Глава IV поздние удила и уздечки

Челюсти у лошади длинные и узкие; они имеют U-образную форму, верхняя челюсть, в отличие от нижней (как и у всех других животных), неподвижна. На каждой имеется шесть резцов, расположенных вместе вокруг передней части челюсти (кривая U). За ними в некотором отдалении следуют клыки, по два на каждой челюсти (у кобыл их обычно нет). За клыками находится широкий промежуток («полосы рта»), где челюстная кость не имеет зубов и покрыта тонким слоем чувствительной десны. После этого промежутка вдоль верхней части каждой дуги U снова идут коренные зубы.

Весь рот прикрыт мягкими и чувствительными губами. Их уголки как раз достигают спереди фронтальных коренных зубов на каждой стороне.

Корни языка прикреплены к основанию нижней челюсти, внутри углубления которой он обычно лежит в состоянии покоя. Свод рта (или небо), располагающийся за верхними резцами, имеет слегка вогнутую форму и состоит из кости, покрытой тонким слоем чувствительной десны.

Под нижней челюстью есть четко различимый желобок («подбородочный желобок»), идущий от одной стороны к другой.

Важнейшая часть удил — это грызло, лежащее поперек рта. С помощью поводьев, прикрепленных к каждому концу грызла, всадник может надавливать на какую-либо сторону рта, чтобы заставить лошадь повернуть, или сразу на обе стороны, для того чтобы остановить ее. Очевидно, грызло может быть устроено так, что будет воздействовать и на язык, и на небо (например, если грызло толстое и покрыто шипами). Однако эти части будут испытывать небольшое воздействие от тонкого и гладкого грызла.

Грызло может быть связано с уздечкой таким образом, что во рту лошади оно будет висеть более или менее свободно. Тогда, если поводья натянуты, удила будут стремиться вытянуться назад и вверх так далеко, насколько этому позволят уголки губ. Следовательно, большая часть данного воздействия будет перенесена с ротовых полос на губы. Такие удила (существует много их разновидностей) и есть то, что называется трензелями.

Если один повод натянут сильнее другого, то трензельные удила будут скользить вбок через рот лошади, если у них нет псалиев, достаточно больших для того, чтобы помешать этому. Кроме того, к псалиям крепится уздечка, с помощью которой удила удерживаются на своем месте. Удила также воздействуют на лошадь иным образом, за счет того, что псалии оказывают давление на наружную сторону ее щек и губ. Как и грызло, псалии могут иметь различную форму.

Второй тип удил имеет помимо грызла еще одну часть — цепочку, проволоку, ремень или металлический стержень, проходящий под нижней челюстью лошади и лежащий в подбородочном желобе. Это подгубный ремень. Поскольку нижняя челюсть более или менее плотно удерживается между подгубным ремнем и грызлом, то удила не выскальзывают через уголки рта, а продолжают воздействовать на прутья. Более того, сильного рычажного действия можно достигнуть, прикрепив удила не к концам грызла, а к длинным псалиям.

Что касается известных мне древних образцов, то подгубный ремень (сделанный из проволоки или металлического стержня) просто прикреплялся к этим псалиям на удобном расстоянии под грызлом. Соответственно, когда поводья натянуты, удила целиком вращаются вокруг оси грызла, и подгубный ремень поднимается, чтобы давить на дно нижней челюсти, которая таким образом сдавливается между грызлом и подгубным ремнем.

Современные подгубно-ременные удила обладают еще большим воздействием, так как подгубный ремень (состоящий из регулируемой цепочки) свисает с крючков, прикрепленных как раз над грызлом. Он действует как точка опоры рычага, чьим длинным плечом является нижняя часть псалия, к которой прикреплен повод.

Вообще говоря, трензель должен поднимать голову лошади, поскольку давление идет вверх, в уголки рта, а подгубный ремень — опускать ее, поскольку давление направлено вниз на ротовые полосы. Однако, как указывает Ксенофонт[137], всадник может опустить голову лошади с помощью трензеля, низко держа руки. И наоборот, лошадь, вскидывая голову и открывая рот, может переместить воздействие как трензеля, так и подгубного ремня с прутьев на уголки рта, поскольку тогда поводья будут натянуты более или менее параллельно ее челюстям, а не поперек. Ксенофонт советует не дергать рот лошади слишком грубо, чтобы она вскидывала голову вверх. Также он советует «не злоупотреблять удилами, пришпоривать и бить ее хлыстом, благодаря чему, как полагает большинство, лошадь будет выглядеть эффектно. Ведь подобными мерами седоки добиваются вовсе не того, чего им хотелось. Дергая лошадей за рот, они ослепляют их, вместо того чтобы позволить лошадям видеть, куда они идут; пришпоривая и стегая лошадей хлыстом, всадники сбивают их с толку, так что у тех может возникнуть ощущение опасности. Прежде всего это относится к тем своевольным лошадям, которым не нравится ходить под седлом»[138].

Мы не станем уделять большого внимания подгубному ремню, поскольку он был неизвестен в классической Греции. Похоже, что его изобрели галлы, которые, придя из Центральной Европы, в течение долгого времени угрожали Италии, а в начале III в. до н. э. прорвались на Балканский полуостров, напали на Грецию и затем обосновались в Галатии, в самом сердце Малой Азии. Галлы часто служили в качестве наемников в армиях различных держав, а после римского завоевания играли важную роль во вспомогательной коннице империи. На Илл. 34 d (грызло здесь выглядит просто ужасающе) — одни из самых ранних известных подгубноременных удил[139], происходящих из той области Фракии, которую, возможно, заняли галлы в 276 г. до н. э., потерпев поражение от македонского царя Антигона Гоната. Позднейшие, более мягкие, образцы с составными или одночастными грызлами были найдены на месте поселений, относящихся к римскому периоду. Я полагаю, что это и есть те самые кельтские удила, которые Арриан противопоставляет греческим и римским удилам, а также индийскому шипованному нахрапнику и одночастному грызлу.

Прежде чем начать рассказ об удилах древней Греции, я должен с сожалением отметить, что их полностью сохранившиеся образцы встречаются редко. Известно немало образцов удил, найденных в Италии, Центральной Европе, южной России и Луристане, где существовал обычай закапывать конскую упряжь, а иногда и самих лошадей вместе с покойниками. Однако в захоронениях Греции удила встречаются очень редко. Полностью сохранившиеся образцы и множество фрагментов найдены в святилищах, куда они, возможно, были принесены в качестве посвятительных даров удачливыми владельцами скаковых лошадей; кроме того, в музеях имеется несколько экземпляров, чье происхождение сомнительно или неизвестно[140]. Вначале я попытаюсь прокомментировать рассуждения Ксенофонта на этот счет[141], а затем попробую показать, как археологический материал иллюстрирует его замечания. Это нелегко, поскольку Ксенофонт не описывает удила, но упоминает их как нечто хорошо знакомое его читателям; в результате мы не можем быть абсолютно уверены, что он имеет в виду те типы удил, которые нам известны. По крайней мере, ясно, что Ксенофонт не говорит о тех удилах, которые используются в настоящее время. (Так, например, напрасно искать в его словах прямое указание на современную двойную уздечку. Две пары удил, о которых он говорит, должно быть, использовались в различных случаях, но не клались в рот лошади одновременно. )

Ксенофонт объясняет, как «обращаться с хорошим боевым конем так, чтобы во время езды он являл собой великолепное зрелище», и в своем повествовании говорит об удилах следующее.

X, 6. Прежде всего, тебе нужно иметь не менее двух грызел. Одно из них должно быть гладким, с кольцом подходящего размера. У другого кольцо должно быть тяжелым и узким (? ), а «ежи» — острыми, чтобы конь, когда возьмет это грызло, вследствие шероховатости выпустил его, а когда возьмет гладкое, радовался бы его гладкости, и то, чему его научило грубое, исполнял бы с гладким.

X, 7. Если же конь презирает его гладкость и часто полагается на него, то в таком случае мы прибавляем к нему большие кольца, чтобы заставить его раскрыть рот и выпустить грызло. Грубые грызла можно делать различные: и давящие, и тянущие[142].

X, 8. Но сколько бы у тебя не было удил[143], пусть все они будут гибкими. Ведь когда конь закусывает твердое, то за какую бы часть он ни схватил, он держит целое, как копье: где ни возьмешь — поднимешь целое.

X, 9. А гибкое все равно что цепь: мы держим лишь ту ее часть, что у нас в руке, а прочее виснет. И лошадь, то и дело хватая то, что ускользает изо рта, выпускает грызло. Вот почему серединные кольца висят на осях, чтобы конь, щупая их языком и зубами, не старался хвататься челюстями за удила.

X, 10. Если кто не понимает, что такое гибкие удила и что такое твердые, мы опишем и это. Гибкие — это когда ось имеет широкие и гладкие связки, которые легко сгибаются. И если все части, что вращаются на осях, имеют большие отверстия и не расположены слишком тесно, то такие удила являются еще более гибкими.

X, 11. Если же разные части удил пропущены одна через другую и они соединены накрепко, такие удила суть твердые.

До того как обратиться к археологическим свидетельствам, отметим следующее.

Ксенофонт делит удила на два основных типа — «гладкие» и «грубые». У последних имеются «ежи», которые, должно быть, представляют собой острые шипы. Далее они подразделяются по своему действию на «давящие» и «тянущие».

В свою очередь, Ксенофонт разделяет удила на «гибкие» и «твердые». К последней категории, очевидно, принадлежат все удила с одночастными грызлами, а также с составными, у которых кольца сцеплены слишком плотно и не могут свободно двигаться. «Гибкие» удила имели составные грызла, и Ксенофонт также рекомендует, чтобы (X, 10) вокруг части грызла были насажены свободно вращающиеся валики и чтобы (X, 9) в местах их соединения были подвешены маленькие кольца: лошадь продолжает хватать их во рту, поэтому никогда не будет крепко держать грызло.

Это, возможно, удивит современного читателя, который ждет, что лошадь будет легко брать ртом удила, так что всадник может все время чувствовать рот лошади с помощью постоянного мягкого натяжения поводьев. То, что животное «полагается на удила» (X, 7), мы определенно считаем недостатком; лошадь, не привыкшая к чрезмерному давлению, которое всадник оказывает на переднюю часть ее тела, буквально опирается на удила для поддержки. (Конечно, лучше научить лошадь сохранять равновесие, а не делать удила такими неудобными для нее, что она будет «презирать» их. ) Однако «закусывание удил» мы воспринимаем как нечто положительное, и потому читателя, безусловно, удивляют те строки в сочинении Ксенофонта, где он утверждает обратное. Это очень важный момент, и позже мы обязательно рассмотрим его с точки зрения всадника.

Необходимо подчеркнуть, что слова Ксенофонта не означают предостережения против позволения лошади брать удила зубами (опасность чего Ксенофонт в полной мере осознает[144]): эти слова следует понимать буквально.

Замечания Ксенофонта могут быть проиллюстрированы. На Илл. 36 а воспроизведены бронзовые удила, хранящиеся в Берлине. О них сообщается, что они были найдены вместе с еще одной парой удил в одном из беотийских захоронений и металлическим намордником (выполнены, вероятно, не ранее IV в. до н. э. [145]). Части составного грызла соединены сцепленными кольцами, на каждой стороне которых имеются широкие диски с острыми краями, вращающиеся вокруг частей грызла: они сконструированы так, чтобы вонзаться в язык и небо и таким образом мешать лошади сомкнуть челюсти и закусить удила. Снаружи эти валики снабжены четырьмя рядами шипов, предназначенных для воздействия на рот. Из точки соединения частей грызла выходят две короткие красивые цепочки, целью которых было, как объясняет Ксенофонт, побудить лошадь постоянно щупать во рту их свободные концы.

Псалии вместе с еще одной парой удил выполнены в форме длинных металлических прутьев, один из концов которых согнут горизонтально внутрь, а другой наружу, образовывая в целом длинную букву S. Согнутые внутрь концы, возможно, проходили под подбородком.

Концы частей грызла свободно проходят через отверстия в середине псалиев. На внешней стороне псалиев на каждой стороне этих отверстий есть маленькие горизонтальные кольца для прикрепления ремней уздечки.

Снаружи псалиев имеются бронзовые крючки, вращающиеся свободно вокруг концов частей грызла, к которым прикрепляются поводья.

Удила на Илл. 34 с происходят предположительно «из Ахайи» и хранятся сейчас в Британском музее[146]. У этих удил псалии в виде полумесяца с концами, обращенными вверх, и кольца для крепления уздечки на внутренней стороне каждого полумесяца. Имеются два коротких валика, покрытых шипами, вместо одного длинного; цепочка, свешивающаяся с места соединения петель (колец), отсутствует.

Очевидно, что эти удила принадлежат оба к «грубому» (их шипы справедливо заслужили название «ежей») и «гибкому» типу. Было бы легко сконструировать удила в целом схожие с ними по виду, но без шипов на валиках, а диски в местах соединения частей грызла сделать широкими и без острых краев. Такие удила могли бы быть названы «гибкими» и «гладкими». Однако ни одного подлинного образца не сохранилось.

Благодаря памятникам материальной культуры становится понятно, каким образом эти удила крепились к уздечке. Хотелось бы обратить особое внимание читателя на Илл. 19, где изображена голова небольшой бронзовой статуи колесничной лошади (найдена в Олимпии; выполнена, вероятно, незадолго до 460 г. до н. э. [147]). Удила этой лошади имеют псалии в виде полумесяца; в середине псалиев большие отверстия, через которые проходят концы частей грызла. По форме они очень напоминают псалии на Илл. 33 а, и можно предположить, что здесь грызло также было гладким. Концы полумесяцев были повернуты вверх, и в них имелись круглые отверстия, к которым прикреплялись короткие ремешки. В свою очередь, ремешки присоединялись к большому кольцу, низко висящему на щеке лошади; здесь они встречались с суголовным ремнем уздечки, который проходил прямо над головой животного, за ушами. Имелся подбородный ремень (или, скорее, ремень, который выполнял те же функции, но проходил под верхней частью челюсти) и нахрапник, который привязывался с каждой стороны прямо над кольцом, там, где суголовный ремень соединяет короткие ремни, прикрепляющие удила, и проходит только вокруг передней части носа. Налобного ремня не было; возможно, сопротивление гривы было достаточным, чтобы помешать суголовному ремню соскользнуть назад с шеи лошади.

Подбородный ремень прикреплялся слева, причем соответствующий узел можно было легко развязать. Очевидно, что после этого, плавно потянув суголовный ремень за уши животного, можно было снять всю уздечку. Другие ремни нельзя было развязать или отрегулировать, и потому у каждой лошади должна была быть своя, именно ей подходящая уздечка. Важно было подогнать уздечку надлежащим образом, и Ксенофонт указывает на это.

«Конюха, — пишет он, — нужно научить... чтобы было известное расстояние между удилами и челюстями. Ведь если удила лежат слишком близко к челюстям, то это может повредить рот, так что он становится нечувствительным, а если удила лежат слишком близко к передней части рта, то это дает лошади возможность закусить удила и перестать повиноваться»[148].

(Очевидно, что если уздечка была слишком узкой, то удила постоянно давили на углы рта, сдавливали и раздирали их независимо от того, были опущены поводья или нет. Но передние зубы лошади, как и человека, нечувствительны снаружи. Следовательно, если конь держит удила меж зубами, а не во рту, то он не ощущает их действия. )

«Грубые» удила, которые мы описывали до сих пор, действовали главным образом за счет натягивания грызла против ротовых полос и уголков рта (поэтому их можно назвать «тянущими» в собственном смысле слова). Мы уже видели образец, относящийся к Бронзовому веку, с составным грызлом и шипами, выступающими внутрь из псалиев, и отметили, что когда поводья были натянуты, нижняя челюсть лошади, очевидно, сдавливалась между ними. Именно это, как я полагаю, Ксенофонт называл «давящими» удилами. К его времени они приобрели еще более внушительный вид.

Илл. 32 а показывает железные удила, найденные на Кубани в захоронении скифского вождя, чье племя, подобно большинству населения побережья Причерноморья, очевидно, имело контакты с греческой цивилизацией. Эти удила сделаны в начале IV в. до н. э. [149] Грызло плоское и составное. Псалии (из них полностью сохранился только один; он согнут с одного конца, но, возможно, это случайность), имеющие форму железных прутьев, проходят через петли на концах частей грызла, а не через отверстия, через которые пропущены его части. Сразу за ними расположены четырехугольные бронзовые пластины, у которых на каждом углу имеется по одному повернутому внутрь шипу. (Не исключено, что они сделаны из бронзы, поскольку железные шипы были бы слишком хрупки. )

Никаких образцов этого типа удил в Греции еще не найдено. Однако некоторые рисунки на вазах и других произведениях искусства, датированных начиная с третьей четверти VI в. до н. э. и до первой половины IV в. н. э., изображают удила с маленькими вытянутыми прямоугольниками, покрытые внутри псалиев точками. Я полагаю, что прямоугольники — это бронзовые пластины, как и упомянутые пластины от удил с Кубани. Со стороны они были бы отчетливо видны, особенно если бы остальная часть удил была бы сделана из железа. Точки должны напоминать зрителю о повернутых вовнутрь шипах[150].

Предназначение нахрапника на только что описанной уздечке, конечно, было иным, чем у наброшенного нахрапника Бронзового века. Во-первых, он прилаживался выше. Во-вторых, поводья, которые прикреплялись к концам частей грызла, очевидно, не оказывали воздействия на удила. Поэтому такой нахрапник не играет роли при управлении лошадью и служит только для того, чтобы удерживать уздечку на месте. Часто он вообще не используется, особенно когда уздечка прикрепляется к налобному ремню. Возможно и одновременное использование налобного ремня и нахрапника: вероятно, они связаны вертикальным ремнем, идущим вниз по передней части носа; к этому-то ремню, по-видимому, и прикрепляется налобник, декоративный или защитный. Ремни могут пересекаться также по диагонали на носу лошади[151].

Места, в которых пересекались различные ремни, часто украшались декоративными дисками, однако, судя по вазовой живописи, можно предположить, что в самой Греции (в отличие от Малой Азии) до IV в. до н. э. они редко были большими и выполнялись не слишком тщательно. Уцелевшие образцы, сделанные из бронзы, имеют на задней стороне декоративного диска конструкцию из четырех небольших ножек, поддерживающих металлическое кольцо или квадратную пластину с отверстием в ней. Пересекающиеся ремни, очевидно, проходили через промежутки между этими ножками[152].

На азиатской окраине греческого мира мы находим маленьких животных, сделанных из бронзы и слоновой кости, используемых вместо бронзовых дисков. И в Персии найдены украшения в форме кабаньих клыков. Они закрывают маленькие прямоугольные выступы, в которых с четырех сторон просверлены отверстия для пересекающихся ремней[153].

Еще раз обратим внимание на важный момент: у древних не было таких приспособлений, как современные пряжки, с помощью которых в поле можно быстро подогнать уздечку. Пряжки от сбруи были обнаружены в Сирии среди предметов, относящихся ко времени незадолго до нашей эры, но эти образцы значительно старше известных мне европейских[154].

Изменившиеся формы уздечки не означают, что использование давления на наружную часть носа как средство управления лошадью более не применялось, хотя в настоящее время в целом оно осуществляется с помощью удил. Аттическая ваза из Британского музея (не ранее середины V в. до н. э. ) показывает отъезд охотника или воина[155]. Он правит лошадью с помощью широкого ремня вокруг ее морды, помеченного точками; возможно, они изображают острия вроде тех, что были прилажены к нахрапникам индийских лошадей, описанных Страбоном и Аррианом. Другим средством, обычно использовавшимся вместе с удилами, был psalion[156]. Он представлял собой металлический кавессон, образцы которого происходят из ассирийского местечка Султантепе (VII в. до н. э. )[157] и — в почти не изменившейся форме — из многих мест римской императорской эпохи[158]. Он состоит из U-образной металлической полоски, сконструированной таким образом, чтобы горизонтально прилегать вокруг передней части носа; из ее свободных концов выходят две прямых детали, обычно шести дюймов в длину. Их вершины соединены со второй горизонтальной U-образной полоской, повернутой в обратную сторону; она устроена так, чтобы проходить под верхней частью челюсти. Дуги этой U-образной детали видоизменены так, чтобы можно было прочно прикрепить кожаные ремни оголовья. Под свободными концами нижней U-образной полоски имеются две выступающие части в виде колец, к которым, возможно, присоединялись поводья, или скорее, когда psalion использовался вместе с удилами, как это предполагает Ксенофонт, подбородный ремень, к которому прикреплялся один чумбур[159]. Когда эта веревка была натянута, то нижняя U-образная полоса давила на переднюю часть носа, а верхняя — на нижнюю часть челюсти; очевидно, что достигнутый эффект ножниц (psalis, ножницы) был сильнее, нежели простое давление обычного нахрапника. Очевидно, тут мы имеем дело с «укусом изогнутого кавессона», о котором специально упоминает один из авторов «Палатинской антологии»[160].

Это средство было особенно действенным, если использовалось для усиления удил, поскольку одновременным давлением на нос и челюсти оно мешало лошади вскидывать голову вверх и открывать рот для того, чтобы избежать воздействия удил. Впрочем, даже само по себе оно было довольно внушительно. Ксенофонт особо предупреждает о том, чтобы при посадке на лошадь не дернуть случайно голову животного, когда имеется такой элемент упряжи[161]. Я не знаю какого-либо определенного изображения этой формы кавессона в искусстве, но на некоторых вазах изображены лошади, чьи поводья были оставлены у них на шеях и удерживались отдельным чумбуром, который прикреплен под подбородком (хотя, возможно, чаще к подбородному ремню уздечки, чем к psalion). To же самое устройство, причем гораздо чаще, изображается на ассирийских рельефах. Похоже, там оно было более распространено, тогда как в Греции использовалось лишь в редких случаях, хотя Ксенофонт и предупреждает против того, чтобы лошадей вели с помощью удил.

Скифы (а за ними и греки), кажется, иногда сочетали чумбур и поводья, делая один повод подходящей длины для езды верхом, на конце которого вязалась петля или скользящий узел, через который проходил другой повод[162]. Этот другой повод делался в несколько раз длиннее. Во время езды один конец этого повода в виде петли держали рядом. Когда же всадник спешивался, то он мог оставить поводья на шее лошади и держать длинный конец в то время, пока лошадь паслась. Я не считаю этот способ удачным; существовала опасность, что лошадь запутается в таких поводьях во время выпаса и что такое действительно часто бывало. Вести лошадь приходится с помощью удил, а во время езды мешает конец, завязанный петлей.

Другой неудачный способ, зафиксированный вазовой живописью VII—VI вв. до н. э., — это поводья, разрезанные посередине, когда каждый повод обычно удерживается в руке. Однако если какой-либо из поводьев падает, то он падает прямо на землю, а не остается лежать на шее лошади, и лошадь становится неконтролируемой. Этот способ использовался мальчиками на скаковых лошадях и вообще гражданскими лицами, но никогда, насколько я знаю, — военными. Ксенофонт[163] рекомендует «поводья ни слабые, ни скользкие, ни толстые, так чтобы было можно держать в руках и копье, и поводья, когда это необходимо».

На изображениях не всегда понятно положение рук, держащих поводья. В тех случаях, когда его можно рассмотреть, поводья обычно проходят от удил через указательный палец и книзу через руки. Обычно так держат поводья при управлении колесницей; во время верховой езды в настоящее время, как правило, делается наоборот (поводья проходят кверху через руки). Но поскольку нужно было помешать лошади закусить удила, то всаднику рекомендовалось оставлять поводья ослабленными, за исключением тех случаев, когда действительно требуется использовать их, чтобы усилить свои команды[164]. Конечно, невозможно «чувствовать рот лошади» с помощью легкого, хотя и постоянного натяжения поводьев, когда на ней скачут, используя удила, описанные выше. «Для европейца почти невозможно управлять лошадьми» из современной Индии, которые привыкли к «колючим грызлам», — так бурно они реагируют на малейшее касание к их рту[165]. Древний всадник, скакавший без седла или на чепраке, мог править лошадью и с помощью других средств, воздействуя через тазовые кости, что в настоящее время в основном забыто.

К сожалению, не может быть сомнений в том, что древние греки действительно использовали удила, которые резали рты их лошадям. Дион Хризостом рассказывает историю о том, как Апеллес, знаменитый художник, попал в затруднительное положение, пытаясь реалистически изобразить покрытый кровью и пеной рот лошади. В конце концов, потеряв терпение, он бросил в картину губку и таким образом случайно достиг желаемого результата[166]. На Илл. 28а, представляющей собой фрагмент знаменитой Александровой мозаики из Помпеи, изображена персидская боевая лошадь, осаженная «грубыми» удилами. Открытый рот позволяет четко рассмотреть грызло с валиками и доказывает, что этот тип удил (хотя происхождение экземпляров, хранящихся в музеях, вызывает вопросы) — не изобретение современного кузнеца.

Илл. 21а, воспроизводящая аттическую вазу приблизительно 430 г. до н. э., показывает амазонку Ипполиту на коне. На этом изображении ясно видно, что поводья прикреплены к вращающимся крючкам, а не к концам частей грызла. Крючки висят ниже удил, и если всадник не натягивал поводья сильно, то крючки не располагались на одной прямой с поводьями. Когда поводья натягивали, напряжение, по-видимому, передавалось на удила по линии крючков и таким образом действовало на прутья, находившиеся во рту, а не на углы рта (т. е. вниз, а не вверх). Поскольку крючки свободно вращались, значительных усилий не требовалось.

Древний трензель с псалиями, удерживаемый двумя относительно короткими ремешками, которые, возможно, прикреплялись нахрапником (их прилаживали к месту соединения), был, очевидно, несколько менее подвижен, чем современный кольцевой трензель. Это, надо думать, уменьшало для него опасность соскальзывания в уголки рта, когда поводья натянуты, и таким образом увеличивало его воздействие на ротовые полосы.

На нескольких памятниках, как ассирийских, так и греческих, судя по всему, изображены поводья, прикрепленные к концу нижней боковой дужки псалия[167]. Впрочем, я не уверен, что эти изображения надежны, хотя и кажутся достаточно отчетливыми. Возможно, художники просто не хотели закрывать поводьями детали рта и удил, подобно тому, как ассирийские скульпторы иногда пропускали половину тетивы лука, вместо того чтобы проводить ее через лицо лучника[168].

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: