 |
Об авторе 1 страница
|
|
|
|
Глава 24
Пять недель назад
На другой стороне комнаты Одри переворачивается во сне. Нервничая, я резко поворачиваю экран своего ноутбука, таким образом он расположен ближе к стене. Одри − одна из тех людей, которые могут спать с включенным телевизором, но я все равно побаиваюсь возможности ее разбудить, в то время как делаю свою внеклассную работу. Ночная учеба − не редкость в КиРТе. С другой стороны, ночная учеба, которая предполагает подключение кабеля от руки в компьютер... да, наверное, я не смогу это объяснить.
К счастью, Одри продолжает спать. Хорошо, наверное. Зевая, я переключаю свое внимание на файлы, которые я только что скачала. Много информации − это смертельно скучно − детали финансовых операций, охватывающих три континента. Я могла бы разобраться во всем этом и попытаться найти смысл, но, наверное, лучше всего сделать это в другое время, нежели в два часа ночи. Я откладываю это на тот случай, если когда‑ нибудь буду страдать от бессонницы.
Следующий файл, я проверяю менее обнадеживающе. Слишком много информации было удалено или скрыто, прежде чем ее опубликовали. Я уверена, что она есть где‑ то на сервере ЦРУ, но взлом слоев его защиты – это реализующийся проект. Доктор Уилсон, возможно, был хорошим, хоть и злым инструктором, но даже я имею дело с непрофессионалами. Итак, по поводу этого.
Здесь фотографии, якобы запечатлевшие некоторых из крупнейших злодеев «Четыре». Я просматриваю каждого из них, записывая имена, чтобы можно было уточнить поиски попозже. Но резко одна из фото напрочь отгоняет меня от полуночного ступора.
Я резко сажусь, туго натягивая кабель в руке. Боль проносится сквозь меня, поскольку провод трется о мышцы и нервы. Сжав зубы, я зажимаю открытый порез свободной рукой, выдергиваю кабель из ноутбука и держу провода на местах, чтобы подавить пульсирующую боль. Но моя реакция − это рефлекс, не более. Боль не может отвлечь меня. Прямо сейчас «Четыре» может сбросить бомбу на Бостон, и это не отвлечет меня.
|
|
|
У человека, на чью фотографию я смотрю, медно‑ рыжие волосы, измученное лицо и теплая улыбка. Его глаза скрыты под солнцезащитными очками, но его галстук яркий, веселый и знакомый. Фотография идентифицирует его как Рида Харриса, одного из четырех людей, в честь которых так называемая группа «Четыре» собственно и называется, но я зову его вовсе не так.
Для меня он Джордж Мэлоун.
Я падаю на подушку, позволяя своей голове удариться о стену и надеясь, что это сможет выбить из меня несколько глупых мыслей. Затем я закрываю ноутбук.
Мой шок длится всего секунду. Я снова открываю ноутбук и изучаю фото. Да, это действительно Мэлоун. Но нет, я отказываюсь верить в это.
Так что я закрываю ноутбук.
И открываю его.
Ох, вот бы быть КИ и быть способной обрабатывать это без своих глупых эмоций, кричащих и дергающих мысли в миллионы разных направлений. Я дышу глубоко, один раз, второй. Потом ставлю ноутбук на стол. Оборачиваю свою руку. Заползаю в кровать.
Не сплю.
Мэлоун или Харрис, или кем бы он там ни был, слишком хорошо меня научил. Мой мозг никак не заткнется. На рассвете, я обдумала каждую выразительную деталь, которую рассказывала, читала или пережила, и все детали складываются в точности, как два плюс два.
Остается только один вопрос.
Что мне с этим делать?
Глава 25
Вечер пятницы: Два дня назад
Мои туфли стучат по плитке, как только я вхожу в уборную. Спокойно. Я должна быть спокойной и рациональной, чтобы составить план. Это то, чему я была обучена.
Хотя это так трудно, когда ставки стали личными. Блин, почему я не могу отключить эти эмоции? Я могу заглушить большую часть своего сознания для того, чтобы пережить пытки, но середины нет. Нет частичного отключения.
|
|
|
В расстройстве я пинаю мусорный бак, что не является лучшим решением в туфлях с открытым носком. Поморщившись, я прекращаю расхаживать взад‑ вперед и разглаживаю свое платье. В танцевальном зале отеля меняется музыка. Они играют «Purgatory» исполнителя Gutterfly, одного из моих любимых. Я бы отдала все, чтобы быть нормальной и танцевать там, как и все остальные.
Беря в расчет эту мысль, я не могу оставаться здесь гораздо дольше, прежде чем кто‑ нибудь начнет искать меня, и прежде чем Кайл начнет задавать вопросы. Поэтому я должна сосредоточиться.
В действительности, у меня только один вариант. Он не самый лучший, но время истекает. «Четыре» − сильны, а Мэлоун‑ Харрис‑ Кто‑ Либо теряет терпение. Я не слабачка, но я только одна, а их много. Вдобавок, мне нужно защитить невинную жизнь − парня, который возможно даже не осознает, что он в опасности.
Или осознает? Заключается ли смысл всего этого в том, что я нашла на своем компьютере? Следил ли Кайл за людьми, которые, по его мнению, хотят схватить его? Мне придется спросить.
И это приводит меня к следующей проблеме: смогу ли я пройти через это? Смогу ли уничтожить, ну, почти все, ради чего я жила всю свою жизнь?
Я нюхаю корсаж, который дал мне Кайл: персиковая роза, которая соответствует моему платью, и мой живот скручивает. Плохая идея. Опуская запястье, я смотрю на свое отражение. Огни придают коже зеленоватый оттенок, но я смотрю себе в глаза.
Я задала себе неправильный вопрос. Он не заключается в том, смогу ли я пройти через это? А в том, кто я − Семь или София?
Мое отражение смотрит на меня, жесткое и неуступчивое. Они обе во мне, говорит оно. Я солдат. Я шпион. Я одна из хороших ребят. Я девушка, которая может пройти через это, потому что альтернатива означает, что я не та, кем хочу быть. Так тому и быть. Завтра я сделаю то, для чего была создана, как бы неприятно и сложно это не было.
− Соф, ты здесь? − Одри просовывает голову в дверной проем.
Я пробегаю дрожащими пальцами сквозь завитки волос, скрутившихся вокруг моего лица.
|
|
|
− Я иду.
− Ты в порядке? − спрашивает она, как только я встречаю ее в холле.
− Да. Я не очень хорошо себя почувствовала, но теперь в порядке. Где Кайл? − его кровь на полу высохла до ржаво‑ коричневого цвета. Одри и я обходим ее вокруг.
− Чейз нашел ему повязку, − Одри открывает дверь в танцевальный зал, и внезапное изменение звука атакует мои уши. − Ты можешь поверить, что у него было так много крови от такого маленького пореза?
Маленький порез, вот задница. Учитывая количество крови, я уверена, что Кайл сломал палец и собственно хорошенько разбил ноготь. Сейчас этому не было бы никаких доказательств.
− Серьезно, это удивительно, как сильно маленький порез может иногда кровоточить.
Кайл сидит за пустым столом с Чейзом. Мне нужно увести его, чтобы мы могли поговорить наедине.
Он берет мою руку.
− Что случилось? Ты убежала оттуда так быстро.
Я поднимаю его и тяну к безлюдному месту около стены. С такой громкой музыкой никто поблизости не должен нас услышать.
– Ничего такого. Я не люблю кровь, и внезапно она застала меня врасплох. Сначала я забеспокоилась о тебе, поэтому это не произвело на меня эффекта. Потом резко «ух» − закружилась голова и мне нужно было выбраться оттуда. Прости.
Кайл смеется, потом закусывает губу, пытаясь скрыть это.
− Не ожидал такого от тебя.
− Заткнись, − я щипаю его за руку. − Итак, я думала о том, что еще произошло в уборной.
− Да? − его хватка на моей руке становится крепче, и я не думаю, что он осознает это. Это не похоже хватку кого‑ то, кто ранен, но я не буду обращать на это внимание.
Мой живот скручивает. Это мой лучший план − мой единственный возможный план. Кайл должен пойти на это. Я не осмеливаюсь сказать ему правду здесь, потому что не знаю, как он отреагирует. Кроме того, независимо от его реакции, я должна быть готова к этому, а я не готова. Пока не готова.
Я провожу большим пальцем по его руке, в надежде скрыть свои истинные намерения чем‑ то кокетливым, исключая тот факт, что я никогда в своей жизни не чувствовала себя менее кокетливой.
|
|
|
– Нам нужно выбраться из кампуса. Только мы вдвоем на выходные.
Кайл сдвигается к стене, притягивая меня ближе, таким образом мое тело прижимается к нему. Я могу чувствовать, как его грудь поднимается и опускается, и твердую плоскость его живота.
– Выбраться, да? Значит нашего пребывания здесь сегодня вечером тебе будет недостаточно? − он озорно улыбается.
Если бы я поняла все раньше, так бы и было. Но Кайл уже выпил, так что сейчас не идеальное время, чтобы рассказать ему правду. К тому же, мои запасы спрятаны на территории кампуса, и он должен взять хотя бы одну сменную одежду, когда мы сбежим. Мы можем забрать то, что нам нужно завтра утром. Время уходит, но не так быстро, чтобы мне нужно было паниковать.
Я оборачиваю свои руки вокруг его талии, и моему телу нравится его немедленная реакция, хотя мозг и отказывается отвлекаться.
– Со всем алкоголем, которое вы, ребята пронесли в номера, я сомневаюсь, что у меня получиться побыть наедине столько, сколько я хочу, − я тянусь к нему и целую его подбородок.
Кайл вздрагивает, и я понимаю, что завладела им.
− Ладно, я в деле. Так ты говоришь об еще одной ночи или…?
− Начнем с самого начала дня. Мы уйдем из отеля пораньше, вернемся в кампус, соберем небольшую дорожную сумку и просто сбежим оттуда. Мы пойдем туда, куда нам вздумается. Дикие и свободные, правильно?
− И совершенно сумасшедшие, но почему бы и нет? Не то чтобы я предпочел провести выходные за зубрежкой экзаменов, − он наклоняется, чтобы поцеловать меня, и я растворяюсь в нем, облегчение и тоска, наконец, освобождают мой мозг от некоторых тревожных мыслей.
Тепло распространяется по моему телу так сильно, что я хочу воспламениться, и на мгновение мне кажется то, что Кайл говорит правду. Необходимость защитить его такая сильная, что это настолько же больно, насколько мое тело жаждет его прикосновения. Но я стряхиваю эту мысль по тем причинам, по которым я уже решила, что это было плохо.
Он пробегает своим неповрежденным большим пальцем по моему горлу и проскальзывает под лиф моего платья, и я задерживаю дыхание.
− Если мы сейчас пойдем в комнату, то сможем уединиться на некоторое время.
Я закрываю глаза, потому что, несмотря на мою тревогу − или, возможно, из‑ за нее − я готова выскользнуть из своего платья прямо здесь. Послезавтра, все между нами изменится. Спасение Кайла может означать, что я потеряю его, и, хотя я должна рискнуть, я боюсь результата. Так что, даже если это всего на один раз, я хочу почувствовать свою кожу напротив его, хочу обернуть свои ноги вокруг него и вдохнуть его запах.
|
|
|
Даже если у нас есть лишь немного времени, я должна постараться сделать его незабываемым. Мы должны быть дикими и свободными, потому что завтра я должна убедить его улететь.
Глава 26
Субботнее утро: Вчера
− Южная Станция? − во второй раз спрашивает Кайл, как только мы поднимаемся по эскалатору.
Я поправляю рюкзак, позволяя какому‑ то парню, который бежит вверх по движущимся лестницам, пройти.
− Одну минутку. Мне нужно в туалет.
− Хорошо, но мне нужен кофе.
Я начинаю думать, что он ждет, когда мы доберемся до нормального места, где можно позавтракать, затем останавливаю себя. Южная Станция − хорошее место для этого, как и любое другое. Может быть, даже лучше. Когда я все объясню ему, мы сможем сесть на поезд и убраться отсюда подальше, прежде чем кто‑ либо заметит меня здесь.
Да, Кайлу лучше взять сейчас немного кофе. Внести кофеин в свою кровеносную систему, прежде чем я до ужаса напугаю его.
− Кофе звучит хорошо, − говорю я, в то время как мы сходим с эскалатора.
− Встретимся здесь через минуту.
Он направляется в сторону палатки с едой, пока я иду прямо в сторону уборных. Здесь огромная толпа людей. Я не думала, что в субботу утром будет настолько многолюдно, но здесь много снующих туда‑ сюда, людей с чемоданами и тех, кто говорит о рождественских покупках.
Так, быть нормальной и свободной.
Я захожу в пустую кабинку, запираю дверь и вешаю рюкзак на крючок. У меня было желание сделать это в ванной комнате в общежитии, но в конце концов я решила, что это слишком рискованно. Если бы что‑ то пошло не так или кто‑ то бы ворвался туда, мне пришлось бы многое объяснять. Здесь я среди незнакомцев, а незнакомцы не обращают внимание на студента колледжа в городе, у которого на свою долю более, чем достаточно университетов. Анонимность − лучший друг шпиона.
Я ставлю свои приспособления на рюкзак, как хирург: два ватных тампона, предварительно смоченные в спирте, канцелярский нож и кучу пластырей. Сестра, готовьте больного.
Я завязываю хвостик выше, раздражаясь из‑ за кучерявых волос, которые цепляются к моей шее. Затем я протираю место на шее тампоном, а после этого протираю лезвие ножа. Зажав рукоять между губ, я швыряю тампон и пакетик в мусорное ведро. Наконец, я открываю один из пластырей, чтобы подготовиться, и беру рукоять ножа.
И колеблюсь. После этого пути назад не будет.
Все хорошо. Так, покончи с этим.
Я чувствую место на шее, где находится жучок − небольшая шишка под кожей. После трех с половиной месяцев, я боюсь, что он хорошо приклеен к подкожной ткани, но я могу сделать это. Боль − это ничто. Я могу блокировать боль.
Так что я делаю надрез на коже. Регистры боли горячие, как кровь, которая течет по шее, и острые − но это проходит мимо моего сознания и направляется прямо к моему хранилищу памяти. Мои скользкие пальцы возятся по мелкому металлическому чипу, и, наконец, он выходит наружу.
Мой мир на секунду чернеет, мерцает в небытие и снова возвращается. Странно. Больше не думая об этом, я сую рукоять ножа обратно в рот, заматываю жучок в туалетную бумагу и бросаю его в туалет. Сделано. Теперь я тоже свободна.
Я вытираю кровь, надеваю пластырь на свою рану и сую нож и лишние пластыри в свой рюкзак.
Хлоп.
Снова темнеет в глазах, и это сопровождается ощущением покалывания в затылке. Определенно странно. Я хватаю свой рюкзак. Пришло время для по‑ настоящему неприятной части − объяснить все Кайлу.
Хлоп.
Нет. О, нет. Вы, должно быть, шутите.
Хлоп. На этот раз дольше.
Дерьмо. Они, должно быть, сделали что‑ то со мной. Красная Зона, должно быть, поместила что‑ то вроде предохранителя на жучок. Ловушка. Я должна была догадаться.
Нужно добраться до Кайла. Нужно предупредить его. Все остальное сейчас неважно.
Хлоп. Я падаю вперед, хватаясь за дверную задвижку. Мой лоб сталкивается крючком для пальто. Я вижу только серые цвета, затем черные. Мерцание длится слишком долго.
Оно длится вечно.
Когда я открываю глаза, мой лоб пульсирует. И я теряю сознание.
Глава 27
Вечер воскресенья: Сейчас
− Я в порядке, − кладу свои руки на руки Коула и отталкиваю их от себя. − Я в порядке. Просто...
Просто ничего. Я настолько не в порядке, что даже и близко не стою к тому, чтобы быть в порядке. И теперь я сделала все еще хуже.
О, Кайл. Что я наделала? Мои глаза горят от сдерживаемых слез. Мне нужно взять себя в руки ради меня и него.
Дрожа, я поднялась на ноги. Коул топчется рядом со мной, как будто боится, что я упаду. Может так и случится. Тогда моя неисправность будет завершена. Все что мне нужно – это выпустить немного пара из ушей и пропустить электрические искры сквозь свои глаза.
Джордан прижимает руку к моему лбу.
− Что случилось?
− Я не больна. Что ты делаешь?
− Вопрос в том, что ты делала?
Пять пар глаз уставились на меня, и это не включая охранников. Я уверена, что они тоже пялились, но я смотрела на стволы их пушек, а не в их глаза. Стволы пистолетов черные и холодные. Бездушные. Как и хищные глаза Кайла.
Я пожимаю плечами.
– Ты ведь знаешь, компьютеры всегда приходят в сбой в самый неподходящий момент. Видимо, и мой в том числе.
− Твой компьютер? − говорит Коул.
Я стучу пальцем по своей голове.
− Ты знаешь.
Он бросает на меня невеселый взгляд.
− Ты успокоилась?
− Да, – какая чушь.
− Хорошо, – судя по тому, как говорит Коул, это, очевидно, не так. − Мэлоун хочет тебя видеть.
Я практически жду, что это заявление будет сопровождаться охранниками, связывающими мои руки и приказывающими мне «двигаться» под дулом пистолета, но нет. Мэлоун и его приспешники не могут читать мои мысли, не подключаясь к моему мозгу. Он не знает, что я смогла обнаружить. Все, что кто‑ то может предположить, это то, что у меня началась истерика. Это плохо, и Мэлоун захочет узнать, почему, но это не делает меня угрозой. Просто сделает меня неустойчивой.
Нужно сосредоточиться. Нужно успокоиться. Нельзя дать Мэлоуну больше никаких оснований стереть все из моего мозга сегодня вечером.
Я веду себя осторожно, чтобы не реагировать внешне, но у меня ощущение, словно металлический прут пронзает мой позвоночник. Титановый хребет − вот, что мне нужно. Выше голову, плечи назад, руки расслаблены. Стержень держит все на месте, включая мой мозг. Если Мэлоун в своем офисе, у меня займет примерно две минуты, чтобы добраться туда. Сто двадцать секунд, чтобы придумать объяснение. И лишь один шанс провернуть то, что я задумала.
Но, эй, это то, чему он обучил меня. Мой шок прошел. Сегодня больше не будет ошибок.
− Хорошо, − я поправляю свой хвостик и проношусь мимо охранников. – Кстати, прошу прощения за это. У меня были тяжелые два дня.
Один из них шепчет грубое слово в мой адрес, думая, что я не услышу.
Я иду медленно, но целенаправленно, чтобы не показалось, что я тяну время, в то время как придумываю план. Лучшая ложь основывается на реальности – четыреста девяносто четыре вариации на эту тему за всю свою жизнь. Это тоже, должно быть, правда, потому что Мэлоун опирается на принципы.
Когда я вхожу в здание, Кайл и правая рука Мэлоуна уже ушли. Помощник Мэлоуна тоже ушел, и охранник провожает меня вверх по лестнице вместо лифта. Он стучит в дверь Мэлоуна один раз.
Бабочки в моем животе ведут себя спокойно, поскольку готовятся к третьей мировой войне, но мой уровень адреналина резко повышается. Планирование − это нервотрепка. Выполнение − нет. Я вспоминаю, каким параноиком была вчера на Южной Станции, пока не увидела людей Мэлоуна. Как только я начала бежать, меня накрыло спокойствие. Это все благодаря Фитцпатрик. Я многим обязана ей за свое обучение.
Я также обязана врезать ей за это по лицу. Что и случится позже. Даже если Мэлоун уничтожит Софию, Семь когда‑ нибудь разберется с этим.
− Входите, − говорит Мэлоун, как только дверь открывается. Он бросает на меня задумчивый взгляд, и я пытаюсь казаться кроткой и пристыженной. Он дает приказ охраннику. − Свободен.
− Сэр, мне очень жаль…
Мэлоун прерывает меня жестом.
− Сядь, − пока я сажусь, электрический чайник начинает кипеть, и он ставит на стол две чашки. − Немного ромашки, я думаю, поможет тебе успокоиться.
− Спасибо, − я присматриваюсь к нему, как только он насыпает чай в ситечко. Я не буду пить это, если он вместе с чаем подсыпает туда что‑ то еще.
− Я понимаю, ты расстроена из‑ за Кайла, − говорит Мэлоун, наливая воду.
− Да, сэр.
Он протягивает мне чашку.
− Ты подружилась с ним.
− Да, сэр. Было шоком, увидеть его в крови, но я не знаю, о чем думала там, на улице. Мне жаль. Эти последние пару дней…
− Были очень тяжелыми для тебя, я понимаю. Поверь мне. Ты, возможно, одно из наших величайших творений, Семь, но ты также частично и человек. Я знаю, − Мэлоун со вздохом садится. − Боюсь, Кайл не доверял моим людям. Видимо, он увидел вчера их с тобой, и ты поселила плохие ассоциации в его сознании.
Я прочищаю горло.
− Это правда. Кайл был со мной вчера утром. Когда я пришла в себя, я испугалась, что что‑ то плохое должно было произойти, но я не знала что. Паранойя была такой сильной, и я подумала, что террористическая группа преследовала нас. Когда я увидела этих людей, я побежала и заставила Кайла побежать за мной.
Мэлоун прихлебывает свой чай, кивая.
− Это, конечно, совпадает с тем, что мои люди рассказали мне вчера. Они также сказали мне, что ты отрицала то, что знаешь его.
− Я думала, что защищаю его.
− Я вижу, − он не верит мне полностью, но хочет этого.
Ври больше. Возьми эту историю под контроль.
− Итак, Кайл сопротивлялся, когда ваши люди пришли за ним? – стону я. − Это моя вина, что он ранен.
− Боюсь, что да, он боролся и убегал. Он попытался выпрыгнуть из движущейся машины. Вот как он поранил свое лицо.
Полагаю, это, наверное, самая правдивая вещь, которую Мэлоун произнес за это время. Бедный Кайл. Бедный, храбрый Кайл. Я горжусь тем, что он боролся. Но моя тайная радость только усиливает боль в животе. Все мое лицо горит под угрозой того, что слезы вырвутся наружу, но я сдерживаю их. Мысль о том, что Кайл где‑ то заперт, считая, что я предала его, и ожидая смерти, окатила меня ледяной водой. Это больно, но это все, что я должна держать в себе, чтобы уберечь его.
− Очень жаль, что ты вчера напугала его, − продолжает Мэлоун. − Но с другой стороны, мы поняли, что он, возможно, не захочет доверять нам первое время, так что это не удивительно.
Я делаю вид, что пью чай.
− Он в порядке сейчас?
− Физически он в порядке. Его тело исцелилось по пути сюда. Это действительно удивительно. Его мать – царство ей небесное – была гением. Кайл держит ключ к бессмертию, и он поймет это в один день. Но эмоционально? − Мэлоун складывает руки вместе, изображая расстройство. − Мы собираемся завоевать его доверие, но я уверен, что когда‑ нибудь мы все объясним. На данный момент, мы дали ему успокоительное, чтобы он мог отдохнуть. Я думаю, для тебя было бы разумно присутствовать завтра утром, когда мы будем говорить с ним.
Это было бы разумно, но его предложение − ложь.
− Спасибо. Я тоже так думаю.
− Хорошо. Как твои воспоминания, кстати?
Отлично, что и является проблемой. Время для другой лжи.
− Продвигаются. Они начали возвращаться в хронологическом порядке. Я помню все до десяти лет.
Другими словами, Мэлоун не может пока спросить меня о том, как был удален жучок.
Он потирает свой подбородок.
− Теперь хронологически? Как неожиданно.
Действительно.
− Думаю, когда я перестала концентрироваться на окончании своей миссии, все встало на свои места.
− Это хорошо. Мы проведем еще несколько сканирований завтра. Я хотел бы получить как можно больше информации о том, что произошло в случае, если это повторится с тобой или с кем‑ то еще. Мы даже могли бы быть в состоянии предотвратить это.
Я встаю, следуя его примеру.
− Это было бы здорово. Я не хочу проходить через это снова.
Мэлоун улыбается, но его глаза холодные. Я повсюду вижу сегодня хищные глаза. Но с Мэлоуном, это подходящее сравнение.
– Я не думаю, что так будет. Спокойной ночи, Семь.
− Спокойной ночи.
Я слышу, как он достает свой телефон, как только я ухожу, но не оборачиваюсь. Трудно сказать, кто из нас больше солгал в этом разговоре, и меня это удовлетворяет. Теперь мы квиты.
За пределами его офиса, я наклоняюсь и поправляю шнурок на ботинке. Дверь Мэлоуна массивная, но я тщательно выбрала свою позицию, чтобы держать ухо востро.
− Нам нужно поторопиться с переправкой Чена, − говорит кому‑ то Мэлоун. − Первым делом завтра утром. Миссия оказала глубоко негативное воздействие на стабильности ГИ‑ 1 Семь. Это та же проблема, которая всегда преследует нас с целой группой ГИ‑ 1. Они слишком эмоциональны для длительных заданий.
Он делает паузу, пока говорит другой человек. Мои дрожащие пальцы скользят по моим шнуркам, и я вонзаю ногти в ладони. Мэлоун соврал, но ничего из того, что я не знала. Но завтрашнее утро – это слишком рано для того, что я обдумывала. Мне нужно больше времени. Дерьмо.
− Как только Чена здесь не будет, я хочу, чтобы ее доставили в лабораторию, − говорит Мэлоун, потом делает еще паузу. − Я до сих пор не знаю, как ее жучок был удален, но мы можем попробовать завтра вытянуть это из ее имплантов. Затем я хочу, чтобы все воспоминания об этой миссии стерли из ее мозга.
Мое дыхание застревает в горле, но мне удается сохранить свое лицо нормальным для камеры безопасности, которая наблюдает за мной. Затем, сглотнув, я заканчиваю завязывать шнурок и спешу прочь.
Сейчас семь тридцать вечера. Я точно не знаю, что значит «завтра утром», но могу поспорить, что у меня меньше двенадцати часов, чтобы выяснить, как это исправить.
Я ГИ‑ 1 Семь. Я София. Я солдат, шпион, я хороший человек. И я не позволю Мэлоуну разрушить это.
Глава 28
Ночь воскресенья: Сейчас
Мне нужно убраться куда‑ нибудь, чтобы подумать, но нигде нет места, чтобы уединиться. Бродить вокруг лагеря не просто запрещено в это время ночи, это глупо. Просто потому, что Мэлоун планирует стереть завтра мои воспоминания, не значит, что я не буду внимательно смотреть по сторонам. Он должен думать, что я не опасна, иначе меня запрут.
Я намерена доказать, что он ошибается.
Конечно, это здорово и все такое, но я еще не разобралась как. Единственное, что важно для меня − это то, что Мэлоун не подозревает, что я все знаю. Даже мысли об этом причиняют мне головную боль.
Я кладу свою голову на руки и тщательно обдумываю каждый кусочек информации, который у меня есть по поводу охраны лагеря. Ее не так много. Хотя мы изучали различные типы систем безопасности и протоколы, наши собственные типы никогда не использовались в качестве примеров, хотя можно подумать, что они проводились бы в качестве хороших моделей. Но я понимаю, почему − мы собственность Красной Зоны. Рабам не дают ключи к их побегу. Особенно когда рабов тренируют быть мастерами побега.
После того как я исчерпала этот ход мысли, я размышляю о технических деталях каждого схожего типа миссии, которые мы изучали. В итоге, единственный вывод, который я могу сделать, это то, что я облажалась.
Дверь в уборную открывается.
− Соф?
С замиранием сердца, я выхожу из кабинки.
– Уверена, что должна называть меня так здесь?
Джордан опирается на край раковины с озабоченной улыбкой.
− Мы обнаружили, что в уборных при наших комнатах нет камер наблюдения.
− Ну, это облегчение. Я бы проводила больше времени в душе все эти годы, если бы не думала о том, что за мной наблюдают.
− Расскажи мне об этом. Ты знаешь, что это значит?
Я гляжу на нее с опаской.
− Что?
− Ты можешь поговорить со мной здесь. Поговорить начистоту.
Начистоту. В последнее время я не особо часто использовала это слово.
Я ерзаю в своей куртке. Если бы я рассказала Джордан даже половину того, что я обдумываю, то поставила бы ее в неловкое положение. Ей придется либо прикрыть свой зад, настучав на меня, или, вполне возможно, она захочет рискнуть своей задницей чтобы помочь мне.
Слишком рискованно вовлекать ее во все это. Никто больше не пострадает из‑ за меня.
− Не делай это, − говорит она.
− Что?
Джордан скрещивает руки.
− Ты замыкаешься в себе. Готовишься бежать отсюда − я же вижу. Но забудь об этом. Я буду драться с тобой, если придется. Ты не уйдешь, пока не расскажешь мне, что случилось после ужина. Ты упростила мне задачу, загнав себя сюда. Так упрости и остальное.
− Ладно, хорошо, − я поднимаю руки вверх в жесте капитуляции, затем срываюсь с места.
Она сразу же оказывается на мне, ведь она стоит ближе к двери. Плечо, взметнувшееся со стороны, выбивает меня из колеи. Я прихожу в себя, хватаю ее за руку, но она легко выкручивается. Мы сражаемся за дверную ручку в равных силах, подошвы наших сапог издают писк на плитке.
Но мое сердце не со мной. Часть меня нуждается в том, чтобы поделиться тем, что я узнала, и та, другая часть меня думает, что Джордан заслуживает правды. Кроме того, ни одна из нас не хочет серьезно навредить другой.
Когда Джордан делает захват вокруг моего туловища, я висну в ее руках.
– Сдаешься? − спрашивает она.
− Да.
Она отпускает меня, и я опускаю голову на ее плечо.
− Соф, пожалуйста. Поговори со мной. Мы ведь семья, помнишь?
Я шмыгаю носом, чувствуя себя мерзко. Из‑ за пребывания за территорией лагеря я стала более мягкой. Это одна из черт Софии, без которой я могла бы обойтись.
|
|
|
