 |
3. Чарли Кузнечный выходит из себя.
|
|
|
|
Но жизнь тем и прекрасна, что совершенно непредсказуема, и любое восторженное отношение к чему-либо может смениться жестоким разочарованием. Правда, в данном случае, всё было не так уж страшно. Просто майсов решили НЕМНОГО ПОМЯТЬ. И не за что-нибудь, а именно за пение.
В вагон, в котором они сидели, зашла компания людей похожих на охотников или рыбаков, во всяком случае, были они все в камуфляже, хотя в тот год и не было никакой войны. Увидев трубу в руках Чухлинки и оценив в целом внешний вид путешественников, охотники, или, может быть, рыбаки решили, что пред ними ни кто иной как музыканты, и конечно, скомандовали им сыграть что-нибудь на свой вкус, очевидно, имея тайное намерение покуражиться над ними. Майсы же, по наивности, не видя подвоха решили спеть Пиков и Клаксонов:
Лежит окурок в клумбе и ему наплевать
На то, что надписи кругом – траву нельзя мять.
О-о-о-о – удобно лежать, о-о-о-о – траву нельзя мять.
Зачем ты бежать-стоял? О-о-о – пидым-пидом
Зачем ты бежать-стоял – о-о-о – пидым-пидом
На этом их выступление было прервано. То ли охотник, то ли рыбак выбил из рук Чухлинки трубу, а другой его сообщник – натянул шляпу Чарли ему на глаза, вероятно желая мять ему бока за плохое пение “в тёмную”. И стали бы майсовские бока гораздо мягче прежнего, если бы не футбольные болельщики, не то Спартака, не то Торпедо, ехавшие тем же маршрутом на матч в Смоленск и всегда готовые вступить в любую драку независимо от повода. Правда драки, к их сожалению, не получилось вовсе. Когда они подскочили и, со свойственной им дерзостью, выпалили: “Кто тут не любит дурацкие песни? ” – рыбаки (все же скорее всего это были рыбаки, а никакие не охотники) тут же присели и вжались в свои скамейки, боясь проронить хоть звук.
|
|
|
Когда всё улеглось, Чарли сказал:
- Вот я раньше замечал, что на иного человека посмотришь – и сразу начинает чесаться нос.
- И что же, зачесался у тебя нос, когда вошли эти БРАКОНЬЕРЫ?
- Еще как!
- А что же тогда мы сразу не пересели от них подальше?
- Но я же не знал, что, когда при виде человека чешется нос это значит, что он попытается создать тебе неприятности.
- Ну вот, теперь будем знать! Хороший у тебя нос, чувствительный! А знаешь, когда едешь куда-нибудь на машине или в поезде или даже в лифте то стоит только закрыть глаза и представить, что едешь в обратную сторону как сразу начинает казаться, что ты и вправду едешь назад, и от этого ощущения уже не отделаться! Вот попробуй – закрой глаза!
- Ого, здорово! Получается, что если мы заскучаем по дому – можно будет просто закрыть глаза - и представить, что едем домой.
- Можно вообще – всю дорогу ехать домой! Вот вообрази себе – едешь десять тысяч километров и всё - дорога к дому. Только вот тогда ничего не увидишь за окном.
- Ну можно так делать ночью.. – сказал Кузнечный. - А знаешь, что я еще подумал.. Я подумал, что если в храмах на Пасху каждый может забраться на колокольню и бить в колокола - то наверное в поездах и в электричках на день железнодорожника можно зайти в кабину машиниста и погудеть!
- А сегодня день железнодорожника?
- Я не знаю. Но может и машинист не знает. Вдруг он счастливый и не следит за временем. Главное его поздравить и НАПОМНИТЬ про этот обычай.
- О-о, давай, только нарвем ему цветов на ближайшей станции. Хорошо, что электрички делают остановки. Вдруг где-нибудь захочется выйти и остаться на какое-то время, или просто почувствовать, что ты здесь, а не где-нибудь еще. Или набрать цветов..
Так и было сделано. Чарли на всякий случай придерживал ногой дверь, чтобы та не закрылась – а Чухлинка спрыгнула с платформы и быстро набрала букет луговых цветов. Правда запрыгивать обратно в вагон пришлось уже на бегу.
|
|
|
- Здравствуйте, - сказали майсы постучавшись в кабину локомотива и протянув цветы открывшему дверь железнодорожнику. – С днем железнодорожника. Вы же ПОМНИТЕ про такую традицию, что на день железнодорожника каждый может погудеть в гудок?
- Если честно, я такого не припомню, - сказал машинист, - и вообще, сегодня не день железнодорожника, но гудеть нам пока никто не запрещал. Это даже нужно делать, но нам надоедает. Так что если хотите – можете гудеть хоть до самой Венеры!
- Венеры?
- Ну, мы так называем Вязьму.. одним словом, вот вам шнурок – развлекайтесь!
-Ура! – закричали майсы. И стали отчаянно дергать за веревку. Им казалось, что звуки издаваемые этим гудком такие громкие и стремительные, что потрясают все основы вселенной! Пронзают её насквозь, как энергия тысяч черных дыр, которая засасывает все существующее в себя и уносит в невозможные дали. Даже машинисты присоединились к ликованию и, увлёкшись, проехали следующий перрон, так что к нему пришлось возвращаться.
- Так не пойдет, - сказали они, так мы с вами и конечную проедем. Поэтому наверное так – погудели и довольно!
И Майсы, поблагодарив машинистов, вернулись в вагон. Поезд же скоро благополучно прибыл на конечную станцию – Вязьма. Городок этот был похож на большую лесную поляну, где подобно пням, на почтительном расстоянии друг от друга стояли заросшие травой приземистые желтоватые, немного потерявшие свою форму двухэтажные дома с уютными арками. Краска на всех этих домах была, конечно, облуплена, а вместо дорог “поляну” пересекали протоптанные людьми тропинки. Рядом с одним из таких домов-пней майсы и решили подождать следующей электрички. Всё располагало к тому, чтобы мирно, в мягких лучах солнца поесть арахис. Правда оказалось, что Чухлинка забыла в поезде взятую из дома бутылку с водой, отчего Чарли в первый раз за время их знакомства пришел в ярость.
- Ну вот, теперь придётся ПОКУПАТЬ воду! 30 рублей коту под хвост, и это при том, что у нас даже нет кота! А какой вред для экологии!
- Ты злишься, Чарли? – не поверила своим ушам Чухлинка.
- ДА, Я ЗЛЮСЬ!
|
|
|
- А чего это ты решил разозлиться? – спросила она совершенно спокойно.
- Ничего я не решал! Я просто ЗЛЮСЬ и всё, не по дурацкому расписанию или что-то в этом роде!
- Разве это проблема, 30 рублей? Вот дадим в Смоленске концерт – и у нас в кармане будет гораздо больше.. – рассудила девочка.
Тут Чарли взял себя в руки, но не потому, что Чухлинка обнадежила его, а потому, что он решил разобраться в себе. А разобравшись – понял, что он действительно никогда не паниковал и не в падал в уныние или истерики из-за больших бед, но вот, случилась ничтожная неприятность - и он вышел из себя. А случилось это потому, что так странно устроен человек - когда случается что-то действительно плохое – он переходит как бы в другой режим. Режим беды и страдания. А мелкие неприятности лишь портят общее состояние счастья отравляя его мелкими уколами тревоги. Вот почему он так отреагировал, и, поняв себя – успокоился. К тому же, он решил, что это прекрасный повод сблизиться с народом – и, чтобы не вредить окружающей среде и не покупать лишнюю пластиковую бутылку – постучался в окно первого этажа одного из домов и попросил налить им воды в банку, пообещав её тут же после опорожнения вернуть. Человек с оголенным торсом показавшийся из окна с видимым удовольствием откликнулся на просьбу, и через минуту передал майсам сосуд с мутноватой, ржавого цвета жидкостью. Можете не возвращать! – сказал человек.
Чарли поблагодарил доброхота, а когда ребята сели на скамейку и приступили к трапезе – попробовав воду сморщился, и сказал – попытался бы Христос такую воду превратить в вино!
- Зато мы узнали как живут люди в глубинке, верно? Что воду они пьют горькую-горькую, но глаза у них добрые-добрые. – рассудила Чухлинка также испробовав неприятную на вкус субстанцию.
- Верно, - кивнул Чарли и, выпив залпом то, что оставалось в банке, пошел отдавать её хозяевам, так как майсам такая тяжелая ноша в пути была без надобности.
