 |
Глава I. Вводные положения. Недействительность 2 глава
|
|
|
|
В российской правовой науке это качество сделки было хорошо показано выдающимся юристом и философом права Н.Н. Алексеевым. "Существуют факты, содержанием которых является временное бытие, и факты, содержанием которых является смысл" <37>, - писал он. - В последних "лежат "основания обязательности" некоторого поведения... другими словами - разум, логос или смысл фактов" <38>. Именно эти факты, которые Н.Н. Алексеев называл нормативными, относя к их числу, в частности, обещание, договор, соглашение, учредительные акты и др., "по внутренней природе своей, по присущему им логосу обязывают к определенным действиям и требуют их" <39>. Напротив, содержание фактов "нормативно-безразличных" представлено лишь временным бытием, но не смыслом. Эти факты "не имеют логики, они идейно не связывают и не обязывают, но с ними просто считаются" <40>. Нормативно-безразличный факт может "только приниматься во внимание законом как фактор, с которым условно связывается установление прав и обязанностей" <41>.
--------------------------------
<37> Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб.: Лань, 1999 [по изд. 1924 г.]. С. 146.
<38> Там же. С. 149.
<39> Там же. С. 152.
<40> Там же. С. 178.
<41> Там же. С. 180.
Чтобы лучше понять эту классификацию, имеющую, как представляется, большое познавательное значение, необходимо принять во внимание две стороны любого сознательного действия: физическую и идеальную. Физическую (материальную) сторону составляет то или иное телодвижение (совокупность телодвижений), которое может быть воспринято окружающими посредством органов чувств (зрения, слуха и т.п.). Идеальная же сторона заключается в субъективном смысле, который действующее лицо связывает со своим действием <42>, стремится при помощи последнего выразить и передать. Этот смысл отличает действие человека от иных явлений природы. Он может состоять в идее, чувстве, эмоции, волевом решении, иных психических переживаниях, которые субъект выражает или стремится выразить при помощи действия. Восприятие субъективного смысла, в отличие от физической стороны действия, происходит не через органы чувств, а посредством умственной деятельности. Воспринять действие с этой, идеальной, стороны - значит не только его увидеть, услышать или иным образом "почувствовать", но и понять, интерпретировать, объяснить.
|
|
|
--------------------------------
<42> См.: Вебер М. Основные социологические понятия // Избранные произведения: Пер. с нем. М.: Прогресс, 1990. С. 602 и сл.
В зависимости от заключенного в действиях субъективного смысла различаются и сами действия. Прежде всего из их совокупности необходимо выделить так называемые социальные действия. Социальным является действие, которое "по предполагаемому действующим лицом... смыслу соотносится с действием других людей и ориентируется на него" <43>. Юридическая сделка, будучи субъективно рассчитана на поведение других лиц, с социологической точки зрения относится к социальным действиям.
--------------------------------
<43> Там же. С. 603.
Социальные действия, в свою очередь, можно подразделить на акты интеллектуального, чувственно-эмоционального и волевого взаимодействия <44>. В последнем случае "главным предметом взаимного обмена или "материей" взаимодействия служат волевые решения, передаваемые от одних к другим" <45>; "посредством их люди согласуют свое взаимное поведение и влияют друг на друга" <46>. Совершая сделку, лицо выражает таким образом свое волевое решение, имеющее правовую направленность, следовательно, по заключенному в ней субъективному смыслу сделка является актом волевого взаимодействия.
|
|
|
--------------------------------
<44> См.: Сорокин П.А. Система социологии. Т. 1. Социальная аналитика: Учение о строении простейшего (родового) социального явления. М.: Наука, 1993. С. 288 - 294; Он же. Общедоступный учебник социологии. Статьи разных лет. М.: Наука, 1994. С. 25 и сл.
<45> Сорокин П.А. Система социологии. Т. 1. С. 291.
<46> Сорокин П.А. Общедоступный учебник социологии. С. 163.
Понятие актов волевого взаимодействия (или актов воли), в юриспруденции именуемых также волеизъявлениями, не следует отождествлять с понятием волевых актов, которое значительно шире. Оно включает всякое сознательное действие, поскольку его совершение есть волевой процесс. Однако далеко не каждый волевой акт выражает именно волевое решение (желание, повеление, запрет и т.п.), он может выражать и иные психические переживания, например идеи, чувства (в этих случаях он должен рассматриваться соответственно как акт интеллектуального или чувственно-эмоционального, но не волевого взаимодействия), а может и вовсе не быть средством социального общения (т.е. не являться социальным действием). Рассматриваемый признак, очевидно, отсутствует - по крайней мере при нормальном развитии отношений - в большинстве действий, не являющихся сделками <47>. Так, ни автор, создающий произведение, ни должник, признающий долг, не заявляют прямо о своем желании достичь того правового результата, который связывает с его действием позитивное право, т.е. возникновения авторского права или перерыва исковой давности, и такую направленность их воли, хотя бы она и имела место в действительности, нельзя вывести из совершаемых ими действий даже косвенно. С другой стороны, оба действия являются, безусловно, результатом волевого процесса, а следовательно, волевыми действиями <48>. Таким образом, несмотря на то, что элемент воли присутствует в любом волевом акте, его функции различны. Лишь в волеизъявлениях он составляет самое содержание акта, который выступает при этом его носителем, в остальных же волевых действиях служит лишь предпосылкой их совершения, характеризуя степень их добровольности, спонтанности, сами же эти действия являются средствами выражения (носителями) иных психических переживаний <49>.
|
|
|
--------------------------------
<47> Напротив, согласно Манигку (Manigk A. Op. cit. S. 362 ff.), этот признак не всегда присутствует и в сделках, в зависимости от чего среди последних выделяются собственно волеизъявления (Willenserkldrung) и так называемые волевые сделки (Willensgeschdft), в которых "поведение действующего лица является доказательством, но не изъявлением воли" (Ibid. S. 364) (например, при фактическом принятии наследства). К волевым сделкам, которые в соответствии с приведенной выше классификацией следовало бы отнести к категории волевых актов, в полной мере применяются, по мнению автора, нормы о недействительности сделок (S. 454 - 460). Подобная концепция, по крайней мере в ее применении к российскому праву, представляется, однако, спорной.
<48> Тот факт, что произведение может быть создано и недееспособным, отнюдь не опровергает утверждения о волевом характере соответствующих действий.
<49> Данное различие весьма точно подчеркивал в середине прошлого века видный итальянский цивилист Сальваторе Пульятти: "О волевом акте говорится, когда волевое решение субъекта принято как предпосылка данного акта, как элемент, не относящийся к его структурной основе; акт воли, напротив, имеет место, когда волевое решение само по себе составляет главную структурную основу акта" (Pugliatti S. I fatti giuridici / Revisione e aggiornamento di A. Falzea, con prefazione di N. Irti. Milano, 1996. P. 55. См. также p. 4 s.).
В чем же заключается волевое решение, образующее содержание сделки и составляющее ее субъективный правовой смысл? При совершении сделки лица (стороны) придают различным фактам реальности - своим действиям, действиям третьих лиц, событиям (например, течению времени) - определенное юридическое значение (совокупность значений), которому соглашаются подчиняться. Таким образом, благодаря своей идеальной стороне сделка обладает особым смыслообразующим свойством: она приписывает явлениям реальной действительности чуждые их "фактичности" юридико-смысловые значения, устанавливает логические связи между ними. Эти правовые значения, атрибуируемые эмпирическим фактам волей человека и превращающие их в факты юридические, составляют содержание всякого правового акта <50>, одинаково характерное как для закона, так и для гражданско-правовой сделки, хотя и имеющее в первом и во втором случае различный масштаб <51>.
|
|
|
--------------------------------
<50> Это не противоречит общеизвестному положению, что содержание сделки (в том числе договора) составляет ее условия. Совокупность последних и является той системой юридических значений, в которой объективирован правовой смысл действия.
<51> Ср.: Manigk A. Op. cit. S. 84: "Фактические составы источников права отличаются от других юридических составов... существенно тем, что они в состоянии самостоятельно... определять правовые последствия по содержанию... Все источники права являются волеизъявлениями, так как представляют собой внешнее выражение стремления к правовым последствиям" (Rechtsfolgebegehrungen). Частная автономия, выражающаяся в совершении сделки, "выполняет функцию источника права тем, что она в нормированном объеме уполномочена (законом. - Д.Т.) на правоустановление" (Ibid. S. 85).
