Иммиграционные процессы. Многообразие и дисперсия

Иммиграционные процессы

Многообразие и дисперсия

В прошлом ассимиляция определялась количеством и разнообразием обществ, из которых прибывали иммигранты, и языков, на которых они говорили. В девятнадцатом столетии основную массу иммигрантов «поставляли» не Британия, не Ирландия и не Германия. В 1890-х годах приблизительно 60 процентов иммигрантов приходилось на Италию, Россию, Австро-Венгрию и Германию (около 15 процентов каждая), плюс по 10 процентов добавляли Скандинавия, Ирландия и Британия³⁰². После 1965 года разнообразие «исходных» иммигрантских обществ сделалось, если такое возможно, еще более широким (причем мы пока не принимаем в расчет испаноязычные общества). Это разнообразие побуждало иммигрантов учить английский, чтобы общаться не только с коренными американцами, но и друг с другом. Впрочем, сегодня, в отличие от иммиграции прошлых лет, свыше 50 процентов иммигрантов принадлежит к одному языковому сообществу, и число таких иммигрантов продолжает увеличиваться.

В прошлом ассимиляции также способствовала дисперсия иммигрантов по территории Соединенных Штатов. Отцы-основатели считали подобную практику необходимой для того, чтобы избежать по возможности «вредоносных» последствий иммиграции. Относясь к самому факту иммиграции каждый по-своему, они были единодушны в том, что нельзя допускать концентрации иммигрантов в этнически гомогенных географических областях. Если иммигранты будут селиться вместе, предостерегал Вашингтон, они «сохранят язык, традиции и принципы (хорошие или дурные), которые привезли с собой». А если принудить их к смешению «с нашим народом, они или их потомки привыкнут к нашим установлениям, обычаям, мерам и законам, иными словами, вскоре станут с нами одним народом». Джефферсон также считал, что «иммигрантов для скорейшего их привыкания следует расселять среди местных жителей». А Франклин полагал, что нужно «распределять их равномерно, вперемешку с англичанами, и основывать английские школы в местах наибольшего их скопления»³⁰³. Данное отношение к иммигрантам получило законодательную поддержку со стороны Конгресса, который в 1818 году отверг петицию некой ирландско-американской организации, желавшей взять в аренду часть Северо-Западных территорий для основания там ирландского поселения. Конгресс отказал петиционерам, поскольку подобные действия могли привести к распаду нации; как прокомментировал Маркус Хансен, «никакое другое решение в американской истории не было более значимым». Вдобавок Конгресс одобрял просьбы новых штатов о вступлении в Союз лишь после того, как убеждался в наличии в этих штатах англоговорящего большинства среди населения³⁰⁴.

Тем самым американская политика базировалась на допущении, что ассимиляция требует дисперсии. Фактически же иммиграция подразумевала создание своего рода этнического плацдарма; затем население этого плацдарма начинало стремительно возрастать, и возникал этнический анклав. Большинство подобных анклавов складывалось в городах, более того, крупные города сделались прибежищем для нескольких иммигрантских общин. Разнообразие этих общин и прямая конкуренция между ними отнюдь не способствовали установлению культурного и политического господства какой-либо из них, при этом стимулируя иммигрантские общины к скорейшему изучению английского языка. Вдобавок по мере сокращения потока иммигрантов и на переходе от второго поколения иммигрантов к третьему наиболее мобильные члены общин стали покидать анклавы. В результате крупные города Северо-Востока и Среднего Запада оказались, как выразился Самюэль Лабелл, в полосе «городского фронтира», а иммигрантские общины поколение за поколением сменяли друг друга в окрестностях этих городов³⁰⁵.

Испаноязычная иммиграция после 1965 года в значительной степени отклонилась от «традиционной структуры дисперсии»: кубинцы концентрировались в районе Майами, а мексиканцы – на Юго-Западе, особенно в Южной Калифорнии. Впрочем, если не считать нескольких исключений, для иммиграции после 1965 года характерно именно многообразие, влекущее за собой дисперсию. Иммигранты прибывают из множества стран. Соотечественники стараются держаться вместе, однако этнические сообщества не имеют строгих границ и «перетекают» друг в друга. В 1995–1996 годах 18 процентов иммигрантов в Нью-Йорке были выходцами из бывшего СССР, 17 процентов – из Доминиканской республики, 10 процентов – из Китая. В конце 1990-х годов нью-йоркское содружество иммигрантов объединяло представителей множества стран и национальностей, при этом ни одна из последних не составляла более 15 или 20 процентов от общего числа иммигрантов (исключение – Нижний Истсайд, где 51 процент населения – китайцы)³⁰⁶. Проанализировав эти данные по Нью-Йорку, Джеймс Дао подытожил: «Нынешние иммигранты прибывают из большего количества стран и говорят на большем количестве языков, нежели иммигранты последней европейской волны. Они сильнее различаются способностями и возможностями, среди них больше образованных людей и больше профессионалов. В отличие от своих предшественников, они избегают гомогенных анклавов и распределяются многочисленными общинами по городам»^[15]. Подобная практика должна существенно облегчать ассимиляцию. В 1990-х годах в странах с наивысшей концентрацией иммигрантов из какого-либо одного государства 11 процентов рожденных за рубежом бегло говорили по-английски. В странах же «дисперсированных» показатель бегло говорящих составил уже 74 процента³⁰⁷. Отцы-основатели были правы: дисперсия и вправду есть основа ассимиляции.