Добавление. Слова имеют силу, даже когда вещи находятся вдалеке, но часто в дело вмешиваются злые духи, чтобы ввести в заблуждение

Добавление

То, что бродят ламии[181] в обществе бесов, будучи в обличье телесном, это очень сомнительно. Святой Августин говорит, что они покрывают себя мазью, от испарений которой впадают в ступор и заваливаются спать, а во сне грезят, будто бы ходят, когда движет одержимость их воображением[182]. Может это происходить и благодаря тому, что вдыхают ламии во сне течения воздушные, что нередко случается. Но ведь множество опытов ясно обнаруживает, что ламии и демоны в обличье телесном передвигаются, не лишённые внешних органов чувств – много чего злые духи видят! Каким же манером они в затворённые двери входят и выходят, я не разумею – такие дела разве что по прихоти самого Дьявола откроются. Злые духи могут ведь и правда во сне перемещаться; полно тех, кто во сне ходит – много чего наделает и обратно в постель. Говорят ещё, что водимы они своим собственным духом, который лицезреет внутренние образы (imaginante spiritu) [183] , и к месту говорят. Но такое дело не может совершаться так, что не причащались бы бесы общему (communis) [природному] духу, которым они безошибочно направляются по чёткому пути. В силах ли бес вместо собственного тела [мавки] другое сделать, тут есть сомнения. Думаю, что только благодаря воображению человеку кажется, что он себя видит собакой, в её теле всецело пребывая. Если собака, предоставленная для такого дела бесом, которой себя видит во сне мавка, увечная, то бес и тело мавки калечит, чтобы правдоподобным представлялось ей в таком обличье передвигаться. В таком ключе мы объясняем свидетельства Грилландо и Спины в «Метафизике»[184]. Много что на свете случается из‑ за коварного хитроумия, которым наделяются добрые и злые духи.

На форуме Цезаря брат Рокко[185], заметив, что один схимник иной раз ночью встаёт, чтобы помолиться высеченному из дерева образу святого Доминика[186], вынес скульптуру из алтаря, а сам облачился как святой Доминик и руку так же наставительно поставил. Монах пошёл на молитву. А Рокко рукой чуть шевельнул, будто б угрожая. Монахом овладел страх. Рокко двинулся телом. Монах бросился бежать, а Рокко за ним, пока тот не рухнул оземь, потеряв сознание. Рокко, вернув статую на место, с другими монахами прибежал и поднял того схимника, который лишился речи, и все волосы у него стали седые[187]. Бледный, обескровленный и слабый. Речь к монаху так и не вернулась, и он умер через несколько дней. Эту историю я слышал позднее от самого Рокко. То же самое в Плаканике[188] произошло, когда одного батрака, спозаранку на мельницу шедшего, другой, который впереди шёл, чудно одетый, напугал [до смерти]. Вот поэтому важно настоящее от поддельного отличать и понимать, сколь силы есть у потрясения (affectus), так что каждый то и осуществляет, что видит душевным взором, о чём и сказано уже и вскоре будет сказано снова.

Глава 17

Слова имеют силу, даже когда вещи находятся вдалеке, но часто в дело вмешиваются злые духи, чтобы ввести в заблуждение

Совсем непросто это ухватить – как же могут слова вызывать у тех, кого нет рядом, любовь, ненависть, болезнь или смерть, чем нахально хвастают заклинатели и колдуны. Да и не только такое, ещё и погоду и времена года изменять, звёзды и моря… Когда рядом находятся [живые объекты для воздействия], то как уже сказано, воображение не остаётся прежним[189], а далее по его указке действует видящий образы дух. Я в детстве излечился от болезни селезёнки с помощью молитвенных заклинаний одной женщины, которая их читала, глядя на убывающую Луну – с соизволения моего приора, учёнейшего богослова, Брата Андреа Заппавинья[190]. Если правда то, что я сам наблюдал, когда другой человек вылечился благодаря тому, что бычью селезёнку подвесили над огнём[191], то несомненно, нужно полагать, что молитвенные речи, за которыми следует сильное воодушевление и [магический] обряд, в большинстве случаев окажутся весьма действенны. Сами по себе обряды силы не имеют, если только в немалой степени не затронут извне дух наш, так что прежним уже не будет, так что сразу же окажется обуян жаркой страстью воздух, который передаст её тем лицам, на кого она обращена – в той мере, в какой расположены они к её восприятию. Смутно иногда мы сами такое ощущаем, подобно охотнику, который чует, поразит ли дротиком зверя – чувствует, что сейчас попадёт точным ударом, раз сложилась удачная обстановка (ex consensu rerum). Поэтому Авиценна удивляется, как душа в слова вкладывая сильные чувства, заставляет вещи себе подчиняться[192].

Некие дамы договорились, что пойдут развлечься в парк, а одна из них не пошла. Так другие ради забавы подобрали апельсин и стали в него острыми палочками тыкать со словами: «Колем такую‑ то, которая с нами пойти отказалась», а потом бросили апельсин в фонтан. Позже, зайдя к этой женщине, застали её больной. Чувствовала, что её будто бы гвоздями протыкают как раз в то время, когда её подруги кололи апельсин. Мучилась до тех пор, пока подруги не извлекли палочки из апельсина, молясь о её здравии и желая ей всего хорошего. Признаюсь, что никак не возьму в толк, как же это дьявол причиняет страдания и посылает такие беды созданиям божьим. Но отрицать не буду, что может он, раз уж по его почину был так изведён Иов печалью и горем[193]. Если не дьявол это, так и быть, в женщине орудовал, то правдоподобная причина нами высказана чуть выше, когда мы о селёзенке рассуждали.

Много подобных явлений люди наблюдали, да и повсюду их можно видеть. Из воска изготавливают изображение, похожее на того, кого хотят подвергнуть [колдовскому] воздействию, а потом к огню направляют образ со словами: «Жгу такого‑ то». А само это лицо сразу же поражается жгучей истомой, прямо как Мелеагр, угасший, когда догорела головня, у Овидия[194]. Берут животное, на которое похож интересующий колдуна человек (кто‑ то на собаку смахивает, иные на обезьяну похожи, кто‑ то на льва, а другие на ворона, как прозорливо Порта замечает[195]), и животное это, проводя определённые обряды, бьют или сжигают, а страдания насылают лицу, ради которого и производят эти действия, как Вергилий свидетельствует в «Эклоге»[196]. Даже волосами [любовников] и тесёмочками пользуются, развязывают и завязывают их, любовным чувством [заклиная]. Произносят слова, заставляющие грезить страстью и даже семя испускать, что вполне вероятно. То же самое производят, пристально глядя друг другу в глаза – для людей, объятых похотью это несложно. Знал одного друга, у которого почти всегда при встрече с привлекательными женщинами капало [с конца] подобие семени. И всё же я считаю, что многие подобные вещи осуществляются стараниями Нечистого, и на более чем достойном основании они запрещаются повсюду [людскими] законами. Да и вообще, если бы были такие вещи правдой, то никто бы не был защищён он неприятеля, что [в книгах] у поэтов всякому ясно выражено, да и Бог бы не допустил так просто этот зловредный обычай. Так бы мы турок и без оружия победили бы, [одним колдовством][197].

Что касается передачи чувства в воздухе, я видел когда‑ то, как ребята, у которых пропал плащ, держа в руках подвешенное [за ниточки] решето, в которое были воткнуты [концами вниз] ножницы, произносили: «Именем святых [апостолов] Петра и Павла – это Флавио украл плащ? ». Называли много имён, но решето не двигалось, но когда дошли до имени Флавио, то решето, которое [вес] ножниц, [воткнутых] обеими концами держал в равновесии, само стало вращаться какой‑ то силой. Я остолбенел! Мы вместе попробовали [с молитвой] обратиться к Всевышнему, чтобы не позволил нам стать жертвами бесовской забавы. И всё равно решето двигалось только на имя Флавио! Раз за разом повторяя опыт, очищая совесть обращением к священным силам, я обнаружил, что ход дела неизменен. То же самое и Каэтан подтверждает[198]. Благодаря этому опыту совершенно очевидно, что сознающий воздух, находясь под воздействием сильного чувства, действует и сам (conscium aerem ita affectum afficere). Но есть здесь и великая опасность: как бы в дело не вмешался Нечистый, даром что ты святых Петра и Павла упоминаешь! Он же вводит в заблуждение подобным обманом, к вещам священным примешивая низменные! Эти дела, если в силу естественных причин происходят, надо полагать, редкостны. Вещь, находясь вдали, не всегда расположена к восприятию страсти, как человек – к предчувствию дождя, а вот ворона это умеет189. Да и несчастье, с одним из друзей произошедшее, мысленно увидит только другой, о нём глубоко задумавшийся, как уже сказано. Потому маги время ловко «забирают» у звёзд, о чём мы скажем[199]^[200]. А вот что говорят, может‑ де заклинатель звёзды и воздух изменить и урожай иссушить, я такого уразуметь не в силах.

Ведь нет в голосе и воображении столько силы, чтоб небо и землю переменить. Кое на что способны они, когда лицо предрасположено к их влиянию, потому что крепнет в нём сильное чувство – прямо как когда наводят чары. А в воздухе и в небесах сила эта понемногу стихнет, как шелест ветвей или глухое звучание воды в раковине. Так что то, о чём историки рассказывают, повествуя о магах африканских и в наше время азиатских, вполне вероятно. Происходит это благодаря искусству злых духов, на оконечностях Земли обитающих больше, чем где бы то ни было, что признаёт и Птолемей[201]. А вот как такие дела злой дух производит – то ему самому и ведомо [и никому больше]. Он, пожалуй, способен переменить и чувство, [растворённое] в воздухе, как и наше, человеческое, ведь это сфера приложения его сил, подобно тому, как тело – сфера приложения для нашей души. Так что злой дух над воздухом и стихией морской так же властен, как мы над телом. Но вот над звёздами – нет, может он только видимость явить, наслав между [звёздами и нашим взором] тумана всевозможного, искусно подогнанного. Воображение человеческое властно над тем, кто воображает, но вне этих пределов – в очень малой мере, только если другой человек завершит его работу. Всё это понимает тот, кто опытен в хитроумных каверзах дьявольских, и я весь мир могу заставить поверить в его злую силу, как писал в другом месте[202]. Ведь так же как люди бывают, одни вероломные, а другие святые, так и духи есть на свете нечестивые и благочестивые. Ищут они общества себе подобных и, к ним примыкая, делают их многочисленней! Но думать не стану, что Трисмегист был глуп настолько, что не понимал этого, сказав, что человек может изготавливать говорящих богов[203]. Ведь Гермес видел, как духи добрые и злые входили в изваяния, поражённый тем, что так много может человек, потому и зовёт его вселенским чудом. Оттого Гермес признаёт, что человек входит в общество богов (deorum societatem) после смерти. И то правда, что Диоген[204] с Диагором[205], да и другие вместе с Аристофаном[206], осмеивают аполлоновы оракулы[207], по большей части ошибочные, и полагали, что рождаются они из страсти самой пифии. Но ошибались острословы, поскольку речи в пифии произносил злой дух. Ведь не способен человек обуздать природу, которая не захвачена в плен грубой телесностью (corpore non irretitam crasso) – такова есть природа дьявольская. Только если божьей силой или приманками[208] или же поклонением [силе дьявольской], которое является наибольшим преступлением против Бога! И всё же может злой дух преклонение [у Бога] похитить и единолично им править, как можем и мы Бога хулить. Да и людей немало хотят занять положение богов, притом, что сами нечестивцы. Но Бог, такие вещи дозволяя, их берёт в свой оборот для [раскрытия] дивных тайн, о которых уместно не здесь говорить. Чтобы дуновение пещеры колофонской из людей богов делало – не получится это без Бога! [209] Но вот какую‑ нибудь стяжать способность, пригодную, чтобы умерить дух и очистить его, сделав пригодным для естественного прорицания (prophetiam naturalem) – такое возможно, как уже сказано.

У некоторых получается [внушением] добиться, что мужчина не может совершить половой акт, потому что верит в это. Думает, что не может, вот и не может. Мысленный настрой побеждается, если обретёт мужчина веру в свои силы, которая берёт верх над внушённым чувством[210]. А вот женщине заклинаньем помешать не получится. Да просто страстной силы такой не сыщется, которая бы её матку заперла на засов так же, как половой член сделала бессильно висящим. Дух [мужчины, под воздействием заклинания] лишённый равновесия, в страхе отступает назад. С женщиной так не получится, всё равно останется щель, годная не для того, чтобы действовать, а чтобы претерпевать чужое воздействие. Наведением сильного чувства препятствуют действиям, а не страстям. Мне даже кажется, что виной тому, что некоторые мужчины, во время полового акта объятые исключительной страстью, теряют силы, и член у них становится вялым, неуклюже выскальзывая [из влагалища] – никакая не порча, загодя наведённая. Дело в том, что дух их чует – столь ненасытно вожделение, что он может улетучиться без остатка и погибнуть. Отступает назад, укрываясь в глубинах души, [чтобы себя сохранить и набраться сил]. Или задыхается, весь отдаваясь взаимному порыву, а бывает и так, что просто стесняется – партнёршу [во время акта] боится и перед ней благоговеет. Ведь страх – естественное бегство от того, что причинят зло или тебе, или причинишь ты сам. О том, как порчу насылают, чтобы урожая не было, уже сказали мы выше[211]. Добавим ещё, что считаем глупцами тех, кто думает – Орфей силой своей игры мог увлекать и сдвигать с места камни и растения[212]. Умеренной силе звука со значительным весом камней и деревьев делать нечего. Да и чувства в них нету столько, чтобы мотив музыкальный подхватить они могли. Так что злые и добрые духи то, чем маги пользуются, ловко подделать горазды. О чём подробнее в «Метафизике».