Переход религии Христа из иудейского мира, внутри которого она зародилась, в мир языческий стал великой революцией, продолжавшейся на протяжении первых двух веков нашей эры. Эта революция была естественным следствием самой сути христианской вести, ибо евангельская весть представляет собой не религиозное воплощение той или иной культуры, как это было с великими языческими религиями, не совершенное Богом избрание одного народа ради определенной исторической миссии, как это было с иудаизмом, но провозглашение перед всем человечеством некоего эсхатологического события. Однако осознание этой вселенской стороны, выход из иудейской социально-культурной среды, принятие новых форм, заимствованных у эллинистической культуры, – все это происходило лишь постепенно.
Вначале мы очертим эти первые этапы развития христианства, затем поговорим о том, насколько распространена была христианская религия в греко-романском мире, до того момента когда при Константине она стала государственной, имперской религией.
Служение Иисуса протекало на территории Израиля; проповедь Иисуса была обращена, в общем, лишь к иудеям. Религия Иисуса – это созидание основ миссии-посланничества, сам же Иисус миссионером не был. Посланничество Церкви началось именно с Пятидесятницы, Чудо Языков ознаменовало вселенский смысл христианского благовестия. Перечисление народов, содержащееся в Деяниях (2. 8-11), напоминает список народов в гл. 10 Бытия. Здесь иудеи – это народ среди других народов. Очевидно также, что неиудеи, приходившие с паломничеством в Иерусалим, были из числа " страшащихся Господа". Следовательно, первичная христианская проповедь была обращена не к язычникам, а к неиудеям, уже уверовавшим в Бога Израилева. Важно напомнить здесь, что христианскому посланничеству предшествовало посланничество иудейское. Но иудейская миссия скорее стремилась распространять среди неиудеев свет своей религии, нежели, посредством обрезания, присоединять их к избранному народу.
Могут ли язычники стать христианами?
В действительности задача обращения в христианство язычников выявилась не сразу. По-видимому, в первое десятилетие существования Церкви эта задача оставалась еще очень ограниченной. Вначале христианские миссионеры обращались главным образом к иудеям и иудейским прозелитам.
Лишь после того, как Павел и Варнава в 48 г. были посланы в Малую Азию, эта проблема начинает приобретать большое значение. Павел и Варнава делали то же самое, что и другие иудеохристианские миссионеры: проповедовали в синагогах. Но скоро выяснилось, что их проповедь пользуется большим успехом у язычников, чем у иудеев. Так было в Антиохии Писидийской, в Листрии и Иконии. Павел и Варнава обращали язычников и иудеев в христианство. Это пробудило зависть у иудеев, и они стали настраивать местные власти и народ против апостолов (Деян 13. 50; 14. 2, 19). В Листрии Павел начал проповедовать по-новому. Он стал говорить о том, что не только иудеи, но и языческие народы призваны к спасению во Иисусе Христе. Однако вхождение язычников в Церковь породило серьезную проблему. Павел не налагал на обращенных язычников обязательства выполнять иудейские предписания, прежде всего обрезание. В Антиохии все это выглядело вполне естественным. Но иерусалимские иудеохристиане начали протестовать. В 49 г. этот вопрос обсуждался в Иерусалиме апостолами и пресвитерами (" старцами" ). Решение, к которому пришли, на деле оказалось компромиссом. Обратившиеся в христианство язычники не обязаны были совершать обрезание; для евреев же это оставалось обязательным. Но все же язычники должны были выполнять заповеди Ноя: не есть идоложертвенного и удавленины, хранить телесную чистоту. Однако напряженность не исчезла. В конце того же года Петр и Павел оказались в Антиохии. Петр полагал, что нельзя разделять трапезу с языкохристианами, на которых лежала скверна ритуальной нечистоты. За это Павел резко упрекал его. По-видимому, Петр строго придерживался решений Иерусалимского Собора. Павел же считал их недостаточными, компромиссными. Это видно по его отношению к идоложертвенному (см. 1 Кор 10. 18, 30), резко отличавшемуся от позиции Иоанна (см. Откр 2. 14, 20). До самого конца жизни Павел оставался в конфликте с иудеохристианами – об этом свидетельствуют все его послания. Победа Павла была посмертной.
