 |
солнечный азарт
|
|
|
|
***
Разменялась строфа на глаголы горбатой зимы.
Даже искры мечты на растопку любви не осталось…
Упираются руки в шершавость ледовой стены.
Не отважится солнце блеснуть и на самую малость.
Утешает «Массандра» броженьем оставшихся чувств.
Казантипский залив, поиграй на гитаре прибоя.
Белокровье России лечил я лучами искусств.
Доктор Крым, пропиши изумрудное и голубое!
Опусти меня, Питер, где подобие жизни течёт
Между пальцев судьбы,
словно отблеск серебряной Леты.
Пусть других заприметит
мелькнувших оваций почёт –
Я отныне ценю только детского лета приметы.
аритмия
Подранок-сердце бьётся в руку
Бездомной летнею порою –
Толчками отрицает скуку
И рвётся в Ялту, за жарою.
Вокруг свинцом сереют лица.
Под солнцем будни интересней…
Стремлюсь от Питера отбиться,
С дельфином поделится песней!
таврический сон
Отстранили от праздника душу,
От бутыли – богемский бокал,
От прибоя – прогретую сушу,
От объятий – заветный накал;
Подстрелили певунью июля,
Запретили последний бросок,
Меж лопаток застрявшая пуля
Иссушает поблёкший зрачок;
В сизый сумрак укутали тело,
Разбежались желания прочь,
Напоследок пометили мелом –
Как в Варфоломееву ночь!
евпаторийская горлица
1. романс
Поедем в Евпаторию, мой друг,
Где кипарисы к небесам воздеты, –
Гитара выдохнет забытый звук
Из плоти песни раненой, неспетой.
Поедем в Евпаторию, когда
Волнами ностальгия душит,
На материк увозят поезда
Останки летней суеты и чуши.
Поедем в Евпаторию, ведь в ней
С мальчишкой санаторским по соседству
|
|
|
Средь лабиринта солнечных аллей
Дрожит без нас покинутое детство.
Поедем в Евпаторию, как в дом
Войдём, и улочки судьбы оттают,
Мы в детстве искупаемся втроём,
Прокатимся на стареньком трамвае.
Поедем в Евпаторию, мой друг,
Где кипарисы к небесам воздеты.
Не всколыхнёт касанье верных рук,
И тайные слова останутся неспеты…
2. приморский полдень
Бывало в детстве с первою теплынью
Днепром уходит бедствий ледоход,
Возносит память выстраданной синью
Евпаторийский лучезарный свод.
Сложились боли в неземное счастье…
Несёт навстречу санаторий МО*,
Как иерей пасхальное причастье,
Морскую чашу с пенным эскимо.
Бредёшь в истоме между корпусами,
Где на верандах труженики спят,
На лавочках измотанные мамы
Всё хвастают успехами ребят.
С волненьем повествуют ветераны,
Не всех их майским днём почтит страна,
Как правили телесные изъяны,
Чтоб детству встретилась домашняя весна.
3. в инфекционном отделении
Развёрстою раной закат над заливом.
А долгую память долги теребят...
И всё-таки стыдно прожить несчастливым,
Когда в раннем детстве любили тебя.
Сестра милосердья металась над койкой
Охрипшего чада в туманном жару,
А после к спасению с нежностью бойкой
Несла в одеялах на лютом ветру.
Седой военврач в перемятом халате
Бессонно выхаживал робкий росток,
Чтоб к дате рождения в душной палате
Сквозь слёзы к отцу прорывался сынок…
Лишь этой любовью с морскою закалкой
Полвека врастаю в людей и дела…
Однако грозит бесполезностью жалкой
На каждом подъёме старуха-хула.
Развёрстою раной закат над заливом.
А долгую память долги теребят...
И всё-таки стыдно прожить несчастливым,
Когда в раннем детстве любили тебя.
4. Страна Ассоль
Ночь тихонечко бродит по дворику,
Все дороги покрыты зимой,
Мне привидятся чудные домики,
|
|
|
За которыми шепчет прибой.
Утро праздником там начинается:
Дед Ярило спешит в небеса,
Нежным светом к земле прикасается –
Открываются окна-глаза.
Наполняясь блестящими красками,
Белогривые волны встают,
Для Ассоль беззаботно и ласково
Материнские песни поют...
5. прощальное свидание
Мы уплывём сейчас от детства,
От лета тайного свиданья.
Пойдём же в Нижний парк, на место
Смешного томного желанья.
Впервые в жизни умиранье –
Кольцом сжимает плотный воздух,
Ты выдыхаешь: «До свиданья! » –
Мою любовь в юдоль увозят.
