 |
За лапоток – курочку, за курочку – гусочку
|
|
|
|
Шла лиса по дорожке и нашла ла'поток, пришла к мужику и просится: «Хозяин, пусти меня ночевать». Он говорит: «Некуда, лисонька! Тесно!» – «Да много ли нужно мне места! Я сама на лавку, а хвост под лавку». Пустили ее ночевать; она и говорит: «Положите мой ла'поток к вашим курочкам». Положили, а лисонька ночью встала и забросила свой лапоть. Поутру встают, она и спрашивает свой лапоть, а хозяева говорят: «Лисонька, ведь он пропал!» – «Ну, отдайте мне за него курочку».
Взяла курочку, приходит в другой дом и просит, чтоб ее курочку посадили к хозяйским гуськам. Ночью лиса припрятала курочку и получила за нее утром гуська. Приходит в новый дом, просится ночевать и говорит, чтоб ее гуська посадили к барашкам; опять схитрила, взяла за гуська барашка и пошла еще в один дом. Осталась ночевать и просит посадить ее барашка к хозяйским бычкам. Ночью лисонька украла и барашка, а поутру требует, чтобы за него отдали ей бычка.
Всех – и курочку, и гуська, и барашка, и бычка – она передушила, мясо припрятала, а шкуру бычка набила соломой и поставила на дороге. Идет медведь с волком, а лиса говорит: «Подите, украдьте сани да поедемте кататься». Вот они украли и сани и хомут, впрягли бычка, сели все в сани; лиса стала править и кричит: «Шню, шню, бычок, соломенный бочок! Сани чужие, хомут не свой, погоняй – не стой!» Бычок нейдет. Она выпрыгнула из саней и закричала: «Оставайтесь, дураки!», а сама ушла. Медведь с волком обрадовались добыче и ну рвать бычка; рвали-рвали, видят, что одна шкура да солома, покачали головами и разошлись по домам.
Лиса и дятел (+ кумулятивная)
Жил-был дятел на дубу, свил себе гнездышко, снес три яичка и высидел три детёнка. Повадилась к нему лиса ходить; стук-стук хвостищем по сырому дубищу: «Дятел, дятел! Полезай с дубу долой. Мне дуб надо – сечихичики (?) гнуть». – «Эй, лисонька! Не дала ты мне и одного детенышка-то высидеть». – «Эй, дятел! Брось ты мне, я его выучу кузнечному». Дятел ей бросил, а она кустик за кустик, лесок за лесок, да и съела.
|
|
|
Опять идет к дятлу и стук-стук хвостищем по сырому дубищу: «Дятел, дятел! Полезай с дубу долой, мне дуб надо – сечихичики гнуть», – «Эй, лисонька! Не дала ты мне и одного детенышка-то высидеть». – «Эй, дятел! Брось ты мне, я его выучу башмачному». Дятел ей бросил, а она кустик за кустик, лесок за лесок, да и съела.
Опять идет к дятлу и стук-стук хвостищем по сырому дубищу: «Дятел, дятел! Полезай с дубу долой, мне дуб надо – сечихичики гнуть». – «Эй, лисонька! Не дала ты мне и одного детенышка-то высидеть». – «Эй, дятел! Брось ты мне, я его выучу портняжному». Дятел бросил ей, а она кустик за кустик, лесок за лесок, да и съела.
Эпос. Несказочная проза.
Предание
146. Стеклянный завод и печища панов
Здесь жили паны, дедко рассказывал наш. Некоторые с них уехали в Москву, а остальные куда делись — не знаю. Откуда они приехали, тоже никто не знает.
У панов был стеклянный завод, печища были на склонах, и посейчас еще эти горы печищами зовут.
Про клады говорили старики (их паны зарывали, а то и другие были). Прежде ведь человек помрет, все нужно с ним положить, будто он и там будет жить. Просто у них была религия такая.
Сейчас поминки вывелись, редко где осталися. Бывает, старуха спечет что-нибудь и говорит: надо на могилу снести.
Про стеклянный завод никто не помнит; старик здесь был боле ста лет, так когда он маленький был, так видел печище это. Здесь, наверно, паны и были. Завод кончился, и они разъехались...
Зап. от Сорокина Г. А. в дер. Бесов Нос Каршевского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР 14 июля 1940 г. О. Г. Большакова, В. Р. Дмит-риченко // АКФ. 8. № 87.
|
|
|
168. (Рахта Рагнозерскпй и разбойники)
Я слышала, что у его было двое детей. Жена сходилась с каким-то атаманом-разбойником. Оны пришли, а его не было дома: он был в лесу, а с лесу ушел — он несет столько разных вичьев на спинег как байна. Так атаман устрашился сразу. Так он спрашивает у жены, когда он в бессильи бывает. Жена сказала, что после байны. Атаман велел байну стопить и его сводить.
И вот он в байну когда сходил, его атаман взял со своей шайкойг а сам ушел с его женой спать, а его шайка спала в байне. Ну вотг а дети были на печи. Дочь была старшая. Он попросил у дочери ножика, а дочь ему ответила:
— Как я скажу дяденьке, так будет тебе не мало.
И тут он спросил сына. Сын опустился, ему нож подал, перерезал у отца веревки с рук. Тогда он освободился.
Пришел он в байну и выставил потолок, и сронил его по его» шайке, и всю убил.
И пришел домой, запутался также веревкамы, как и был. Когда встал атаман, и тут и подсмихивался:
— А, — говорит, — попал нонь к нам, никуда не уйдешь.
Ну вот, он тады размахнул руками и стал, как будто век ничего-не бывало, первый раз атамана убил, и жону убил, и эту девочку убил, а сына на плечи посадил и с сыном ушел и боле не знаем. куда он скрылся. <...>
Знаю еще, что в Москву сбегал быстро, не помню, за сколько суток. Ему всё нипочем. Раньше-то были ведь сильными <...>.
Он жил в Рагнозере давно, когда меня еще не было.
Зап. от Фофановой О. И. в дер. Климове Авдеевского сельсовета Пудожского р-на Карельской АССР 3 июля 1961 г. Г. Григорьева, Л. Лялина, А. Пашкова//АКФ. 21. № 67.
227. Разбой на волоке близ Черной Слободы
Вот про такое дело вы не слыхали?
Ведь здесь у нас жил фельдшер, ветфельдшер, Иван Александрович. Громов — фамилия. Он сам из Вытегры, из самого города Вытегры. Здесь у нас работал фельдшером.
Вот он такое дело рассказывал, что есть там Черная Слобода деревня, и от этой Черной Слободы волок тридцать километров туда, к Вытегре. И на этом волоку, около середины волока, есть яма бездонная о саму дорогу. И в былое время, старое, там когда-то около этой ямы жили разбойники. Они, когда едут купцы там, богатые люди, этих купцов убивали и в эту бездонну яму бросали вместе с лошадьми, и людей туда бросали, а добро ихно забирали себе. Там они, наверно, делили это добро между собой.
К этой ямы приезжали люди, ученые там, эту яму обследовали, измеряли ее глубину, но, как говорится (правда ли, нет?), не могли дна достать.
|
|
|
Легенда
Птичка, просящая пить
Есть птичка, которая, летая в сухое время года, жалобно чирикает: «пить, пить» и вымаливает, чтобы дали ей пить. Люди рассказывают о ней с соболезнованием. Когда Бог создал землю и вздумал наполнить ее морями, озерами и реками, тогда Он повелел идти сильному дождю; после дождя собрал Бог всех птиц и приказал им помогать Ему в трудах: чтобы они носили воду в назначенные Им места. Все птицы повиновались Богу, а эта несчастная нет; она сказала Богу: «Мне не нужны ни озера, ни реки, я и на камушке напьюсь». Господь разгневался на нее и запретил ей и ее потомству даже приближаться к озеру, реке и ручейку, а позволит утолять жажду только той водой, которая после дождя остается на неровных местах и между камнями. С тех пор бедная птичка, непрестанно надоедая людям, жалобно просит: «Пить, пить».
(А. Терещенко)
№ 394. Легенды о Денежной горке. Баба одна утонула, в поле ее закопали. Дак, говорят, по ночам видели ее, пахала она каждую ночь. Дак вырыли эту бабу и закопали на горке и осиновый кол вбили чтоб не ходила. Осина проклята Господом, на ней Иуда повесился. Потом стали говорить, что на этой горке клады стали находить. Так и прозвалась— Денежная горка. Ехали один раз из Ночевалова на Денежную горку клад искать, а там и быки, и волки разные, кричат, визжат. Так они со страха и вернулись домой. Седьмого июля на Ивана ключок клада ищут. Пошли как-та клад искать на Денежную горку. А одна женщина не пошла, говорит: «Бог даст, так и в окошко подаст». Идут, видят, лежит собака мертвая. Говорят: «Давай пошутим», — ну и кинули той женщине в открытое окошко. А собака и рассыпалась на деньги. Дедушке сон приснился, кто-то говорит ему: «Будешь ехать найдешь клад на Денежной горке. Тогда позови бедную вдову и вместе выроете сундучок с деньгами». Поехал он на Денежную горшку и нашел клад, да только вдову жалка звать, позвал сына, чтоб все деньги им достались. Пришли, а там одна ямочка пустая—вот. И кто велит во сне — неизвестно
|
|
|
Лоси
Легенда
Второго августа. В Ильин день. Выходили два лося на берег. Придут, это одного лося убьют, другого пустят. Вот это-то лося убьют и варят суп. Супа наварят там, каши — всё, обед там, там у церквы. Вот людей кормили, а потом пришли два-то лося, они взяли да, да на тот год опять, придут, говорит. Как двух-то лосей, обоих-то убили, больше разу не пришли. Потом стали завечать свою скотинку. Там кто овечку, кто телёнка, как кто чё приведут. Вот этот, убьют эту животинку и варят её.
Мифологический рассказ
Дедко-суседко душит
Мифологический рассказ
Слышу: идёт, по полу, по полу идёт. То ле кошка идёт, у меня кошки. Идёт и мне, храпит это, на постель мне заходит. На постель заходит и прямо на грудь. Пока подбивается. А я отпихиваю будто его, отпихиваю. Силы-то у меня нету. И он меня душит, на грудь лягёт, душит. А я всё: "Господи, Иисусэ Христэ, Сынэ Божий, помилуй меня грешную". Так худо говорю. А потом: "К худу, к худу ле к добру?" Он ещё говорит: "К худу." Дедко-то суседко.
«А я видела сама...»
Мифологический рассказ
А я видела сама… Мы с одной женщиной пилили дрова. Там пароходы подходили, на дровах ведь ходили в войну-то. Мы с ней сидели… дрова пилили, пилили, а потом сели отдыхать. Она сидит этак… от реки ко мне лицом, а я сижу у поленницы спиной, к ней лицом. А ветер бушует, река вот так вертит, вертит, бушует ветром…
<Это какая река, Шола?>
Нет, Ковжа-река.
<Ковжа?>
Ковжа-река. Ветер-то бушует, она вот так вот… Эти валы-то ходют, ходют, вертятся. Я на реку гляжу… А чё глядеть-то, дак неинтересно, йисть хочем, чё, в войну голодные были, дак… Ну, потом…девушка этак… волны-то, оттуда как вот так выскочит… один раз вот так как выскочит, и вот так… Я как ойну, ой, я говорю, я дожидаю, другой раз выскочит, — больше ни одного разу не выскочило.
<А что выскочило?>
Ну… женщина.
<Голова прямо или вся целиком?>
Голова, голова… голова выскочила, а она вся… вся у ней мордочка вот с мою руку… Вот такая она, волосья длинные, по плечам распущены…
<Какие волосы?>
Чёрные.
<Чёрные?>
Чёрные, и личко эдакое, скудненькое такое… Только раз вот так вынырнула, я ойнула, она говорит — чё ты, а я ей не говорю… А я говорю — если этого… как сказать… я скажу ей, а она распространит по народу, скажет — Матрёна-то видела, и это, скажут, сплетница.
Про домовеюшку
Мифологический рассказ
<Дедушка-домовеюшка, он скотину охраняет?>
Наверно… Раньше всё пошто-то приговаривали… А вот скотину ли охраняет ли как ли, вот я вам расскажу такой, такой случай у нас был: меня-то еще не было, а мама сказывала, у нас отец на войну пошел, мой отец и брат ему – на войну, и в которой комнате мы спали дак – там тогда было две тоже комнаты – мы в которой комнате спали, и внизу так плакало, так плакало – сосед пришел, пришел, говорит: «У вас кто там плачет, кто у вас плачет?». Это еще меня не было, вот мама у нас тоже рассказывала…И дедушка этот домовеюшка или кто ли там…Отец-то у меня был контужен – он все-таки живой вернулся, а брат погиб. А теперь вся гражданская война уж забыта – даже и не поминают, так же эту войну – всё забудут…
|
|
|
Эпическая поэзия
Былины
Добрыня и Алёша
Во славном было во городе во Киеве,
У ласкова у князя у Владимира,
Серед было двора да княженецкого,
А не белая березка к земли клонится,
5Еще кланяется сын да своей матушке.
— Свет ли государыня, моя матушка!
Дай-ко мне прощеньице, благословеньице
Повыехать во да́лече-дале́че, во чисто поле,
Поискать мне-ка-ва́ братца названного —
237
10Старово́ ли казака да Илью Муромца.
Да распрогневался на меня солнышко Владимир стольне-киевской,
Наложил на меня службу несносную
Ехать в землю во татарскую
Сбирать тут дани да и выходы,
15Не за много, не за мало, за двенадцать лет.
Спроговорит его родна матушка,
Честна вдова Намерфа Тимофеевна:
— Ай же ты, моё да чадо милое,
Младый Добрынюшко Микитиниц!
20На кого ты оставляешь свою матушку,
На кого ты покидаешь молоду́ жену,
Мо́лоду Настасью Микуличну?
Спроговорит Добрынюшка Микитиничь:
— Оставляю я свою матушку и молоду жену
25Под опекою старого казака да Ильи Муромца.
Спроговорит его да любима́ семья,
Мо́лода Настасья Микулична:
— Ах ты младый Добрынюшко Микитин сын!
Скоро ли назад да поворо́т держишь?
30Спроговорит Добрынюшко Микитин сын:
— Вы ждите-ко меня да по три году.
А по три году не можете дождатися,
Ждите меня да и по шесть годов,
А по шесть годов не можете дождатися,
35Тут моя любима́ семья,
Мо́лода Настасья Микулична,
Хотя вдовой живи, да хоть замуж поди.
Поди-ко ты за князей и за бояров,
Поди-ко за русьскиих могучиих богатырев,
40А столько не́ ходи за славного Алешеньку Поповича,
За того ли за бабьего насмешничка. —
А и тут Добрынюшко Микитиничь
Седлал он своего добра коня,
На добра коня кладывал потнички,
45На потнички войлочки,
На войлочки седелочко черкацкое,
Двенадцать по́дпружков подтягивал
Шелку да шемуханского,
Не ради красы-басы, угожества,
50А для ради закрепы богатырския.
И брал он доспехи богатырския.
И садился он да на добра коня.
И не один поехал, со дружинкою.
Вид’ли добрых коней седучись,
238
55А не вид’ли поедучись.
Не путем поехали дорожкою,
А прямо через стену городо́вую,
Одна куревка в чистом поли стоит
От тех копыт да лошадиныих.
60Ждали Добрынюшку по три году,
По три году не могли дождатися.
Ждали Добрынюшку по шесть годов,
По шесть годов не могли да дождатися.
Тут его любима́ семья,
65Мо́лода Настасья Микулична,
Нарушила слово Добрынюшки Микитича,
Пошла она в замужество
А за смелого Алешеньку Поповича.
Свадебка назначена играть двенадцать дней.
70Тут как сидит его родна матушка
Во тереме высокоем,
Сама слезно д’и порасплакалася:
— Не пекло на меня красное солнышко по шесть годов,
А пёк на меня млад светел месяц.
75Нынече и млад светел месяц закота́ется!
А подъезжает Добрынюшко Микитин сын
Ко стольному ко городу ко Киеву;
Стретается ему в чистом поле Раньжа, калека перехожая.
Тут проговори́т Добрынюшко Микитин сын:
80— Эй же ты, Раньжа, калека перехожая!
Давно ль ты бывал во Киеве,
Давно ли видал князя Владимира
И княгиню Апраксию?
Всем ли они живут да и здравствуют?
85— Да недавно я был, третьёго дни,
Все живут они да и здравствуют.
— Да еще спрошу, Раньжа, калека перехожая!
Приехал ли Добрыня Микитин сын со зе́млей татарскиих?
Спроговорит калека перехожая:
90— Не приехал еще Добрынюшко со зе́млей татарскиих,
А его любима семья
Нарушила слово Добрынюшки Микитича,
Пошла она в замужество
За смелого Алешеньку Поповича.
95Как его родная матушка порасплакалась,
Сидит она в тереме да во высокоем,
Глядит во чисто поле в косявчатое окошечко.
Не ясе́н сокол по чисту полю полётывает,
А едет Добрынюшка со зе́млей татарскиих.
100Тут его родная матушка
239
Выходила на крылечко пере́ное
Брала Добрынюшку за белы руки,
Вела его в теремы высокие.
Спроговорит Добрынюшка Микитин сын:
105— Ай же ты, моя родная матушка!
А где моя любима́ семья,
Мо́лода Настасья Микулична?
Тут она да пораспла́калась:
— Ай же ты, мое да чадо милое!
110Нарушила она слово твое, Добрынюшко Микитин сын,
Пошла она в замужество
За смелого Алешеньку Поповича,
Свадебка назначена играть двенадцать дней.
Тут-то Добрынюшке не до́ чего.
115Скидывал он платьице дорожное,
Надевал он платьице богатырское,
Брал он гуселышка яровчатые,
И пошел к ним да на почестной пир.
Садился он у дверей да у дубовыих,
120У тых у стоечек кленовыих,
Начал он играть в гуселышка яровчаты:
Игры играет от Царя́града,
Выпевает он да от Еросо́лима,
А напевочки поет все к Настасье Микуличной.
125Как услыхала тут Настасья Микулична
Напевочки Добрынюшки Микитица,
Выходила она з-за стола з-за дубового.
Наливала она чарочку да зелена вина,
Подносила Добрынюшке Микитичу,
130Да выпил он чарочку зелена вина,
А Добрынюшка Микитин сын
Наливал стакан да меду сладкого
И спустил он да свой злаче́н перстень,
Которым перстнем они да обручалися,
135И сам говорит таково слово:
— И пей, Настасья Микулична, стаканчик и весь до дна,
Так увидишь ты много добра.
И она выпила стакан меду сладкого,
И прикатился перстень к устам ее сахарныим.
140Тут спроговорит Настасья Микулична:
— Не тот муж, который со мной да за столом сидит,
А тот муж, который передо мной стоит.
Ты прости ты, Добрынюшко Микитичь, меня в такой вины!
Спроговорит Добрынюшка Микитин сын:
145— У бабы волос долог, да ум короток,
Муж в лес по дрова, баба и заму́ж пошла.
240
Не виню тебя, молода жена,
А виню Алешеньку Поповича:
Зачем у жива мужа жену берет,
150А князя Владимира — зачем сватает.
Тут взял Алешу за желты кудри,
Почал по терему поваживать,
А почал гуселкамы охаживать.
А тут спроговорит Алешенька Попов тот сын:
155— А всякий на сём свете женится,
Только не всякому женитьба удавается.
А взял Добрынюшка Настасью Микуличну,
Повел Настасьюшку во свой терем.
|
|
|