4. Рок-кафе “Судороги”
На перроне, в ожидании своего часа, стояла зеленая электричка. Незадолго до отправления Чарли и Чухлинка проникли в неё и сели у окна. Машинист, как это заведено, объявил на каких станциях предстоят остановки, а на каких нет. На этот раз посчастливилось всем тем, кто живет рядом с маленькими полустанками посреди дремучего леса, которые обычно даже не имеют названий и именуются по тому расстоянию, на котором они находятся от ближайшего областного центра, например: платформа 168 километр, платформа 105-й километр. Выйти в таких местах можно, как и в городе Новое Море, только из первых двух вагонов и сесть только в них.
|
|
|
День клонился к вечеру и солнце висевшее невысоко над верхушками деревьев наполняло вагоны мягким золотым светом. Состав мирно скользил сквозь дремучие леса смоленщины. На небольших полустанках в вагон, в котором сидели майсы, заходили почтенного вида пожилые женщины и тихо беседовали друг с другом на красивом русском языке, который редко можно услышать в Москве. Через пару остановок они выходили на такой же дремучей, глухой платформе со всех сторон окруженной лесом. Куда они шли – для майсов было загадкой – то ли в избушку посреди лесной чащи, то ли в отдалённую деревню, то ли в домик путейщика.
Чарли сказал, что раньше он думал, что умные и интересные люди живут только в Москве и Петербурге, но сейчас ему кажется, что это может быть вовсе не так и обитатели далёких, потерянных в глуши лесов посёлков и деревень может быть даже глубже и духовнее столичных жителей. Так он рассуждал, глядя на людей сидящих в вагоне.
Вот появились контролеры, но майсам уже не хотелось притворяться сидениями и, тем более, бегать от проверяющих. Им стало совестно. Они подумали, что было бы гораздо лучше, если бы их решили подвезти по доброй воле. Ведь тогда они будут знать, что там, где они очутились люди очень отзывчивые и им будет гораздо радостнее продолжать путь. И они сказали контролёрам:
- Здравствуйте! Мы едем БЕЗ билета! Может быть мы могли бы сделать что-то для вас, чтобы вы разрешили нам проехать до конечной? Ревизоры предложили вымыть пару вагонов и майсы с радостью откликнулись на это разумное предложение.
Был уже поздний вечер, за окном стремительно темнело. Чарли очень любил ночные электрички. В них обычно мало людей и поэтому ему представлялось, что вагоны едут как бы сами по себе, по своим делам - пятно света и тепла скользит сквозь густую тьму. Так и сейчас – пассажиров в поезде почти не было и ребята легко и радостно выполнили поручение и, получив согласие проверяющих ехать дальше, сами решили поприставать с разговорами к тем немногим, кто ехал в ночной Смоленск.
Один из этих людей сказал: “Посмотрите на деревья. Деревья – совсем как человеческие мысли. Они так же имеют широкое основание и разветвляются на мысли поменьше и мыслишки – веточки”. А другой сказал, что человек, как всякое дерево, которое гнётся под весом снега и даже прижимается к земле - однажды разогнется. Третий пожаловался на то, что влюблён в женщину, а она влюблена в конструкции. Она инженер. Четвёртый сказал, что книги – это наши сообщники. “Вот не останется русских людей совсем – но останутся русские книги. Вот с ними и будем вести беседы”. Пятый рассказал, что однажды ударил человека по лицу и разбил ему очки, и что чудесным образом после этого он стал прекрасно видеть. Но сидевший рядом персонаж в пиджаке и в галстуке вмешался в разговор и сказал, что чудес не бывает, потому что чудеса экономически невыгодны.
|
|
|
Мужчина в синих штанах и шляпе поведал, что есть такая страна, в которой язык устроен так, что как бы вы ни пытались – у вас всё равно не получится сказать что-нибудь несмешное. Так и выходит, что в этой стране всякая фраза обращается в шутку и все, конечно, смеются. И никому не надоедает всё время хохотать.
Был и еще один пассажир сидевший в углу вагона вдалеке ото всех. Глаза у него были безумные, страшные, добрые. Глаза оленя. Он сказал, что умереть можно в любой момент даже когда ты совершенно здоров. Смерть может наступить, если вдруг перестать помнить о том, что ты есть. Наверное все те, кто думают больше о других чем о себе так и умирают незаметно..
Поздно ночью электричка подъехала к зданию из красного кирпича, на котором большими, светящимися в темноте буквами было написано – Смоленск. Майсам совсем не хотелось спать. Причиной тому было наверное то, что это было их первое большое совместное путешествие. А еще ребят взволновали разговоры со встретившимися им людьми, поэтому они решили побродить по ночному городу. Рядом с вокзалом они увидели невзрачное здание. Над его дверью висела нарисованная красками вывеска – “Рок-кафе Судороги”.
- Ого! Кажется мы, наконец, нашли место, где танцуют пляску Святого Витта! – обрадовался Кузнечный.
- Пляску кого?
- Святого Витта! В средневековье была такая болезнь, когда человек начинал дёргаться во все стороны, всеми частями своего тела, даже пальцами ног, ушами и волосами..
- Даже волосами? – удивилась Чухлинка.
- Конечно! Это же БОЛЕЗНЬ! Но некоторые насмотрелись на больных и придумали такой танец.
- Это Святой Витт придумал?
- Не знаю, может и так, а может он был первым, кто этой болезнью заболел, а может самой знаменитой её жертвой..
Чухлинке стало ужасно любопытно посмотреть на такие танцы, а Чарли подумал, что хорошо было бы дать здесь концерт, чтобы раздобыть немного монет..
Войдя внутрь они оказались в тёмном сыром помещении, где под ритмичную музыку дико отплясывала самая разношерстная публика. Но, в основном, это были неопрятно одетые, худые небритые мужчины с нечесаными сальными волосами.
- Маргиналы. – оценил обстановку Чарли. – Здесь мы дадим свой лучший концерт. Лучшей публики просто не придумаешь!
Чухлинка ничего не поняла, но обрадовалась тому, что нужно будет выступать.
- Кажется у нас в репертуаре есть кое-что, что ИМ понравится. – сказал Кузнечный и дал необходимые инструкции Чухлинке.
Майсы ворвались на сцену и прокричали в микрофон: “Стоп музыка! Это заведение окончательно и бесповоротно оккупировано Майсами! Сейчас вам придётся потрясти своими костями во славу пригородов всех городов где играют ритмы и блюзы! Бабах! ”
И в зал ворвались оглушительные звуки безумной трубы, которая играла так быстро, что всем присутствующим пришлось танцевать в три раза быстрее чем до того и дёргаться у них стали не только руки и ноги, а, как и положено в плясках такого рода – еще и волосы, уши и носы. Когда же прелюдия закончилась Чарли заорал в микрофон:
Я сижу на кухне и читаю Роллинг Стоун
Венечка на кухне починяет патефон
Вера спит на чердаке, хотя орет магнитофон
Её давно пора будить, но это будет моветон.
Я боюсь жить, наверное я трус,
Денег нет, зато есть
Пригородный блю-у-у-у-ууууууузззз!
Когда песня закончилась, все танцевавшие попадали на пол без сил. Но Чарли и после этого не оставил их в покое.. Он сказал в микрофон: “Если у вас есть лишние монеты – отдайте их нам”. И даже нищие, которые приходили в это кафе только потанцевать и никогда ничего не покупали, отрывали верхнюю часть своего тела от пола, чтобы положить монету в древесную шляпу, а после свалится уже без сознания.
На последок майсы решили спеть колыбельую лежащим на танцполе. Это была песня The Seekers – well, well, well. Когда она была исполнена один из бродяг прохрипел:
-Кто автор?
- Иисус Христос, - бодро отрапортавал Чарли, после чего майсы, гремя монетами, удалились.
Не найдя достойного ночлега майсы большую часть ночи бродили по безлюдным холмистым улицам города, застроенного желтыми сталинскими домами. Лишь изредка ночь рассекали фары машин взбиравшихся по горбатым дорогам на холм или спускавшихся с холма. Майсы заходили во дворы заброшенных зданий окна которых смотрели на них глубиной своих необитаемых глазниц и будто говорили что-то, и было так тихо, что казалось можно это что-то услышать.
Под утро, когда ребята совсем устали кочевать, в одном из дворов они наткнулись на вывеску полуподвального помещения, которая гласила: “Киноклуб – Фильмы с плохим концом”, а ниже было подписано: “Круглосуточно. Вход бесплатный”. Когда они зашли – как раз начинался фильм. Но действительно ли у него был плохой конец майсы так и не узнали, потому что в самом его начале заснули на сидениях сном гусениц – подобрав под себя ноги и уткнувшись носами в свои рюкзаки.
Чарли тогда приснилось, что к нему в Москве на 7-й этаж поднимается папа его лучшего друга детства – Саши Беликова, жившего на первом этаже и говорит, что Саша умер.
- Отчего? – спросил Чарли.
- От остроты зрения. - ответил сашин отец.
|
|
|