Как уже, однако, было отмечено, по верному наблюдению "объективных" теорий, одной субъективной направленности воли на достижение правового эффекта недостаточно для идентификации действия в качестве сделки. Совершая сделку, лицо не просто заявляет о желании достичь того или иного правового результата, т.е. не просто сообщает другим о своем волевом решении, но и положительно устанавливает средство для достижения данного результата. Это средство именуется по-разному: упорядоченностью или регламентом (саморегламентацией) интересов <52>, программой <53>, идеально-нормативным порядком <54> и т.п. За многообразием терминов скрывается, впрочем, одна и та же суть: выраженное при помощи сделки и составляющее ее содержание волевое решение не только субъективно несет определенный правовой смысл, но и является благодаря последнему источником права <55>, устанавливая объективированную вовне систему смысловых юридических значений и зависимостей, или, согласно Н.Н. Алексееву, некоторый связующий "идеально-нормативный порядок". В этой смыслообразующей функции состоит, как представляется, правовая сущность и социальная ценность сделки, в ней находят свое выражение основополагающие гражданско-правовые начала - автономия воли и свобода договора, и, собственно, ее имел в виду французский законодатель, провозглашая в art. 1134 Code Napoleon, что "соглашения, законно заключенные, занимают место закона для тех, кто их заключил".
|
|
|
--------------------------------
<52> См.: Betti E. Negozio giuridico. § 4. P. 210.
<53> См.: Pugliatti S. Op. cit. P. 4.
<54> См.: Алексеев Н.Н. Указ. соч. С. 178.
<55> См.: Manigk A. Op. cit. S. 87, 91.
Сказанное объясняет, почему Н.Н. Алексеев называл факты, несущие в себе правовой смысл, нормативными. В отличие от нормативно-безразличных, нормативные факты "создают... некоторый идеально-нормативный порядок отношений в пределах данной системы положительного права. Область нормативных фактов и их последствий есть область правового логоса" <56>. Напротив, нормативно-безразличные факты не обладают указанной функцией и не в состоянии сами устанавливать права и обязанности. Они лишь принимаются во внимание правопорядком как необходимые условия, факторы наступления правовых последствий, а значит, только опосредствуют правоотношения, действительным источником которых являются нормы позитивного права. Именно последние, определяя, что при известных условиях возникнут, изменятся либо прекратятся те или иные субъективные права и обязанности, тем самым придают эмпирическим фактам (их совокупности) определенное правовое значение. "Об этом фактическом составе говорят, будто он производит, уничтожает, изменяет право; подлинно действующим является опирающееся на этот фактический состав изречение правопорядка" <57>, - подчеркивал Виндшейд. Так, совершая юридический поступок или правонарушение, действующее лицо, независимо от того, какие цели оно при этом преследует, не может изменить то объективное правовое значение своего действия, которое ему приписывает закон.
--------------------------------
<56> Алексеев Н.Н. Указ. соч. С. 178.
<57> Windscheid B. Op. cit. § 63. S. 176. Ср.: Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 632: "Поэтому, когда говорят, что юридические факты производят, изменяют или прекращают юридические последствия, то выражаются неточно даже на образном языке: творящая юридические последствия сила лежит не в фактах, а в определениях объективного права".
Понятие сделки как нормативного факта не получило признания в отечественной теории права, которая рассматривает в качестве "нормативных" лишь акты, устанавливающие общие правила (нормы) поведения, противопоставляя им акты индивидуальные <58>. Однако суть нормативности, думается, заключается все же не в степени общности правила поведения, а в самом этом правиле и его обязательности <59>. Как можно видеть, разногласие между теми, кто усматривает в сделке нормативный факт, источник права, и теми, кто отрицает за ней эту природу, далеко не исчерпывается проблемой терминологии. Оно проявляется не только в вопросе о том, что следует понимать под правовой нормой - любое ли предписание некоторого обязательного поведения (и тогда сделка должна рассматриваться как нормативный факт) или же лишь такое предписание, которое имеет более или менее общий, абстрактный характер (и тогда сделка, будучи актом индивидуальным и конкретным, не может устанавливать правовых норм). Более важным пунктом расхождения является вопрос о соотношении сделки с иными юридическими фактами (юридическими поступками, правонарушениями, событиями), ибо те, кто отрицает за сделкой характер нормативности, неизбежно уподобляют ее, с точки зрения ее функции в механизме правового регулирования, "чистым" юридическим фактам, не несущим в себе правового смысла (изложенная выше теория "срабатывания") <60>.
