Д-р Иоганн пленге. «маркс и гегель» 2 глава
Подобно тому, как различие между единством и разно-
образием в природе вещей фактически объединено в одно целое
и преодолено, — точно так же социальная жизнь будущего
должна дать людям одинаковое общественное положение и зна-
чение, одинаковое право на пользование личной жизнью, не
ли шая их, однако, тех различий, которые каждому укажут его
осо бое пр извание и позволят каждому стать счастливым на свой
собственный лад...
[31—32] Древнее, феодальное и современное бур-
жуазное рабство суть прогрессивные шаги к органи-
зации труда...
Если считать, что религия состоит в вере в над-
или внеземные материальные силы и существа, в вере
в высших богов и духов, то демократия не имеет ре-
лигии...
На место религии демократия ставит гуманность...
III
[33—43] В религии, как и в демократии, мы находим общее
стремление к освобождению. Но мы видим, что в этом отношении
демократия идет дальше и ищет освобождения не в духе, но
с помощью человеческого духа собственно в плоти, в реальной,
материальной действительности...
«Имущие и образованные», которые заботятся об истине и
науке только постольку, поскольку они служат накоплению
их сокровищ и сохранению привилегий, представляют собой
действительных мерзких материалистов, которым ничто не до-
рого, кроме эгоистических забот о собственном желудке и
холеном теле...
Однако либерализм так же мало серьезно относится
к вере, как и к неверию. Благодаря своему привилеги-
рованному социальному положению, он осужден на
то противное безучастие, на индифферентизм, который
ни холоден, ни горяч. Их религиозное франкмасонство,
их протест против суеверия — всякая вера есть суе-
верие — не могут быть искренни, потому что религиоз-
ное воспитание народа — могучая поддержка их со-
циального господства...
Если народ ничему не верит, кто же тогда будет
освящать нашу собственность и поставлять пушечное
мясо отечеству?
Ремесленник-мещанин, который замечает и чувст-
вует, как промышленные новшества выбивают его из
седла, ничего не знает и знать не хочет об откры-
тиях и изобретениях науки. То же самое происходит
с «имущими и образованными» в вопросах религии.
Они имеют обыкновение говорить: если нельзя дока-
зать истину религии, то противное доказать еще труд-
нее. Так как их интерес идет вразрез с этой наукой,
они не знают и не хотят знать, что вот уже почти
полстолетия, как Фейербах ясно и окончательно дока-
зал, что всякая религия есть замена человеческого
невежества...
Цель и требования исторического развития заклю-
чаются в стремлении к тому, чтобы предоставить все
наличные материальные факторы и силы на службу
человеческих потребностей, использовать природу, со-
здать в мире стройную систему с помощью нашего
духа...
И тот же естественный инстинкт, который сотворил
мир, исторически создал также его высший продукт —
наделенный разумом genus homo *. Как уже было ска-
зано, развитие это состоит в том, чтобы сделать разно-
образные проявления природы и мира понятными че-
ловеческому разуму...
Не вещи, которые чтит религия, презренны сами
по себе, но презренна религиозная манера, не знающая
границ в своем почптании...
Чем ниже ступень развития идеи божества, тем она
конкретнее, и чем современнее формы религии, тем пу-
танее, тем извращеннее религиозные идеи. Историче-
ское развитие религии характеризуется ее постепенным
распадом...
Для людей просвещенных, прогрессивных, благо-
словенное имя божие право же не более, чем буква А,
начало в азбуке их мировоззрения. Раз перешагнув
начало, мир беспрепятственно и сам по себе движется
равномерно вперед. Все в мире естественно, только
начало мира кажется этим нехристианским христианам
неестественным, или божественным. Поэтому они не хо-
тят отказаться от веры в существование бога, — веры,
которая кстати, как уже было указано выше, имеет
благую цель держать в узде «необразованных»...
Последняя и следовательно самая сильная опора
для непредубежденных в общем умов — не поддаю-
щаяся отр ицанию целесообразность природы, или миро-
здания. Кто станет отрицать удивительный порядок
естественных явлений, их гармонию, организацию или
планомерность? Не говоря уже о бесчисленном ко-
личестве устарелых единичных примеров, вроде тех
N B
* — человеческий род. Рев.
зеленых, голубых и пестрых кукушечьих яиц, всегда
подходящих по цвету и величине к яйцам тех птиц,
которым кукушка их подсовывает, на каждом шагу
сказывается всеобщая разумность, которая всем, что
живет и дышит, ползает и летает, будь то материя,
животное или человек, распоряжается как целесооб-
разным звеном целого...
Существует невежественная манера, от которой,
однако, так бесконечно трудно отказаться, именно —
измерять внешний мир масштабом своего внутреннего
мира. Оттого что человек преследует свои цели с по-
мощью воли и сознания, он предполагает, что и за
всеобщей целесообразностью природы скрывается по-
добное ему существо с сознанием и волей. Там, где
свободомыслие развито настолько, что уж нельзя го-
ворить об олицетворенном божестве, он все же не может
отказаться от философской мистики, которая расска-
зывает сказки о воле и представлении бессознательных
вещей, о философии бессознательного.
Нельзя отрицать факта, что в мертвой материи жи-
вет животворящее стремление организовываться и что,
следовательно, материальный мир не мертв, а жив.
О его воле и цели можно говорить только сравнительно.
Однако эта всеобщая разумность лишь смутно про-
является в инстинкте животных и получает чистое,
определенное выражение только в функции человече-
ского мозга, другими словами, в нашем сознании.
Точно так же, как нельзя назвать сумерки, сколько бы
при этом ни было света, ясным днем, так же мало вне-
человеческая целесообразность, воля, представление
или разум природы заслуживают этих названий. Если
я позволил себе прежде, уважаемые сограждане, го-
ворить об этом, то только с определенным намерением
дискредитировать в конце концов эту манеру выра-
жения. Без сомнения, разум имеется в естественных
религиозной помощи, мог
вещах.
явиться на свет одаренный разумом человек? Кто
признает разум, этот рычаг всякой системы и целесооб-
разности, за естественный продукт, тот не может не
пр изнать систематическую целесообразность природы.
Но тем не менее дух человека есть единственный дух.
Ни разумность в движении звезд, ни в яйцах кукуш ки,
ни здравый смысл в конструкции пчелиного улья,
головы муравья или обезьяны, — только высшая сила,
сознание, дух или разум в виде функций человеческого
мозга заслушивает этого названия.
Наги дух — высшее духовное существо. Однако не бой-
тесь, благоговейные, т. е. внимательные слушатели,
что мы поставим его на высокий пьедестал религиозного
божества. Высокое и низкое в смысле действительности
значит только более или менее организованное. Чем
менее самостоятельны части какой-либо вещи, чем ин-
тенсивнее они функционируют как органы, сообщаясь
с другими частями целого, тем выше стоит последнее
в естественном порядке вещей. Наше сознание есть
общий центральный орган, универсальное средство об-
щения. Но то, что оно есть, оно есть не само по себе,
как господь бог, но, по демократическому понятию,
только в связи с другими вещами. Ученые а 1а Фогт
много спорят о том, что различно по степени и что
абсолютно различно, о том, составляют ли люди и
обезьяны два мало различных вида, или два совер-
шенно различных рода...
IV
[44—50] Собственно говоря, это поповский прием —
обращаться к вам, мои уважаемые товарищи, с высоты
амвона. Амвон, христианство, религия — все это вещи
и названия, которыми столько уже злоупотребляли,
что правдивому человеку должно быть противно при-
ходить с ними в какое бы то ни было соприкосновение.
Тем не менее необходимо подойти к ним как можно
ближе, чтобы разделаться окончательно со всем этим.
Чтобы выкинуть из храма нарушителя тишины, его
приходится об нимать. Такова уж диалектика жизни...
Пусть даже христианство и социализм имеют до-
вольно много общего, тем не менее тот, кто сделал бы
Х риста социалистом, по праву заслуживал бы на-
зв ания вредного путаника. Не достаточно еще знать
общее сходство вещей — следует также узнать их раз-
личия. Не то, что социалист имеет общего с христиа-
нином, но то, что в нем есть особенного, что его отли-
чает от последнего — вот предмет нашего внимания.
Недавно христианство было названо религией раболе-
пия. Этo действительно самое удачное его обозначение.
Раболепна, конечно, всякая религия, но христианская
религия самая раболепная из раболепных. Возьмем
наудачу какое-нибудь обычное христианское изрече-
ние. На моем пути стоит крест с надписью: «Сжалься,
милосердный Иисусе! Святая Мария, молись за нас!»
Тут пред нами безмерное смирение христианства во
всей его жалкой ничтожности. Ибо тот, кто таким
образом возлагает все свои надежды на жалость, тот
поистине жалкое создание...
Мы, нерелигиозные демократы, имеем то преиму-
щество, что мы ясно сознаем положение вещей...
Разве первые христиане хотели уйти из мира?
Разве не ожидали они скорее, что Христос, как могучий,
победоносный царь, сойдет к ним на землю, чтобы суще-
ствующий дурной земной порядок заменить иным,
лучшим, но все же земным порядком? Так говорит
софист-резонер, которому дола нет до правды, а только
хочется украсить свою свободомыслящую половинча-
тость и трусость звонким именем религии и христиан-
ин не желаем поддерживать трусость, которая хочет
представить отпадение от веры как восстановление
истинного христианства и таким образом не желает
отказаться от имени. Дискредитировать название необ-
ходимо для того, чтобы уничтожить само дело...
То, что христианство имеет истинного, например,
умерщвление плоти как хорошее противоядие против
внебрачных вожделений, или стоящую выше национа-
лизма любовь ко всему человечеству, этого социал-демо-
кратия не хочет отрицать. Наоборот, она твердо дер-
жится этого, если бы даже остальной мир озверел от
ненависти к французам. Она не желает только, по-
добно христианству или вообще религии, выдавать
мирскую истину за небесную святыню...
Мы также хотим любить врага, делать добро тем,
кто нас ненавидит, но только тогда, когда враг,
безвредный, повержен во прах. И мы скажем вместе
с Гервегом:
Одна любовь нас не спасет,
Не принесет нам счастья, —
Пусть ненависть своим мечом
Разрубит цепи рабства.
Довольно нам уже любви!
Она нас не избавит:
Мы с ненавистью на врага
Должны свой меч направить.
[51 —56] Научная свобода, которая все вещи л все ка-
чества подчиняет благу человека, есть вполне антирели-
гиозная свобода. Религиозная истина в том именно и
заключается, что она какое-либо естественное, мирское
качество неестественно возвышает до небес, вырывает
его из живого потока жизни и обрекает его на застой
в этом религиозном болоте.
Таким образом, уважаемые товарищи, когда я
простую истину часто называю «научной», то этим
самым я лишь хочу сказать, что научная истина также
называется мирской, или простой. В этом пункте необ-
ходима ясность потому, что научная поповщина серьез-
нейшим образом стремится пособить религиозной по-
повщине. С самым грубым суеверием мы бы очень
скоро справились, если бы уродливая половинчатость
не старалась всюду заполнять собой пробелы науки.
Прежде всего таким пробелом является незнакомство
с теорией познания, непонимание человеческого духа.
Как грозные явления природы делают лапландца или
жителя Огненной Земли суеверным, так и внутреннее
чудо нашего мыслительного процесса скручивает про-
фессора в бараний рог суеверия. Самые просвещенные
вольнодумцы, которые отказались уже от религии и от
имени христианина, все еще вязнут в болоте религиоз-
ного невежества, пока они не отличают ясно религи-
озную истину от простой, пока познавательная способ-
ность, этот орган истины, для них темная область.
После того, как все небесное было материализовано
наукой, профессорам не оставалось ничего больше,
как возвести до небес свою профессию — науку. Ака-
демическая наука должна, по их мнению, быть иного
свойства, иного характера, чем, например, наука кре-
стьянина, красильщика, кузнеца. Научное земледелие
только тем и отличается от обыкновенного крестьян-
ского хозяйства, что его приемы, его знание так назы-
ваемых законов природы обширнее и полнее...
Мы до глубины души презираем напыщенную фразу
об «образовании и науке», речи об «идеальных благах»
в устах дипломированных лакеев, которые сегодня
так же оглупляют народ вымученным идеализмом, как
к огда-то языческие священники морочили его первыми
п ознанными ими тайнами природы...
N B
Опутанные религией профессора превращают царство
божие в царство научного духа. Как у боженьки ан-
типод — дьявол, так у поповского профессора — ма-
териалист.
Материалистическое мировоззрение так же старо,
как и религиозное неверие. В наш век, развиваясь из
самых примитивных форм, они постепенно достигли
научной ясности. Но этого не желает признать акаде-
мическая ученость, потому что заключенные в мате-
риализме демократические выводы угрожают ее почет-
ному социальному положению. Фейербах говорит:
«Характерная особенность профессора философии в том,
что он но философ, и наоборот, характерная черта фило-
софа в том, что он не профессор». Сегодня мы ушли
еще дальше. Не только философия, но наука вооб-
ще опередила своих прислужников. Даже там, где
подлинная материалистическая наука завладела ка-
федрой, к ней в виде идеалистического остатка про-
должает липнуть ненаучный религиозный вздор, подоб-
но скорлупе, еще не отставшей от уже вылупившегося
птенца...
Социалистическая потребность справедливого на-
родного распределения продуктов требует демократизма,
требует политического господства народа и не терпит
господства клики, которая с претензией на разум за-
бирает себе львиную долю.
Чтобы поставить разумные пределы этому дерзкому
корыстолюбию, необходимо ясно понять соотношение
между духом и материей. Философия таким образом
становится совершенно близким делом для рабочего
класса. Однако, уважаемые товарищи, я этим отнюдь
не хочу сказать, что каждый рабочий непременно
должен сделаться философом и изучать соотношение
между идеей и материей. Потому, что все мы едим хлеб,
еще не требуется, чтобы все мы умели молоть и печь.
Но так же, как рабочему классу необходимы мельники
и пекари, ему нужны глубокие исследователи, которые
выслеживали бы тайные пути служителей Ваала и
раскрывали их уловки. Огромное значение умственной
работы часто еще недооценивается работниками физи-
ческого труда. Верный инстинкт подсказывает им, что
задающие тон бумагомаратели нашего буржуазного
времени — их естественные противники. Они видят,
как ремесло мошенничества прикрывается законной
вывеской умственного труда. Отсюда весьма понятное
стремление недооценивать умственны й и переоцени-
в ать физический труд. Этому грубому материализму
нужно противодействовать...
Освобождение рабочего класса требует, чтобы он
полностью овладел наукой нашего века. Одного чувства
негодования против испытываемых несправедливостей
еще недостаточно для освобождения, несмотря на наш
перевес в количестве и физической силе. На помощь
должно прийти оружие разума. Среди разнообразных
средств этого арсенала теория познания, или учение
о науке, т. е. понимание метода научного мышления,
является универсальным оружием против религиозной
веры, которое выгонит ее из последних, самых укром-
ных тайников.
Вера в бога и в богов, в Моисея и пророков, вера
в папу, в библию, в императора с его Бисмарком и его
правительством, словом вера в авторитеты, может быть
окончательно уничтожена лишь наукой о духе...
Уничтожая таким образом дуализм духа и материи,
эта наука отнимает у существовавшего до того двой-
ственного деления на господствующих и подчиненных,
на угнетателей и угнетаемых последнюю теоретиче-
скую опору...
Дух не призрак и не дыхание божие. Идеалисты и
материалисты сходятся в том, что он принадлежит к
категории «земных вещей», живет в голове человека
и есть не что иное, как абстрактное выражение, соби-
рательное имя для одновременно и друг за другом
следующих мыслей...
Как линия и точка есть только математические
понятия, так и противоположности представляют собой
не реальность, а только логические понятия, это значит,
что они существуют только относительно. Только
относительно большое мало и малое велико. Точно так
же тело и дух суть только логические, а не действитель-
ные прот ивоположности. Наше тело и наш дух так
тесно связаны между собой, что физический труд
абсолютно немыслим без участия умственного труда;
самый простой ручной труд требует участия рассудка.
С другой стороны, вера в метафизику пли бестелесность
нашего умственн ого труда есть бессмыслица. Даже са-
мое отвлеченное исследование есть некоторое усилие все-
го тела. Всякий человеческий труд есть одновременно
A NB
N B
N B
N B
труд физический и умственный. Кто хоть сколько-
нибудь понимает в науке о духе, тот знает, что мысли
исходят не только из мозга, следовательно субъективно
Воспользуйтесь поиском по сайту:
