программой (стандартом) дисциплин, изучаемых на первом курсе филологического факультета. Имеем в виду, например, умение отличить слово литературного языка от слова жаргонного или диалектного, с помощью словаря определить словесное значение, охарактеризовать его стилистическую окраску. Поэтому, как правило, в заведомо неадекватных суждениях эксперта есть основания видеть именно уловки, а не ошибки*(191).
|
|
|
Заключения экспертов не всегда еще находятся на должном уровне, отмечаются случаи подмены научно-психологического анализа представлениями обыденного сознания, бедность инструментально-методической части некоторых экспертных исследований, недостаточная обоснованность выводов и, что особенно нетерпимо, выход экспертов за пределы своей научной компетенции, попытки устанавливать не только психологические, но и юридические факты*(192).
В действительности при корректном и профессиональном использовании разработанных лингвистической наукой объективных методов и процедур исследования языковых фактов с учетом закономерностей функционирования языка в различных видах дискурса от мнимого субъективизма не остается и следа. Результаты полного и всестороннего анализа с использованием сложившихся в науке строгих методов анализа и знание законов языка не дает возможности экспертам приходить к прямо противоположным выводам, не лукавя и не нарушая процедуры исследования.
|
|
|
Другая весьма болезненная проблема лингвистической экспертизы, служащая источником объективных экспертных ошибок, связана с самой языковой материей, исследуемой экспертами-лингвистами.
Так, существует мнение, что коль скоро тексты пишутся или произносятся на русском языке, адресованы носителям этого языка и им понятны, то вряд ли вообще нужны языковеды для перевода " с русского на русский", и так понятный всем пишущим и говорящим на этом языке. В случае же если лицо не владеет языком судопроизводства, то этот пробел полностью компенсирует не эксперт, не специалист, а переводчик - иной участник судопроизводства.
С другой стороны, очевидно, что элементы различных субкультур (молодежного сленга, криминального арго, компьютерного жаргона и т. п. ), " эзоповых языков", эвфемизмов семантических полей " политика", " наркотики", " коррупция", " оружие" и т. п., " тарабарский" и условные языки, клички, татуировки, тайные жесты и мимика, речения, относящиеся к маргинальным подъязыкам, обсценизмы и иные элементы, находящееся на периферии языка, объективно требуют применения специальных лингвистических знаний в силу имплицитности или многозначности их содержания.
Необходим единый подход для дифференциации специальных и " наивных" лингвистических знаний, дабы не впадать в ту или другую крайность, решая вопрос о том, когда требуется назначение судебной лингвистической экспертизы, а когда достаточно наличия у правоприменителя владения грамотой родного языка, элементарного здравого смысла и профессиональных юридических знаний, чтобы уразуметь содержание и форму высказывания или текста, расцененного в качестве преступного.
Для этого, прежде всего, необходимо очертить круг языковых фактов, которые могут быть подвергнуты экспертному исследованию с применением специальных лингвистических знаний, и те, которые со всей очевидностью этого не требуют, будучи доступными для всеобщего восприятия и понимания.
|
|
|
