Как осуществлять действие при помощи слов»

В 1955 году британский философ, профессор Оксфордского университета Джон Л. Остин прочел в Гарварде - в рамках «гостевого» лекционного цикла имени Уильяма Джеймса - семестровый курс под названием «Слово как действие». Аудитория приезжей знаменитости состояла поначалу из нескольких сот человек, но к концу съежилась до дюжины, да и те жаловались на темноту изложения. Между тем в их присутствии и тем самым при их участии происходило научное открытие, значение которого будет оценено вполне лишь после безвременной кончины Остина и публикации в 1962 году текста его лекций.

Уже в первой из них Остин предложил посмотреть на язык по-новому – под углом социального действия, исходя из того, что «сказать что-либо и есть сделать что-либо или, говоря что-либо, мы тем самым делаем это, и даже посредством самого говорения мы делаем что-либо»[13]. Нам важно понять, «чего стоило» это с виду простое, но отчасти шокирующее допущение.

Традиционно коммуникативная функция языка ассоциировалась с оформлением и передачей смыслового содержания – его констатацией (от лат.constare - твердо стоять, свидетельствовать, утверждать истину, заверять). Высказывания, которые Остин отнес к обширному классу констативов, именно это и делают: утвердительные по форме, они описывают некоторое положение дел в мире и т.о. могут быть оценены в качестве истинных или ложных. Например, высказывание «Сегодня хорошая погода» может истинно или ложно описывать происходящее за окном. Однако, наряду с констативами, Остин обнаружил в языке и высказывания другого рода. Особенность их он усмотрел в том, что они не только и не отражают, описывают положение дел, сколько преобразуют его, вносят изменение в ситуацию. Например, некто говорит: «Нарекаю этот корабль «Королева Елизавета» и разбивает о борт бутылку шампанского, - отныне корабль будет бороздить моря под этим именем. Работник ЗАГСа произносит слова: «Объявляю вас мужем и женой», и с этого момента два человека связаны узами законного брака и считается созданной новая семья. Такие высказывания Остин называет перформативами или перформативными [14].

Особенности этого класса высказываний, на первый взгляд, казались вполне очевидными. Если констатив описывает факт и может быть истинным или ложным, то перформатив осуществляет акт, и на него не распространяются характеристики истинности/ложности (можно ли истинно или ложно, например, забивать гвозди?). Акт, действие может быть успешным или неуспешным.

По первоначальному предположению Остина, надежным и четким формальным признаком перформативного высказывания могло служить наличие глагола особой семантики («перформативного») в первом лице единственного числа настоящего времени, например: «я клянусь», «я приказываю», «я благодарю», «я объявляю», «я прошу прощенья», «я прощаю», «разрешаю», «запрещаю» и т.д. Во всех этих случаях говорящий не просто констатирует, что у него имеется намерение поклясться, приказать, объявить и т.д., - он именно в акте говорения и осуществляет это действие. Ср.: «обещаю вернуться к одиннадцати». Тот, кто это говорит, хочет того или не хочет, связывает себя определенным отношением с тем, кому адресует свои слова, т.е. получается, что в момент произнесения и восприятия этих слов, их посредством реальность для обоих неуловимо меняется. Слова обнаруживают т.о. силу и способность непосредственно изменять нашу жизнь.

Затем, однако, Остин задумался: нужно ли связывать действие слов с наличием перформативного глагола? Взять такую откровенную (мрачного вида) констатацию: «наша страна входит в глубокий экономический кризис». Говорящий как будто бы описывает некоторое положение дел, - но разве только описывает? Нет, одновременно утверждает его. Специального сигнала о речевом действии («Я объявляю вам, что» или «я предлагаю вам крепко задуматься над тем, что») нет, но его нетрудно домыслить. Разумеется, характер и сила воздействия высказывания на собеседника будут различны, в зависимости от ситуации общения, канала и иных обстоятельств, - например, в разговоре с соседом на лестничной площадке или в послании президента гражданам страны.

Итак, по ходу рассуждений Остина категория речевого «перформатива» начинает расползаться вширь и оказывается, что свойство перформативности присуще в той или иной степени любому высказыванию, - разумеется, - если, разумеется, воспринимать его именно как высказывание в контексте, а не как абстрактную языковую единицу при нулевом контексте. Перформативность т.е. коммуникативная действенность начинает осознаваться как тотальная характеристика речи. Теоретические инсайтыОстина, как и практически в то же время (1950е годы) близкие по пафосу идеи, развиваемые Бахтиным, не сразу были опознаны в своей ценности. Но со временем (с конца 1960-70х годов) именно они начинают служить опорами коммуникативно-речевой прагматики, - лингвистической, литературоведческой, культурологической.

Но вернемся к приключениям мысли Джона Остина. Выдвинув и обосновав в начале лекционного курса гипотезу речевого перформатива, он сам же начинает ее пересматривать: начиная с седьмой лекции он предлагает уже не делить высказывания на два класса, а все высказывания анализировать на трех уровнях (1) локуции (locutio - действие говорения, произнесения слов, их осмысленного сочетания по законам грамматики; (2) иллокуции (in/не) - действие, производимое говорением,; наконец, (3) перлокуции (per/через) – действие, осуществляемое в результате говорения, например, убеждение, устрашение, побуждение к тому или иному поступку и пр. В связи с этой новой типологией Остин вводит важные понятия: иллокутивная сила (illocutionaryforce) и перлокутивный эффект (perlocutionaryeffect).

Возьмем, например, нехитрое высказывание «У меня самолет завтра в восемь утра»: на уровне локуции оно сообщает информацию о предстоящем полете; на уровне иллокуции может производит разное действие, в зависимости от контекста – например, подразумевать просьбу встретить или проводить; на уровне перлокуции побуждает собеседника сообразовать свое поведение с этим обстоятельством, например, запланировать поездку в аэропорт.

Разделение трех уровней или способов «силового» воздействия, которыми располагает слово, не представляет проблемы только на первый взгляд. В живой речи локуция, иллокуция и перлокуция неразделимы и перетекают друг в друга. Очевидно и то, что первые два уровня вполне можно описать в терминах ранее предложенной Остином классификации: локуция – это иное обозначение констатива, а иллокуция – перформатива. Основной интерес ученого сфокусирован на иллокутивном измерении речи (перлокуция - аспект речи, которым исстари и вполне успешно занималась риторика, - занимала его, кажется, меньше всего). Не удивительно поэтому, что понятия речевого акта и иллокутивного акта нередко фигурируют в его теории как синонимы.

За счет чего же реализуется иллокутивная сила высказывания? Как осуществляется, иначе говоря, словесная магия? За счет опоры на конвенцию, - отвечает на эти вопросы Остин. Поддержкой конвенции обеспечивается успешность производимого словом действия и наоборот, ее нарушением обусловлен неуспех. Поэтому и нам важно разобраться с этим понятием.