Деление жизненного цикла на этапы 3 глава

Годовалый малыш был в гостях, где его обещали подбросить вверх, но сразу обещание не выполнили. Когда уже собрались уходить, он подошел к дяде, поднял ручки и подпрыгивает — выполняй обещание.

Первые диалоги малыша со взрослыми обычно очень короткие: вопрос — ответ. Но взрослый сам может сделать ребенка постоянным участником диалога, если будет разговаривать с ним по поводу всего происходящего вокруг, обращать внимание малыша на свои и его действия, на изменения ситуации. Обычно так и поступает большинство родителей, но, к сожалению, нередки и ситуации, когда взрослые увлекаются разговорами между собой и не замечают малыша, а он не умеет привлечь их к происходящему. У многих детишек, если с ними мало говорят, не только страдает речевое развитие, но и не складывается потребность в диалогическом отношении с другими детьми: они как бы не умеют слушать другого человека, не стремятся к сотрудничеству с ним. Наверное, вы могли наблюдать малышей, которые безучастно сидят в колясках, когда их мамы читают или разговаривают между собой. Этих детишек уже не научили разговаривать, да им и не о чем говорить с мамой. Грустная картина.

Для ребенка диалог — это возможность научиться видеть мир глазами других людей, возможность быть причастным к другой точке зрения, к другому, может быть, и не доступному ему кругу забот и действий. Диалог — это и сопереживание, и сочувствие, и содействие другому человеку. Годовалый человечек наблюдает, как родители ищут ключ. Он уже кое-что знает и умеет, он уже может, пусть только в силу своих возможностей, разделить заботу другого человека, он вступает в диалог: находит спрятанный ключ и несет его, довольный, родителям. К двум годам он уже владеет многими формами диалога, привычно повторяющимися в ситуациях: пришли гости и ребенок сам несет стулья, рассаживает гостей, приносит им игрушки и просит у матери конфет для угощения.

Диалог — это направленность на другого человека, стремление вызвать его на взаимодействие. Малыш может добиваться этого самыми разными, доступными для него средствами, это может быть и плач понарошку, заглядывание в глаза, и специальное действие, чтобы вызвать внимание. Посмотрите, как изобретателен уже годовалый ребенок, когда хочет привлечь к себе внимание взрослого: малышу дали в руки баранку, а он надевает ее на нос и... роняет. Смеется сам и заглядывает в лицо взрослого, явно приглашая разделить свою радость.

"Деловой" диалог: несет взрослому свисток, с которым сам никак не мог справиться. Показывает, что надо делать. Прыгает от радости, что у взрослого получился звук, который самому ребенку никак не удавался.

Поделиться с другим человеком своим опытом, рассказать о том, что с тобой произошло, — эта потребность тоже возникает и проявляется в диалоге. Сначала рассказы малыша — пантомима о событии, в котором он участвовал, по мере овладения речью они становятся монологами. Пусть сначала такими: "Юля, ы-ы-ы". Это воспоминание о том, как плакала девочка, которую сын неудачно пожалел. Наверное, корни искренности и откровенности между ребенком и взрослым — в умении взрослого слушать и участвовать в таких диалогах.

В этом смысле каждая мать создает новые человеческие отношения, является творцом не только своего ребенка, но и творцом человеческой культуры, так как обогащает ее новыми по смыслу и по форме человеческими отношениями. В этом непреходящий смысл материнской любви, в этом величие женщины в жизни общества. Она первая создает и развивает, а порой и защищает человеческое отношение к рожденному ею ребенку, она развивает это отношение от полной зависимости жизни ребенка от нее до признания за малышом права быть самим собой. Материнство развивает чувства самой женщины — поднимает ее до высот человеческого духа, с которых она по-новому осмысливает свою жизнь и жизнь других, материнство рождает в женщине причастность к миру других людей, которые становятся миром жизни ее ребенка. Вместе с любовью матери к человеку приходит любовь к жизни. Так важно, чтобы они состоялись, чтобы никакие обстоятельства не смогли помешать развитию материнского чувства, чтобы никакие обстоятельства не разлучили ребенка с матерью.

