 |
Глава 12. Неудача. Война определений
|
|
|
|
Глава 12
НЕУДАЧА
Глубокая бархатная чернота, пронизанная алмазными иглами звезд.
Глубокая бархатная тишина, пронизанная редкими посвистами и скрипами электромагнитного «ветра».
Яркая звезда на краю света, даже не звезда – крохотный пламенный шар с тонюсенькими ворсинками протуберанцев – Солнце.
Бесшумные цветные зарницы – будто отрываемые и несомые ветром полотнища света – эффекты полевых взаимодействий человеческих сооружений, занимающих огромные объемы Солнечной системы.
Бегущие световые пунктиры и паутинки – тоже своего рода «сооружения», но виртуального плана: это выбиваемые «струнами» метро из вакуума фотонные струи.
Чей‑ то одинокий печальный голос, выплывший из глубин звездной пропасти, потянувший за собой цепочку других тихих голосов, и снова тишина. Но тишина живая, пульсирующая, подчеркивающая биение жизни. Человек и здесь, вдали от планет и скоплений материи, не был случайным гостем. Он здесь жил.
– Мы готовы, – раздался голос погромче.
Зачарованный зрелищем и тишиной космоса, Кузьма очнулся.
Одетый в бижо‑ комплект, он стоял на куполе «черепахи» – автономного технического модуля, принадлежащего пограничной службе Солнечной системы. «Черепаха» же располагалась в поясе астероидов между орбитами Юпитера и Марса. Именно здесь удалось отыскать одинокое «зеркало», наблюдавшее то ли за Солнцем, то ли за поредевшим потоком камней астероидного кольца, на котором было решено провести испытание «черной бомбы».
В принципе Кузьмы это испытание не касалось, он занимался проблемой «паньтао», однако результат опыта был интересен и ему своими эффектами, а главное – мог оказаться полезным и для расчета «паньтао», поэтому Кузьма уговорил деда, а тот разрешил ему посмотреть на испытания «бомбы».
|
|
|
Суть эксперимента сводилась к следующему: специально разработанный генератор «черной дыры» подводился вплотную к «зеркалу», включался, и коллапсар схлопывался в точку, увлекая за собой все, что находилось в радиусе трехсот метров от него. По мысли разработчиков «бомбы», взрывающейся не вовне, а внутри самой себя, получавшаяся «черная дыра» должна была засосать и «зеркало», но на практике никто никогда не пытался уничтожать «зеркала» таким способом, и сомнений и споров хватало.
«Бомба» представляла собой стометровый ажурный многогранник с неярким рубиновым шаром внутри – инициатором особого поля, объединяющего электромагнитные, слабые и ядерные взаимодействия. Поле это называлось стринговым – от слова «стринг» – струна – и создавало колоссальные силы натяжения вакуума. Достаточно сказать, что каждый метр «струны» такого поля растягивают силы, эквивалентные массе ста миллионов Солнц. Естественно, родившись в объеме «бомбы», такое поле мгновенно стягивается в точку, создавая мини‑ коллапсар.
– Начинаю трехминутный отсчет, – раздался в ухе Кузьмы тот же голос, принадлежащий руководителю эксперимента.
Бросив взгляд на «бомбу» – далекую искру света, похожую на звезду: в космосе человеческое зрение не позволяет ему ориентироваться в пространстве так же эффективно, как на планетах, и не дает оценить расстояние до видимых объектов, будь то звезды или недалекие предметы, – Кузьма спустился в люк на куполе «черепахи» и быстро добрался до зала визинга, в котором собрались все, кто имел отношение к испытаниям «бомбы».
Здесь уже находились старшие Ромашины – Игнат и Филипп, Владилен Ребров, Юэмей Синь, Сауд ибн‑ Мохаммад – один из разработчиков проекта, двое инженеров и сотрудники службы безопасности, всего одиннадцать человек. Руководитель испытаний и его помощники базировались в другом месте, на борту когга с инком сопровождения. Еще один когг, принадлежащий погранслужбе, контролировал подходы к району с «зеркалом» и многогранником «черной бомбы».
|
|
|
Сначала «черепаху» и десятиметровый прямоугольник «зеркала» разделяло всего три километра, так как она была хорошо защищена, но директор УАСС, руководствующийся какими‑ то своими соображениями, велел отодвинуть модуль, и «черепаху» отвели на два километра дальше, хотя по расчетам зона сжатия не должна была превысить объем с радиусом в триста метров.
Инк досчитал положенное количество секунд до конца, и «бомба» взорвалась.
И ничего не произошло. Поле обзорного виома в зале визинга почти не изменилось, только пропала алая искорка на черном фоне с бисером звезд.
Однако техника видеосъемок позволяла увидеть весь процесс «антивзрыва» растянутым во времени и как бы на расстоянии вытянутой руки.
Начался он с неяркой вспышки света – засветились грани и ребра «бомбы», испуская бледное «перламутровое» сияние. Затем металлические ребра многогранника расплылись жгутами светящегося дыма и начали стремительно течь к ядру «бомбы», превратившемуся в колючий сгусток тьмы. Этот сгусток на какое‑ то неуловимое мгновение вырос в сотни раз – словно выстрелил колючками тьмы во все стороны – и тут же сжался, но не в точку, а в «запятую» – отчетливо видимый черный вихрь. Таким необычным образом сказалось на процессе воздействие «зеркала».
Автоматике удалось проследить и записать трансформации самого «зеркала».
Сначала оно превратилось в квадрат света, в ослепительное окно в неведомые пространства, а когда его пронзили колючки тьмы, это окно разбилось на осколки – точь‑ в‑ точь осколки стекла! – соединившиеся в своеобразную «ромашку» с зеркальными лепестками, которая испустила сноп пронзительно синих лучей, потекла к центру, вращаясь и пульсируя светом. Причем каждая последующая вспышка сдвигалась по спектру к длинноволновому диапазону: синяя, голубая, зеленая, желтая, оранжевая, красная…
И, наконец, произошло схлопывание «лепестков ромашки» в спираль, в течение миллионных долей секунды превратившуюся во вращающуюся «запятую» диаметром в десять сантиметров. Это было все, что осталось от «зеркала». Но специалисты ждали иного – сжатия «бомбы» с «зеркалом» в невидимую точку, в элементарную частицу, а никак не в объект, который можно было разглядеть невооруженным глазом.
|
|
|
– Что это такое? – нарушил молчание в зале Филипп Ромашин.
Никто ему не ответил. Все понимали, что образовался новый экзот – объект с необыкновенными свойствами, как на Меркурии после испытаний «малого паньтао», но каковы эти свойства и насколько он опасен, предугадать было невозможно.
– В конце концов, и паллиативное решение – тоже решение, – проговорил командор погранслужбы. – Мы теперь знаем, что «зеркала» поддаются внешнему воздействию.
– Это не решение, – покачал головой комиссар СБ. – Возможно, эта черная «мини‑ галактика» опаснее, чем само «зеркало».
Возражений не последовало.
Руководители спецслужб начали расходиться. К стоявшему в сторонке с отрешенным видом Кузьме подошел Филипп.
– Что скажешь, теоретик?
Кузьма пожал плечами.
– Скорее всего образовался кольцар.
Директор УАСС оглядел лицо внука с неопределенным интересом. Он знал, о чем идет речь. Кольцарами физики называли кольцевые структуры – замкнутые сами на себя «струны». Согласно теории такие кольцары служат горловинами входа в зеркальный мир. [52]
– Для образования кольцара нужны другие энергии. Хотя идея перспективная. Что у тебя?
– Чушь собачья у меня, – мрачно отвернулся Кузьма; он осунулся, под глазами залегли тени, и было видно, что держится он только на упрямстве. – Расчет «паньтао» дает странные результаты.
– Конкретнее.
– Получается хроносингулярность.
Филипп хмыкнул:
– Насколько я понимаю, речь идет об остановке времени?
– Решение приводит к образованию зоны деформации мерности и даже к области с застывшим временем. Я назвал такие области хроноконами.
– Почему хроноконами?
Кузьма хмуро улыбнулся.
– Хронокон – это сокращение слова «хроноконсервы».
|
|
|
К разговаривающим родственникам подошел отец Кузьмы.
– Как дела, сын? Давно не виделись.
– Он уже может предложить нам хроноконсервы, – пошутил Филипп. – Решение близко, я чую, но следует поторопиться. Дай знать, как только выйдешь на финишную прямую. Пошли, Игнат.
Старшие Ромашины пожали локти Кузьмы с двух сторон и направились к выходу из зала визинга. К задумавшемуся Кузьме подошел Хасид.
– Куда направляемся? На явку?
Явкой он называл станцию СПАС, на которой теперь работал Кузьма.
– Нет, – буркнул ТФ‑ физик, глядя на черную спираль в центре виома: она была видна благодаря особым приемам видеообработки изображения. – Мне нужна разрядка. Можешь достать когг?
– Зачем?
– Хочу посмотреть вблизи на «теннисный мяч».
– Это опасно. Нам нельзя «светиться».
– Разве я сижу в изоляторе? – огрызнулся Кузьма. – И выпущен оттуда под твое честное слово? Можешь или нет?
– Нас все равно не пропустят к «мячу».
– А ты добейся! – раздраженно бросил Кузьма. Потом очнулся, виновато глянул на невозмутимое лицо друга. – Извини, устал я, вот и психую.
– Я попробую, – сказал Хасид. – Подожди здесь, поговорю с комиссаром, пока он не исчез.
Он отошел и вернулся через десять минут.
– Порядок, разрешили. «Теннисный мяч» сейчас крутится за орбитой Нептуна, поэтому ближайшей базой, имеющей «пакмаки» и когги, является погранспейсер «Мощный». Нам дали проводку на его борт.
Друзья опустились в отсеке метро «черепахи» и через минуту вышли из кабины метро спейсера «Мощный».
Осложнений не возникло. Команда корабля уже получила распоряжение командора службы о выделении транспортного средства типа когг «особо важной персоне» Кузьме Ромашину и сопровождающим его лицам и о предоставлении режима наибольшего благоприятствования указанной персоне. Правда, для обеспечения режима безопасности им был дан пилот, которым стал драйвер‑ секунда «Мощного» Юрген Колциг, но это уже не имело значения.
В шестнадцать часов по среднесолнечному времени когг стартовал из эллинга спейсера и спустя четверть часа догнал «теннисный мяч дьявола», за которым как тень следовал спейсер. Аппаратурой когга «мяч» хорошо просматривался с любых расстояний, но Кузьма попросил подойти на предельно допустимую дистанцию, и пилот подвел аппарат на километр, так что «теннисный мяч» загородил обзор ощутимо массивной глыбой зеркально полированного металла.
Так они сопровождали «мяч» несколько минут, вслушиваясь в будничные шумы эфира: звоночки, свисты, резонансы, тихие голоса наблюдателей, следящих за мчавшейся по Солнечной системе махиной. И Хасид, и Кузьма занимали операторские ниши в кокон‑ рубке когга и не нуждались в экранах, датчиках, системах связи и виоме обзора: все это заменяла адаптивная система кокона, – и каждый из них чувствовал себя так, будто находился в пустоте один, без всякой защиты. Но стоило кому‑ нибудь подумать об изменении положения или попросить приблизить тот или иной участок видимого поля зрения, как инк когга послушно выполнял приказание – не вмешиваясь при этом в деятельность пилота, – и тогда души людей наполняло чувство уверенности и силы, опирающееся на сознание п о в е л е в а н и я мощной машиной пространства. Хотя у пилота это чувство, наверное, должно было быть абсолютным.
|
|
|
– Извините, Юрген, – напомнил о себе Кузьма. – Нельзя ли подойти еще ближе?
Пилот когга не отозвался, решая вводную и советуясь с начальством. Прошла минута, Кузьма уже думал, что его просьба невыполнима, и в это время когг плавно скользнул вперед и остановился всего в полукилометре от зеркальной поверхности «мяча».
– Это предел А‑ допуска, – раздался меланхоличный голос пилота. – Дальше нельзя. У вас пять минут.
– Что значит предел А‑ допуска?
– Он имеет в виду, – отозвался Хасид, – что наши действия вблизи этой штуки оцениваются максимальным баллом по шкале риска.
– Что тут рискованного? Мы же просто наблюдаем за объектом.
– Во‑ первых, еще совсем недавно «мячик» извергал из себя все, чем мы его потчевали. Во‑ вторых, ты забываешь о его размерах и скорости. Стоит ему тормознуть или свернуть в сторону, и нам, чтобы не врезаться в него, придется уходить с предельными ускорениями, что чревато.
– Понятно. Юрген, на борту когга есть зонды или аппараты типа флейта?
– Комплект аварийно‑ спасательных «орехов».
– Необходимо запустить один таким образом, чтобы он чиркнул бортом по зеркальной поверхности. Это возможно?
Пауза.
– Эксперимент санкционирован вашим руководством и службой безопасности?
Еще одна пауза, затем ответ Хасида:
– У нас карт‑ бланш.
– Запускаю.
Легкий толчок поколебал корпус когга, и в поле зрения Кузьмы появилась яйцевидная блестящая капсула автономного жизнеобеспечения, устремилась прочь, исчезая на фоне зеркальной стены «теннисного мяча». Однако тотчас же заработала видеосистема, и «орех» стал виден как светящееся зеленое колечко, приближающееся к металлической глыбе «мяча».
– Увеличение, – мысленно попросил Кузьма.
Слева по ходу движения когга перед глазами Ромашина возникла окружность – инк «вырезал» в поле зрения окно дальновидения, и «орех» стал виден во всех деталях. Вот он подошел к бесстрастно отражавшему свет звезд зеркальному слою, притормозил.
– Скорость сближения? – спросил пилот.
– Что?
– С какой скоростью «орех» должен коснуться поверхности «мяча»?
– Все равно… пусть будет небольшая, метров пять‑ шесть в секунду.
Яйцо капсулы подошло к «сферозеркалу» вплотную, отражаясь в нем трехрогим огурцом, коснулось боком зеркального слоя, и словно легкая судорога передернула этот слой, он на мгновение стал как бы жидким, по нему побежала волна, как по воде от падения камня, и тут же исчезла. Половина «ореха» вошла в зеркальную субстанцию, половина продолжала двигаться, скользить по зеркальной поверхности, как по льду.
И тотчас же раздался голос пилота:
– Внимание! «Орех» не слушается управления! Инк подает сигнал бедствия! Уходим отсюда!
– Подожди, – взмолился вспотевший Кузьма. – Можно как‑ то извлечь «орех» оттуда?
– Мне приказано возвращаться.
– Но это очень важно!
– Даю связь с командиром.
В ушах Кузьмы прозвенел тонкий звоночек, затем послышался гортанный голос командира спейсера:
– Хорхе Луис на связи.
– Это Ромашин. Мне нужно во что бы то ни стало выколупнуть «орех» из «мяча».
– Ничем не оправданный риск не поощряется. Я и так нарушил инструкцию, разрешив вам подойти к объекту вплотную.
– Я прошу вас! От этого зависит результат моей работы… очень важной работы! Если мои предположения верны… открытие перевесит все минусы. Мне позарез нужно вернуть капсулу!
– Но это могут сделать другие люди, причем дистанционно.
– Мы рядом, нет смысла откладывать. Операция не займет много времени.
Короткое молчание.
– Хорошо, за вас ручается командор. Даю еще четверть часа.
– Запускаю второй «орех», – мгновенно отозвался пилот, выказывая прекрасную реакцию.
– Спасибо… – пробормотал Кузьма, тут же забывая обо всем.
«Орех» достиг поверхности «мяча», приблизился к «прилипшему» собрату, остановился в десятке метров от него. Пилот когга, корректирующий движение аппарата, дал, очевидно, команду управляющему инку, и тот включил магнитные захваты.
Половинка первого «ореха» внезапно оторвалась от зеркальной поверхности, поплыла, поворачиваясь, к зависшему над ней коллеге, и стало видно, что это действительно п о л о в и н а аппарата! Часть его так и осталась внутри исполинского «сферозеркала».
– Господи! – прошептал Кузьма. – Ну конечно! Это же клейн‑ эффект! Как я раньше не догадался!..
– Что это значит? – поинтересовался Хасид.
– Это значит, что я решил проблему! Боже мой, как все просто!
– Объяснить можешь?
– Потом, сначала посчитаю, проверю на модели… Но это «зеркало» как небо от земли отличается от плоских «зеркал». Понимаешь? Плоские на самом деле являются хрономембранами, реализующими временные петли, они не изменяют ни формы, ни информструктуры объекта, а «сферозеркала» д е ф о р м и р у ю т пространство, изменяют мерность и геометрию, энергию и структуру. Та половинка «ореха», что осталась там, теперь состоит из зеркального вещества! Соображаешь? «Сферозеркало», по сути, тоже кольцар, сферический кольцар, тоннель в мир, откуда к нам прибыли эти «мячи» и где вся материя состоит из симметрично отраженных частиц.
– Я понял, – хладнокровно сказал Хасид. – Не стоит об этом рассуждать вслух, поговорим позже.
– Увожу машину, – прилетел голос пилота.
– Да, конечно, – отозвался Кузьма с запозданием. Ему вдруг смертельно захотелось спать, возбуждение схлынуло, и сил на торжество и радостные переживания по поводу открытия уже не осталось.
Через полчаса когг без приключений вернулся на борт спейсера, и друзья лифтом добрались из транспортного эллинга в отсек метро, сопровождаемые пилотом когга. На лице драйвер‑ секунды было написано смущение, когда он, прощаясь у кабины метро с гостями, сказал:
– Я слышал ваш разговор, но не все понял. Если «мяч» превращает все, что в него попадет, в зеркальную материю, то почему же он через шесть суток возвращал ракеты, зонды, бомбы, энергоимпульсы точно такими же, что мы в него запускали?
– Потому что при переходе границы кольцара происходил обратный процесс – зеркальное вещество превращалось при выходе в наш мир в обычную материю.
– Вот теперь сообразил, спасибо. – Юрген потряс им руки, отступил. – Я надолго запомню этот полет.
Дверь кабины метро закрылась.
– Куда? – задал Хасид ставший привычным вопрос. – Работать?
– К черту, – покачал головой осоловелый Кузьма. – Спать. Сначала домой. Посплю и заберу кое‑ какие вещи. Пора переезжать, а блок пусть остается Алевтине. Потом… потом навестим Катю.
– Я так и подумал.
– Не о том подумал. У ее деда мощный инк, там я и поработаю.
Свет в кабине погас, волна тепла пробежала по телу, екнуло сердце, дверь открылась, и друзья вышли в зал строгинской станции метро.
* * *
Поспать в свое удовольствие не удалось. Слишком сильным оказалось возбуждение, вызванное открытием – пусть пока и чисто умозрительным – структуры «сферозеркал». К тому же и атмосфера дома не благоприятствовала отдыху: у Алевтины снова были гости, и отстроиться от музыкального и прочего шума, от ощущения неуюта и чужеродности Кузьма не смог. Вдобавок его дважды будили – сначала жена, попытавшаяся выяснить причину его появления, затем ее приятели, вознамерившиеся пригласить Ромашина в свою компанию «вкусить кайфа».
Естественно, после этого сон к нему не пришел. Промаявшись почти два часа в своем кабинете, где он вырастил себе тахту, Кузьма хотел было вызвать Хасида, но после недолгих размышлений решил дать другу отдохнуть: с тех пор как Ходя стал его телохранителем, безопасник не имел ни минуты покоя.
Сердце заработало чаще. Кузьме захотелось, во‑ первых, увидеться с Катей, во‑ вторых, сесть за вириал инка. Он оделся, покидал в сумку одежду, блоки моликов, безделушки, хранившиеся с детства, зашел в туалетную комнату и привел себя в порядок, а выходя оттуда, наткнулся на трех крепких парней, загораживающих выход в коридор.
– Мы тут подумали, – сказал один из них, длинноволосый, с раскосыми глазами, явно находившийся под воздействием кайфьяноса, – и поняли, что ты нас не уважаешь.
Кузьма пригладил влажные волосы, не зная, что делать.
Конфликтовать не хотелось. Зря остался, пришла трезвая мысль. Надо было забрать вещи и сразу направляться к Лапарре. Там выспался бы и отдохнул по полной программе.
– Мужики, – вздохнул он с почти искренним огорчением, – я вас уважаю, но очень хотелось бы не предъявлять доказательств. Разрешите пройти, я спешу.
– Нет, тебе придется с нами немного потусоваться, – сказал второй, тоже длинноволосый, но заросший щетиной чуть ли не до бровей; в актерской среде считалось особым шиком ходить небритым, поддерживая длину волос на лице не более двух‑ трех миллиметров.
– Выпьешь с нами за здоровье жены, – поддержал приятеля третий, волосы которого были заплетены в косички, – расскажешь чего‑ нибудь интересное из мира науки.
– Я бы с удовольствием, но нет времени. Как‑ нибудь в другой раз.
– Не, – покачал головой первый, – так мы не договоримся. Или ты идешь сам, или мы тебя принесем.
Кузьма помрачнел, сжал зубы.
– Вот что, мои милые, шли бы вы отсюда по‑ хорошему. Этот дом пока еще мой, и вы находитесь здесь на птичьих правах гостей моей жены. Не доводите до греха. Позвольте. – Он отодвинул плечом волосатика с раскосыми глазами, сделал шаг из туалетной комнаты и получил удар кулаком по шее.
Боль огненной струйкой ударила в голову, затуманила сознание. Еще одна вспышка боли – ударили в спину. И тотчас же сработали рефлексы рода – включилась память боевого реагирования.
Он и сам толком не понял, что произошло в дальнейшие несколько секунд, тело само выполнило то, что надлежало делать в создавшейся ситуации, а когда Кузьма пришел в себя, то увидел трех гостей Али, лежащих на полу коридора. Один держался за живот, хватая ртом воздух, второй скулил с вывихнутым плечом, у третьего было разбито в кровь лицо.
«Черт, перестарался! » – с сожалением подумал Кузьма, расслабляясь. Ребята только с виду крутые, имидж такой, а на самом деле просто трепачи. Алевтина их нарочно подставила.
И в этот момент в коридоре появилась Аля в своем полупрозрачном кимоно и еще двое мужчин. Но эти мужчины были уже из другой оперы. Кузьма не сразу сообразил, что они одеты в голубые уники официалов криминальной полиции.
– Что я говорила! – театральным жестом указала Аля на своих друзей. – Он устроил самое настоящее побоище! И уже не в первый раз!
Кузьма ошеломленно воззрился на жену.
– Ты о чем, Аля?! Они же первыми напали!
– Мои гости никогда ни с кем не дрались! – Алевтина сдвинула брови. – Это ты их спровоцировал. Вспомни, как ты с ними обошелся в прошлый раз.
Полицейские двинулись к нему, положив руки на рукояти служебных парализаторов.
– Сам пойдешь или тебя нести?
«И эти туда же, – мелькнула мысль, – всем почему‑ то сегодня хочется меня нести…»
– Да в чем дело? – возмутился Кузьма. – Это мой дом! Не имеете права вторгаться в него без моего разрешения! Я требую…
– Требовать будешь в другом месте, – вышел из‑ за спин полицейских еще один, со знаками отличия офицера, смуглолицый, с бородкой и усами, кольцом охватывающими рот. – Мы здесь по вызову вашей супруги и имеем полное право не только тут находиться, но и применить оружие, если потребуется, так как вы избили ни в чем не повинных людей. Пройдемте с нами!
– Кузьма, ты не спишь? – пискнул в ухе Ромашина голос Хасида. – Что у тебя происходит? Мои ребята заметили возле твоего дома полицейский патруль.
– Меня хотят забрать в полицию, – мысленно ответил Ромашин.
– Задержи их на пару минут, вылетаю.
Смуглолицый офицер уловил перемену в настроении Кузьмы, нахмурился, угрожающе взялся за рукоять «универсала».
– Если ты надеешься на помощь, то напрасно. У нас достаточно широкие полномочия. Иди вперед.
– Да я верю, – миролюбиво сказал Кузьма. – Разрешите взять вещи? В моей комнате сумка.
Глаза полицейского стали колючими. Он кивнул одному из подчиненных:
– Принеси его сумку.
Кузьма посмотрел на Алевтину, державшуюся с преувеличенно надменным видом, улыбнулся.
– Спасибо, Аля. Ты помогла мне сделать окончательный выбор. Может, скажешь, чего ты добиваешься таким поведением? Я ведь не мешаю тебе жить так, как ты хочешь.
Аля закусила губу, смерила мужа уничтожающим взглядом и демонстративно помогла своим пострадавшим приятелям подняться. Они начали спускаться вниз, на первый уровень блока.
Полицейский принес белую сумку, покачал головой, держа в руке кассету с моликами.
– Больше ничего нет.
– Вы рылись в моих вещах? – удивился Кузьма. – Да вы представляете, что делаете? Я же подниму скандал!
– Не успеешь, – угрюмо буркнул офицер, кивая второму полицейскому. – В изоляторе не поскандалишь. Успокой его!
Полицейский вытащил парализатор, и в то же мгновение в коридор с двух сторон – со стороны лестницы и через окно – ворвались вооруженные «призраки» – люди в спецкомбинезонах, делающих их почти невидимыми.
– Стоять! – раздался чей‑ то энергичный голос.
Полицейские схватились за оружие, замерли, озираясь, но их противник был вооружен серьезнее, и стрельбу открывать они не стали.
Вперед вышел один из «призраков», превратился в «живого» человека в сером унике с блестящим узором эффекторов динго. Это был командир «эшелона», охранявшего Кузьму.
– Прошу сдать оружие, – вежливо произнес он.
– Кто вы такой?! – прошипел смуглолицый офицер.
– Майор Лукаш, служба безопасности. А вы?
– Я полковник Азеф.
– Попрошу предъявить документы.
– Как ты смеешь, майор?!
– Смеет, смеет, – раздался с лестницы голос Хасида.
Безопасник в два прыжка преодолел пролет и появился в коридоре. Глянул на Кузьму, кивнул командиру обоймы.
– Все в порядке, Игорь, забирай Ромашина и дуй на базу.
– Он пойдет с нами! – показал зубы офицер полиции.
– Он пойдет с нами! – спокойно отрезал Хасид.
– Это вам даром не пройдет. Он напал на людей, избил их…
– Разберемся.
Офицер выдохнул сквозь зубы, его пальцы побелели на рукояти «универсала», однако он понимал свое положение и открыто сопротивляться не решился.
Кузьма по жесту майора Лукаша направился к лестнице, забрал у полицейского свою сумку и кассету с моликами. «Призраки» вывели его из дома, он оглянулся и увидел в глубине холла жену. Аля смотрела ему вслед, прислушиваясь к тому, что ей говорил на ухо офицер полиции. Дверь закрылась и отрезала ее странный взгляд. И прошлое вместе с ним. Кузьма был уверен, что сюда он больше не вернется.
В парковой зоне отряд остановился.
– Хорошо сработали, – похвалил Хасид сослуживцев. – Сворачивай «эшелон», Игорь, мы идем в зону ответственности СПАС.
– Надо бы последить за этой троицей.
– Этим занимаются другие люди.
«Призраки» растворились среди деревьев парка. Хасид повернулся к Ромашину.
– Тебя на минуту нельзя оставить одного, так и норовишь влипнуть… в историю.
– Извини, я не хотел, – виновато опустил голову Кузьма.
– Что произошло?
– Пристали трое гостей, врезали по шее ни за что ни про что, ну я и…
– Остальное понятно. Мог бы не ввязываться в драку, у тебя же тайф на руке. Забыл, что ли? Ушел бы в метро и конфликта не было бы.
Кузьма нахмурился.
– Никогда ни от кого не бегал и не собираюсь. Тем более от хамоватых дружков жены.
– Вот пожалуются они в уголовную комиссию СЭКОНа, и припаяют тебе превышение допустимого предела обороны.
– Я не хотел…
– Ладно, герой, иногда все же надо думать, прежде чем отстаивать честь, особенно если от тебя зависит решение жизненно важной проблемы. Тебя спровоцировали, и ты попался, как четырнадцатилетний пацан.
Кузьма проглотил возражения, отвернулся. Помолчав, спросил:
– Теперь мной займется полиция?
– Не займется.
– Почему?
– Я узнал этого человека. Его зовут ЮЮ, и он не полицейский, а кобра службы безопасности Правительства.
– Странное имя.
– ЮЮ? Это аббревиатура имени и фамилии Юзеф Юзефович. Очень сильный рукопашник, мастер по унибосу.
– Зачем ему понадобилось представляться полицейским?
– Это и я хотел бы знать. Сообщу начальству, пусть соображает. Кстати, этого ЮЮ видел Ян Лапарра, когда на него напали на берегу Рижского залива.
Кузьма медленно повернул голову к Хасиду:
– Ты хочешь сказать… он – агент Наблюдателя?
– Я привожу факт, по выводам ты у нас специалист.
– Так, может быть, он и Керри Йоса убил?
– Не забивай голову ненужными рассуждениями, пусть этим занимаются контрразведчики во главе с очаровательной Юэмей, у нас другие заботы.
Кузьма вздрогнул, вдруг вспомнив о своем открытии, и заторопился:
– Поехали.
– Куда?
– В Ригу.
– Не лучше ли сразу на СПАС, где тебя легче охранять?
– Мне нужен совет Лапарры.
– Что ж, как скажете, босс.
Они включили тайфы, перенесшие их в общий транслятор метро, и переместились в Ригу.
* * *
Второй вариант «малого паньтао» собирали не на Меркурии, а на Земле, в одной из лабораторий технического центра УАСС, в режиме особой секретности. Кузьма был назначен главным разработчиком, от которого зависело воплощение в материале его теоретических выкладок, но без помощи инженеров он обойтись не мог, и ему помогали универсалисты Андрей Гредас и Лю Тао, прекрасно разбиравшиеся в ТФ‑ аппаратуре и создавшие немало технически совершенных систем.
Предварительные расчеты уничтожителя «зеркал» Кузьма закончил еще в Риге с помощью Яна Лапарры, находясь в состоянии лихорадочного возбуждения. Присутствие Кати не мешало ему, а, наоборот, придавало сил, и, просидев у них в доме за вириалом инка всю ночь, наутро он объявил о принципиальном решении проблемы. Отныне, как ему казалось, «зеркала» были никому не страшны, даже «сферические», потому что их можно было нейтрализовать, превращать в своеобразные «черные хронодыры» – или в хроноконы – микрообъекты с застывшим временем.
Естественно, он получил за свои труды награду – поцелуй Кати (обещавший многое) и рукопожатие Лапарры, однако отдыхать не стал, а сразу доложил деду о победе и получил доступ к секретной лаборатории.
Двенадцатого апреля, в рекордно короткие сроки, «малый паньтао» был готов в материале, и его втайне от всех официальных лиц доставили на Плутон, где отыскалось одинокое «зеркало», следящее за полигоном Института пограничных физических проблем. Здесь когда‑ то испытывались аннигиляционные и гравитационные двигатели для космолетов, ТФ‑ эмиттеры и топологические преобразователи вакуума, отчего огромный район Плутона превратился в удивительный ландшафт, описать который не смог бы ни один любитель изящной словесности. Больше всего этот ландшафт напоминал море замерзших гейзеров и водных струй, пятнистых от вкраплений камней и металлических капель. Но это была лишь приближенная поверхностная аналогия, на самом деле ландшафт был намного сложней, и его отдельные арки, фестоны и снежно‑ ледяные «протуберанцы» поражали воображение. Да и глыба Харона над горизонтом добавляла экзотики в немыслимый пейзаж, создавая впечатление медленно падающей сверху округлой снежной горы.
Однако полюбоваться пейзажем Кузьма не успел. Времени на раскачку и отвлеченные разговоры не было, безопасники торопились, и подготовка к испытаниям «паньтао» длилась всего сорок минут. Установку – она теперь напоминала свернутую в трехметровое кольцо змею с глазастой бронированной головой – подвели к «зеркалу» на расстояние в тридцать метров, испытатели попрятались в бункеры с перископами, и бледный от волнения Кузьма, находившийся в одном из них вместе с отцом, руководительницей контрразведки и комиссаром СБ, если не считать нескольких человек обслуживающего персонала, дал команду инку включить «паньтао».
Видеокамер, следящих за «зеркалом» и «змеей» «паньтао», было не меньше десятка, поэтому инк видеоконтроля вырезал в общем обзорном виоме ряд оперативных окон, в которых можно было увидеть эти объекты в любом ракурсе и с разных расстояний. Но все эти виомы показали одну и ту же картину: десятиметровый зеркальный квадрат, прилепившийся к ледяному куполу на краю полигона, внезапно сложился конвертом, затем еще раз и еще, и «зеркала» не стало.
Несколько мгновений в бункере и вообще в эфире стояла тишина. Все ждали каких‑ то дополнительных эффектов, вспышек или взрывов, но их не было, и тогда раздались крики «ура! », шумные возгласы, смех, Кузьму дружно оторвали от пола (при силе тяжести в два раза меньше земной) и подкинули вверх, так что он ударился макушкой в купол потолка. Его подхватили, снова подкинули, уже не столь сильно, опустили на пол, начали обнимать и жать руку. Подошел отец, обнял, шепнул на ухо:
– Молодец!
Затем наступила очередь комиссара и главной контрразведчицы. Ребров был немногословен, как и отец:
– Хорошая работа, Ромашин!
Юэмей Синь тоже пожала руку не знавшему куда деться от смущения Кузьме:
– Вы замечательный специалист, сяньшэн. – И добавила с лукавой улыбкой, совсем тихо: – Но плохой дипломат.
Он понял, что китаянка имеет в виду его конфликт с друзьями жены и представителями закона. Понизил голос:
– Я больше не буду.
Руководительница контрразведки подмигнула ему и вышла из бункера в сопровождении Реброва и старшего Ромашина. Последними к Кузьме подошли Гредас и Лю Тао, молча пожали руку. Полный, добродушный, бородатый Гредас похлопал его по плечу:
– Все отлично, парень, хотя, конечно, потребуется еще несколько раз проверить машину на других «зеркалах». Но мы это сделаем уже без тебя, отдыхай.
Они отошли, потом китаец вернулся.
– Есть один маленький нюанс, сяньшэн. Может быть, несущественный. Обратите внимание на побочный эффект.
– Какой? – не понял Кузьма.
– Температура в зоне эксперимента упала до абсолютного нуля.
– Ну и что? – полюбопытствовал стоявший рядом Хасид.
Лю Тао сморщил личико в улыбке, поклонился и засеменил вслед за коллегой.
Хасид проводил его взглядом, повернулся к задумавшемуся другу.
– Ерунда все это. Главное – мы таки уконтропупили «зеркало»! Чего приуныл, герой дня? Неужели китаец расстроил?
– Не знаю, – признался Кузьма. – Кошки на душе скребут… Я не рассчитывал побочных эффектов.
– Подумаешь, температура понизилась! Она и так на Плутоне под минус двести сорок.
– Чтобы понизить ее до абсолютного нуля в зоне испытаний, нужны особые ухищрения. Я даже не могу придумать какие. Вернее, знаю, но теоретически. На практике добиться этого трудно, если вообще возможно.
– Для нас нет ничего невозможного.
– Не скажи, – не принял шутки Ромашин.
– Поделись своими теоретическими соображениями. И вообще, потопали отсюда, раз уж нам разрешили отдыхать. Давай махнем на Марс? Геру позовем с собой, он тоже замучился там со своими мантоптерами. Может быть, и Катя согласится. Ну что, летим в Ригу?
– Не торопись, я хочу посмотреть на «зеркало»… вернее, на то, что от него осталось.
– Как скажешь.
Они двинулись по кольцевому коридору к люку, возле которого их ждал куттер.
– Все‑ таки я тебя не понял, – продолжал Хасид.
– Такое резкое падение температуры пространства, – рассеянно проговорил Кузьма, – возможно лишь в том случае, если «паньтао» «сдвинул» вакуум «назад».
– Как это?
– Время в зоне потекло вспять, образовался мощный всплеск частиц с отрицательной энергией, что и породило эффект падения температуры. Но это теоретически…
– Чем опасен эффект?
– Не знаю, – со вздохом сказал Кузьма. – Придется теперь делать анализ эксперимента и просчитать последствия. Никуда я отдыхать не полечу.
– Чертов китаец!
Кузьма нехотя улыбнулся.
– Он ни при чем. Наоборот, очень тонко предупредил и дал пищу для размышлений.
Они включили комплекты бижо, сели в куттер, пилотируемый работником службы безопасности, и взлетели в угольно‑ черное небо Плутона, направляясь к ледяной скале, на которой еще совсем недавно торчало «зеркало».
Вторые и третьи испытания «паньтао» на плоских «зеркалах» подтвердили результаты первого: «зеркала» сворачивались в «хроноконсервы» – микрообъекты с застывшим временем, сильно остужая при этом окружающее пространство в радиусе до сотни метров. Эффектом «вакуумного вымораживания» заинтересовались ученые, предложившие ряд оригинальных гипотез, но все они сходились во мнении, что ТФ‑ теория, включавшая в себя теории вакуума, торсионных полей, топологических временных многообразий и универсальных взаимодействий, по крайней мере неполна
|
|
|