Волна шепнёт навзрыд: «Останься! »
Крик чаек отвечает: «Поздно! »
Я вспомню всё на той из станций,
Где губы искусаю после...
6. евпатория
Там, где длится оратория
Солнца, ветра и волны,
Древний город Евпатория
Бережёт ребячьи сны.
Доброту трезвоном сея
В души и Тавриды край,
Словно выйдя из музея,
Бродит старенький трамвай.
И поведают Мойнаки·,
Как с недугами борясь,
Женщины – в поту рубахи –
На себе таскают грязь.
Вновь струится в летнем гаме
Милосердия ручей.
Светят, словно в Божьем Храме,
Кипарисных сто свечей.
Их сиянье, как впервые,
Только сердце камни трут –
Снова Матери Святые
Малышей больных везут.
7. баллада о маленьком атланте
Волны с лиц срывают маски
По-ребячьи торопливо,
Будто родинки, коляски
Вдоль прибоя, вдоль обрыва...
Оттолкнул смешной всезнайка
Неподвижности эпоху,
Над волною вырос чайкой
Между выдохом и вдохом.
Между плачем и улыбкой
Загребает тучи смело,
Чтобы солнечная скрипка
Делать паузы умела.
Мама нервно зазывает
В духоту палатной скуки,
Малыша прибой швыряет
Двум канадкам· на поруки.
Он бредёт песком горячим,
Как пустыней ностальгии –
Маленький Атлант назначен
На себе нести стихию!
8. солнечный азарт
моим санаторским друзьям
Мы вдоль веранды мечемся по койкам,
Прибоем тешит южноликий март,
Арест телесный переносим стойко,
Грудь распирает солнечный азарт!
Бумагу, что нам дали для рисунков,
Мы копим под матрасом день за днём,
Чтоб вялым телом вытянувшись в струнку,
Стать лётчиком среди повальных дрём.
Забыты воспитателей запреты –
Усеян густо самолётами газон,
|
|
|
И космонавтов бравые заветы
Вторгаются мечтой в грядущий стон!
Идём по жизни трепетно и трудно,
Шлифуем сердце наждаком забот,
Нас талисманом бережёт подспудно
Лихого самолётика полёт!
9. скульптор море
Запах соли, козинаки пляжа,
Пляшущий на голубом павлин…
В море с инвалидною поклажей
Прыгаем – лягушачий трамплин.
Гребня леденящая нагайка
Полосует статуэтки тел.
На скрижалях выси чертят чайки
Радости астральный беспредел.
Волны бьют в лицо, как предсказанье
Будущих падений и побед,
Где за шаг в стихию – наказанье,
За сопротивленье – лазарет.
Каждый как тетрадочное судно
В чутких воспитательских руках,
Всё же мы ныряем безрассудно,
Соль хлебая, презирая страх!
Скульптор Море с яростью пантеры
Лепит наши души и тела –
И плывем мы к горизонту веры,
Чтоб творить великие дела!
10. ода военному санаторию
Здесь детство – свод болезней и потерь,
Лечил физрук в просоленной купели.
Медсёстры колыбельными нас грели.
Шептала нежность нянь: «В себя поверь…»
Томился по кроватям пленный дух.
Военврачей рецепты – как картечи.
А у икон потрескивали свечи
В бараках богоизбранных старух –
Спасали поименно от смертей,
Неистово крестили на дорогу,
Чтоб совесть исповедовалась Богу,
А память сохраняла пыл затей…
В нас воспитатель вырастил запас
Святой мечты, терпенья, жажды жизни,
Любовь к литературе и Отчизне –
Как творчества изысканный экстаз!
11. медсестра таргая
Бредёшь тайгой, мороз ресницы метит,
От голода так хочется вздремнуть…
В кольчугах гипсовых кроваток дети
Встающим солнцем озаряют путь.
В смолистом храме благостно молиться:
Всех некрещёных и крещёных имена
Шептать и видеть ангельские лица,
Что обошла проклятая война.
Их увезли из Евпатории, от моря
В туберкулезную сибирскую пургу –
В который раз Россия, с рабством споря,
Шинель надела на беду врагу!
Войска ослабевают с каждым боем.
У тыла уменьшается паёк.
А сын чужой улыбкою настроен
На сытый день и стихотворный слог.
|
|
|
Не разрешают даже мимоходом
Дитя родное взглядом приласкать…
Воспетая страдальческим народом,
Для каждого Ты в лихолетье – Мать!
12. баллада об эрнсте шаталове
Прощай навек, возлюбленное море,
Здесь я от смерти был на волоске,
Но детский след оставил на песке,
С туберкулезным эгоизмом споря.
На слайдах памяти останутся навеки
В объятьях солнца закадычные друзья,
Что низвергали заповедь «нельзя»
Побегом из-под бдительной опеки!
Москва – большая коммунальная столица,
Где интонации соседей всё смелей
Ведут атаку на токкату костылей,
И философией никак не защититься.
Евпаторийский свет уныньем занавешен.
Чужих высот редакторский острог.
Вот распахну окно и подведу итог
Прицелами пустующих скворечен.
Застала мать не на самой попытке,
Лишь на желании… Заполонила злость:
«Мой сын – предатель! » – как вогнала гвоздь
В кипящий мозг, что хуже всякой пытки!
Я всех несчастней – это же неправда.
Могу читать любимого Спинозу,
Давать совет по важному вопросу,
Синоним находить, весной согреться завтра.
Мне триста лет по пережитой боли,
Четырнадцать – по меркам Казановы,
Дух дуализма, как венец терновый,
Мужского естества хранит пароли.
И на свидание спешащая девчонка
Не знает, сколько излучает света
В пространство убывающего лета,
О, как блаженна для меня её походка…
Жаль, что не доживу до свадьбы брата,
Племянникам не стану педагогом.
Прошу, стараться под любым предлогом
Влюбляться в жизнь до смертного заката!
13. Екатерине Васильевне Орловой
Увозит вдаль вагонов строй
Костыльный стук ученика,
Бредёт бессонницей домой,
Где ждут сомненья и тоска…
Театр восторженных детей
Не соберёт орлиный клич –
Как много праведных идей
Разбил советский паралич.
Красавец замполит-паук
Интригами и блудом жил…
Кустарник подхалимских рук
Её в учительской казнил!
Лукавых внуков диалог
Вовек не обелит позор –
Оскалу окаянных склок
Уже подписан приговор!
ПРОБЕЛ
Властей всесильный маховик
Всё так же разрушает смех.
С афиш девчонка-фронтовик
Пророчит завтрашний успех.
14. откровения
На тумбочках бутылки вместо свеч,
Дежурный врач, не стой при нас надзором,
Как всплеск волны хмельная наша речь,
Пусть мамочки поплачут нынче хором.
Со вздохом вспомнят, как в кошмарном сне,
Мужей спитых и малышей пропащих.
Пусть утопают в солнечном вине
Все катастрофы дней вчерашних...
Я расскажу им быль о маяке,
Который больше никому не служит,
И в уголке, сбиваясь на строке,
Допью стакан, доем нехитрый ужин.
|
|
|
К прибою детства молча поплетусь –
Его скупили люди побогаче.
Я – местный шут, но с этим примирюсь,
По Евпатории нежнейшим эхом плачу.
Хочу всегда, как дикий голубь, петь
О парусах седых в часы забвенья…
Бросаю в море, как обычно, медь –
Рубли опять ввели в употребленье.
15. ночное купание
От южных запахов беспечный
По санаторию бреду,
Врачует йодом ветер млечный,
Рыдает горлица в дуду.
Вдруг напрягаюсь вполнакала,
Расслышав лепет двух мамаш,
Усталости как ни бывало,
Отныне я – их бравый паж!
«Ах, вы купаться. Можно с вами? »
Улыбки их стучат в висок.
И вот под хрупкими ступнями
Уже колышется песок.
Под цокот млеющего сердца
Соблазна проступает след,
Я на топчан царём уселся
В амбре волнующих примет.
Не торопясь снимают платья
С фигур изысканно-стальных –
Как в час прибоя, в час зачатья
Волнуется фривольный стих.
«Мы без купальников обычно
Купаться любим по ночам.
И вам, бесспорно, неприлично
Глазеть на обнаженных дам».
«Но я поэт... » – «Да хоть художник.
Мы не русалок дух хмельной».
«Сейчас я – красоты заложник,
Вина и моря постовой! »
Переглянулись две улыбки,
Сложили руки за спиной,
Струною, лопнувшей на скрипке,
Слетели лифчики долой.
Волна любовного преданья
Накрыла с головой печаль,
И холмики для целованья
Взметнулись парусами вдаль...
Смех над прибоем серебрится,
Ликуют басом корабли,
Волна скрывает ягодицы
Как полушария земли.
Выходят на берег Венеры.
«Вода холодная? » – «О нет! » –
«Не принимаю я на веру
Скоропалительный ответ.
Лишь опасаясь простудиться,
Желаю знать наверняка,
Насколько холодна водица,
Могу ль коснуться вас слегка? »
Елена в полотенце тело
Укутала от лишних бед.
А Ира – «Коль такое дело,
Бездушно вам не дать ответ».
Как статуэтка, правым боком
Луну закрыла сгоряча,
И я, как будто ненароком,
Касаюсь влажного плеча,
Плыву от острова Лопатки
Всё ниже по спине-реке,
Играю взглядом с нею в прятки,
Трепещут мысли налегке...
Потом ласкало полотенце
Холмы колен, локтей, грудей,
Спешили платьица втереться
В доверие смешных теней…
16. в шторм
Властно волосы вьются велением вольного моря,
Их волнующий веер скрывает суровый вираж
Гулливеров-событий на фоне фантомного горя,
На поруки прибоя возьми бесприютный кураж.
Вновь поверю – сумею уйти от погони кручины
И в прогретом порыве вращаться моторным винтом,
Над грохочущей грязью воскреснуть
всесильным мужчиной,
Чтоб вальяжной походкой, как прежде,
идти напролом!
17. курортные романы
Приморье беременно сотнями тел,
Струится услада
До синих кругов, до заброшенных дел,
До грани распада.
Над пляжем повисли пивные пары –
Предвестники страсти,
Сердца в эпицентре масштабной игры –
Всё красть им...
От ставок взволнован заправский остряк –
Наверно, богатый?
Под вечер краснеет, как сваренный рак.
Глазенки – агаты.
В шашлычные джунгли кошачий прыжок –
Восторги, ужимки...
Вот первая взятка – заглотан крючок
Под изыски скрипки.
Потом разговор, как по маслу, пойдёт –
Стакан за стаканом…
Их плавно поднимет любви вертолёт –
Пружины дивана.
В семейных скорлупках лежат города.
От запаха сайки
Проказников милых везут поезда
На чёрствые пайки.
Вслед корчатся пляжи. Трезвеет волна.
Всё шутка.
Старушка в сторожке лишилась ума –
Ей жутко!
18. крымская элегия
Дожди с утра, дожди под вечер
Отплясывают степ на крыше,
За картами тускнеют речи
И никого уже не слышно.
Дожди изводят полуостров
Уже четвёртую неделю,
Вдогонку зною Богом послан
Потоп российскому Емеле.
Шторма без передышки спорят
С тяжёлой облачной грядою,
И море – чёрное от горя –
О пристань бьётся головою!
Наверно, алчность ветхих бабок,
Сдающих отдых лишь богатым,
Смела с небес полёты радуг –
Грядёт Господняя расплата!
Водянкою болеют пляжи
Златого тёплого покроя.
Но кто оглянется и скажет,
Где видели сегодня Ноя?
19. ностальгическая пастораль
Секрет души саднит серебряная боль
В разбитых зеркалах слюдистого асфальта,
Как хочется сыграть лирическую роль
Влюбленного в судьбу Жуана иль Тибальта.
Оставить снег с дождём и убежать тайком
На Караимскую, к татарам за шурпою,
Евпаторийский бриз волшебным колесом
Балуется, смеясь, с девической гурьбою!
20. Отроческая баллада
Вновь нахлынула в сердце нежность,
Стало радостно лютой зимой,
Примиражилась моря безбрежность,
Корпуса санатория МО.
Пирс ржавел неотплывшим буксиром,
Побиваемый дерзкой волной,
Обнимаясь с доверчивым миром,
Мы у моря гуляли весной.
Ты смеялась, играла глазами,
Я усердно тебя настигал,
Мы беспечно бросались словами,
Музыкально прибой грохотал!
И впервые далёкое – близко,
Чувство первое – киль кораблю,
В сердце зрела смешная записка:
«Я тебя бесконечно люблю…»
В море каждая капля из чуда –
Евин след сохранила вода.
Слайды памяти из ниоткуда
Чистоту не вернут никогда.
Не примерить наивных тринадцать –
Пусть другой обрывает газон.
Но в минуты, когда не подняться,
Наша тайна – целительный сон…
21. долгожданная встреча
Я дожил до тепла, как порой до любви доживают
И рифмуют её в честь забытых, высоких времён,
Или после больниц ломтик воздуха жадно глотают,
И в гостях у травы воскрешают несбывшийся сон.
Я до моря дожил – так на Родину птиц возвращает
Мозаичный прибой, исцеляющий нервных людей.
Ностальгический свет закатившимся детством сияет,
Виноградник судьбы будоражит вином новостей…
22. мёртвый сезон
За ночь облетело запахами лето.
Воздух превратился в соляной раствор.
Море на полгода в шторм переодето.
Гул базарный втиснут в тихий разговор.
Вечером безлюдным завывает ветер,
Где пансионаты, как декор в кино.
Окончанье мира кто сыграть наметил –
Докричаться чайкам к Богу не дано…
|
|
|
