Предварительное соглашение между митрополитом филиппом и епископом питером гиллквистом

Настроение, с которым мы пришли в пятницу утором на встречу с митрополитом Филиппом, было трезвым. Несколько человек были готовы принять православие. Другие еще немного колеба­лись, выражая опасение быть «проглоченны­ми» — то же чувство, которое уже оттолкнуло не­которых наших людей.

Утро пятницы мы встретили за тем же длинным столом, где трое из нас сидели вместе в Марте. Блокноты и карандаши были снова на месте, на этот раз в количестве двух дюжин. С митрополи­том на его конце стола находились Его Высокоп­реосвященство митрополит Багдадский Констан­тин, Его Преосвященство епископ Аннуциан, вика­рий митрополита, и о. Джозеф Аллен, главный ви­карий Антиохийской архиепископии в Северной Америке. Наблюдатели сидели за нами. Кэти Мейер и диакон Ханс снабжали нас кофе.

Митрополит Филипп открыл встречу молитвой и заготовленным заявлением, включавшим следую­щие замечания:

Мы знакомы в общих чертах с вашим про­шлым и вашим поиском пути к полному об­ретению Святой Православной веры. Мы по­нимаем, что ваш путь к Православию не был легким ввиду многообразия православных юрисдикции на этом континенте. Я уверен, однако, что Святой Дух, Который всегда присутствует в Церкви, должен, говоря сло­вами службы Пятидесятницы, «ввести вас в землю обетованную». Православие, несмот­ря на юрисдикционную ситуацию в Северной Америке, является вечной истиной Христо­вой вчера, сегодня и навеки.

Я хотел бы предостеречь вас от поспеш­ных решений, но в то же время, мой брат­ский совет вам — не закоснеть в своем ны­нешнем состоянии. Какое бы решение вы ни приняли — сейчас или в будущем — примите его вместе единым разумом, единым сердцем и единым духом. Не позволяйте сатане — мастеру лжи и раздора — оказаться среди вас и разрушить ваше единство. Видит Бог, мы имеем достаточно отколовшихся от Церкви религиозных групп в этой стране и достаточно духовной слепоты.

Мы восхищаемся вашим евангельским усер­дием и глубоко убеждены, что наш Господь умер на кресте и был воскрешен из мертвых,

чтобы основать Церковь не для славян, гре­ков или арабов, но для всего человечества. В Нем не существует ни запада, ни востока, ни севера или юга. «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа».

Именно в этом духе мы приглашаем вас снова в ваш дом. Пусть Всесвятый Дух ведет всех нас к тем делам, которые прият­ны. для Его Святой Церкви.

К концу дня мы тщательно изучили тексты предложений с помощью митрополита и других участников встречи, любезно и терпеливо отвечав­ших на наши вопросы. В обмене мнениями приняли участие большинство наблюдателей. Субботняя литургия и ее обсуждение также оказались полез­ными, поскольку мы изучали православное бого­служение по книгам и нужно было кое-что уточ­нить. Прихожане церкви Св. Антония устроили нам после литургии изысканный пир.

Теперь наши отношения вышли на новый уро­вень. Мы изучали православное христианство в те­чение пятнадцати лет и взаимодействовали с пра­вославными людьми на протяжении десятилетия. Митрополит дал нам больше времени, чем мы про­сили, ответил на каждый поставленный нами во­прос и предложил быть нашим отцом во Христе. Он готов привести нас в Церковь в течение года, если мы выразим такое желание. Мы вернулись в Свято-Владимирскую семинарию и устроились на ночь. Самое важное в нашей жизни собрание было

назначено на 9 часов утра в понедельник. Я отчет­ливо помню его.

После молитвы я сказал:

— Братья, я никогда в жизни не проводил и не посещал собрания, подобного этому. Поэтому я просто сяду, а вы говорите, как пожелаете.

Хэролд Данавэй выступил первым. Начиная с Константинопольского путешествия его колебания относительно вхождения в Церковь нарастали. Я предполагал, что его мнение будет отрицательным.

— Джентльмены, у нас нет выбора, — сказал он. — Я говорю «да». Я готов войти.

Он человек немногословный и это могла быть одна из его длинных речей!

Следующим был Уэлдон Харденбрук. Он, также как Хэролд, занимал отрицательную пози­цию в последний год.

— Я согласен, — сказал он. — Мне понрави­лось то, что я увидел за этот уикенд.

При положительном мнении этих двух людей дело было решено. Каждый знал это. Собрание за­кончилось за пять минут, или даже меньше, не счи­тая формального подтверждения остальными своего положительного ответа. Было только одно «может быть» от того, кто хотел больше времени на размышления и в течение последующих недель оно превратилось в «нет». Но даже он чувствовал, то мы должны войти в Церковь. Мы обладали в Синоде большинством в четырнадцать голосов, вместе с семнадцатью приходами и почти двумя тысячами людей от Аляски до Атланты.

Я хотел бы сказать, что это был счастливейший день моей жизни, но этот день еще должен был прийти. Несомненно, я был счастлив. Но та часть меня, которая вырабатывает чувства, была пере­гружена в течение всего уикенда и ощущение зна­чимости только что происшедшего было притупле­но. Мы прервали утреннее заседание перед полу­днем и я предполагал пойти к телефону, чтобы по­звонить митрополиту Филиппу. Но я встретил друга на факультете Свято-Владимирской семина­рии и не успел. К тому времени, как мы закончили ленч, пора было возвращаться на заседания.

Мы закончили работу чуть раньше 4 часов и я быстро покинул помещение, спеша позвонить в Иглвуд. Ответила Кэти Мейер.

— У меня есть кое-какие хорошие новости для митрополита, если он на месте, — сказал я.

— Епископ Питер, благодарю Вас за зво­нок, — сказал митрополит, взяв трубку.

— Я с радостью сообщаю Вам, что нашим от­ветом является «да», но мы хотели бы сообщить вам об этом лично. Если мы заедем в 3 часа дня в среду, не могли бы Вы выйти на порог и дать нам благословение? Я имею в виду, самое большее, пять минут.

— Кэти, буду ли я здесь в три часа в среду? — спросил он мимо трубки.

Что-то невнятно донеслось из другой комнаты о необходимости уйти с какой-то встречи.

— Я буду счастлив видеть вас. Приезжайте в три.

На следующее утро я сказал своим в начале со­брания, что мы должны пообещать друг другу быть краткими в среду.

— Митрополит прерывает что-то для встречи с нами, — сказал я. — Давайте появимся точно во­время, я скажу «да» от имени нас всех, попросим у него благословение и уедем.

Мы провели за обсуждением дел ЕПЦ весь вторник и утро среды. После ленча в среду мы бы­стро сели в свои автомобили и за 40 минут доехали до Иглвуда. В 2: 55 последняя машина припаркова-лась к тротуару. На минуту мы собрались на до­роге.

— Давайте подойдем вместе по дорожке к сту­пеням парадного входа. Диакон Говард Шеннон постучит в дверь, а дальше буду действовать я. По­мните, максимум пять минут.

Мы спустились по дорожке и встали вместе у подножья лестницы. Диакон Говард постучал и диакон Ханс подошел к двери, сопровождаемый митрополитом.

— Входите, — сказал митрополит Филипп, жестом приглашая нас внутрь.

— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, но вы заняты, а все, что мы хотим — это сообщить Вам о нашем решении и попросить Вашего...

— Я сказал, входите, — прервал он, может быть, немного взволнованно. — Ханс, ведите их сюда. Проходите, проходите.

Митрополит направился в банкетный зал в зад­ней части дома и мы вынуждены были проследо­вать за ним. Я взглянул вперед — и не мог пове­рить своим глазам. Столы были расставлены в форме буквы «П», перекладина которой находи­лась в передней части комнаты, а палочки шли вдоль стен. Они были покрыты скатертью и устав­лены фарфором, серебром, хрусталем и бесчис­ленными подносами со всевозможными видами восточных кондитерских изделий. Слезы наверну­лись мне на глаза, когда митрополит жестом пред­ложил нам выбрать места и сесть. Сам митрополит Филипп остался стоять на своем месте в центре.

— Братья, — сказал он, широко улыбаясь. — Добро пожаловать домой!

Кнопка моего счастья, наконец, оказалась на­жатой! После благословения каждый приступил к кофе, сладостям и разговору. Но чего-то все же недоставало. Ощущение было такое, что хотелось выбежать на улицу, чтобы танцевать и праздно­вать. Но люди, которым за тридцать, в воротнич­ках духовных лиц, не танцуют друг с другом (по крайней мере, в православной Церкви). Может быть, нам стоило петь, нанять духовой оркестр или «короновать короля»?

— В чем дело, епископ Питер? — спросил мит­рополит.

Я сидел прямо через стол напротив него и переполнявшие меня чувства, очевидно, отража­лись на моем лице.

— Я настолько взволнован, я хочу как-то от­праздновать это событие. Все, что вы сделали, просто чудесно. Но должны же и мы сделать что-то такое, что даст выход этому чувству...

— Ханс, — позвал он, делая диакону знак по­дойти к столу. — Принесите сигары!

Весь зал взорвался от хохота. Это было именно то, что требовалось в данный момент. Диакон Ханс вернулся в комнату с двумя ящиками огромных импортных сигар. Аюди, которые никогда не кури­ли, взяли по одной и зажгли. Это было подобно вскрытию огромного выпускного клапана. Минуту или около того спустя Кэти вошла в зал с новым кофейником.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказала она. — Это выглядит как притон для курения опиума.

Мы снова расхохотались. Мы как будто забыли о своем сане на несколько драгоценных моментов и наслаждались каждой минутой этого состояния.

После того как эмоции смягчились за кофе и десертом, отец Гордон Уолкер задал вопрос:

— Ваше Высокопреосвященство, — начал он. — Многие из нас происходят из среды, кото­рая была очень про-израильской. Теперь мы вхо­дим в Церковь, которая была принесена в Америку арабскими христианами. Воспользуйтесь минутой, пока эти развращенные люди докуривают свои си­гары (у него тоже была в руках сигара, а он их не­навидит) и расскажите нам, какова ваша точка зрения на воссоединение израильской нации.

Можно горько сожалеть о том, что ответ мит­рополита не был записан на магнитофон. В тече­ние тридцати минут, начав с Авраама в Ветхом За­вете, митрополит Филипп дал нам самое волную­щее изложение библейского рассказа об израиль­ской и арабской нациях, которое я когда-либо слышал. Он тщательно объяснил разницу между сионизмом, для которого характерны национа­лизм и апартеид, и иудаизмом как уважаемой верой. Я не могу представить евангелического христианина, который не встал бы в очередь и не заплатил за вход, чтобы услышать эту речь. Я ушел с еще большим желанием мира и справедливости на Ближнем Востоке — как для Израиля, так и для палестинцев — чем имел до этого.

— Господь да будет со всеми вами, — сказал митрополит, закончив свой ответ, — и, пожалуйс­та, передайте мою любовь всем вашим прихожа­нам. Давайте используем предстоящий год для того, чтобы лучше узнать друг друга. Будем рас­считывать не позднее следующего лета или, самое позднее, осени начать миропомазание и рукополо­жение для введения вас в Церковь.

Есть песнопение, которое православные хрис­тиане поют на свадьбах, годовщинах и особенно на архиепископских служениях Божественной литур­гии. Мы выучили это песнопение много лет назад и оно уже стало частью нашей традиции. Когда мы встали, чтобы выйти из-за стола, то, не сговарива­ясь, повернулись к нашему старшему другу и запе­ли в один голос: " Многая лет, многая лета, многая, многая, многая лета! " Мы пели во весь голос. Все помещение растворилось в слезах и объятиях. Ни­когда в жизни я не вкладывал столько значения в слова песнопения!

По дороге к выходу о. Джо Аллен, прибывший во время празднования, взял меня за руку и отвел в сторону.

— Я хочу кое о чем вас попросить. В декабре мы будем праздновать 20-летнюю годовщину слу­жения митрополита в епископском сане. В воскре­сенье, 9 декабря, будет служиться архиерейская литургия в соборе в Бруклине, а за ней последует банкет на острове Статен-Айленд. Не могли бы вы и ваша жена приехать в качестве наших гостей и представителей ЕПЦ?