Свою позицию Павел объясняет в разных посланиях. Бог есть Бог не только иудеев, но и язычников (Рим 3. 29). Все согрешили и спасаются лишь верой (Рим 3. 23). Обрезание или не обрезание, это не имеет никакого значения. " Нет уже иудея, ни язычника" (Гал 3. 28). Это не означает, что закон не сыграл своей роли. Смысл закона – в подготовке. " Закон был для нас детоводителем ко Христу" (Гал 3. 24). Отныне начинаются новые времена, старое прошло. Утверждения Павла носят, прежде всего, богословский характер: лишь вера спасает, а вера открыта для всех. Это и составляет жизненную основу христианской вселенскости, в этом суть христианского миссионерского долга. Поэтому христианство должно было освободиться от иудейской оболочки. Христианство в сути своей никак не связано с семитской культурой. Иудеохристианство лишь одна из ветвей. Христианство должно было войти в эллинскую цивилизацию, как и в другие неиудейские культуры.
Христианство и эллинизм
Этот, второй, аспект уже содержится в благовестии Павла. Но насколько он сам успел в этом деле? Было бы ошибочным считать, что через Павла осуществилась встреча с греческой философией и риторикой. Эта встреча произошла в эпоху апологетов. Но не менее ошибочным было бы рассматривать Павла лишь в плане древнееврейской культуры. Основа культуры Павла – эллинистический иудаизм. Септуагинта – вот его Библия. К тому же эллинистический иудаизм уже осуществил встречу между иудейским Откровением и греческой культурой. Септуагинта представляет собой богословскую интерпретацию древнееврейской Библии, и Павел продолжает ту же линию. Греческий же христианский язык – наследник греческого библейского языка. Следовательно, именно через эллинистическое иудейство христианство соприкоснулось с эллинизмом. Лишь очень постепенно, по мере того как христианское благовестие стало восприниматься обращенными, которые по своей культуре принадлежали к эллинизму, христианский греческий освобождался от своих семитских элементов, с тем чтобы в конце концов войти в непосредственный контакт с эллинизмом.
Так что у апостола Павла было стремление освободить христианство от иудаизма. По-видимому, до 70 г. такое направление не получило широкого распространения. Мы знаем, что Павел обращал язычников еще во время своего первого путешествия по Малой Азии. По окончании Иерусалимского Собора Павел совершил второе миссионерское путешествие, которое привело его в Грецию. В Верни " многие... уверовали, и из эллинских почетных женщин и из мужчин немало" (Деян 17. 12).
В Деяниях упоминается, что в Афинах Павел обратил Дионисия Ареопагита, женщину по имени Дамарь и других (см. Деян 17. 34). В Коринфе Павел столкнулся с сопротивлением иудеев, поэтому он полностью посвятил себя евангелизации язычников. " Но как они противились и злословили, то он, отрясши одежды свои, сказал к ним: " Кровь ваша на главах ваших; я чист; отныне иду к язычникам" (Деян 18. 6). Во время третьего путешествия Павел столкнулся в Эфесе с сильным сопротивлением ремесленников, изготовлявших идолов (см. Деян 19. 23). Это первое упоминание об антихристианской реакции язычников и, следовательно, указание на то, что дело обращения язычников приобрело широкий размах. Упоминание о святых " из кесарева дома" (Флп 4. 22) доказывает, что языкохристиане были и в Риме.
Тем не менее, Павловы послания показывают, что при жизни Павла иудеохристианство было господствующим направлением в Церкви. Необходимо добавить следующее: миссионерское делание апостола Павла достигло лишь Сирии, Малой Азии, Греции и Рима. Теперь трудно установить, существовала ли до 70 г. языкохристианская миссия в других местах. Мы знаем, что в Египте, Осроэне и Адиабене тогда встречались лишь иудеохристиане.
Разрыв с иудаизмом
В период между 70 и 135 гг. произошел разрыв между христианством и его иудейскими корнями; это была эпоха широкого распространения яэыкохристианства. В это время христианская община страдала от антиеврейских настроений, возникших при Домициане. Но, по свидетельству Тацита и Плиния, именно в это время христианская община начинает приобретать самосознание. Ее существование вызывает беспокойство у римских властей. В ту эпоху основу христианской миссии составляли Евангелия, они раскрывали перед греко-римским миром образ Христа. Уже в Евангелии от Марка ощущается желание отделить Христа от иудейского восстания, подчеркнуть лояльность по отношению к Риму. Еще сильнее это проявляется в Евангелии от Луки. В Деяниях Апостолов, где изображается движение Евангелия из Иерусалима к Риму, обращается внимание на переход язычников в христианство (эпизод с евнухом царицы Кандакии (Деян 8. 27) и сотником Корнилием (Деян 10). Евангелие от Иоанна еще сильнее обличает сопротивление иудеев Христу, восстает против мессианизма, частично сохранившегося в азиатских иудеохристианскнх общинах. Евангелия оказались очень мощным орудием в деле распространения христианства. В Египте были найдены фрагменты Евангелия от Иоанна, относящиеся к началу второго века. Писавший в середине второго века язычник Цельс знал о существовании этого Евангелия. Характерный для этого периода разрыв христианства с иудаизмом отразился в таких произведениях, как Послание Варнавы или послания Игнатия Антиохийского. Зачастую этот разрыв принимал крайние формы – вплоть до полного отвержения Ветхого Завета. Именно это мы находим в гностицизме, который мощно развился в тот период. Самое главное в гностицизме – это отказ от Бога Израилева, рассматриваемого в качестве низшего демиурга, а вместе с ним и от его дела: творения и Закона – его хартии. Гностицизм – это крайнее извращение линии апостола Павла. Основные гностические направления можно найти в писаниях Саторнила и Карпократа (Сирия), Маркиона (Малая Азия) и Василида (Египет). Гностицизм есть окончательный отказ от Бога Израилева и полный разрыв с иудаизмом. Такой гностицизм следует отличать от гнозиса, рассматриваемого в качестве пути, ведущего к высшему религиозному знанию. В эту эпоху к гнозису стремились как иудеохристиане, так и языкохристиане. О важности гностицизма и связанной с ним литературы, многие памятники которой были найдены в Наг-Хаммади, свидетельствует также сопротивление, оказанное ему Иустином, Иринеем и Тертуллианом. Отметим, что христианские писатели той эпохи – ортодоксальные или гностики – в большинстве своем были иудеохристианами. Их идеологическая позиция была антииудейской, хотя их культура оставалась еще семитской.
При Антонине (138-161), Марке Аврелии (161-180) и Коммоде (180-192) христианство высвободилось из своей первоначальной иудейской среды и начало настоящий диалог с эллинистической культурой. Обстоятельства этому весьма благоприятствовали. В ту эпоху греко-римский мир был особенно открытым и свободным. Люди с большим интересом относились к различным религиозным и философским доктринам. В философских школах ученикам передавалась традиция великих учителей. Платонизм был представлен Гаем и Альбином, Тавром и Аттиком, аристотелизм – Александром Афродизийским, а стоики – Фронто. В моде были философские собеседования вроде тех, какие устраивались Максимом Тирским или Лионом из Прузы. Медицина получает развитие в трудах Галена, астрономия – в трудах Птолемея.
Вместе с тем в империи распространяются восточные религии. То было время мистагогов, подобных Аполлонию Тианскому, халдейских оракулов и герметических писаний. А некоторые, подобно Нумению, пытались соединить философскую традицию с разными мистическими течениями. Повсюду веял дух интеллектуальной свободы. Лукиан из Самосаты - один из свидетелей этой свободы, столь отличающейся от строгости и суровости, характерных для предыдущего периода – периода Плутарха и Сенеки. Лукиан подвергал беспощадной критике как традиционные мифы, так и новые религии, как философов, так и риторов.
Раскрытие христианства перед языческим миром
Именно перед лицом этого мира пришлось определиться христианству. Заслуга в этом принадлежит апологетам. Так называют авторов различных писаний, общая цель которых – раскрытие христианства перед языческим миром. Апологетическая литература по своему характеру чисто миссионерская. Основные составляющие этой литературы – первоначальная христианская проповедь, иудейская миссионерская литература и обращенные к язычникам философские увещания. До нас дошла часть " Апологии" Аристотеля. Наиболее важным представителем апологетов был Иустин. Ему принадлежат трактаты " О монархии" и " О душе", " Речь к эллинам", две " Апологии" и " Разговор с Трифоном иудеем". Есть также еще " Послание к Автолику", написанное Феофилом, епископом Антиохийским, " Речь против эллинов" Татиана, " Апология" Афинагора, " Послание к Диогнету", " Увещание к язычникам" Климента Александрийского. До нас дошел лишь один фрагмент " Апологии" Мелитона из Сард. Церковный историк Евсевий упоминает " Речь против эллинов" Аполлинария Иерапольского и " Апологию" Мильтиада.
Несмотря на некоторые различия, у всех этих сочинений есть нечто общее. Теперь попробуем, хотя бы кратко, охарактеризовать все это. Прежде всего апологеты обличали эллинизм – то есть язычество простого народа и язычество ученых философов. В первом случае критике подвергались прежде всего мифы. Здесь христианским апологетам оставалось лишь продолжить то, что уже делали языческие писатели, например Лукиан. И они успешно справились с этой задачей. Иустин, Феофил, Афинагор, Климент и, прежде всего, Татиан – все они без конца обличали все, что было нелепого и безнравственного в греческой мифологии. К тому же они хорошо владели искусством аллегорического толкования. Критике подвергались также идолопоклонничество, изготовление идолов, жертвоприношения, цветочные венки, благовония. Такая критика затрагивала саму структуру античного общества, основанного на религии семьи (то есть культе предков) и на религии города. Иустин и Татиан считали, что эти культы – поклонение демонам, которые обманывают людей, с тем, чтобы те прославляли их. Особой критике подвергался культ императора, ибо для апологетов было важно показать, что этот культ не является необходимым с точки зрения гражданской лояльности, а христиане суть наилучшие из граждан. Климент обличал не только официальную религию, но также и обряды мистериальных братств. И наконец, сурово обличались нравы языческого мира: проституция, аборты, театры, цирки, социальная несправедливость. В этом апологеты продолжили дело апостола Павла.
Не только народное язычество, но также и философы того времени подвергались критике со стороны апологетов.
Во-первых, эта критика носила, так сказать, личный характер. Татиан собрал все, какие мог, скандальные анекдоты из жизни философов. Апологеты выявляли противоречия в их трудах, дабы подчеркнуть несостоятельность их мнений. По мнению апологетов, философы больше заботились об оригинальности, чем об истине. Помимо этого, критиковались также частные ошибки каждой философской системы: Платон верил в перевоплощение душ; Аристотель сомневался в бессмертии души и в Промысле; эпикурейцы признавали лишь случай; у стоиков было материалистическое представление о Боге. Критике подвергались, прежде всего, традиционные философские системы, рассматривавшиеся в той форме, в какой они излагались в школах. Отчасти критиковались также и современные апологетам философские системы. Платонизм, на который нападал Иустин, был платонизмом Альбина. В начале своего " Разговора" Иустин излагает учение аристотелизма своей эпохи. Обличая заблуждения и ошибки язычества, апологеты говорили о христианстве не как о новой религии, но как об истинной религии. Иустин обращался к разуму (логосу) тех, кто любит мудрость: " И если это кажется вам согласным с разумом и истиной, отнеситесь к этому с уважением".
Содержание христианской вести – это, прежде всего Бог истинный, единый, вечный, невидимый, как пишет Афинагор. Бог трансцендентен по отношению ко всей вселенной, которая есть Его творение. Он недоступен разуму человека. Своим Глаголом и Своим Духом Он действует в мире. Он сотворил людей, дабы через Воскресение приобщить их к. Своей жизни. Но лишь праведники, достигнут жизни вечной. Такая религия была дана человеку от начала. Но обольщенный демонами, он отвернулся от нее. Поэтому Сын Божий пришел на землю, дабы разрушить демонскую силу и окончательно утвердить истинную религию.
Христианство и философия
Главные усилия апологетов были направлены на то, чтобы показать соответствие христианской вести разуму и истине. Иустин, не колеблясь, пользуется свидетельствами философов, а Тертуллиан опирается на здравый смысл, присущий всякому человеку. Ибо в действительности, по мнению апологетов, истина, несмотря на усилия демонов, не была целиком изгнана из сердец язычников. Но они знали ее лишь частично и в искаженном виде; христианство же явило ее во всей полноте. Следовательно, нет каких-то разных религий, истина всегда была только одна. " Учение Платона не чуждо учению Христа, хотя и не во всем сходно с ним, и принадлежит нам, христианам". Стало быть, изначально в одном и том же сражении участвуют - с одной стороны Глагол, а с другой – демоны. Никогда не было иной истины, кроме христианской. Христианство – не что иное, как истина, а вне его – заблуждение. Почему Бог попустил действовать демонам? Потому, отвечает Иустин, что свобода человека должна быть испытана: " Ибо такова природа всякой твари – быть способной к пороку и добродетели, и ни одна из них не была бы достойна похвалы, если бы не имела возможности склоняться в ту или другую сторону".
Отсюда видно соотношение, какое апологеты устанавливают между христианством, религией и философией. Не существует каких-то разных реальностей. Христианство – это истинная религия и истинная философия. Хотя бы отчасти, язычникам была известна эта религия и эта философия. Есть два источника познания истины. С одной стороны, истинная религия это и есть первоначальная религия. История философии и религии представляет собой некий процесс упадка. Иустин и Климент заимствуют эту идею у Антиоха из Аскалона и Посидония из Апамеи, по мнению которых, современная философия это искаженная мудрость основателей религий – Орфея, Зороастра и Будды. Но Иустин и Климент идут еще дальше: религия иудеев – самая древняя. Поэтому апологетам важно было доказать хронологически, что Моисей жил до Орфея и Зороастра. Именно иудейские пророки лучше всех сохранили содержание истинной религии. Однако современный апологетам иудаизм есть фальсификация религии пророков, подобно тому как философия есть фальсификация религии мудрых. Иудейские же пророки и греческие мудрецы – свидетели первоначальной религии.
Есть и другое объяснение, которое, впрочем, не исключает первого. Вопреки сопротивлению демонов, пока оно не было побеждено Христом, делание Божественного Глагола непрерывно осуществлялось на протяжении всей истории человечества. Божественный Глагол насаждал в человеческих душах семена истины. Иустин пишет: " Мы научены, что Христос есть перворожденный Бога, и мы выше объявили, что Он есть Слово, коему причастен весь род человеческий. Те, которые жили согласно со Словом, суть христиане, хотя бы язычники и считали их за безбожников: таковы между эллинами Сократ и Гераклит и им подобные, а из варваров – Авраам, Анания, Азария, и Мисаил, и Илия и многие другие... " Причина тому следующая: " Семена Логоса насаждены во всем роде человеческом". Борьба между добром и злом, происходящая внутри каждого человека, – это, в конечном счете, борьба между Логосом и демонами.
Апологеты рассматривали проблему борьбы за христианскую истину и весть как в плане объективном – философия и исторические религии, так и в плане субъективном – совесть, сознание каждого человека.
И наконец, если апологеты каким-то образом отождествляли христианское Откровение и истинную философию, то в каком смысле здесь можно говорить об отождествлении? Некоторые ученые, например Гарнак, полагали, что апологеты сводят Откровение к рациональной истине, превращают его в философию. Другие же считали (и справедливо), что дело обстоит совершенно наоборот.
Для Иустина и Климента истина едина и единственна. Именно эта истина была полностью явлена в христианстве. Она была дана изначально. Философии и религии суть истощание этой истины, искажение, причина которого – усилия демонов. Благодаря Воплощению и Воскресению Христа эта истина была восстановлена. Сам человек не может ее постичь. Именно Глагол и Дух приобщили первоначальное человечество к этой истине, именно Они вновь приобщат к ней язычников, уверовавших во Христа, принявших Его благую весть.
Языкохристианство
В середине второго века начинает меняться состав людей, принимающих христианство. До сих пор Церковь состояла главным образом из иудеев и из обращенных в христианство иудейских прозелитов. Этот поток все более и более иссякал. Отныне христианами по большей части становятся выходцы из языческой среды. Об этом свидетельствует как Иустин, так и псевдо-Климент; в проповеди, относящейся к середине второго века, он писал: " Народ наш, по-видимому, был оставлен Богом; а ныне, когда уверовали, мы сделались многочисленнее тех, которые считались имеющими Бога" (то есть иудеев. – Прим. ред. ). Иустин говорит также, что отныне верующие есть среди всех народов – греков и варваров, кочевников и тех, кто живет в шатрах, каким бы именем их ни называли. Христианами становятся люди, принадлежащие к самым разным общественным слоям. Так, Плиний пишет, что в Вифинии христианство уже при Траяне было распространено в городах и деревнях, а среди обращенных в христианство имелись люди " всех возрастов и всех рангов". Иустин утверждает то же самое. Христиане были как среди высшего общества, так и среди простого народа – " не только философы и ученые, но и ремесленники и вовсе необразованные... " Именно в это время в языческих интеллектуальных кругах начинают с опасением смотреть на развитие христианства и противодействовать ему. Христиан обвиняют в разрушении традиционных верований – ведь ставится под угрозу основанное на этих верованиях политическое общество. Кроме того, христиан упрекают за то, что они якобы практикуют безнравственные обряды, употребляют в пищу человеческую плоть, вступают в кровосмесительные связи, поклоняются ослиной голове, – все это представляет собой карикатуру на христианское богослужение. Обвинения эти мы находим у Фронто, учителя истории Антонина и Марка Аврелия, у Лукиана (" О кончине Перегрина" ), у Кресцента, философа-циника, обличавшего Лукиана, у Цельса, который первым попытался полностью опровергнуть христианство, и даже у самого императора Марка Аврелия. В эту эпоху христианство пробилось в языческий мир. И языческий мир, усматривая в христианстве некую угрозу себе, начинает организованную борьбу с ним.
Эллинизация христианства
В конце этого периода и в начале третьего века зарождается новый тип христианина. Его внутренние устои, его культура, мышление – чисто греческие. В ту эпоху христианина воспитывает греческий грамматик, который учит его читать; грамматик посвящает его в тайны литературы, ритор – в тайны ораторского искусства, а философ формирует его мысль. Но при этом христианин остается христианином. Его христианство начинает облекаться в эллинистические формы восприятия и мышления. По сравнению с веком апологетов перед нами новый этап распространения христианства и его миссии. Все это показывает, что христианство как мировоззрение есть некое самобытное учение, противопоставляющее себя эллинизму. Вместе с тем, эллинизм содержал в себе определенные ценности, и у христианства не было никакой причины отказываться от них. И мы видим, как Ориген, рожденный в христианской семье, поступает в школу платоника Аммония, поскольку считает, что христианство нуждается в интеллектуальных орудиях греческой культуры, ибо без них не может противостоять языческим эрудитам. Именно на этом уровне происходит встреча между христианством и эллинизмом. Это не было проявлением некоего синкретизма, просто христианская вера облекалась в греческие формы. Христианство проникало в самые разные цивилизации и культуры, и это было нормальным развитием его миссии.
Мифология
Все это происходило в самых разных областях. Прежде всего на уровне образов. Духовной пищей греческим детям служили " Илиада" и " Одиссея", подобно тому как еврейским детям – Бытие и Исход. Греки становились христианами, но их воображение оставалось греческим. Христианские темы вызывали в памяти привычные картины, отливались в привычные образы. Много примеров тому мы находим у Климента Александрийского: дочери Иофора у мадианского колодца напоминают стирающую белье Навсикаю; обратившаяся в соляной столб жена Лота заставляет вспомнить о превращенной в камень Ниобее; Моисей похож на Миноса; Давид-музыкант напоминает Орфея с его арфой; привязанный к мачте Одиссей становится символом распятого на кресте Иисуса; корабль Одиссея – это Церковь, дуновением Святого Духа движимая к пристани спасения. Начинают развиваться все эти чуждые еврейской культуре " морские" образы. Геракл – победитель чудовища – напоминает Христа - победителя сил зла; писания псевдо-Иустина, " Пир" Мефодия Олимпийского весьма типичны с точки зрения подобных транспозиций. И конечно, такого рода транспозиции присутствуют в самых ранних памятниках христианского искусства, которое зарождается в эту эпоху: спящий Иона наделен чертами Эндимиона, а Давид – чертами Орфея; на голове Христа, изображенного в капелле Манцони, – венок Гермеса. Параллелизм между греческой мифологией и библейской историей вызывает к жизни важную проблему. Мы имеем в виду аллегоризм. Для образованных греков второго века писания Гомера не были повествованием о реальных событиях. Жившие в ту эпоху греки наделяли гомеровские рассказы символическим смыслом. Для одних гомеровские боги были символами мира физического: Гефест олицетворял огонь, Гера – воздух, Посейдон – море. Другие находили здесь аллегорию порока и добродетели. Аллегорией пользовались, прежде всего, пифагорейцы и стоики. " Пещера нимф" неоплатоника Порфирия – один из замечательнейших памятников литературы третьего века. Христианская символика была совершенно иной. С точки зрения христианской типологии исторические события Ветхого Завета суть исторические прообразы того, что произойдет с Церковью. " Разговор" Иустина, " Против ересей" Иринея – ценные христианские документы, отражающие эту типологию. Однако у александрийцев, Климента и Оригена, христианская типология пронизана аллегорией. Отчасти в этом сказалось влияние Филона Александрийского, который подражал стоикам, аллегорически истолковывая Ветхий Завет. Христианская аллегория – одна из эллинистических форм христианства.
Философия
Философия – вот второй аспект эллинизации христианства. Здесь необходимо уточнить вопрос, который мы разбираем. С одной стороны, мы уже видели, что апологеты раскрывали христианское учение как истинную философию; в этом смысле они противопоставляли его разным направлениям греческой философии. Но здесь перед нами проблема иного порядка: христианский опыт раскрывался с помощью категорий, заимствованных из греческой философии и, так сказать, приспособленных к христианской тайне. В этом отношении греческая философия предоставила в распоряжение христианства замечательный инструмент, который позволил с большей ясностью изложить библейские данные. Таким образом, уже апологеты пользовались излюбленными выражениями " средне-платоников", определяя Бога как нерожденного, неизреченного, всегда тождественного Самому Себе. Раскрывая богословие Глагола, Иустин противопоставлял слово внутреннее слову изреченному. Многосмысловое слово " разграниченность" служило для обозначения того, что позднее стали называть " лицом". Именно в это время начали входить в обиход те понятия, что легли в основу классического богословия: " сущность", " ипостась", " лицо".
Вместе с тем зарождающееся христианское богословие начинает предпринимать усилия, с тем чтобы придать истинам веры законченную форму. Это отвечало духу времени, одной из характерных черт которого было стремление к синтезу. У апологетов такая тенденция выражена еще довольно слабо. По-настоящему тяготение к синтезу проявилось у Валентина и его учеников, в частности у Птолемея и Гераклеона. Найденный в Наг-Хаммади " Трактат о трех природах", вышедший из школы Валентина, представляет собой одну из первых известных нам попыток богословского синтеза. Для богословия школы Валентина характерен был гностический радикализм. Подобную же устремленность к синтезу мы находим и у Климента Александрийского... Он не оставил после себя систематического изложения своей богословской системы. Однако в трудах Климента ясно виден определенный метод: постоянный переход от простой веры к гнозису, с тем, чтобы показать связь любой истины с основополагающими принципами Откровения.
Но первый великий христианский синтез был осуществлен Оригеном. Синтез этот представляет собой некую целостную попытку объяснить все домостроительство спасения, исходя из любви Бога и свободы человека. Души всех людей предсуществовали в Боге, пребывая в некоем целокупном равенстве. Иерархичность творения есть следствие выбора, сделанного каждым разумным существом в силу присущей ему свободы. Любовь Божья восстановит изначальное совершенство каждого, преображая свойственную ему свободу.
Мораль
И наконец, третий аспект эллинизации христианства – мораль. Мораль эта – чисто христианская, с присущей ей надеждой и любовью, смирением и целомудренной чистотой. Но выражается она в нравах, свойственных эллинистическому миру. Существовал христианский стиль одеваться и принимать пищу, выполнять физические упражнения и ходить в театр. Христиане-эллины вели, в общем, ту же жизнь, что их современники-язычники, но христианский образ жизни отличался от языческого. Об этом хорошо сказано в " Послании к Диогнету": " Христиане не различаются от прочих людей ни страною, ни языком, ни житейскими обычаями. Они не населяют где-либо особенных городов, не употребляют какого-либо необыкновенного наречия и ведут жизнь ничем не отличную от других... Они вступают в брак, как и все, рождают детей, только не бросают их". В этом одно из проявлений вселенскости христиан, столь отличной от обособленности иудеев. У иудеев были свои морально-нравственные установления: обрезание, запрещение вкушать нечистое, соблюдение субботы. Ничего похожего нет у христиан. Они принимают все обычаи той страны, где живут, если только эти обычаи не противоречат христианскому учению. Более того, уже благодаря своему образу жизни христиане евангелизируют те страны, в которых живут. Это не означает, что в ту эпоху все было гладко. На протяжении всего этого периода возникали конфликты между христианами, чья позиция отличалась непримиримостью, непреклонностью, и христианами, придерживающимися взглядов, так сказать, более либеральных. В иудеохристианстве было очень сильное аскетическое течение, представители которого полностью отвергали брак. Такая тенденция обнаруживается и у Валентина, Татиана и Монтана. С подобными проявлениями вел борьбу Климент Александрийский. Никак не преуменьшая значения целомудрия, он защищал законность брака. Затруднения возникали также и в связи с профессиями. Были ригористы, которые, подобно Тертуллиану и Ипполиту, считали, что профессия солдата несовместима с христианской верой. Торговля связана с корыстью, следовательно, считает Аполлоний, она несовместима с христианством. Еще труднее было с профессиями, так или иначе связанными с идолопоклонством: скульптор, грамматик, актер. До нас дошел " Педагог" Климента Александрийского – весьма ценный документ, в котором затрагиваются все эти вопросы. Благодаря " Педагогу" мы можем как бы войти в повседневную жизнь александрийского христианина третьего века. Для Климента евангельская мораль это и есть подлинный гуманизм. Однако эта евангельская мораль должна быть освобождена от иудейских обычаев, а ее требования должны выполняться в условиях повседневной жизни греческого мира.
Переход к римскому миру
До сих пор мы говорили о распространении христианства в мире эллинистическом. Это выражение – эллинистический мир – не следует понимать в смысле географическом. Действительно, во времена апостолов христианство распространилось по всему Средиземноморью. Многие писатели, о которых мы упоминали, – Валентин, Иустин, Татиан, Ипполит, Ириней хотя бы часть своей жизни провели в Риме. Тем не менее, во втором веке языком христианства был греческий. В это время христианские писатели Запада были по Большей части выходцами из стран Востока; Татиан – сириец, Валентин – египтянин, Ириней – грек из Малой Азии, Иустин – самарянин. Если в начальный период христианство бытовало в основном лишь в иудейских кругах, то в последующий, второй, период оно распространялось главным образом в той среде, где говорили по-гречески. Даже латиняне и африканцы, обращенные в христианство, принадлежали к городской среде, где языком культуры был греческий. Примером может послужить Тертуллиан. Лишь в третьем веке осуществилась встреча между христианством и собственно латинской традицией.
Часто пишут о том, что именно Африка – родина латинского христианства. Несомненно, уже очень рано здесь были созданы важные произведения, в которых проявился дух латинского христианства. И очень вероятно, что в начале второго столетия здесь, в Африке, уже были римские христиане, говорившие по-латыни. Действительно, в " Пастыре" Гермы встречаются христианские латинские выражения, переведенные на греческий. В ту эпоху появились первые латинские переводы Ветхого Завета, в частности псалмов. Возможно, что эти христианские переводы предшествовали переводам, выполненным еврейскими переводчиками. Наконец, некоторые греческие произведения уже очень рано были переведены на латинский в Риме. Это относится, в частности, к " Посланию" Климента, вызвавшему особый интерес в римской христианской общине. Все же в Риме – городе поистине космополитическом – греческий язык оставался наиболее общим языком Церкви вплоть до середины третьего века. В эту эпоху появился первый римский писатель, писавший на латинском языке, – Новациан. В начале же третьего века христианская латинская литература обогатилась гениальными произведениями Тертуллиана. А еще раньше, в 180 г., были созданы " Деяния мучеников Сцилиума", написанные по-латински. В них говорится о libri et epistulae Pauli, что как будто бы указывает на латинский перевод Библии. Следовательно, латинское христианство существовало в Африке еще в конце второго века.
Но все же именно Тертуллиан придал латинскому христианству Африки самобытную форму. Тертуллиан знал греческий и даже писал на нем. Его познания в области греческой языческой и христианской литературы были весьма обширными. Отметим, что он был знаком с христианскими писателями Азии – Иринеем, Мелитоном, Мильтиадом. Он пользовался писаниями Иустина и Феофила. В этом отношении Тертуллиан стал посредником между христианским эллинизмом и латинской средой. И хотя он многим был обязан этим мастерам слова, это не помешало ему создать оригинальные, чисто латинские литературные произведения. Тертуллиан черпал из народного христианского языка, который в ту эпоху, по-видимому, был уже достаточно развит и отличался от классической латыни. Этим объясняется конкретность языка Те