Через мать ребенок вступает в сложный мир человеческих отношений. "Поскольку тело младенца с первых минут включено в совокупность человеческих отношений, потенциально он уже личность. Потенциально, но не актуально, ибо другие люди «относятся» к нему по-человечески, а он к ним — нет. Человеческие отношения, в систему которых тельце младенца включено, тут еще не носят взаимного характера. Они односторонни, ибо ребенок еще долгое время остается объектом человеческих действий, на него обращенных, но сам еще не выступает как их субъект"[109].

Характеристики субъекта — это те особенности воздействия на мир, когда человек уже ставит какую-то цель и стремится ее достичь.

Для маленького ребенка самые первые цели появляются в виде лица взрослого, к которому он тянется всем своим существом. Можно смело утверждать, что через эмоциональную связь со взрослым малыш учится видеть два полюса: добро и зло.

Улыбка взрослого ребенку — это своеобразная гарантия защищенности, гарантия доброты и понимания, которая рождает в ребенке уверенность в действиях, а позднее и чувство собственного достоинства, уверенность в себе.

Общее доброжелательное отношение малыша к миру взрослых дифференцируется — появляется не только избирательное отношение к разным людям, но и к человеческому голосу, к его интонации. Эта избирательность возрастает по мере освоения малышом своего маленького мира: сначала мира кроватки и комнаты, а потом и мира квартиры и улицы. Происходит разрушение социальной ситуации Мы — и на смену ей приходит ситуация: ребенок и взрослый.

Мать рассказывала о Юле, что в возрасте двух-трех месяцев она моментально успокаивалась от плача, если к кроватке подходил старший брат или отец, но ее практически нельзя было оставить ни с тетей, ни с соседкой. Плач был таким безутешным, что взрослые буквально были поражены тем, насколько "не любит" их двухмесячный ребенок.

Володя в трехмесячном возрасте также впервые обнаружил панический страх перед незнакомой женщиной, хотя до этого времени видел немало людей и всегда доброжелательно встречал их.

Почему это происходит? Можно ли сохранить и развить только положительное отношение малыша к людям, его доверчивость и открытость общению?

Многие исследователи раннего возраста делят его на периоды и сходятся во мнении на том, что три месяца — это один из первых этапов жизни человека, когда можно говорить о появлении внутреннего мира и своеобразном отличии внутреннего мира ребенка от мира взрослых. Своеобразие это прежде всего в непосредственности отношений. Отношения существуют как эмоции, и возникновение их человек не может проконтролировать. Можно полагать, что как положительные, так и отрицательные эмоции человека проходят определенные этапы в развитии, чтобы сложилась подлинная основа для существования чувств человека. Как известно, чувства человека характеризуются двойственностью: один и тот же предмет в разных условиях действия с ним может вызывать как положительное, так и отрицательное отношение. Воистину — от любви до ненависти один шаг. В этом смысле на рубеже третьего месяца ребенок вступает в новую, как и все для него на свете, область человеческих отношений: в мир отрицательных эмоций. Естественно, что они возникают первоначально к тому же "предмету", что и положительные эмоции, — к человеческому лицу.

Возникает второй полюс эмоций — отрицательные, которые, так же как и положительные, вписываются в свойства взрослого человека: его лица, голоса, движений. Эти полюса эмоций в дальнейшем будут основой для дифференцированного отношения малыша к окружающему миру.

Естественно, что дети различаются своей эмоциональностью уже в раннем возрасте, но существование общего благодушного отношения к окружающим людям в возрасте полугода является достаточно серьезным симптомом, чтобы говорить о неблагополучии в развитии эмоциональной сферы ребенка. Этот симптом стоит в ряду других фактов, говорящих об изменениях в эмоциональной сфере малыша: повышенная тревожность или вялость, расторможенность, отсутствие сосредоточенности и так далее.

Можно предполагать, что появление отрицательных эмоций на человека в младенческом возрасте является показателем развития его эмоциональной сферы. Взрослые, встречающие это отношение к себе, обычно бывают буквально обескуражены и склонны обвинять ребенка даже в несправедливом отношении к себе. Дескать, вот он какой неблагодарный, его любят, а он словно боится. Наблюдения показывают, что такая первая отрицательная реакция на человека обычно бывает не на близких людей, а на мало или совсем незнакомых ребенку.

