«Полуселенцы» и двойное гражданство

«Полуселенцы» и двойное гражданство

«Я торжественно клянусь: 1) соблюдать конституцию Соединенных Штатов Америки; 2) отказаться полностью и навсегда от любой зависимости и верности всякому иностранному князю, потентату, сюзерену или государству, которому прежде был подданным; 3) защищать конституцию и законы Соединенных Штатов Америки от всех врагов, внешних и внутренних; 4) хранить искреннюю веру конституции и законам США; 5а) когда требует закон, брать в руки оружие и выступать на защиту Соединенных Штатов; 5б) когда требует закон, нести иную службу в Вооруженных силах США; 5в) когда требует закон, выполнять любую работу общенационального значения под руководством гражданских лиц». (INA section 337 (2), § U. S. Code section 1448 (a)).

Эту клятву американский Конгресс своим решением от 1795 года сделал обязательной для всех, кто хотел стать гражданином Америки. Спустя двести лет клятва приносится по-прежнему, хотя федеральные чиновники в 2003 году и выступили с призывом переписать ее. В своей первоначальной форме эта присяга воплощала два важнейших принципа гражданства. Во-первых, гражданство – это привилегия: человек может сменить гражданство, но не может обладать несколькими гражданствами одновременно. Во-вторых, гражданство – особый статус, передаваемый человеку правительством страны вместе со всеми правами и обязанностями, которые отличают гражданина от негражданина.

В конце двадцатого столетия оба этих принципа подверглись комбинированной атаке массовой иммиграции и деконструкционистского движения. Принцип привилегированности был умален в значимости благодаря возникновению могущественных политических сил, ратующих за двойное гражданство, двойные лояльности и двойные идентичности. Принцип особенности претерпел схожее воздействие благодаря распространению гражданских прав и привилегий на неграждан и притязаниями на лишение понятия гражданства национального статуса: ныне считается, что гражданство не передается конкретному человеку правительством той или иной страны, а является неотъемлемой характеристикой личности вне зависимости от места ее (этой личности) обитания. Данные тренды присутствуют как в Европе, так и в Америке, причем, в силу особенностей американской национальной идентичности, в Америке они проявляют себя в значительно большей степени, нежели в других западных обществах. В последние десятилетия количество иммигрантов, принявших американское гражданство, неуклонно сокращалось, зато постоянно возрастало количество натурализованных граждан, сохранивших гражданства других стран. Вместе эти тренды оказывают серьезное влияние на обесценивание американского гражданства.

Сегодня многих иммигрантов, прежде всего – из стран бывшего коммунистического блока, можно назвать прозелитами, новообращенными. Другие – сейчас их меньше, чем в прошлом – претендуют на право называться «лицами временного пребывания». А третьих – сколько их точно, неизвестно – называют «полуселенцами». Один из последних заявил: «Такие, как мы, – лучшие люди двух миров. У нас два дома, две родины. Нам не имеет никакого смысла выбирать между ними. Мы принадлежим обеим. Это не конфликт, это факт». Ученые называют «полуселенцев» по-всякому: «вечные бродяги», «трансмигранты», «транснационалы», «люди меж двух наций», «мигранты», но никогда не употребляют по отношению к ним терминов «эмигранты» или «иммигранты», «поскольку они не меняют одного общества на другое и стоят обеими ногами в двух мирах»³²⁶. По географическим причинам большинство «полуселенцев» прибывает в США из Латинской Америки и стран Карибского бассейна. Возможность съездить на выходные на историческую родину или в любой момент позвонить родственнику означает, «что для латиноамериканских иммигрантов время и пространство приобрели иное значение, недоступное европейским переселенцам… Статуя Свободы олицетворяет собой европейскую иммиграцию и символизирует рубеж между двумя мирами. Для латиноамериканских иммигрантов такого рубежа, такого барьера попросту не существует»³²⁷.

Создать и поддерживать транснациональное сообщество «полуселенцев» тем проще, чем больше процент мигрантов в общем населении страны. Во всяком случае об этом свидетельствуют данные по странам Западного полушария. В 1990 году в США находились мигранты из следующих стран (в процентах к общему населению этих стран)³²⁸:

Таблица 4

 

Численность мигрантских сообществ и процентное соотношение мигрантов и остального населения в немалой степени способствует сохранению связей мигрантов с исторической родиной; при этом инициатива поддержания этих связей двунаправлена: она исходит как от самих мигрантов, так и от правительств их родных стран.

Исторически мигранты из одной местности в стране А селились в одной местности в стране Б. Сегодня представители обеих местностей становятся частью единого транснационального сообщества. Страна происхождения воспроизводится в Соединенных Штатах. Две трети семей в Мирафлоресе (городок с населением четыре тысячи человек в Доминиканской республике) имеют родственников в окрестностях Бостона. Они доминируют в районе Джамайка-Плейн, где «воссоздали доиммиграционный образ жизни в той степени, в какой позволяло новое физическое и культурное окружение», и их дома украшены так, как принято украшать здания в Мирафлоресе. Контакты между Мирафлоресами северным и южным постоянны и интенсивны. «Поскольку кто-нибудь всегда едет из Бостона на остров или обратно, налицо непрерывный обмен товарами, новостями, информацией. В результате когда кто-либо заболевает, изменяет жене или мужу, наконец получает визу, новости об этом распространяются в Джамайка-Плейн так же быстро, как и в Мирафлоресе»³²⁹. Схожим образом «население Чинантлы (Мексика) делится пополам между этим крохотным городком и Нью-Йорком; при этом жители Чинантлы считают себя единым сообществом – просто 2500 человек живут здесь, а другие 2500 человек – там». На протяжении 1990-х годов более половины из 5800 жителей мексиканского городка Касабланка перебрались в Талсу, штат Оклахома, так что даже возникли сомнения, не обезлюдеет ли Касабланка окончательно. В 1985 году 20 процентов населения Интипуки (Сальвадор) жили в Адамс-Морган, в окрестностях Вашингтона, округ Колумбия³³⁰. В Маршаллтауне, штат Айова, тридцать тысяч жителей; урожденные обитатели Вильячуато (Мексика, население пятнадцать тысяч человек) занимают девятьсот из 1600 рабочих мест на мясокомбинате «Свифт энд Компани», крупнейшем предприятии Маршаллтауна. «С точки зрения этих работников, – указывал Райан Риппел, – Айова воспринимается исключительно как удаленное от дома место работы, а не как новое местожительство», а «мясная индустрия Маршаллтауна» кажется им жизненно необходимой для существования Вильячуато³³¹.

Транснациональные поселения объединяются социальными, религиозными и политическими связями, существующими в обеих «половинках» этнических сообществ. Особенно важны контакты, инициированные в «половинке» страны-адресата с целью помощи «половинке» страны-адресанта. Бостонские мирафлоресианцы создали Комитет развития Мирафлореса, дабы обеспечить развитие родного города. С 1992 по 1994 год этот комитет собрал 70 000 долларов в качестве благотворительной помощи и передал эти деньги доминиканскому Мирафлоресу. Наибольшую активность в подобного рода действиях проявляют транснациональные мексиканские сообщества. Около двух тысяч ассоциаций (или clubes de oriundos^[17]) объединяют в своих рядах сотни тысяч человек. Эти ассоциации, как показал Роберт Лейкен, занимаются практически любой разрешенной законом деятельностью, защищая интересы своих членов в Соединенных Штатах, и одновременно «выполняют роль связующего звена между родной страной и американскими сообществами, сохраняя культуру, традиции и язык»³³². В известном смысле транснациональные сообщества в современных Соединенных Штатах напоминают общины немецких иммигрантов в США середины девятнадцатого столетия. Впрочем, между теми общинами и этими сообществами имеется принципиальная разница. Германские общины пребывали в относительной изоляции от Германии, то есть были «трансплантатами» в чуждой среде; современные же латиноамериканские «полуселенцы» отнюдь не порывают связей с родиной.

Возрастание числа «полуселенцев» с двумя языками, двумя домами и двумя лояльностями привело к возникновению движения за двойное гражданство. В последние десятилетия количество людей с американским гражданством, обладающих при этом гражданством какой-либо другой страны, стремительно увеличилось – как минимум по двум причинам. Во-первых, возросло число государств, узаконивших или одобривших институт двойного гражданства. В 1996 году семь из семнадцати латиноамериканских государств допускали двойное гражданство, в 2000 году – уже четырнадцать. В 2000 году, по оценке Стэнли Ренсона, институт двойного гражданства, де-юре или де-факто, присутствовал в законодательствах девяносто трех стран мира³³³. Во-вторых, значительное число иммигрантов стало прибывать в США из стран, разрешающих двойное гражданство. Между 1994 и 1998 годами среди двадцати стран, «предоставивших» Соединенным Штатам наибольшее количество своих жителей, семнадцать допускали двойное гражданство (исключение составляли Китай, Куба и Южная Корея). За эти пять лет из упомянутых двадцати стран в США прибыли свыше 2 600 000 человек; 2 200 000 человек, то есть 86 процентов из них, принадлежали к обществам с узаконенным двойным гражданством. Иммигранты из «стран двойного гражданства», по всей вероятности, более склонны к принятию гражданства американского, нежели те, кто опасается утратить свое первоначальное гражданство. Вдобавок каждый год в США рождается около полумиллиона обладателей двойного гражданства, унаследованного от одного из родителей, который или которая происходят из страны, признающей человека своим гражданином на основании принципа jus sanguinis^[18], где бы он ни родился³³⁴.

Стимул для поощрения практики двойного гражданства имеет два основания. Первое – «полуселенцы» добиваются от правительств стран-адресантов разрешения сохранить свое «исконное» гражданство. Применительно к латиноамериканским государствам это верно в отношении Мексики, Колумбии, Эквадора и Доминиканской республики, иммигранты из которых стремятся избегать выбора и желают экономически, политически и социально участвовать в жизни двух обществ. Второе – устремления правительств стран-адресантов; как выразился Майкл Джонс-Корреа, «желания не низов, а верхов». Эти правительства поощряют связи иммигрантов с родными сообществами, в особенности финансовую помощь семьям и общинам. Кроме того, принимая американское гражданство, иммигранты получают возможность вмешиваться в политические процессы внутри Америки и тем самым лоббировать интересы стран-адресантов. В 2001 году, как сообщалось, «мексиканские консульства в США поощряли иммигрантов из Мексики к натурализации при сохранении мексиканского гражданства»³³⁵. В Бразилии, Коста-Рике, Сальвадоре, Панаме и Перу правительства фактически обязывают своих граждан за рубежом добиваться двойного гражданства.

Это «государственное принуждение» ведет к увеличению случаев натурализации иммигрантов в США, причем наибольший процент таких случаев отмечается среди представителей тех сообществ, где инициатива к принятию двойного гражданства исходит от самих иммигрантов³³⁶. Эти люди становятся американцами, лживо обещая отринуть все прежние связи и лояльности; на самом же деле они принимают американское гражданство лишь потому, что имеют возможность сохранять прежние лояльности. А такую возможность им предоставляет фактический отказ США от соблюдения принципа привилегированности, изложенного в присяге. Как и в ситуациях с программой позитивных действий и двуязычным образованием, этот отказ был спровоцирован судьями и администраторами, а затем легализован Конгрессом.

Установить точное количество лиц с двойным гражданством в Америке вряд ли возможно. Зато известно, что в конце 1980-х годов во Франции проживало около 1 миллион человек с двойным, французским и алжирским гражданством; известно также, что общее число лиц с двойным гражданством в Западной Европе оценивается в 3 миллиона – 4 миллиона человек. По мнению Натана Глейзера, в конце 1990-х годов в США проживало около 7 500 000 человек, обладающих двойным гражданством. Если эта цифра соответствует истине, из нее следует, что почти три четверти из 10 600 000 миллионов американцев «некоренного происхождения» (на 2000 год) являлись также гражданами других стран³³⁷.

Степень, в которой обладатели двойного гражданства могут принимать участие в политической жизни своих родных стран, варьируется от государства к государству. Иногда, как в случае Бразилии или Колумбии, такие люди могут голосовать в консульствах своих стран в США; иногда они должны вернуться в родную страну, чтобы их допустили к голосованию; иногда, как в случае с Мексикой, они признаются гражданами, но к голосованию не допускаются. Степень реального участия лиц с двойным гражданством в политике стран-адресантов также существенно варьируется, и право голоса здесь, пожалуй, наименее показательно. Даже когда таким людям разрешается голосовать в консульствах на территории США, явка избирателей крайне низкая. Лишь три тысячи человек из 200 тысяч колумбийцев, проживающих в Нью-Йорке, голосовали в 1990 году на выборах президента Колумбии, 1800 или менее того человек – на парламентских выборах 1998 года. Только немногие из русской колонии в Массачусетсе (22 000 человек) голосовали на президентских выборах 1996 года, а в выборах в Государственную Думу в 1999 году приняли участие единицы. При этом тысячи доминиканцев улетели домой в 2000 году, чтобы принять участие в президентских выборах³³⁸.

Гораздо более важным элементом является финансовая поддержка «своих» кандидатов и политических партий. Кандидаты на ответственные посты в Мексике, Доминиканской республике и в других странах регулярно получают финансовую помощь от соотечественников, проживающих в Соединенных Штатах. Как заметил Майкл Джонс-Корреа, «в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Майами от политиков требуют прекратить поддержку национальных избирательных кампаний в странах Латинской Америки». Пятнадцать процентов средств, израсходованных на выборы президента в Доминиканской республике, поступили из-за рубежа; представитель одной из политических партий республики утверждал, что в 1996 году 75 процентов бюджета партии составили «зарубежные пожертвования». «Доминиканцы в Нью-Йорке выделяют суммы в сотни тысяч долларов своим соотечественникам, участвующим в выборах в республике, причем большинство сумм распределяется на званых обедах, где места покупаются по 150 долларов»³³⁹. Иммигранты с двойным гражданством, проживающие в США, также могут выставлять свои кандидатуры на выборах в родных странах. Андрес Бермудес в 1983 году незаконно эмигрировал из Мексики, сделал в США карьеру импресарио и в 2001 году был избран мэром города, в котором родился. В 1997 году член городского совета Хакенсака, штат Нью-Джерси, баллотировался в колумбийский парламент и в случае своего избрания планировал совмещение двух должностей³⁴⁰.

Как показывают перечисленные выше факты, двойное гражданство служит интересам и «полуселенцев», и стран, из которых они происходят. А вот служит ли двойное гражданство интересам Соединенных Штатов – вопрос спорный³⁴¹. Так или иначе, подобная практика подразумевает существенные перемены в концепции американского гражданства. Традиционно в Европе связь подданного и господина, вассала и сюзерена была одновременно исключительной и нерасторжимой. Английский принцип «Единожды подданный – подданный навсегда» был юридически закреплен «делом Кальвина» 1608 года. В этот принцип, в частности, заложена идея о том, что человек может быть подданным только одного господина. С обретением независимости американцы отвергли нерасторжимость упомянутой связи – но сохранили ее исключительность и подтвердили коллективное право на прекращение вассалитета. Нерасторжимость связи была не в американских интересах и по причине захвата и пленения британцами американских моряков на том основании, что они-де родились британскими подданными. Закон 1795 года о натурализации подтвердил исключительность вассалитета, но отверг его нерасторжимость. Утвердив право подданных и граждан других стран на «смену лояльности», американцы, разумеется, не могли отказать в данном праве и себе самим. Впрочем, формального признания этого положения пришлось ждать до окончания Гражданской войны. Союз отрицал коллективное право южных штатов на экспатриацию (то есть на отделение), сформулированное в уставах колоний еще в 1776 году, поэтому после войны было принято решение легитимизировать это право для отдельных лиц, что и произошло в 1868 году³⁴². Тем самым США стали первой в мире страной, заявившей «об экспатриации как о неотъемлемом праве человеческой личности – праве, признанном сегодня многими, хотя и не всеми странами»³⁴³.

Отказ от нерасторжимости связи подданного и господина, гражданина и государства, как уже говорилось, не означал отрицания принципа привилегированности гражданства. Вплоть до середины двадцатого столетия «международное право крайне неодобрительно относилось к институту двойного гражданства»³⁴⁴. В начале двадцатого века Конгресс и государственный департамент «изыскивали различные способы предотвратить применение практики двойного гражданства». Однако Верховный суд в 1960-е годы начал активно вмешиваться в эти процедуры, в результате чего Конгресс в 1978 году был вынужден отменить действие ряда законов, «ограничивавших права лиц с двойным гражданством»³⁴⁵. Правда, американскую присягу пока еще никто не отменял.

В действительности сегодня правительство не в состоянии каким-либо образом принудить человека к отказу от гражданства, да и самому человеку почти так же сложно юридически оформить свой отказ. Как выразился Стэнли Ренсон: «Ни один американский гражданин не может утратить своего гражданства, приняв гражданство какой-либо другой страны. Это верно даже в тех случаях, когда принимаемое гражданство становится у человека вторым или третьим, когда он приносит присягу другому государству, участвует в выборах, проводимых в другой стране, служит в вооруженных силах другого государства, занимает командные должности, претендует на выборные посты и занимает их». Насколько можно судить, добавляет Ренсон, «США – единственная страна в мире, которая позволяет своим гражданам, коренным или натурализованным, осуществлять все эти действия»³⁴⁶. Иными словами, американцы были нацией, отвергавшей нерасторжимость связей и признававшей их исключительность; ныне они стали нацией, отрицающей исключительность связей и признающей их нерасторжимость.

Как и в случае с ассимиляцией, дискуссия о гражданстве привела к появлению множества метафор, причем ярко выраженного «домашнего», «семейного» свойства. Некоторые утверждают, что иметь два гражданства – все равно что иметь двух родителей или двоих детей; ведь человек хранит верность и любовь к обоим. Впрочем, если рассуждать с точки зрения принципов нерасторжимости и исключительности, наиболее подходящей метафорой представляется брак³⁴⁷. В мусульманских обществах от мужчин не требуется соблюдения ни того, ни другого принципа. В западной культуре, по контрасту, оба принципа были обязательными: брак моногамен и длится до тех пор, «пока смерть не разлучит брачующихся». С течением времени в обществе был принят развод, хотя моногамия сохранилась. Что касается гражданства, в нем ныне разрешена бигамия, что радикально изменило природу института гражданства.

Двойное гражданство придает законность двойным лояльностям и двойным идентичностям. Для человека, обладающего двумя и более гражданствами, ни одно из них не может быть столь же значимым, как для того, кто обладает только одним гражданством. Жизнеспособность демократии зависит от того, в какой степени ее граждане участвуют в политической и общественной жизни. Большинство граждан проявляют искреннюю заинтересованность в общественной жизни отдельного социума и отдельной страны. Получи они возможность не менее активно участвовать в общественной жизни другого, второго социума и второй страны, скорее всего, они начнут пренебрегать интересами первой – или же продемонстрируют маргинальное участие, «понемножку там и тут». Гражданство сегодня становится не столько вопросом идентичности, сколько практической, утилитарной проблемой. Один использует свое гражданство для одних целей и при одних обстоятельствах, другой – для других целей и в других обстоятельствах. В данной способности и кроется притягательность двойного гражданства для «полуселенцев». Отсутствие необходимости совершать выбор означает отсутствие потребности в лояльности.

Для США проблема двойного гражданства имеет особое значение. Присяга Соединенным Штатам отражает, в частности, веру в то, что Америка – иная, непохожая на остальных, истинный град на холме, страна, преданная идеалам свободы, равенства и братства. Люди становились американцами, принося эту клятву, принимая эти ценности, отрекаясь от прежних привязанностей, традиций и верований, отрицая монархии, аристократии, классовые общества и тиранические режимы. Иммигранты, конечно же, сохраняли эмоциональную связь со своими родственниками в странах-адресантах, но, подобно тому как человек не может стать баптистом и оставаться при этом католиком или стать иудеем и оставаться при этом христианином, они не могли, превращаясь в американцев, сохранять приверженность обществам с иной политической, экономической и социальной системой. С применением же практики двойного гражданства американская идентичность утратила свою определенность и исключительность. Американское гражданство превратилось всего-навсего в дополнение к гражданствам других стран.

Внедрение двойного гражданства имеет следующие практические последствия: оно побуждает «полуселенцев» сохранять связи со странами происхождения и поощряет их вовлеченность в общественную и политическую жизнь этих стран. В результате десятки миллиардов долларов уходят из США на помощь родственникам, родным местам, деловым начинаниям и программам развития в странах-адресантах. Эти суммы зачастую составляют основу «зарубежного финансирования» стран-адресантов и являются реальной помощью экономике этих стран, в отличие от сумм, поступающих по межгосударственным соглашениям, при посредничестве коррумпированных и погрязших в бюрократии чиновников. Миллиарды долларов, уведенные «полуселенцами» из экономики США, могли бы быть вложены в строительство домов, создание рабочих мест, развитие бизнеса на территории Соединенных Штатов. Как известно, деньги говорят; к сожалению, средства, покидающие Америку, говорят не по-английски.

Концепция двойного гражданства чужда американской конституции. Четырнадцатая поправка гласит: «Все люди, рожденные в США или натурализованные здесь и подверженные юрисдикции Соединенных Штатов, являются гражданами США и того штата, на территории которого они проживают». Отсюда недвусмысленно следует, что американцы могут быть гражданами только одного государства и только в этом государстве они обладают избирательными правами. Тем не менее многие американцы имеют два гражданства, что противоречит конституции – но не современному законодательству. Лица с двойным гражданством, проживающие в Сан-Доминго и в Бостоне, могут голосовать как в Америке, так и в Доминиканской республике; при этом американцы, владеющие домами в Бостоне и Нью-Йорке, не могут голосовать в двух штатах и должны выбрать какой-либо один из них. Вдобавок законы штатов, как правило, предусматривают некий временной ценз, лишь при соблюдении которого возможно участие в выборах и выставление на них своей кандидатуры, благодаря чему нельзя баллотироваться на пост одновременно в двух штатах. А вот лица с двойным гражданством, как ни удивительно, могут баллотироваться на выборные посты одновременно в двух странах.

⇐ Предыдущая41424344454647484950Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: