 |
Проповедь проекта «Врата Эдема»
|
|
|
|
Два брата воссоединились. Остался один, но в этот раз на моей стороне был человек, которому никто не мог отказать. Джон Сид снова мог стать самим собой, но мы все еще нуждались в Джоне Дункане, человеке, отпиравшем любую дверь. Власти шли навстречу Джону с такой же охотой, с какой отказывали мне. Все, от личных данных до конфиденциальной информации, стало доступным. Проследить пройденный Джейкобом путь стало намного проще.
Мы знали, что после разлуки, когда Джейкоб намеренно сжег ферму, его отправили в центр для несовершеннолетних. Благодаря младшему офицеру со слабостью к проституткам, Джон быстро получил в свои руки полный отчет.
В центре Джейкоб был еще той ходячей проблемой.
Он бунтовал и выступал против всякого авторитета, конфликтовал со всей исправительной системой разом. Несмотря на это, некоторые отчеты отмечали его благородство и лидерские навыки. Складывалось впечатление что смотрители ненавидели Джейкоба, в то время как учителя верили в него.
К сожалению, как только он отбыл наказание, перед ним открылись те же перспективы, что и перед остальными малолетними правонарушителями: армия или преступная жизнь.
Джейкоб записался в морскую пехоту.
Во время военной службы было сделано его фото, которое высокопоставленный офицер, замешанный в какой-то сомнительной сделке с оружием, добровольно отдал Джону.
Наш брат вырос в статного мужчину. Его глаза все еще горели диким огнем, прямо как в детстве – с искорками непокорства, ясно дающими знать отцу, что он может бить Джейкоба сколько пожелает, но никогда не сможет изменить его.
Он не был так же красив как Джон, но его лицо обладало правильными, гармоничными чертами – он выглядел как человек, за которым вы последовали бы на войну; человек, которого вы поместили бы на агитационный постер.
|
|
|
Но на службе Джейкоб не только маршировал на парадах. Он побывал на передовой и участвовал в операциях, проходивших в Ираке и Афганистане. Много раз он был ранен и его тело покрыто не меньшим количеством шрамов.
Как только он возвращался в строй, он тут же шел в бой. Так продолжалось до тех пор, пока отчет не предупредил командование о том, что психика Джейкоба сломлена.
Он страдал от посттравматического стресса, синдрома тех, кто видел слишком много. Недуг, что остается невидим до последнего. Позже Джейкоб поведал нам о том, что пережил, обо всем, о чем умолчали отчеты.
Джейкоб сам управлял одним из бульдозеров, заживо хороня вражеских солдат в песчаных рвах. Он видел руки все еще живых солдат, торчащие над песком. Джейкоб сказал, что они напомнили ему об отце, о лете, когда на пляже он позволял своим детям зарывать себя в песок своими совками и ведерками. Руки словно просили «Остановись, достаточно, время возвращаться домой. Ну же, убери весь этот песок». Но Джейкоб не послушался. В конце концов, дернувшись напоследок, руки затихли. Там внизу был не его отец, но даже если бы и был, Джейкоб все равно оставил бы его там.
У него были сотни подобных воспоминаний. Они всплывали в любой момент, мучая его днем и ночью. Во сне он кричал.
Он видел смерть многих товарищей, большинство из которых – молодые парни, едва вышедшие из детства, осознававшие что происходящее не игра только когда истекали кровью на руках Джейкоба. Он сам множество раз был близок к смерти, встречаясь с ней в беспощадных схватках. Его лицо испещрено шрамами от ножевых ранений, его тело покрыто дырами от пуль, а где-то в его плоти все еще погребена шрапнель.
Он убивал солдат; таких же мужчин, у которых есть братья, ищущих мести в нескончаемом круговороте насилия.
|
|
|
Но однажды, за недостатком бойцов, этот отвратительный танец закончится. Все умрут, и только единицы праведных выживут.
Джейкоб убивал и невинных людей. Он захватывал и терял дворцы. Он грабил и делился своей едой с сиротами. Он был монстром и обыкновенным человеком на службе у жадности, управляющей теми, от кого он получал приказы.
Он догадывался, что он не освобождал никого и ничего. Он лишь ускорял смену власти, не более чем бюрократический процесс выселения, используя пули и гранаты вместо резиновых штампов.
После того, как он был признан непригодным для службы, Джейкоб провел какое-то время в военном госпитале. Как только его средства иссякли, его тут же вышвырнули на улицу. Именно так обычно обращаются с использованными солдатами. Их украшают медалями, а затем отсылают и велят просто плыть по течению. Может именно для этого и нужны медали: чтобы утонуть в конце; чтобы можно было вычеркнуть людей, олицетворяющих злодеяния что те были принуждены сотворить.
На этом информация заканчивалась.
Джейкоба было негде искать. Его пенсия была нетронута, у него не было лицензии водителя, он не вел никакой общественной деятельности, он не совершал никаких преступлений.
Джейкоба больше не существовало.
Но я не сдался.
Я знал, что место нашего детства притягивало Сидов будто магнитом. Если Джейкоб жив, он должен был быть где-то там.
Я решил посетить каждое убежище для бездомных в Роме и прилегающих территориях, это жалкое подобие помощи, что общество соизволило оказать своим жертвам, будь то национальные герои или просто безработные.
Убежища были неотличимы друг от друга – пустые, аскетичные, такие же отвратительные и труднонаходимые, как и клиника в которой я работал. Здешние обитатели тоже походили на пациентов: вечно сгорбленные, с серыми лицами, отмеченными как пресыщением, так и лишениями, те же безжизненные глаза.
Кто-то из них мог учувствовать в войне.
Но каждый был побежден, так или иначе.
Я говорил с волонтёрами, которые работали с этими мужчинами и женщинами. Они рассказали о припадках и криках. Они поведали о кражах и драках, разгорающихся из-за куска хлеба или места у обогревателя.
|
|
|
Богатые и бедные одинаково соперничают за лучшие места. В конце концов, единственная разница между ними заключается в том, что бедные крадут вещи ничего не стоящие.
Что еще хуже, бродяги, приходящие в убежища, приносили с собой лишь то, что было необходимо. Если это не нож, светильник, или запасная пара одежды, то предмет эмоциональной привязанности.
Мне рассказали историю о старике, который рыдал целую неделю над шариком из стекла – детской игрушкой – которая исчезла из его кармана. Я слышал о молодой женщине, скончавшейся из-за разбитого сердца после того, как высушенный цветок, зажатый между двумя страницами старой книги, рассыпался.
У каждого есть своя ниточка к прошлому. Если это не предмет, то это место, которое они постоянно посещают, будь то могила любимого, или простое воспоминание, которое они проигрывают в своей голове снова и снова.
Их мир вокруг рухнул, и все же они ищут осколок на память, дабы оставить его в качестве талисмана.
Однажды, в одном из убежищ, я заметил силуэт на раскладушке. Мужчина свернулся в позе эмбриона лицом к стене. Он волновался и бормотал во сне, как будто звал кого-то. Я разобрал только два слова.
Мужчина звал Джозефа и Джона.
X
“Мы оставили позади лишь иллюзии,
семьи, что никогда ими не были,
мир, нам не принадлежавший.
Да сгорит этот театр теней. ”
|
|
|
