Концептуализация множественности «Я» в различных дискурсивных практиках

Тем не менее естественное «живое Я» далеко не всегда (а скорее всего, никогда не) укладывается в рамки предлагаемого ему канона «единства и целостности». «Я» экзистирует — это означает, что все новые многочисленные и разнообразные проявления самобытия встречаются (и даже входят в противоречия) с тем, что уже привычно и усвоено как «Я». Эти «инородные» проявления воспринимаются (концептуализируются) как пришедшие со стороны, что вполне естественно, поскольку они изначально не принадлежат «Я»-концепции, но лишь потом включаются в нее или, напротив, отчуждаются.

Понятие множественности «Я» тесно связано с понятием спонтанности «Я». Единое и самотождественное «Я» не может быть спонтанным, поскольку оно неизменно и обязательно для самого себя. Напротив, спонтанность и множественность — это две стороны существования «Я», не замыкающегося в готовой и неизменной форме, а текучего и неожиданного, изменчивого и непредсказуемого. «Множественное Я» — это постоянный поток новообразований «Я», требующих дискурсивной концептуализации.

Как уже говорилось, политеистическая культура предлагает больше средств и возможностей для адекватной концептуализации множественности «Я», то есть принимающей спонтанность и множественность «Я». Напротив, концептуализация множественности «Я» в религиозном дискурсе идет в основном по пути этической оценки, связанной с резкой вертикальной поляризацией, с демонизацией «низших» проявлений субъективности и борьбой с ними. Апостол Павел говорит о вечной войне добра и зла в человеческой душе (Рим 7, 19). Добро может выиграть эту войну лишь иррациональным путем — алогической верой в невозможное, то есть полным отказом от рациональной субъективности, поскольку разум и исходящие из него сомнения — это главные «враги» веры. Принятое в христианском дискурсе разделение самобытия («Я») на тело, душу и дух подразумевает, что тело человека не обладает самостоятельной функцией, оно подчиняется или духу, или душе. Дух является сверхприродным, он дарован человеку от бога (Кор.1 2:12). Спасение — это, стало быть, победа духовного над душевным. В зависимости от исхода этой борьбы человек является или душевным человеком (ψιχικός άνθρωπος), θλи духовным человеком (πνευματικος άνθρωπος). έςот есть истинный «внутренний человек» (έσω άνθρωπος) (Ετес 3:16). «Следы» этой борьбы с самим собой прочно укоренились в европейском мышлении.

В медицинском (психиатрическом) дискурсе множественность «Я» концептуализируется как психическая болезнь, как отклонение в физико-химической структуре организма, которое нужно лечить. В психиатрии для обозначения множественности, вышедшей из-под контроля единого «Я», существует специальный термин-диагноз — «шизофрения» (от греч. σχίσις — расщепление, раздвоение, разветвление; φρενός — σм, мышление, сердце, душа); для устранения этого «отклонения» психиатрическая практика использует соответствующие лекарственные препараты, благодаря которым подавляется симптоматика множественности, то есть активность «Я», которая воспринимается в качестве отчужденной от привычной «Я»-концепции, как нечто «навязанное со стороны» (страх, возбуждение, депрессия, галлюцинации и пр.); такого рода медицинские мероприятия призваны в той или иной степени облегчить человеку формальное встраивание в стандартный социокультурный норматив, предполагающий единую и непротиворечивую «Я»-концепцию.

Больше возможностей для концептуализации множественного «Я» появляется в психолого-психотерапевтическом дискурсе. Здесь уже нет такой жесткой ориентации на норму, которую мы видим в медицинском (психиатрическом) дискурсе. Поэтому появляются разнообразные дескриптивно-нейтральные концепты, не рассматривающие субъективность с точки зрения этической нормы. Примером такого рода концептуализаций может служить теория К. Юнга [43], которая признает наличие отделенного от привычной «Я»-концепции («личности», «персоны») психического опыта («тени»): с одной стороны, полярного по отношению к «Я», с другой стороны, являющегося его необходимой частью; «встреча» и «принятие» этого опыта есть цель «индивидуации» — обретения полноты и целостности «Я» («самости»); единство «Я», таким образом, достигается не за счет «отсечения» аномального психического опыта, а за счет его интеграции (от лат. integer — неповрежденный, целый; integro — приводить в прежнее состояние целостности, восстанавливать целостность). И все же любая психолого-психотерапевтическая концептуализация в той или иной степени несет на себе отпечаток нормативности, если не этической, то своей собственной, проистекающей из теоретических конструктов «правильного развитии», «адекватного восприятия», «рационального мышления», «эффективного поведения» и пр. Скорее всего, ни одна психологическая теория не лишена нормативности, а значит, при концептуализации экзистенциального опыта так или иначе поляризует самобытие человека. Например, концепция психосинтеза Р. Ассаджиоли признает наличие многообразных «субличностей», располагает различными техниками актуализации и описания их, но одновременно призывает подчинить их «высшему Я». Еще один пример: трансактный анализ Э. Берна разделяет «Я» на три «Эго-состояния» — Родитель, Взрослый и Ребенок, — среди которых Взрослый считается инстанцией, осуществляющей руководство другими [9].

Повседневный дискурс также имеет средства для концептуализации естественной множественности «Я». Примерами могут служить понятия воли, долга, ответственности, верности, совести, самоконтроля — это официально признанные концепты, описывающие своеобразные «внутриличностные» взаимоотношения и которые в своей сущности подразумевают существование множественного «Я». Волевая активность состоит в том, что одна часть «Я» активизирует другую часть «Я», в результате человек совершает действия, выходящие за пределы его обыденного состояния; таким образом воля поддерживает единство и последовательность собственного «Я». Чувство долга и ответственности — это интериоризированный норматив, который становится частью «Я», нередко противостоящей другим проявлениям субъективности. Верность, в свою очередь, можно рассматривать как феномен, возникающий на пересечении спонтанных проявлений субъективности с той или иной значимой для человека ценностной константой: человек отказывается от «неверного» поведения, «неправильных» мыслей и желаний. Своеобразным органом, особой и обособленной от других частью души является совесть, которая оценивает все, что происходит с человеком, его внутренний опыт, его поступки. Феномен самоконтроля, по определению, есть необходимое самоотчуждение, совершающееся в целях приведения своих психических или телесных проявлений к тому или иному интериоризированному образцу. Когда же человек не справляется со своими вышедшими из повиновения частями «Я», он призывает на помощь других людей.