--------------------------------
<58> См., напр.: Магазинер Я.М. Общая теория права на основе советского законодательства // Избранные труды по общей теории права / Отв. ред. А.К. Кравцов. СПб.: Юридический центр Пресс, 2006 [по рукописи 1925 г.]. С. 131; Агарков М.М. Указ. соч. С. 44 и сл.; Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 19; Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву. Л., 1955. С. 78 и сл.; Краснояружский С.Г. Индивидуальное правовое регулирование (общетеоретический аспект) // ГП. 1993. N 7. С. 130, 134; Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия: Опыт комплексного исследования. М.: Статут, 1999. С. 32 и сл., 60, 257 - 263. Имеются, однако, и исключения из этого господствующего взгляда на понятие нормативности, представляющего, согласно Н.Н. Алексееву, концепцию "монополизированного нормотворчества". Так, по мнению Т.В. Кашаниной, сделка как таковая, независимо от закона, обладает "нормативной силой": "в процессе заключения договоров создаются правовые нормы, но нормы индивидуальные, т.е. рассчитанные на конкретных и точно определенных индивидов, или "микронормы" (Кашанина Т.В. Корпоративное право (Право хозяйственных товариществ и обществ). М.: Норма; Инфра-М, 1999. С. 543, 220, 224; Она же. Индивидуальное регулирование в правовой сфере // ГП. 1992. N 1. С. 125).
<59> Мы не останавливаемся здесь подробно на вопросе о том, является ли сделка как нормативный факт лишь низшим звеном в системе источников права, иерархически подчиненным законодательным нормам и производным от них (учение представителей так называемой венской школы - Ганса Кельзена, Адольфа Юлиуса Меркля, Фрица Шрайера), или же она представляет собой источник права, независимый от системы источников, исходящих от государства (так называемые социологические учения Ойгена Эрлиха, Людвига Райзера) (краткий обзор зарубежных доктрин, рассматривающих сделку в качестве нормативного факта, см.: Агарков М.М. Указ. соч. С. 44 и сл.). К первому направлению примыкают, по всей видимости, излагаемые в настоящем параграфе воззрения Манигка. Второй точки зрения в отечественной науке придерживался, например, Н.Н. Алексеев, рассматривавший сделку как самостоятельный и совершенно независимый нормативный источник, стоящий в одном ряду с законом, обычаем и прецедентом (см.: Алексеев Н.Н. Указ. соч. С. 164 и сл., 169). "С точки зрения эйдетической, - подчеркивал автор, - одинаково нужно признать нормоустановительными фактами и акты государственной воли, и акты, вытекающие из воли отдельных лиц, как-то: обещания, соглашения и пр." (Там же. С. 164). В отличие же от психологической теории права Л.И. Петражицкого, Н.Н. Алексеев исходил из того, что "свойство нормативности есть объективное свойство некоторых фактов, а не каприз человеческой психологии..." (Там же. С. 151).
<60> В отечественной литературе см., напр., выше, сн. 27.
Иногда такое уподобление приводит к противоречию. Так, отграничивая сделку от нормативного акта по традиционным критериям "общности/индивидуальности" и "абстрактности/конкретности", М.М. Агарков указывал следующее: "Нормы права формулируют общее правило. Акт, создающий норму права, является нормативным актом. Юридический факт влечет за собой возникновение, изменение или прекращение конкретного правоотношения. Юридический факт является в силу нормы права необходимым условием возникновения, изменения и прекращения правоотношения" <61>. Однако далее автор совершенно справедливо констатировал наличие сделки "не только тогда, когда стороны выразили свою волю непосредственно произвести этот эффект, но и тогда, когда они выразили волю, направленную на определение тех условий, от которых будет зависеть наступление эффекта". В качестве примера он приводил соглашение о форме будущего договора, которое "само по себе взятое не порождает, не прекращает и не изменяет правоотношений. Но если стороны в дальнейшем заключат договор, к которому относится соглашение о форме, то такой договор породит обязательство лишь при условии совершения его в предусмотренной форме" <62>. Это правильное наблюдение подтверждает, однако, причем в наиболее чистом виде, нормативную природу сделки: соглашение о форме будущего договора (равно как и некоторые другие соглашения, например о неустойке, о порядке разрешения споров и др.) устанавливает между сторонами лишь порядок, регламент их отношений, не порождая субъективных прав и обязанностей и не выступая необходимым условием их возникновения, а значит, если исходить из приведенного М.М. Агарковым классического определения, юридическим фактом не является. Это - яркий пример, когда сделка выполняет исключительно нормативную, а не юридико-фактическую функцию, утрачивая в подобных случаях всякое сходство с юридическими фактами, не несущими в себе правового смысла.
--------------------------------
<61> См.: Агарков М.М. Указ. соч. С. 46. Кроме того, отграничивая сделку как юридический факт от нормативного акта, М.М. Агарков отмечал в качестве особенности правовой нормы то, что она "не только обязывает, но и предоставляет. Она обязывает одну сторону и предоставляет другой право требовать выполнение обязанности от первой (субъективное право)" (Там же. С. 45). Это само по себе верное положение не может, однако, служить для отграничения сделки от нормативного акта, ибо сделка тоже устанавливает не только обязанности, но и корреспондирующие с ними субъективные права. Трудно согласиться и с утверждением автора о том, что вследствие признания сделки нормативным фактом "содержание правовых норм как бы выпадает из поля зрения правоведения" и отрицается само "понятие субъективного права" (Там же. С. 46).
<62> Там же. С. 50.
Рассматриваемой особенностью содержания юридической сделки обусловлена и особая форма ее правовой оценки, т.е. возможность ее квалификации как действительной или недействительной <63>, ибо в соответствии со сложившимися нормами юридического языка подобным образом может быть оценен только правовой смысл действия. О фактах, не являющихся сделками, т.е. не несущих в себе правового смысла, - событиях, правонарушениях, юридических поступках <64> - не принято говорить, что они действительны или недействительны: о них лишь говорят, что либо они есть, либо их нет <65>. Это связано с тем, что сделку принято идентифицировать с выраженным в ней волевым решением юридической направленности, составляющим ее правовой смысл. Если такое решение есть, то имеет место и сделка (как эмпирический факт <66>), которая, однако, может достигать или не достигать того правового результата, на который направлена, и тогда говорят соответственно о ее действительности или недействительности.
--------------------------------
<63> См. также след. параграф. Добавлю, что этим же обусловлена возможность квалификации сделки, в отличие от других видов юридических фактов, не несущих в себе правового смысла, как порочной (о соотношении категорий недействительности и порочности см. гл. III настоящей книги).
<64> Что же касается субъективного смысла вообще (т.е. не обязательно правового), то он в этих фактах либо совсем отсутствует (таковы природные явления - события), либо безразличен для права (таковы многие юридические поступки), либо, имея, возможно, определенное юридическое значение, не является все же правовым (таковы правонарушения, субъективный смысл которых, если он и имеет место, может характеризовать лишь степень вины, цели и мотивы, относиться, следовательно, к субъективной стороне деяния и влиять на его правовую квалификацию). Впрочем, вопрос о наличии и роли правового смысла в различных действиях нуждается в специальном анализе. Думается, в частности, что вследствие уже отмеченной (см.: выше, сн. 5) неопределенности и условности категории юридического поступка (объединяемые ею действия имеют столь же мало общего между собой, сколько и с юридическими актами, которым они противопоставляются) к включаемым в эту категорию действиям подход должен быть дифференцированным. Например, такое правомерное действие, как признание долга, не является сделкой, и поэтому не остается иного, как отнести его к разнородной по содержанию группе юридических поступков. В то же время этим действием выражается определенный правовой смысл, который, в отличие от правового смысла сделки, состоит не в волевом решении, а в признании. Признание же может быть лишь осознанным, что вытекает из самого его понятия. Однако, в отличие от сделки, сознанием здесь должны охватываться не правовые последствия признания, а само существование долга. Поэтому, например, "признание" долга душевнобольным не может рассматриваться как юридически действительное, однако не по причине недееспособности признающего, как следовало бы из концепций юридических поступков М.М. Агаркова и О.А. Красавчикова (см.: выше, сн. 5), а вследствие непонимания им в должной мере значения своих действий (см.: также ниже, § 38, в конце). Нуждается, однако, в исследовании вопрос о том, оправдано ли использование при характеристике таких действий категории действительности и недействительности.
<65> Ср.: Talamanca M. Inesistenza, nullita ed inefficacia dei negozi giuridici nell'esperienza romana // BIDR. Vol. CI - CII (1998 - 1999). 2005. P. 5, nt. 19 (в русском переводе: Таламанка М. Несуществование, ничтожность и недействительность юридических сделок в римском праве // ЦивИс. Вып. III [2006]. М.: Статут, 2007. С. 14, сн. 19): "К предикации существования/ несуществования... обращаются, когда речь идет о юридических фактах в узком смысле. Это вызвано... тем обстоятельством, что даже тогда, когда они являются сложными, для обозначения существования фактического субстрата, явно или неявно предусмотренного нормой, определяющей юридический факт в узком смысле, в общем не используется - и, впрочем, этого очень часто не позволяла бы структура языка - в качестве синтетического наименования название той фигуры, которую такой субстрат должен был бы выполнять... А, впрочем, если бы это, возможно, и произошло и пожелали бы действовать способом, аналогичным тому, что обычно применяется в отношении юридических сделок, то пришли бы к созданию выражений, которые вошли бы в противоречие с нашей укоренившейся чувствительностью в области юридического языка, ибо никто никогда не сказал бы, что наводнение (исторический факт) является недействительным, потому что не выполняет [состава] наводнения (юридического факта). Среди самих юридических действий, с другой стороны, предикация действительности/недействительности оказывается, на наш взгляд, невозможной в отношении действий неправомерных: убийство существует или не существует; оно не является действительным или недействительным".
<66> Данное обстоятельство необходимо иметь в виду при решении проблемы соотношения недействительности и несуществования (подробно об этом см. гл. II настоящей книги).
Это принципиальное различие в правовой оценке сделок и иных фактических составов было в свое время убедительно показано Манигком. "...Должно бросаться в глаза, - отмечал он, - внешнее отличие (законодательного. - Д.Т.) подхода, которое имеет место лишь при регулировании сделочных фактических составов. Закон нормирует ничтожность только применительно к сделкам. Лишь по отношению к сделке возможен и необходим легальный вердикт ничтожности, оспоримости или подобного рода порочности...". "Все другие фактические составы закон самостоятельно прописывает в полном объеме" <67>, так что "фактический состав, который не соответствует законодательному регулированию, не имеет и эффекта. Напротив... закон никогда не содержит целого фактического состава сделки, если он вообще его регулирует. Поскольку закон дает полномочие частной автономии в принципе или в соответствии с отдельными нормами, сделочные фактические составы имеют существенно отличную правовую природу. Они становятся источниками права, поскольку они устанавливают действительные для всех правоположения. Тем, что закон нормирует ничтожность сделок, он нормирует одновременно условия управомочия частной автономии"; устанавливая ничтожность сделки по тому или иному основанию, "он занимает отрицательную позицию против воплощенной в фактическом составе сделки частной воли: "Я не хочу того, что хотите вы". В фактических составах, не являющихся сделками, "это не принимается во внимание, поскольку они... исчерпывающе урегулированы законом, и законодатель то, что он должен утвердить в целом, может не отрицать in concreto. Существуют ничтожные договоры купли-продажи и найма, но не ничтожные деликты, ничтожные переработки, ведение чужих дел без поручения и т.д." <68>. Вообще все источники права, включая сделки, акты правосудия и управления, "допускают толкование и подчиняются условиям действительности" <69>.
--------------------------------
<67> Manigk A. Op. cit. S. 90.
<68> Ibid. S. 91.
<69> Ibid. S. 84 f.
§ 3. Недействительность и противоправность
Согласно распространенному в отечественной цивилистике, уже изложенному выше взгляду <70>, недействительные сделки представляют собой противоправные действия (правонарушения). Соответствует ли этот взгляд действительному положению дел? Ответ на данный вопрос зависит от того или иного понимания противоправности и ее соотношения с недействительностью.
--------------------------------
<70> См.: § 1.
В категориях правомерности и неправомерности (противоправности) выражается, как известно, правовая оценка действия на предмет его соответствия юридическим нормам. Противоправное действие им не соответствует, и такое несоответствие проявляется в нарушении установленных ими запретов или несоблюдении содержащихся в них предписаний, чем нарушаются субъективные права частных лиц либо публичный интерес и причиняется тем самым вред соответствующим общественным отношениям.
Чаще всего этот вред возникает вследствие тех или иных производимых действием изменений в материальном, физическом мире, оказывать воздействие на который человек в состоянии, разумеется, только физически, а следовательно, лишь физической стороной своего действия, поскольку только она может вызывать указанные последствия, причинно обусловливая их. Однако общественные отношения могут претерпевать ущерб не только вследствие материального воздействия на физические предметы. Такие, например, действия, как оскорбление, клевета, призывы, направленные на разжигание национальной или религиозной розни, и т.п., никаких изменений в материальном мире непосредственно не производят. Они социально опасны и наносят вред общественным отношениям своей идеальной, а не физической стороной, т.е. выраженным в них смыслом. Поскольку же последний нематериален, не имеет длительности и протяженности в пространстве, то наступающие вредные последствия находятся с ним не в причинной, а в идеальной связи, в отношениях не каузальной, а скорее мотивационной зависимости <71>. Таким образом, вред общественным отношениям может быть вызван как физической, так и идеальной стороной действия. Необходимо, однако, выяснить, насколько этот вывод применим к недействительным сделкам.
|
|
|
