Будущее политических обществ

Количество необходимой администрации, которое должно быть сохранено. — Задачи администрации: на­циональная слава. — Соперничество народов. — Выво­ды: 1) нежелательность осложнения органов власти, 2) чрезмерная территория излишня, 3) принуждение и его пределы. — План устройства правительства: поли­ция и защита.

Мы попытались вывести некоторые общие принципы, касающиеся ряда вопросов, свя­занных с законодательной и исполнительной властью. Но остается одна очень важная те­ма, которую предстоит еще обсудить. Имен­но, в каких пределах интересы общества тре­буют сохранения обеих этих властей?

Мы уже видели, что единственной зако­номерной задачей политических учреждений является благо индивидуумов. Все то, что им не нужно, как национальное богатство, благо­состояние и слава, приносит пользу только корыстным обманщикам, которые с самых ранних времен омрачали разум человечества для того, чтобы беспрепятственно погрузить его в унижение и бедствия.

Стремление расширить свою территорию, завоевать или держать в подчинении своих соседей, превзойти их в ремеслах или в воен­ном деле основано на предрассудках и за­блуждениях. Власть не составляет счастья. Спокойствие и мир желательнее, чем страх, внушаемый другим народам. Люди — братья. Мы объединяемся на определенной террито­рии или в определенном климате, потому что такое объединение требуется для безопасности нашей внутренней жизни или для защиты себя от ничем не вызванного нападения со стороны общего врага. Но соперничество на­родов представляет продукт воображения. Если нашей целью служит обогащение, то ведь богатство может быть создано только торговлей; чем больше будет возможности у наших соседей покупать, тем больше мы суме­ем продавать. Все люди заинтересованы в об­щем благосостоянии.

Чем лучше мы поймем свои собственные интересы, тем меньше мы будем склонны на­рушать мир наших соседей. Тот же принцип применим и к ним. Поэтому нам надо желать, чтобы они были мудры. Но мудрость пред­ставляет плод равенства и независимости, а не оскорбления и угнетения. Если бы угнете­ние могло быть школой мудрости, то человече­ство достигло бы огромного совершенства, так как оно проходило эту школу в течение многих тысячелетий. Поэтому нам надо стре­миться к тому, чтобы наши соседи были не­зависимы. Мы должны желать, чтобы они были свободны; ведь войны возникают не из наклонностей народов, свободных от пристра­стий, а из интриг правительств и из стремле­ний, внушаемых ими народам. Если сосед вторгнется на нашу территорию, то мы долж­ны только стремиться к изгнанию его, а для этого нам нет надобности превосходить его в доблести, поскольку на нашей собственной земле он будет находиться в более трудных условиях, чем мы, не говоря уже о том, что весьма неправдоподобно предположение, буд­то какой-нибудь народ может подвергнуться нападению со стороны другого до тех пор, пока он соблюдает благоразумие, справедли­вость и умеренность.

Пока народы не доведены до состояния открытой вражды, их взаимная ревность представляет маловразумительную химеру. Я живу в определенном месте, потому что это место больше всего благоприятствует моему счастью или моей полезности. Я заинтересо­ван в политической справедливости и в доб­родетели человеческого рода, потому что он состоит из людей, т. е. из существ, в высокой степени способных к справедливости и к доб­родетели; вероятно, я имею дополнительные основания интересоваться теми людьми, кото­рые находятся под властью того же прави­тельства, что и я сам, так как я лучше могу понять их стремления и более способен содей­ствовать им. Но, конечно, у меня нет основа­ний причинять страдания другим народам, по­скольку они сами не совершают определенных актов несправедливости. Цель здоровой по­литики и нравственности заключается в сближении людей, а не в разделении их, в со­четании их интересов, а не в противопостав­лении их.

Общение между отдельными людьми ни­когда не может считаться слишком интенсив­ным или подлежащим ограничению; но чело­веческие общества не нуждаются в том, что­бы вступать во взаимные объяснения и согла­сования, кроме тех случаев, когда ошибки и насилия делают такие объяснения необходи­мыми. Это соображение позволяет сразу от­бросить основные цели той таинственной и нечестной политики, которая до сих пор по­глощает внимание правительств. Перед лицом этой истины должны исчезнуть офицеры ар­мии и флота, послы и уполномоченные, целый ряд искусственных выдумок, созданных для того, чтобы держать в страхе другие народы, чтобы проникать в их тайны, противодейст­вовать их махинациям, создавать союзы и контрсоюзы.

Расширению органов власти будет поло­жен предел, а вместе с тем будет устранена Возможность угнетения подданных и наруше­ния их воли.

Одновременно полностью устраняется другое постыдное заблуждение политической науки, относящееся к вопросу о количестве территории из расчета на душу населения, о чем поочередно спорили философы и мора­листы. Они рассуждали о том, кто более способен обеспечить население площадью, монар­хия или демократическое правительство. При будущем усовершенствовании человечество, как надо ожидать, будет иметь одинаковые по форме правительства в разных странах, потому что люди обладают одинаковыми спо­собностями и имеют одни и те же потребно­сти; отдельные правительства будут распро­странять свою власть на небольшую террито­рию, потому что люди хорошо знают интере­сы своих соседей и могут лучше к ним приспо­собиться. Нельзя представить себе никаких доводов, в пользу того, чтобы предпочесть об­ширную территорию более ограниченной, за исключением соображения внешней безопас­ности.

Каковы бы ни были отрицательные сторо­ны отвлеченной идеи власти, все они крайне обостряются при территориальном расшире­нии ее юрисдикции и, напротив, смягчаются при обратном явлении. Честолюбие, которое в первом случае становится страшнее чумы, не имеет возможности проявить себя во вто­ром случае. Народные смятения подобны вол­нам моря, которые при широком пространстве могут вызывать самые страшные последствия, но оказываются кроткими и безвредными, ко­гда они ограничены поверхностью маленько­го озера. Умеренность и справедливость яв­ляются очевидными свойствами ограниченно­го круга.

Конечно, можно возразить, «что таланты представляют порождение больших страстей и что среди спокойной посредственности не­значительной республики силы интеллекта бу­дут обречены на бездействие». Если бы это возражение было основательно, то оно нужда­лось бы в самом серьезном рассмотрении. Но надо принять во внимание, что при выстав­ленной здесь гипотезе все человечество соста­вит в некотором роде одну великую респуб­лику, и поэтому перспективы людей, которые захотят благотворно воздействовать на все широкое общественное мнение, окажутся как нельзя более благоприятными. В течение того периода, когда новые условия будут созда­ваться, но еще не достигнут своего заверше­ния, несправедливость, наблюдаемая у наших соседей, представит дополнительный стимул для наших усилий*.

* Указанное возражение будет подробно обсужде­но в восьмой книге настоящей работы.

Честолюбие и смуты составляют зло, воз­никающее как косвенный результат деятель­ности правительства; это зло является след­ствием привычек и внушается правительством, его материальным воздействием, простираю­щимся на множество людей. Имеются и другие беды, неотделимые от существования власти. Задача правительства заключается в подав­лении насилия как внешнего, так и внутрен­него. Это насилие могло бы разрушить или подвергнуть опасности благополучие общест­ва или его членов; средство, к которому пра­вительство прибегает, также заключается в насилии, но носящем более регулированный характер. Для этого возникает надобность в концентрации индивидуальной силы, и обыч­но такая концентрация достигается при по­мощи принуждения. Зло, создаваемое при­нуждением, было рассмотрено уже прежде*. Принуждение, применяемое в отношении преступников или лиц которым приписыва­ются преступления, ни в коем случае не может обойтись без вредных последствий. Принуж­дение, применяемое большинством общества в отношении его меньшинства, которое расхо­дится с ним в некоторых вопросах обществен­ного блага, очевидно ведет к возбуждению еще большего разномыслия.

* Кн. II, гл. VI⁶².

Оба эти явления проистекают из одного общего начала. Несомненно, что преступле­ние представляет не что иное, как ошибку суждения, и потому не может быть оправдана попытка исправить его с помощью силы, кро­ме случаев крайней необходимости. Заблуж­дение меньшинства подходит как раз к только что описанному случаю, хотя его заблуждение может и не быть столь значительным. Тем более необходимость в принуждении ред­ко может быть настоятельной. Если бы, на­пример, мысль об отколе меньшинства была несколько более привычна мышлению людей, то редко отложение такого меньшинства мог­ло бы вызвать сколько-нибудь сравнимые по вреду последствия с тем злом, которое соз­дается преступным нарушением самых основных принципов общественной справедливости. Описанные явления подобны случаям оборо­нительной и наступательной войны. Приме­няя средства принуждения в отношении мень­шинства, мы уступаем голосу подозрительно­сти, нашептывающему нам, что враждебная сторона может впоследствии причинить нам в чем-то вред, так что мы стремимся предупре­дить такую возможность. Прибегая к при­нуждению в отношении преступника, мы как бы изгоняем врага, вступившего на нашу тер­риторию и отказывающегося покинуть ее.

Правительство может ставить перед собой только две законные задачи, именно: устра­нение несправедливости, совершенной в отно­шении отдельных лиц внутри общества, и об­щая защита всех против вторжения извне. Первая из этих задач, сама по себе требующая постоянного нашего внимания, в достаточной степени разрешается объединением людей в таком масштабе, который позволил бы учре­дить жюри присяжных для рассмотрения слу­чаев нарушения прав отдельных лиц, состоя­щих в общине, и для разрешения могущих возникнуть вопросов и споров, относящихся к собственности. Конечно, правонарушителю будет нетрудно ускользнуть за узкие пределы такого юрисдикционного округа; поэтому надо, чтобы соседние общины или юрисдикционные округа с самого начала управлялись Подобным же образом или во всяком случае были бы согласны, независимо от своей формы правления, сотрудничать с нами в деле изъятия или исправления преступника, навы­ки которого одинаково опасны как для нас, так и для них. Но для этой цели нет надоб­ности в каком-нибудь специальном договоре и тем более в каком-либо общем органе власти. Одинаковые начала справедливости и взаим­ная заинтересованность сумеют лучше связать людей, чем подписи и печати. Между тем вскоре исчезнет всякая надобность в пресле­довании преступника с целью его наказания, если только вообще она имеется. Побуждения к совершению преступлений станут редки, случаи их появления будут немногочисленны и строгость при преследовании их излишней. Главной целью наказания является обуздание опасных членов общества; отказ от такого на­казания будет возмещен общим наблюдением членов небольшой общины за поведением друг друга, причем порицание, выносимое людьми, будет отличаться своей серьезностью и здравым смыслом, с устранением всякой таинственности и случайности. Ни один чело­век, в случае обнаружения его порочности, не сможет проявить такую ограниченность, чтобы отказать в признании осуждающего его обще­го решения, основанного на здравом сужде­нии. Оно заставит его утратить самоуверен­ность или, что еще лучше, убедит его. Чело­век будет вынужден силой, не менее отразимой, чем кнут и цепи, исправить свое пове­дение.

В этом очерке дан в общих чертах план устройства политического управления. Споры между разными общинами в значительной степени окажутся невозможными, поскольку при возникновении какого-либо вопроса, на­пример, о границах, принцип справедливости убедит нас в том, что человек, возделываю­щий какой-то участок земли, более всех дру­гих уполномочен выносить решение о том, к какой общине он желает принадлежать. Ни­какое сообщество людей, до тех пор пока они признают начала разума, не может быть ни в какой степени заинтересовано в расширении своей территории. Если мы желаем вызвать чувство привязанности друг к другу среди членов нашего сообщества, то нет более вер­ного средства, чем веления справедливости и умеренности; если бы они в каком-нибудь случае оказались недейственными, то это могло бы произойти только в отношении не­достойного члена общины. Обязанность вся­кого общества наказывать правонарушителей вытекает не из подразумеваемого согласия правонарушителя подвергнуться наказанию, но из обязанности общества обеспечивать должную защиту.

Хотя предположение о спорах между об­щинами весьма неразумно при описанном со­стоянии общества, но они тем не менее воз­можны. Поэтому надо предусмотреть меры против таких необычайных случаев. Эти слу­чаи по своей природе подобны иностранному вторжению. Им можно противодействовать только посредством соглашения между не­сколькими округами, провозглашающими и в случае надобности применяющими принципы справедливости.

Эти два случая — вражда между округами и иностранное вторжение, которое должно быть отражено соединенными усилиями всех во имя общих интересов — требуют особого замечания. Оно сводится к тому, что оба эти случая по самой своей природе носят харак­тер временный, и поэтому меры, которые над­лежит принять в отношении их, не должны быть в точном смысле слова постоянными. Иными словами, постоянное наличие нацио­нального собрания, как это до сего времени практикуется во Франции, не требуется в пе­риод спокойствия и даже может оказаться вредным.

Книга V, глава XXII.

ОБ УПРАВЛЕНИИ

Мы можем с достаточным основанием за­ключить, что национальные собрания, или, иными словами, собрания, имеющие двоякую задачу — улаживать споры между двумя ок­ругами и совещаться относительно наилучше­го способа отражения нападений извне — как бы необходимо ни было в некоторых случаях обращение к ним, все же должны созываться настолько редко, насколько то допускает сущ­ность дела. Они либо должны избираться лишь в чрезвычайных случаях, как диктаторы в древнем Риме, либо же заседать периоди­чески, например, один день в году, с правом, однако, продолжать до известных пределов свои сессии для выслушивания жалоб и пред­ставлений от избирателей, их созвавших. Пер­вый из указанных способов много предпочти­тельнее. Некоторые из приведенных уже соображений рассчитаны на то, чтобы пока­зать, что и выборы, в силу природы их, не следует применять, кроме случаев необходи­мых. Предложить способы для законного со­зыва национальных собраний не представляет затруднений. Всего более подходящим было бы в согласии с опытом и навыками прошлого, чтобы всеобщие выборы происходили всякий раз, когда того потребует определенное число округов. Строгой справедливости и простоте всего более соответствовало бы, чтобы собра­ние происходило для двух округов или для двухсот, в точном соотношении к числу окру­гов, выразивших пожелание о принятии этой меры.

Нет никаких разумных оснований отри­цать, что возражения против демократии, раз­дававшиеся громче всего, совершенно рассеи­ваются в приложении к только что очерчен­ной форме управления. Тут не кроется ника­ких возможностей для шумихи, для тирании-массы, упоенной неограниченной властью, для политического честолюбия немногих или для беспокойной зависти и подозрительности остальных. Здесь ни один демагог не смог бы найти подходящего случая превратить толпу в слепое орудие для своих целей. Люди при такого рода общественном строе сознавали бы свое благоденствие и дорожили бы им. Истин­ная причина, почему масса человечества столь часто становилась жертвой обмана со сторо­ны мошенников, заключается в сложной и та­инственной природе социальной системы. Если только уничтожить фокуснические при­емы управления, самое доморощенное разу­мение окажется вполне подготовленным к то­му, чтобы разглядеть хитрости правящих го­сударством шулеров, желающих вовлечь его в обман.

Книга V, глава XXIII. Отрывок.