Конечно, угадать, когда и на кого у малыша возникнет такая реакция, практически невозможно, но знание о возможном ее появлении поможет взрослому организовать общение малыша с незнакомыми людьми так, чтобы оно было взаимно приемлемо. Не надо оставлять ребенка наедине с незнакомым человеком или разрешать незнакомым самим подходить к кроватке или коляске малыша. Будет лучше, если он познакомится с новым человеком, сидя на руках у матери или отца. Это позволит избежать многих неожиданностей как для взрослого, так и для ребенка.

Вместе с избирательным отношением к человеческому лицу появляется более выраженное отношение к голосу, обращенному непосредственно к ребенку. Это формирование потребности в другом способствует созданию новых средств взаимодействия с ним. Можно думать, что самой природой человека обеспечено развитие средств восприятия другого человека, а потом уже и появление новых форм взаимодействия.

Формирование потребности в другом человеке — основная линия развития смысла в поведении маленького ребенка. Все формы общения глаза в глаза, где малыш не только видит взрослого, но и откликается на его улыбку, испытывает на себе эмоциональное влияние действий взрослого, способствуют развитию средств общения и самого малыша. Казалось бы, бессмысленное занятие — учить трехмесячного ребенка говорить. Но если постоянно разговаривать с малышом во время всех процедур ухода за ним и во время бодрствования отвечать на его гудение, то, как отмечают многие исследователи и как показывают данные наблюдений, уже трехмесячный ребенок может отзываться на обращенный непосредственно к нему голос.

Природой малыш устроен так, что без других людей не сможет жить. Но без уважительного отношения к себе он не сможет научиться уважать других людей, их труд, их человеческие качества. Наивно рассчитывать, что это придет с годами. Время идет уже в сегодняшнем дне, и это неповторимое время жизни как взрослого, так и ребенка.

Взрослые любят подсмеиваться над малышом, над его смущением, когда он уже большой (в возрасте, например, года), а еще не умеет пользоваться горшком, не умеет пить из чашки, боится неизвестно чего — да мало ли найдется поводов подтрунить над человечком, который не может вам ответить тем же. За этим подтруниванием далеко не всегда лежит доброжелательное отношение к малышу, признание его беспомощности и полной зависимости от взрослых. Нам не раз приходилось наблюдать, как матери безжалостно шлепали своих годовалых детишек за мокрые колготки или ползунки. Шлепали с раздражением и полной уверенностью в том, что такая "мера" пойдет им на пользу. За таким поведением взрослых стоит не только душевная глухота, но и элементарное незнание. Детей, особенно мальчиков, вообще нельзя бить по попе. Это может привести к тому, что яички поднимутся из мошонки, что доставит ребенку страдания. Простая эта мудрость давным-давно известна в народной педагогике, но, к сожалению, она многими забыта, как и другие житейские правила обращения с малышами. Многие мамы знают о витаминах, но едва ли знают, как можно и нужно приучать ребенка к опрятности и когда это лучше сделать.

Терпение и ласка — те добродетели, которых порой так не хватает современным мамам, да порой и бабушкам. К ребенку предъявляют одно требование за другим: он должен, должен, должен... Сравнивают с известными и подчас далеко не однозначными показателями развития. К семи месяцам он должен то-то и то-то, к году — то-то и то-то, а он...

Он развивается по законам своей индивидуальной биологии, которая хотя и повторяет общие законы, но по-своему, в том варианте, которого еще не было в мире. Время его жизни, наполненное важными для него событиями, создаст его неповторимый внутренний мир. Сравнение с другими детьми отнимает у родителей зоркость сердца к тому, что и как происходит с их ребенком, с их малышом... Желая увидеть результат — умеет, не умеет, — они не смогут увидеть того, как он учится, как лучше помочь ему...

Любой пример отношения маленького ребенка и взрослого, казалось бы, можно оценить с позиции того, что это не самое главное, если малыш забудет, что это никак не скажется на его развитии.

Казалось бы, так и надо: уговорами заставлять ребенка есть, насильно укладывать спать (режим!), заставлять обязательно дедать самому (он должен) и так далее. Но за всеми этими педагогическими действиями лежит отсутствие стремления понимать своего малыша и ориентировка взрослого на те довольно относительные педагогические рецепты, применение которых далеко не одинаково в каждом конкретном случае.

Даже в возрасте одного или двух лет один и тот же совет надо воспринимать совершенно по-разному, так как дети с разницей в год могут быть людьми из разных эпох: "Разница в год — между новорожденным и годовалым безмерна, кажется, что это создания, по меньшей мере, из разных эпох. Двухлетний и годовалый — тоже еще совершенно различные существа. Трудно представать, что это практически ровесники. Двух- и трехлетние уже гораздо ближе друг к другу, но все-таки, если один еще полуобезьянка, то другой уже приближается к первобытному дикарю. Та же разница делается почти незаметной между четырех- и пятилетними, пяти- и шестилетними, но опять ощущается между 6 и 7 или 7 и 8; опять скоро сглаживается, чтобы снова дать о себе знать у мальчиков с 13 до 17, у девочек с 11 до 15, и окончательно сравнивается где-то у порога двадцатилетия. Кто кого действительно старше — дальше зависит уже не от возраста"[110].

Наказание и одобрение для маленького ребенка заключены не в словах и действиях взрослого, а в том отношении, в той эмоциональной и интонационной окраске действий и слов, которые они совершают и говорят. Важно не то, что сказано, а как сказано. Бранить за мокрое, пролитое и разбитое подчас бесполезно потому, что малыш не понимает смысла содеянного, но он понимает грозную интонацию и плачет уже от страха, а не от стыда или раскаяния, как склонны полагать взрослые. Самым грозным наказанием для него является то, о котором мы подчас и не подозреваем: лишение радости. Той, которую доставляет улыбка взрослого. Даже коляска — такая удобная, складывающаяся, портативная — может стать подлинным наказанием. Не потому, что в ней неудобно сидеть, а потому, что в ней не видно маминых глаз, маминой улыбки. Буквально не с кем поговорить о том, что видишь и чувствуешь. Вот малыш и не разговаривает, обвиснув в коляске, словно кукла.

Общение в младенческом возрасте... Казалось бы, досужие рассуждения за ребенка. Но присмотритесь к ребенку, как он буквально на глазах преображается, когда к нему обращаются близкие, он не только становится любопытным и непоседливым — все ему интересно, но и расцветает просто физически. Вся младенческая красота словно высвечивается в лучах улыбки взрослого человека.

"Возникая в ответ на воздействие жизненно значимых событий, эмоции способствуют направлению на них психической деятельности и поведения. Эту функцию они выполняют, оказывая, в частности, влияние на содержание и динамику познавательных психических процессов: восприятия, внимания, воображения, памяти, мышления"[111].

В любом учебнике по психологии написано, что эмоции, их формирование — это важнейшее условие развития человека как личности. На основе эмоций развиваются идеалы, обязанности, формы поведения становятся содержанием эмоции и превращаются в мотивы поведения. Положительная или отрицательная эмоция как мотив поведения проявляется в стремлении человека пережить эту эмоцию еще раз, если она положительная, и избежать ее, если она отрицательная. Не надо специальных исследований, чтобы увидеть в поведении малыша такое стремление. Он может без конца радоваться, заливаться смехом от незатейливой шутки взрослого. "Коза", которую ему показывают с улыбкой, вызывает смех и при первом, и при десятом показе. Как хорошая музыка, шутка рождает эмоцию заново и, как музыка, хранит ее в себе. Можно сказать, что умение взрослого вызвать радость ребенка приравнивается к способности композитора в обобщенной форме выразить неповторимые человеческие чувства и состояния, к способности музыканта сделать эти чувства доступными другим людям, к способности любителя музыки снова жить этими чувствами. Это не преувеличение, так как в улыбке ребенка, в его эмоциях не только его настоящее, но и будущее.

Именно эмоции позволяют человеку научится предвидеть, то есть заглянуть в будущее. Они обобщаются и поэтому сохраняются во времени. Ребенок тянется к знакомому человеку или предмету, ожидая встретить уже знакомые свойства, уже знакомые эмоции, но вдруг... Вдруг вместо ласкового маминого лица — чужое, вместо знакомой мягкой игрушки что-то липкое. Будущее оказалось не таким, как подсказывала эмоция. На этом пути рождаются страхи, тревожность, а потом, позже, неуверенность и скептицизм...

В мире малыша с необходимостью должны быть устойчивые отношения и оценки, устойчивые привязанности, а потом и чувства. Они появятся там и тогда, где в постоянно меняющемся мире будет своеобразная устойчивая система координат, которая организует, направляет действия, обеспечивает предвидение и правильную оценку своего поведения. Такой "системой координат" может и должна стать родительская любовь, родительская улыбка одобрения и понимания, постоянно обращенная к ребенку.

В.Я.Пропп в книге "Проблемы комизма и смеха" (М., 1976) писал: "Наличие юмористической жилки — один из признаков талантливости натуры... Если смех есть один из признаков общечеловеческой даровитости, если к смеху способны одаренные и вообще нормальные живые люди, то неспособность к смеху иногда может быть объяснена как следствие тупости и черствости. Неспособные к смеху люди в каком-нибудь отношении бывают неполноценными" (с. 20).

"Есть категория людей глубоких и серьезных, которые не смеются не вследствие своей внутренней черствости, а как раз наоборот — вследствие высокого строя своей души или своих мыслей" (с. 21). Продолжая наблюдения за людьми, которые не смеются, В.Я.Пропп отмечает, что не смеются люди, охваченные страстью или увлечением, не совместим смех с настоящим горем или глубоким размышлением, смех невозможен, когда мы видим страдание другого человека.

Давно замечено, что никогда не бывает смешной природа. Над животными человек смеется тогда, когда они чем-нибудь напоминают человеческие движения или повадки, поэтому более всего смех вызывает обезьяна.

Смешное всегда связано с духовной жизнью человека. Это утверждение легко проверить даже фактами наблюдения за жизнью вещей. Вещь смешна тогда, когда в ней отражается вкус ее создателя, который не совпадает с вашим вкусом или с общепринятыми требованиями. Смешное, даже в вещи, — проявление духовной жизни человека.

О том, что из всех живых существ смеется только человек, говорил еще Аристотель.

"Чтобы засмеяться, — пишет В.Я.Пропп, — смешное нужно суметь увидеть; в других случаях нужно дать поступкам некоторую моральную оценку (комизм скупости, трусости и так далее). Наконец, чтобы оценить каламбур или анекдот, нужно совершить некоторую умственную операцию" (с. 26).

Громкий смех как форма выражения отношения появляется в жизни малыша в первом полугодии. Какой это смех из всего многообразия видов человеческого смеха? Скорее всего, смех малыша можно было бы назвать радостным, если учесть, что в жизни есть смех веселый, печальный, одобряющий и оскорбительный, насмешливый и ироничный, ласковый и грубый, многозначительный и беспричинный, робкий, дружественный и тому подобное. Виды смеха соответствуют человеческим отношениям. В этом смысле первый громкий смех ребенка можно было бы назвать не только радостным, но и ликующим, наивным, беспричинным (с точки зрения взрослого).

Отнять у ребенка улыбку — это просто-напросто отнять у него радость жизни, возможность быть причастным к миру окружающих его людей.

Ребенок без улыбки — это человек, у которого нет ни желания, ни возможности проявлять свое отношение к миру. У которого просто нет этого отношения, а значит, и нет того, что составляет основу человеческой индивидуальности: выделение себя из мира. Известный советский психолог С. Л. Рубинштейн писал: "Всякое ощущение, всякая мысль — всегда есть ощущение, мысль определенного человека. Субъективность психического означает, что это деятельность субъекта.

Субъективной в этом общем смысле слова является всякая психическая, всякая познавательная деятельность — в том числе и та, которая раскрывает человеку объективную реальность и выражается в объективной истине"[112].

Для ребенка объективная реальность раскрывается через действия и эмоции. Улыбка, смех вводят его в мир человеческих отношений, открывают его как объективную реальность, и в то же время как объективную реальность его внутреннего мира. В этом смысле смех, улыбка — это та форма, в которой отражается возможность для малыша обратиться к своему внутреннему миру. Да! Именно к своему внутреннему миру, который еще только начинает формироваться на основе познания окружающего мира, а также свойств самого человека как субъекта действия, как активного преобразователя, как творца своей судьбы.

Среди множества причин, вызывающих смех человека, есть такие, которые связаны со строением его действий: несовпадение цели и замысла действия в силу случайных причин, повторяемость какого-то способа, который не ведет прямым путем к цели, несовпадение отношения к действию и его объективной ценности и тому подобное. Эти особенности действия, если они доступны наблюдателю, могут быть часто причиной смеха малыша. Так, четырехмесячный малыш громко смеется над музыкальной неваляшкой, которая не просто качается из стороны в сторону, а подпрыгивает в руках взрослого, причем подпрыгивает каждый раз неожиданным образом. Пятимесячный заливается смехом, глядя, как отец надевает и снимает шляпу.

Полугодовалый малыш живет в мире первых возможностей управлять другим человеком. Он тянется к матери, сидя на руках у соседки. В жизнь малыша входит важнейший принцип объективного устройства мира — принцип относительности, который, наряду с постоянством и изменчивостью предметов, определяет действия предметов в мире.

Относительность — не только понятие физики. В психологической жизни относительность является основой развития символической функции мышления. Суть дела в том, что одни свойства предметов можно заменять другими. Например, слово может в известной мере заменить действие.

Относительность многих действий и норм поведения прояви ляется в том, что оценки их определяются не какими-то постоянными отношениями между людьми, а чисто ситуативными требованиями. Об этом упоминалось в предыдущей главе, когда говорилось о "нельзя" и "надо". Но в любой области человеческих действий есть определенный предел относительности, со временем претерпевающий изменения: относительность истины, моральных норм и так далее. В.А.Сухомлинский, рассуждая о человеческой нравственности, говорил, что все можно подвергнуть осмеянию, кроме старости, любви к Родине и истинной любви к женщине. Эти понятия не подвержены никакой другой оценке, кроме оценки абсолютной ценности.

Относительность выступает прежде всего как многозначность оценки, как возможность осуществления выбора в ситуации действия. Для ребенка это раскрывается через ситуацию юмора, смеха, которая создается благодаря разрушению уже имеющихся представлений о норме, о правиле действия. Малыш знает, например, что в коробку складывают игрушки, и ему смешно, если он надел коробку на головку. Смешно, если сестренка подносит ложку не ко рту, а к уху. Ребенок уже знает, что это неправильно, а раз неправильно, то смешно.

Без относительности как принципа построения человеческих действий невозможно было бы и долженствование как результат действия по разумному правилу, по правилу согласования своего желания и своих возможностей.

Проходят дни. Возраст ребенка исчисляется еще только неделями, а он уже успевает удивить наблюдательного взрослого первой самостоятельностью, первым действием, которое можно назвать так — сам придумал и сам сделал. Эти первые действия проявляются прежде всего в восприятии малыша. В той избирательности, которая помогает нам отличить одно свойство предмета от другого, один предмет как целое от другого предмета тоже как целого, имеющего свои своеобразные, законченные характеристики.,

Два месяца — вполне солидный срок, чтобы не только смотреть на мир, но и видеть его. Видеть рисунок на пеленке, которая повешена на спинку кроватки, видеть игрушки, висящие на уровне глаз, а лежа в коляске на улице с замиранием сердца следить за движущимися листьями и облаками. Настоящей утехой для глаз малыша становятся те игрушки, которые имеют яркую окраску, неожиданные детали, как говорят взрослые, что-то бросающееся в глаза.

Как нужна эта работа для глаз! Именно она рождает направленное движение к предмету — появляется хватание, первое человеческое действие с предметом, с человеческим предметом. Но это будет несколько позже — примерно к полугоду, а пока развиваются и тренируются органы чувств. То, что помогает человеку намечать планы действия с предметами — зрение, слух, обоняние, вкус, осязание. Взрослые к своему неудовольствию могут заметить, что уже на третьем месяце малыш привередничает — разборчив в пище, даже яблоки, которые и по вкусу-то, кажется, не различимы, умудряется различать. Одно яблоко ест, а другое только попробует и выплевывает. Он уже не только слышит звуки голосов, но не прочь послушать и музыку. Сколько мам замечали, что малыши, которые еще и головку-то плохо держат, любят слушать музыку. Их даже можно утешить, если включить негромкую музыку.

Пространство, в котором живет малыш, организовано свойствами предметов и возможностью действий с ними. Форма, величина, взаимное расположение предметов, их рельеф, удаленность ориентируют ребенка в пространстве. Чтобы эти свойства предметов стали доступны для маленького человека, он должен научиться их выделять, должен научиться видеть их относительную устойчивость, постоянство и текучесть, изменчивость. В этом ему помогут и биологические механизмы, прежде всего функциональная асимметрия, которая характерна для зрения, слуха, осязания, обоняния и других парных анализаторов. Функциональная асимметрия — это преобладание, доминирование одной из сторон анализатора в осуществлении какой-то функции. Так, если один глаз доминирует по остроте зрения, то он может не быть ведущим по величине поля зрения и тому подобное.

Но самое главное, что определяет работу всех анализаторов, — это двигательная активность ребенка, движения, совершаемые во время кормления и бодрствования.

Как жалко смотреть на двух-трехмесячного малыша, которого туго пеленают в несколько пеленок и простынок, стягиваются его ручки пусть и роскошными пеленками. Да иной раз ссылаются на пользу для него же — мол, чтобы не боялся своих ручек, чтобы не оцарапал себе лицо или глаза. Ну а если он всеми силами бунтует против этого, то можно дать пустышку, заморочить ему голову укачиванием... Да мало ли что могут придумать хитроумные взрослые для "пользы" малыша!

Движение... В наше время, когда о гиподинамии говорят как о массовом явлении, применительно к маленьким детям разговор о ней уже не выглядит чем-то парадоксальным. И начать его, наверно, есть смысл с того, какое место занимает движение в развитии малыша. Установлено, что двигательный анализатор играет особую роль в пространственной ориентировке человека. Именно он обеспечивает взаимодействие между различными анализаторами: зрением, слухом и так далее. Когда малыш учится движению — любому, самому простому и необходимому, — он учится понимать и мир окружающих его предметов. Через движение ручек, ножек, головки, всего туловища он выделяет свое тело как часть пространства и в то же время как особую часть мира, замкнутую и относительно постоянную. Постоянство тела человека делает его точкой отсчета для восприятия окружающего мира. Отношения далеко-близко, высоко-низко, глубоко-мелко воспринимаются только относительно себя, своего тела. Лишь позже, через познание свойств предметов, появляется эта оценка относительно рядоположенных предметов. В начале жизни овладение схемой своего тела не менее важная задача, чем овладение предметами окружающего мира.

Вот и изучает малыш в два-три месяца свой кулачок, рассматривая его долго и сосредоточенно. Он не просто смотрит, он, можно сказать, экспериментирует со своим кулачком: то подносит его к самым глазам, то отводит ручку и смотрит, смотрит. Может удивить взрослых тем, что очень долго занимается этим делом. Мы, например, наблюдали мальчика, который сорок минут в двухмесячном возрасте сосредоточенно изучал свой кулачок. Сначала это может быть только кулачок одной ручки, но наступит время, когда малыш обнаружит и вторую ручку, тогда он снова с трогательным вниманием примется за ее изучение, будет трогать ручкой ручку, будет подносить их к глазам, будет складывать их в молитвенной позе, вызывая улыбку взрослых. Это он сам научился, а вы помогли ему. Помогли тем, что дали свободу движения уже в пятидневном возрасте, помогли тем, что следите за чистотой, и собственные ноготки малыша безопасны для него, помогли тем, что в кроватке его не только стерильная чистота, но есть и услада для глаз (яркое пятно игрушки, пестрая пеленка, мамин цветной халат, да и собственные ручки и ножки, доступные, не связанные ничем и никем).

⇐ Предыдущая12131415161718192021Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: