 |
Глава I. Вводные положения. Недействительность 6 глава
|
|
|
|
<176> См.: Carnelutti F. Op. et loc. cit.
<177> См. ниже, § 10.
Резюмируя предшествующее развитие учения о несуществовании юридических актов, Ренато Сконьямильо (1950 г.) так характеризовал дискуссию, которая велась о месте категории несуществования в системе правовых понятий: "...С одной стороны, несуществование вновь выталкивается в сферу фактической реальности, иррелевантной для права (концепция, изложенная выше. - Д.Т.); с другой - рассматривается... как юридическое понятие с сомнением, впрочем, относительно его автономии" <178> (концепция, которая будет рассмотрена ниже. - Д.Т.). В противоположность обоим этим решениям, им критикуемым, Сконьямильо предложил свое собственное, базирующееся на методе, коренным образом отличающемся от формально-юридического.
--------------------------------
<178> Scognamiglio R. Op. cit. P. 330. Ср.: Sacco R. Le invalidita. P. 479 (о ничтожности): "В области общей теории ничтожность с трудом находит свое собственное место. <...> Если нужно определить место ничтожности, то она накладывается на идею несуществования или выталкивается к краю, где действуют доюридические или метаюридические оценки". Несмотря на то, что один автор говорит о несуществовании, а другой - о ничтожности, смысл высказывания один: обе категории стремятся наложиться друг на друга, так что одна из них неизбежно вытесняется из сферы права.
Отправляясь от пречеттивной теории Эмилио Бетти <179> и развивая ее, данный метод ставит изучение сделки на уровне социальной реальности впереди ее изучения на уровне юридическом. Главная его идея, широко воспринятая впоследствии доктриной <180>, состоит в разрыве с традиционным подходом, согласно которому сделка мыслится в качестве обыкновенного фактического состава с конечными правовыми последствиями, не отличающегося в этом смысле от иных юридических фактов, т.е. происходящего из совокупности реквизитов, существенных элементов, предусмотренных позитивным правом "под страхом ничтожности". Согласно традиционному подходу, единственная проблема квалификации юридических фактов, в том числе юридической сделки, заключается в удостоверении, выполнена ли или нет законная схема, т.е. соблюдены ли все реквизиты, предусмотренные законом для данного фактического состава. Если ответ положителен, юридический факт, в том числе сделка, существует и производит свои последствия, в противном случае за ним нельзя признать юридического существования.
|
|
|
--------------------------------
<179> См.: Betti E. Teoria generale del negozio giuridico. P. 39 ss.
<180> См.: Ascarelli T. Op. cit. P. 61 ss.; Tondo S. Op. cit. P. 996 ss.; Tommasini R. Op. cit., passim, особ. p. 871; Bianca C.M. Op. cit. P. 578 ss.; Scalisi V. Op. cit. P. 201 - 217.
Напротив, в соответствии с новым подходом сделка - совершенно особый фактический состав: в отличие от других юридических фактов, она представляет прежде всего программу, объективную регламентацию интересов, и поэтому диктует иные, специфические критерии своей оценки. Для констатации существования сделки критерий ее оценки должен быть смещен с выполнения законной схемы на соответствие конкретного фактического состава самому понятию сделки. Данное понятие, которое необходимо отличать от валидности <181> сделки в смысле ее соответствия законной схеме, т.е. от ее юридической трактовки, выводится в свою очередь посредством "типологической реконструкции социальной реальности". Существование или несуществование юридической сделки зависит, таким образом, от того, соответствует ли или нет анализируемый фактический состав ее понятию <182>. В первом случае сделка существует юридически, независимо от ее валидности, во втором же она имеет лишь чисто материальное существование и не существует для права. Только в первом случае, т.е. когда удостоверено юридическое существование сделки, допустима последующая оценка этой сделки с точки зрения ее валидности, которая должна производиться путем исследования ее правового регулирования. Ничтожная сделка, в отличие от несуществующей, юридически существует, несмотря на ее неспособность производить свои основные и типичные последствия.
|
|
|
--------------------------------
<181> Validita, юридический термин, аналогичный немецкому Gultigkeit, который может быть переведен на русский язык лишь описательно, как отсутствие в акте пороков и связанная с этим его способность производить юридический эффект окончательно и бесповоротно, т.е. как противоположность термину "порочность" (подробнее см. § 15, особенно сн. 15).
<182> См.: Scognamiglio R. Op. cit. P. 337: "Сделка существует, поскольку выполняется ее юридическое понятие, гипотезированное правопорядком".
Итак, согласно рассматриваемой концепции, ничтожность логически требует существования: "только существующая сделка может быть ничтожной", ибо "ничтожность составляет предикат сделки" <183>. Как нормы, регулирующие сделку в позитивном смысле, так и нормы, устанавливающие ее недействительность, "предполагают понятие сделки как феноменологически существующее", содержание которого должно улавливаться "в плоскости социальной реальности" "в качестве авторегламента интересов" <184>. Из этого с последовательностью вытекает, что ничтожная сделка, будучи существующей, а значит, релевантной для права, способна производить правовые последствия, хотя бы и отличные от тех, на которые направлена, и подлежит, хотя и в исключительных случаях, исцелению. Напротив, с несуществующей сделкой не может быть связано никаких правовых последствий, даже косвенно, и никакой инструмент исцеления здесь неприменим <185>.
--------------------------------
<183> Ibidem.
<184> Tondo S. Op. cit. P. 997.
<185> См.: Tommasini R. Op. cit. P. 872.
Нельзя не заметить, что сходные в общем-то взгляды на соотношение недействительной сделки и сделки несуществующей высказываются и в отечественной доктрине теми авторами, которые поддерживают данное разграничение, что делает своевременным и полезным более детальное изучение изложенной концепции.
|
|
|
Эта концепция вызывает ряд возражений, которые можно сгруппировать вокруг трех основных вопросов: (1) допустимо ли "социальное" понятие сделки, как и вообще "социальные" понятия в праве? (2) как определить это понятие? (3) в чем конкретно состоят правовые последствия, связываемые с недействительной, но существующей сделкой, в чем, иными словами, заключается юридическая релевантность последней? Анализу этих вопросов посвящены три следующих параграфа книги.
§ 7. Проблема допустимости "социального" понятия сделки
Смещение критерия юридического существования на уровень социальной реальности, производимое в соответствии с изложенной теорией, и происходящий из этого разрыв между понятием сделки и ее юридической трактовкой представляются достаточно проблематичными. Конечно, полезность изучения сделки в социальной плоскости неоспорима, такая методология не может не обогатить теорию права, но это не означает, что понятие самой сделки должно выводиться за пределами закона. На это обращают особое внимание те авторы, которые связывают существование сделки с выполнением конкретной легальной схемы (гипотезы). Упрекая сторонников разграничения в том, что они не учитывают функцию правовой нормы, они напоминают, что социальное, или социологическое, понятие сделки индифферентно к ее регулированию, а понятие юридическое, напротив, - нет, поскольку само вытекает из этого регулирования, и что "социальная типология" не интересна праву до тех пор, пока социальный тип не воспринят правовой нормой, гипотезу которой он составляет, т.е. до тех пор, пока "социальная типология" не становится "типологией юридической" <186>. Действительно, "если верно, - пишет Феррари, - что сделка является фигурой, извлеченной из типологии социальной реальности, в том смысле, что в ней она берет свое происхождение, так же верно, что, воспринятая в юридических схемах, она становится правовой сущностью, а потому исследование ее существования должно проводиться лишь в связи с этими схемами" <187>.
|
|
|
--------------------------------
<186> См.: Carnelutti F. Op. cit. P. 209 s.
<187> Ferrari S. Op. cit. P. 519.
Здесь уместно рассмотреть аргументы, сформулированные Туллио Аскарелли - одним из сторонников анализируемой концепции. Они представляются заслуживающими особого внимания, поскольку дают наиболее развернутое и последовательное обоснование идеи "социального" понятия сделки, в связи с чем позволю себе достаточно обширное цитирование.
Согласно Аскарелли, две концепции - валидности/ничтожности и существования/несуществования - являются не только различными, но разнородными, и их разнородность соответствует общему различию между:
a) regulae iuris <188>, обобщающими нормативное регулирование, применимое в связи с наличием определенного фактического состава, и
--------------------------------
<188> Regulae iuris (лат.) - юридические правила, нормы.
b) категориями, относящимися к различным фактическим составам или их элементам. Они могут иметь отношение либо непосредственно к реальности физической, психологической, экономической и т.д. (например, "смерть", "человек", "вещь") либо к феноменам, предполагающим в свою очередь нормативное регулирование (например, "домашний акт", "нотариальный акт").
Если первые обобщают нормативное регулирование, то вторые относятся к предпосылкам применимости этого регулирования, а следовательно, к "типологической реконструкции реальности", выступающей объектом последнего. Именно "в эту вторую категорию входят понятия существования или несуществования, в действительности представляющие собой не что иное, как общую квалификацию, утвердительную или отрицательную, всякого фактического состава или его элементов" <189>. Напротив, "говоря о ничтожности, мы имеем в виду санкцию, установленную нормой в отношении фактического состава, который, чтобы он мог подпадать под санкцию этой нормы, предполагается, таким образом, существующим. Следовательно, говоря о существовании или несуществовании, мы имеем в виду наличие или отсутствие того фактического состава (или тех его свойств), которые предусматривает норма, в то время как говоря о ничтожности, мы имеем в виду санкцию, установленную нормой при существовании или несуществовании определенных свойств фактического состава" <190>.
--------------------------------
<189> Ascarelli T. Op. cit. P. 64.
<190> Ibid. P. 62.
Итак, процесс квалификации акта в соответствии с правовой нормой, устанавливающей недействительность, происходит, согласно Аскарелли, по следующей схеме: "Чтобы установить существование или несуществование, мы обращаемся к норме для определения... фактического состава, который она предусматривает, фактического состава, наличие которого, так же как и наличие его характеристик, мы должны будем затем констатировать в конкретном случае; задаваясь вопросом, является ли акт валидным или ничтожным, мы уже установили наличие (или отсутствие) в конкретном случае фактического состава или его характеристик, мы исчерпали уже, следовательно, первое исследование, и тогда вновь обращаемся к норме, чтобы узнать, имеются ли и какие правовые последствия установленного фактического состава при установленных характеристиках... Говоря о ничтожности, мы имеем в виду, следовательно, регулирование последствий фактического состава; говоря о существовании или несуществовании - наличие или отсутствие фактического состава или определенного элемента". "Нет, следовательно, при отграничении ничтожности от несуществования никакого забвения нормы... - заключает Аскарелли, - есть лишь незабвение того наблюдения, что всякая норма применяется только при установлении определенных предпосылок и что эти предпосылки относятся к реальности, так что их идентификация дает начало определенной типологии реальности, т.е. упорядочению реальности по типам" <191>.
|
|
|
--------------------------------
<191> Ibid. P. 63 s.
Иными словами, несуществование и ничтожность соответствуют, согласно этому объяснению, двум структурным элементам нормы: абстрактному фактическому составу, или гипотезе, указывающему факт (сделку) и его характеристики, и предписанию, устанавливающему последствия наличия или отсутствия этих характеристик, в том числе санкцию ничтожности.
На первый взгляд такая конструкция может показаться логически безупречной, однако это только на первый взгляд. Прежде всего представляется искусственным производимое автором разделение между самим конкретным фактическим составом и его характеристиками. Аскарелли приводит следующий пример: "Когда ст. 1350 Гражд. код. объявляет, что должна совершаться в нотариальной или простой письменной форме купля-продажа недвижимости, она, очевидно, предполагает понятие купли-продажи недвижимости, затем характеризуемое наличием или отсутствием нотариальной или простой письменной формы", отсутствие которой влечет последствие ничтожности <192>.
--------------------------------
<192> Ibid. P. 63.
В этом рассуждении упускается из виду, что язык, используемый законодателем, далеко не всегда полностью адекватен существу правовых явлений, которые им описываются. Одна и та же, в сущности, идея может быть выражена в законодательном тексте различными способами. Так, например, формулы, предписывающие определенную форму совершения сделок, такие, как: "Должны совершаться в простой письменной форме..." (п. 1 ст. 161 ГК); "Нотариальное удостоверение сделок обязательно:..." (п. 2 ст. 163 ГК); "Должны совершаться в нотариальной или простой письменной форме под страхом ничтожности:..." (art. 1350 c.c.), - могли бы быть заменены без какого-либо ущерба их смыслу такой фразой: "Форма следующих актов является нотариальной или простой письменной:..." - без указания, следовательно, на долженствование или обязательность. При этом ни в одной из формулировок речь не идет о каком-то акте как автономном явлении, абстрагированном от его формы, учитывая, что форма является атрибутом, имманентным любому явлению, и как таковая неотделима от своего содержания. Кроме того, отделение объекта от его характеристик было бы логически невозможно также и потому, что во всяком случае невозможно определить, какие именно характеристики являются необходимыми (существенными или конститутивными) для самой идентификации объекта, а какие, будучи второстепенными, необходимы, если речь идет об акте, только для определения его валидности.
Затем, даже если понимать выражения законодательного текста буквально, в цитированной выше формуле art. 1350 c.c. под гипотезой следовало бы понимать указание на наличие одного из актов, перечисленных в указанной статье, под диспозицией (предписанием) - установление "обязанности" облечь его в предписанную форму ("должны совершаться в...") и, наконец, под санкцией - указание на его ничтожность в случае несоблюдения этой формы (ср. буквальное выражение "под страхом ничтожности").
Однако и подобная интерпретация была бы ошибочной. Действительно, чтобы привести в действие норму, акт, предусмотренный ее гипотезой, должен каким-то образом совершиться. Но совершиться он может лишь в некоторой форме, хотя бы и отличной от предписанной. Следовательно, если предписанная форма соблюдена, реализация диспозиции (а значит, нормы) идеально совпала бы с выполнением гипотезы; если же нет - диспозиция была бы просто нереализуемой, поскольку возможное последующее соблюдение предписанной формы было бы равнозначным совершению нового акта. В обоих случаях логика нормы оказалась бы нарушенной.
Наконец, главное положение, на котором базируется конструкция Аскарелли, состоит в том, что недействительность является предусмотренным нормой правовым последствием, наступающим при отсутствии или, напротив, наличии некоторых фактических предпосылок, т.е. выражением санкции или, во всяком случае, диспозиции нормы. На самом же деле недействительность не является выражением ни того, ни другого. Будучи простым ненаступлением результата, преследуемого лицом, совершающим сделку, она, как было показано выше <193>, не имеет ничего общего с санкцией правовой нормы. Не может рассматриваться она и в качестве элемента диспозиции, как иногда полагают <194>, ибо не содержит в себе никакого правила поведения. В самом деле, трудно себе представить нормативное регулирование, состоящее в установлении "правила" о том, что при совершении такого-то акта он ничтожен. "Эффект" ничтожности - это автоматическое и одновременное с самим совершением акта "последствие", не имеющее значения предписания. Таким образом, если диспозиция предусматривает субъективные права и обязанности, то положения о недействительности устанавливают лишь критерии правовой оценки действия. Определяя, при каких условиях сделка будет иметь силу, а при каких нет, эти правоположения являются не чем иным, как элементом общей гипотезы целого массива "логических" правовых норм <195>.
--------------------------------
<193> См.: § 3.
<194> См., напр.: Томашевский Н.П. О структуре правовой нормы и классификации ее элементов // Вопросы общей теории советского права. М., 1960. С. 205 и сл.
<195> Ср.: De Giovanni B. La nullita nella logica del diritto. Napoli: Morano, 1964. P. 71: "Нельзя, в самом деле, делать вывод, что в качестве иррелевантного и дисквалифицированного акт подпадает под какое-то юридическое правило. Так называемое правовое регулирование ничтожности (напр., "договор ничтожен, когда...") не регулирует quid facti, каковым является ничтожный договор, но исключает, чтобы юридический акт был завершен в отсутствие определенного реквизита:...так называемое правовое регулирование ничтожности устанавливает реквизиты, необходимые (наряду с другими), чтобы дать жизнь модели акта. В этом решении нет концептуализма, но [имеется] соответствие модальностям юридического опыта. Если бы, в самом деле, так называемое правовое регулирование ничтожности было регулированием ничтожного акта, таковой был бы не ничтожным, а релевантным. <...> Акт, если он урегулирован, не был бы уже quid facti..."
Итак, недействительность - это не правовое последствие, но лишь негативное качество, препятствующее акту выполнить абстрактную гипотезу нормы и, следовательно, ввести в действие диспозицию, произведя тем самым правовые последствия в собственном смысле. Так рушится самый главный и внешне наиболее убедительный довод сторонников анализируемой теории, изображающий соотношение между ничтожностью и несуществованием как соотношение между regulae iuris и "типологической реконструкцией социальной реальности" <196>.
--------------------------------
<196> Известный итальянский юрист Ф. Карнелутти, полемизируя с Аскарелли, отпустил в адрес последнего в связи с этим достаточно едкое замечание, указав, что "не требуется большого труда, чтобы обнаружить то обстоятельство, что если бы Аскарелли делал это сознательно, это должно было бы называться жонглерством" (Carnelutti F. Op. cit. P. 210).
§ 8. Проблема установления "социального" понятия сделки
Следующая проблема, с которой сталкивается теория, привлекающая для констатации юридического существования сделки ее социальное понятие, абстрагируясь от законных схем и связанных с их выполнением правовых последствий, состоит собственно в определении этого понятия. "Для того чтобы могла начаться серьезная дискуссия по данному вопросу, - отмечает в связи с этим проф. Марио Таламанка, по мнению которого юридическое существование совпадает и не может не совпадать с выполнением юридической фигуры <197>, - было бы необходимо, чтобы все те, кто утверждает обратное, попытались выйти в конце концов из тумана неопределенных формулировок и указали, в чем именно состоит это существование, которое может быть установлено независимо от наступления правовых последствий фактического состава" <198>. Но именно в этом пункте рассматриваемое доктринальное направление обнаруживает совершенный разнобой, признаваемый даже теми, кто пытается обосновать автономию категории несуществования.
--------------------------------
<197> См.: Talamanca M. Inesistenza, nullita ed inefficacia. P. 4 (в рус. пер.: Таламанка М. Указ. соч. С. 13).
<198> Ibid. P. 4, nt. 17 (в рус. пер.: Таламанка М. Указ. соч. С. 13, сн. 17).
Решения наиболее простые и ясные обычно также и наиболее уязвимы. Так, первоначально несуществование связывалось с отсутствием логических элементов сделки, таких, как соглашение, предмет, кауза, а позднее - и дефект формы, установленной для строго формальных сделок. Было очевидно вторжение категории несуществования в сферу, прямо отведенную законодателем для ничтожности, вплоть до полного вытеснения этой последней, что ставило вообще под сомнение ее автономию, а следовательно, и само разграничение между нею и несуществованием <199>. Были также попытки проводить такое разграничение в зависимости от существенности или несущественности элементов сделки или же от того, отсутствует или только дефектен какой-либо существенный ее элемент <200>. Очевидно, однако, что, как верно заметил Р. Томмазини, "противопоставление между элементами существенными и элементами несущественными уже само по себе проблематично и во всяком случае произвольно, и, как следствие, проблематичен и произволен критерий [различия]... между отсутствием и пороком существенных элементов" <201>.
--------------------------------
<199> См.: Ferrari S. Op. cit. P. 520.
<200> Критику различных попыток отграничить несуществование от ничтожности посредством критериев, относящихся к конститутивным (существенным) элементам сделки, см.: Ibid. P. 521 s.
<201> Tommasini R. Op. cit. P. 871.
Но чаще для разграничения несуществования и ничтожности руководствуются критериями весьма неопределенными, в свою очередь также требующими пояснений, которые, однако, не даются. Так, Бетти говорил о "подлинном юридическом несуществовании сделки... поскольку не существует от нее ничего, кроме как пустой видимости...", в то время как "оценка сделки в качестве ничтожной предполагает, по меньшей мере, что сделка существует как фактический состав, что, следовательно, есть некоторая внешняя конфигурация ее элементов, поддающаяся оценке как валидная или инвалидная..." <202>. Согласно Ф. Санторо-Пассарелли, следует различать отсутствие элементов сделки или их реквизитов, "которое тем не менее допускает юридическую идентификацию сделки, отсутствие, влекущее только ее порочность, и отсутствие, которое, напротив, препятствует идентификации сделки, вследствие этого юридически несуществующей". Как определяет тот же автор, "идентификация невозможна, когда некомплектность является такой, что исключает, чтобы в факте могла усматриваться определенная сделка" <203>. К этому взгляду был близок и Л. Кариота Феррара, согласно которому несуществование сделки имеет место, "когда отсутствуют элементы, которые предполагает ее природа, так что при их отсутствии сделка немыслима" <204>.
--------------------------------
<202> Betti E. Teoria generale del negozio giuridico. P. 461.
<203> Santoro-Passarelli F. Dottrine generali del diritto civile. 9a ed. [rist.]. Napoli: Jovene, 1985. P. 242 s.
<204> Cariota Ferrara L. Il negozio giuridico nel diritto privato italiano. Napoli: Morano, 1956. P. 315.
Такого рода объяснения неоднократно критиковались за их неопределенность в том числе и сторонниками разграничения <205>. Более того, даже сами их авторы были вынуждены признать значительные трудности в установлении несуществования сделки в конкретном случае <206>. "Если это - понятие несуществования, - писал Санторо-Пассарелли, - верно также, что сложно его применение к конкретному случаю, если абстрагироваться от не представляющих интереса ситуаций, в которых юридическое несуществование очевидно, поскольку соответствует фактическому несуществованию. Здесь нельзя говорить ни о чем другом, кроме как об избирательном применении в зависимости от природы сделки" <207>. Слабость метода, взятого на вооружение этим авторитетным цивилистом, состоит также в том, что при проведении разграничения он опирается на так сказать "остаточный" принцип, т.е. применимый лишь "при законодательном умолчании", когда сам закон прямо не называет сделку ничтожной. Подобное смешение натуралистских и позитивистских критериев на практике может привести к результатам, по меньшей мере, парадоксальным. Например, в случае явного расхождения между договорной офертой и акцептом, в котором часть доктрины признает типичный пример несуществования сделки <208>, следовало бы в силу прямого предписания art. 1418, 2° co., и 1325 c.c., напротив, констатировать, ничтожность вследствие отсутствия согласия, в то время как при отсутствии строгой формы (например, в случае с завещанием) должно было бы быть установлено - "при законодательном умолчании" <209>, по словам Санторо-Пассарелли, - несуществование. Таким образом, отсутствие элемента лишь формального влекло бы последствия более "серьезные", чем те, которые вызывало бы отсутствие соглашения, без которого вообще немыслим никакой договор.
--------------------------------
<205> См., напр.: Bianca C.M. Op. cit. P. 578, nt. 16.
<206> Santoro-Passarelli F. Op. cit. P. 242: "Верно, что сложно установить понятие несуществования..."
<207> Ibid. P. 243. В качестве показательного примера автор приводит завещание, которое вследствие его "сущностно-формальной" природы при несоблюдении строгой формы (например, завещание, сделанное устно), следует скорее считать несуществующим (Ibid.). Так же: Tondo S. Op. cit. P. 997, nt. 5. Но еще более показательно, что некоторые авторы, также поддерживающие разграничение недействительности и несуществования, считают такое завещание, наоборот, ничтожным (см., напр.: Le nullita negoziali di diritto comune, speciali e virtuali / A cura di Lanfranco Ferroni. Milano: Giuffre, 1998. P. 15). Таким образом, даже в столь "очевидном", по мнению Санторо-Пассарелли, примере разграничение при отсутствии точных разграничительных критериев не может быть проведено с очевидностью. Учитывая, однако, что от квалификации завещания в качестве ничтожного или несуществующего зависело бы, согласно этой доктрине, такое важное практическое последствие, как возможность его исцеления посредством подтверждения или добровольного исполнения (art. 590 c.c.), такие критерии в действительности были бы способны лишь запутать проблему и породить излишние споры.
<208> См., напр.: Betti E. Teoria generale del negozio giuridico. P. 461.
<209> Учитывая, что art. 1418 и 1325 c.c., согласно которым отсутствие строгой формы также влечет ничтожность, неприменимы в силу art. 1324 c.c. к завещательным распоряжениям.
Оригинальный взгляд на выявление социального понятия сделки и, следовательно, на установление факта несуществования высказан Массимо Бьянкой, который исходит из тезиса о "единстве социоюридического феномена", а точнее, об "идентификации юридического момента в аспекте социальной реальности". По мнению Бьянки, "договор не есть законодательная конструкция, но данность социальной реальности, в масштабе которой должно быть установлено, существует ли или нет договор, к которому применимы оценки валидности и действительности. <...> В масштабе социальной реальности права возможно адекватно разграничивать явления, не являющиеся договорами, и явления, отвечающие понятию договора, но не удовлетворяющие условиям, которым правопорядок подчиняет их защиту и которые поэтому неспособны произвести запланированный эффект. Разграничительный критерий, следовательно, дан в наличии или отсутствии акта, который отвечает, в масштабе социальной оценки, понятию договора, а именно соглашения, направленного на установление, регулирование или прекращение юридического отношения" <210>.
--------------------------------
<210> Bianca C.M. Op. cit. P. 580.
Нетрудно заметить, что, хотя и подчеркивая социальный аспект концепции договора <211>, автор воспроизводит в конечном счете его легальное понятие (ср. art. 1321 c.c.: "Договор есть соглашение двух или более сторон по установлению, регулированию или прекращению между ними имущественного правоотношения"). Оставляя в стороне разговор о "единстве социоюридического феномена" (то, что юридическая феноменология в любом случае имеет социальную природу, должно быть ясно), необходимо еще раз подчеркнуть, что под таким углом зрения любое социальное понятие сделки утратило бы свое самостоятельное юридическое значение (даже если и имело бы таковое) и не представляло бы уже никакого интереса для юриста, поскольку полностью совпало бы с легальным понятием, представленным в законодательном тексте, из которого - и только из него - и следовало бы исходить во всех рассуждениях. С этим вынужден, впрочем, согласиться и сам автор: "...Необходимо также признать, - заключает он, - что в конечном счете проблема данного разграничения - проблема позитивного права, желающего установить, может ли и когда быть допущена защита тех интересов, которые выступают объектом регулирования ничтожной сделки" <212>.
|
|
|
