Япония. Тайвань. Краткое резюме

Япония

 

В отличие от Израиля (и Тайваня, о котором речь пойдет ниже), Япония – страна с многовековой историей, и чтобы понять события японского экономического чуда второй половины XX века, надо начать со Средних веков.

Японская цивилизация развивалась достаточно изолированно по естественным причинам (островное положение в первую очередь) в течение почти полутора тысяч лет с момента образования первого централизованного государства. Постепенно сформированная социальная система была похожа на европейскую феодальную модель, «пульсировавшую» от феодальной раздробленности к феодальному единству и обратно. Была в Японии и своя «эпоха мажордомов»: в конце XII века власть в стране де-факто перешла в руки военного правителя (крупного феодала) – сёгуна, и такое положение дел сохранялось почти до XX века.

Закрытие Японии для внешних контактов и рынков около 1640 года было удивительным следствием исторических и культурных обстоятельств. Первояпонцы – выходцы с территорий нынешних Кореи и Китая, которые в течение нескольких тысячелетий мигрировали на юг Японского архипелага, по мере своего расселения на островах встречались с коренными жителями – айнами, которые жили здесь еще до времен аграрной революции, за 13 000 лет до наших дней. Айны (чьи черты значительно больше похожи на европейские, чем на монголоидные, носили длинные бороды, по некоторым данным, среди них было много рыжеволосых) вели менее цивилизованный образ жизни, в основном были объединены в племена и промышляли охотой и рыболовством. Для мигрантов они были дикарями, опасностью, с которой из-за разницы культур невозможно было сотрудничать [646]. За тысячу пятьсот лет до смерти Сёгуна Иеясу (и закрытия страны) японцы создали первое японское государство (Ямато), и границы обитания японцев и айнов четко определились, а айны стали официально единственной серьезной внешней угрозой, «варварами», символом и воплощением врага. В официальное титулование сёгуна входило звание «защитник от варваров». Именно охрана северных границ Ямато от набегов айнов сформировала основу для появления самурайской культуры, схожей с культурой европейских или китайских феодалов-дворян, и тем не менее более суровой, милитаризированной и кодифицированной. Представьте себе ощущения японцев, когда в середине XVI века первые корабли португальцев достигли японского архипелага: усталые, грязные, бородатые португальцы были удивительно похожи на айнов – тех самых дикарей, врагов, пугал для детей и угрозу для культуры японской цивилизации. Они, как и айны, говорили на другом языке. Японцы, не встречавшие никогда представителей других рас, не могли не предположить, что от европейцев исходит схожая угроза, а кооперация с ними так же невозможна (если не верите – представьте себе, что перед вами опускается звездолет, а из него выходят… монголо-татары с кривыми саблями и в боевых одеждах. Что определит ваше отношение к ним – звездолет или кривая сабля? ).

Тем не менее закрытие Японии потребовало почти ста лет контактов, в рамках которых японцы познакомились с христианством (и прозелитизм христиан был расценен как культурная агрессия), военными амбициями испанцев (захвативших Филиппины раньше японцев, несмотря на японские попытки), враждебностью европейских властей к японским торговцам (попытки посылать последних в Новый Свет встретили холодный прием и настоятельную просьбу уезжать и не возвращаться) и европейскими технологиями (у японцев не было огнестрельного оружия, у европейцев было, и это преимущество пугало японские власти).

В итоге Япония пошла по «китайскому пути», уже описанному в этой книге, но только существенно позже. И так же, как в свое время Китай, Япония упустила свою возможность стать панрегиональной империей: в середине XVII века японцы обладали возможностью создать современный флот и выставить несколько сотен тысяч высококлассных бойцов против испанского контингента в регионе в несколько тысяч.

Последствия изоляции были схожими с китайскими. Компактная страна не нуждалась в сложной инфраструктуре и логистике, а более или менее ровные природные условия препятствовали специализации регионов, и торговля практически не развивалась. Управляемая военными властями в стабильно мирное время (внешних врагов не было, внутренние были подавлены) страна постепенно привыкла к административной вертикали. Сами военные-землевладельцы-самураи по большой части представляли собой праздный класс живущих на государственную ренту аристократов. Рента формировалась из налогов, взимаемых с крестьян – второго по иерархии класса в японском обществе. Япония не приняла европейских инноваций (а во многом даже не узнала о них из-за изоляции) и не требовала технического развития – оно всегда является результатом конкуренции, а конкурировать в Японии было некому и не с кем. Примитивное кустарное производство обеспечивало потребности страны без всякого развития, и в том числе поэтому в иерархии классов ремесленники стояли еще ниже крестьян (а торговцы – еще ниже, по причинам уже описанным) [647].

Более 200 лет существования в замкнутом пространстве сильно повлияли на менталитет нации. Если европейцы привыкли конкурировать, то японцы приспособились сотрудничать и четко определять свое место в сложной иерархии. Вместо европейского индивидуализма, связанного со способностью выделиться и добиться существенного успеха, у японцев развился коллективизм – в сложных условиях японского климата и рельефа, высокой плотности населения и примитивных методов хозяйствования в одиночку было не выжить. Военное правление сформировало высокий уровень дисциплины и готовность следовать указаниям начальства беспрекословно.

В 1853–1854 годах европейцы, активно осваивавшие весь земной шар, решили, что Япония должна попасть в сферу их интересов. Американская эскадра подошла к берегам Японии с требованием открыть страну для торговли и посещения иностранцами. Эскадра включала паровые корабли («черные корабли», курофунэ, как назвали их японцы – чем не черные лебеди для «свернувшейся цивилизации» Японии? ), которые (как и задумывал командор Перри) наглядно объяснили руководству страны, насколько далеко вперед ушел мир «рыжих варваров» и как бесполезно с ним бороться.

Нация, воспитанная в традициях превосходства японского духа и стиля жизни, вынужденная уступить варварам, ассоциировавшимся с одичалыми древними врагами, испытывала комплекс грандиозного унижения. Ши-ши, «мужчины высокого предназначения», пытались вести своего рода партизанскую войну против европейцев – и одновременно против власти, которая позволила такое «изнасилование нации». Общественное мнение возлагало вину за ситуацию не на ошибки двухсотлетней давности, а на нынешнего сёгуна, который малодушно сдался иностранцам. Приказы сёгуна стали игнорироваться, особенно в части взаимодействия с иностранцами. Самураи, как сила, ассоциирующаяся с сёгунатом, теряли свое положение в глазах широких масс, а внутри сословия не было единства. Национализм рос на обычной почве унижения и комплекса неполноценности.

Ситуацией воспользовались противники сёгуната и военной власти – уже в 1866 году сёгун вынужден был отречься от своей позиции, а лидеры реформаторов стали фактически править от имени императора. Они расформировали классы, с помощью гиперинфляционной политики обесценили ренту для самураев (и те вынуждены были искать себе коммерческие занятия) и одновременно облегчили существование крестьянам – их налоги были зафиксированы (как и рента). Реформаторы взяли курс на европеизацию страны (в первую очередь на перевооружение армии), при этом поддерживая и развивая ультранационалистические настроения.

Возможно, реформы были бы не так успешны, если бы не внешние обстоятельства. Япония не имела средств для массивных внутренних инвестиций и сильно зависела от интересов крупных мировых держав, угрожавших интервенцией. Попытки новой власти пойти по пути импортозамещения и протекционизма были просто пресечены США и Великобританией, и японцам пришлось строить свои индустрии в обстановке свободного внешнего рынка. Стремление создать государственные промышленные конгломераты встретилось с нехваткой денег в бюджете. Япония приватизировала всё, что могла, создав систему «Зайбацу» – договоров с частными компаниями, которые работали по государственному плану в обмен на важные привилегии [648].

Дисциплинированные, объединенные идеей реванша японцы активно развивали свою промышленность. За 40 лет с 1873 года производство шелка в Японии выросло в 12 раз [649], угля – в 35 раз, количество паровых кораблей увеличилось с 26 до 1514, железные дороги (которых не было в 1873 году) протянулись на 7100 миль [650], [651].

Надо сказать, что Япония индустриализовалась не стихийно, а в рамках четкого плана, и неприязнь к европейцам и националистические амбиции не помешали японцам сделать упор на копировании достижений «белой цивилизации» в рамках открытой экономики, с намеренным привлечением иностранного капитала и специалистов. Зарплата премьер-министра Японии (японца) была в 3, 5 раза ниже, чем зарплата советника в министерстве путей сообщения (британца) и в 1, 5 раза ниже, чем советника по развитию острова Хоккайдо (американца)[652]. В течение всего периода модернизации в Японии работали более 100 000 (а в отдельные периоды до 600 000) иностранцев, в основном инженеров, ученых, администраторов. Около трети бюджета министерства промышленности в конце XIX века составляли выплаты иностранным инженерам [653]. В созданном в 1877 году Технологическом институте готовились японские инженерные кадры, но преподавание в нем велось на немецком и английском, не на японском. Японцы массированно занимались reverse engineering – копированием западных машин и механизмов и организацией их производства (ВТО тогда не существовало, и запрета на копирование не было). В задачи крупных внешнеторговых Зайбацу входила добыча образцов и чертежей для последующего воспроизводства в Японии.

Параллельно японская имперская идея получила возможность частичного удовлетворения – в результате успешных войн были присоединены Корея и часть Китая, выиграна война с Россией. На фоне национального воодушевления Япония вступила в Первую мировую войну на стороне Антанты и фактически получила карт-бланш на захват германских колоний в Юго-Восточной Азии и на Тихом океане. Мало того, европейские партнеры, истощенные войной, перенесли свой спрос на вооружение, обмундирование и в широком смысле промышленные товары на японские предприятия – японская промышленность получила дополнительный существенный толчок вперед.

Японская стратегия копирующей модернизации оказалась успешной на фоне ослабевшей в Первой мировой войне Европы, кризиса 1929 года в США и хронически не развивающихся соседей по региону. К концу 1930-х годов Япония подошла объективно сильнейшей державой региона. Имперские амбиции и стремление взять на себя роль культурного, политического и административного лидера региона, посрамив «рыжих варваров», стали доминирующими в политике страны. Милитаризация шла ускоренными темпами, планы, которые уже открыто противоречили интересам бывших союзников по Антанте и США, не скрывались. Постепенно США, обеспокоенные действиями Японии, стали пытаться помешать ускоренному развитию военно-технического потенциала страны. Японцы были готовы силой заставить Штаты уступить.

7 декабря 1941 года Япония атаковала тихоокеанскую базу американского военного флота, втянув США в войну. Руководство страны (по крайней мере, публично) было уверено в победе, в результате которой Япония (захватившая Китай и большую часть Индокитая) присоединит Филиппины и другие острова Тихого океана и останется единственной империей этой части света. 14 августа 1945 года Япония подписала акт о капитуляции – все ее завоевания были освобождены, а сама страна, истощенная войной, оккупирована американцами, предварительно нанесшими экономике страны колоссальный ущерб массированными бомбардировками и уничтожившими два города среднего размера ядерными ударами. История как бы начиналась с начала – страна снова подчинялась варварам. Только теперь она еще и была разрушена (объем основных средств сократился на 25 % по сравнению с 1941 годом, 80 % кораблей, 34 % промышленного оборудования, 24 % зданий и сооружений было уничтожено), а большая часть трудовых ресурсов погибла на войне[654].

Американцы организовали оккупационное управление Японией, значительно больше заботясь о построении «демократии» (эта забота вообще отличает американцев на оккупированных ими территориях), чем об экономике и даже просто выживании населения. Страна испытывала тяжелый дефицит продуктов питания и товаров первой необходимости, налоговая система была парализована, у марионеточного правительства не было финансов. Американская гуманитарная помощь поступала властям и продавалась ими гражданам за местные деньги, которые активно печатались – в стране был период гиперинфляции.

Однако после того как Япония приняла новую конституцию (написанную за шесть дней группой американцев, среди которых не было ни одного специалиста по конституционному праву) и в соответствии с ней стала парламентской демократией с императором, «являющимся символом единства нации», фокус оккупационных властей сместился на экономику. Первым шагом стала земельная реформа. До 1946 года основная часть земли в Японии продолжала принадлежать аристократам. Реформа, разработанная американскими экономистами, предусматривала выкуп земли по ценам, установленным перед войной (то есть до периода гиперинфляции) в рассрочку на более чем 30 лет (оплата была сделана долговыми обязательствами государства) и продажу ее крестьянам (по нормам и в соответствии с фактической готовностью к обработке). С учетом гиперинфляции, земля была фактически реквизирована и передана мелким собственникам. Аристократы потеряли последние остатки влияния в обществе.

Для реформирования промышленности был приглашен банкир с Wall Street Уильям Дрейпер. Он убедил американскую администрацию не закрывать Зайбацу, а превратить их в реально частные конгломераты, лишив привилегированного доступа к ресурсам государства и уникальных прав. Зайбацу превратились в «кейрецу» – бизнес-холдинги. Были созданы профсоюзы, однако первые попытки профсоюзов активно бороться за права рабочих (американцы выпустили из тюрем всех политических заключенных, среди которых было много японских коммунистов, которые тут же влились в новое профсоюзное движение) напугали американскую администрацию, и она существенно урезала их права и предупредила социалистический поворот (который в корпоративистской Японии был очень вероятен). Джозеф Додж (еще один американский банкир) создал и реализовал в Японии программу стабилизации макроэкономической обстановки. Курс йены был зафиксирован к доллару, бюджет сбалансирован, цены на основные товары регулировались.

До 1950 года экономика Японии продолжала оставаться в рецессии. Но в 1950 году США включились в войну в Корее, и Япония, контролируемая Штатами, стала поставщиком номер один для нужд американской армии – ее промышленность уже могла обеспечить поставки нужных товаров, а логистически Япония была самым удобным поставщиком. Реиндустриализация шла на базе и методами индустриализации довоенного времени, тем более что до 1951 года страна управлялась американцами. С 1950 года Япония разрешила частные экспортно-импортные операции, отменила субсидии и льготные кредиты, а в 1951 году, по окончании оккупации, подписала широкое соглашение о взаимном обеспечении безопасности с США, став союзником Штатов в холодной войне и одновременно главным торговым партнером на Дальнем Востоке (и главным получателем инвестиций). Уже в 1956 году ВВП на душу населения превысил довоенный уровень (при среднем приросте в 7, 1 % в год) и продолжал расти вплоть до 1973 года [655].

Япония смогла не только копировать иностранные товары, но и быстро начать создавать свои модели индустриального оборудования, автомобилей, электрических бытовых приборов. Мощная инженерная школа, сформировавшаяся еще в начале века и востребованная в милитаристической модернизации 1930-х годов, после войны и принятия новой конституции (в которой Япония отказывалась от вооруженных сил) была целиком в распоряжении гражданской промышленности.

Вырастая из копирующей модернизации (в период с 1950 по 1971 год Японией было приобретено более 15 тысяч патентов и лицензий)[656] и вынужденная на открытых рынках конкурировать с иностранными производителями, японская промышленность «кейрецу» стала уделять особое внимание двум потенциальным преимуществам: качеству продукции и эффективности процессов. Японцы, приученные веками военного правления к дисциплине и коллективизму, легко принимали необходимость следования четким сложным процедурам и были в массе своей готовы к скрупулёзному контролю за качеством изделий. Важным конкурентным преимуществом японской экономики также стало повсеместное внедрение автоматизации производства в 1970-х годах, благодаря которой за 10 лет производительность обрабатывающей промышленности выросла вдвое[657]. Эта инновация шла в Японии намного быстрее, чем, например, в США, поскольку японские компании гарантировали рабочим пожизненную занятость и заработную плату, размер которой зависел исключительно от стажа работы. Снова сказалась особенность японского менталитета: оказалось, что подобные социальные расходы выгоднее потерь от социального конфликта и замедления модернизации в связи с протестами.

Низкие цены (благодаря эффективности) и высокое качество продукции быстро дали японским товарам преимущество на американском рынке (в США в это время рабочий класс активно пополнялся новыми участниками – женщинами, эмигрантами, представителями беднейших слоев общества, и это отрицательно сказывалось на производительности и качестве; профсоюзное движение вносило свою лепту в рост себестоимости). «Японское качество» стало нарицательным, к 1970-м годам потеснив «немецкое качество» – примерно в те же годы Япония обошла Германию по ВВП.

До 1974 года (то есть до входа в кризисное десятилетие для США) ВВП Японии рос примерно на 8 % в год [658]. Менее высокими темпами (примерно 4 % годовых) ВВП на душу населения рос вплоть до 1992 года; в этом году он составлял уже 120 % от ВВП Великобритании и 85 % от ВВП США[659]. Японские производители потеснили американских и европейских на мировых рынках автомобилей и электроники, тяжелого машиностроения, а сама страна стала одним из мировых инновационных и научных центров.

В 1991–1998 годах экономика Японии пережила масштабный кризис, вызванный спадом экономики, и с тех пор темпы роста японской экономики существенно ниже (правда, можно говорить об эффекте высокой базы – в Японии ВВП на человека выше 42 000 долларов)[660]. Но причины этого «кризиса», если можно назвать кризисом стагнацию на высоком уровне, – это тема другого рассказа. Даже в стагнации, с отрицательными ставками рефинансирования и постоянной дискуссией относительно того, как стимулировать экономику, Япония, которая 150 лет назад была закрытой феодальной бедной страной, сегодня входит в элиту мирового рынка. Экономические успехи Японии резко повлияли на повышение качества жизни населения – средняя продолжительность жизни в стране составляет 86 лет[661], средняя заработная плата в Японии – $3100 в месяц (2019) [662], а уровень безработицы – 2, 9 %[663].

 

Тайвань

 

Тайвань (официально – Китайская Республика) является частично признанным государством, расположенным на одноименном острове. Несмотря на крайне непростое международное положение и неблагоприятные стартовые позиции, Тайвань за вторую половину XX века сумел пройти путь от отсталого аграрного государства до одной из самых развитых экономик мира.

После поражения в гражданской войне в Китае в 1949 году правительство Китайской Республики, представлявшее партию Гоминьдан, во главе с президентом Чан Кайши, вместе с примерно 2 млн неготовых остаться жить под властью коммунистов-китайцев, было вынуждено оставить материковый Китай и переселиться на остров Тайвань – последнюю подконтрольную Китайской Республике территорию [664]. На остров переместилась большая часть вооруженных сил Гоминьдана, а также связанные с партией предприниматели и деятели науки. Чан Кайши прихватил с собой весь золотой запас Китайской Республики.

От дальнейшего разгрома силами коммунистического Китая Гоминьдан спасло лишь начало Корейской войны, в которой Мао Цзэдун фактически вступил в прямую конфронтацию с США. В связи с этим президент США Гарри Трумэн отказался от нейтральной позиции в отношении сторон гражданской войны в Китае и поддержал Тайвань, отправив к берегам острова Седьмой флот. Страна оказалась под прямой защитой США.

Ни Гоминьдан в целом, ни Чан Кайши не отличались ни либеральными взглядами, ни демократичностью, ни излишней честностью. В истории партии было и активное использование уголовников, и финансовые махинации, и убийства оппонентов. На Тайване была установлена жесткая диктатура, а экономика поначалу строилась на социалистических принципах (не даром правительство Чан Кайши в свое время пользовалось большой поддержкой в СССР). Но к началу 1950-х годов в связи с плачевным экономическим положением как Гоминьдана, так и разоренного за время японской оккупации аграрного Тайваня в целом, Чан Кайши был вынужден признать, что его режиму для выживания необходимо создать в стране элементы рыночной экономики – в убеждении маршала большую роль сыграли США, которые фактически были протекторами острова. Для реформ США предоставили его правительству финансово-экономическую помощь на крайне выгодных условиях – почти 80 % средств было предоставлено безвозмездно [665].

Для начала была проведена аграрная реформа по образцу японской (ее идеологом был тот же Вольф Ладежинский), резко упрочившая социальную поддержку режима местным населением и даже позволившая начать отправлять часть продукции на экспорт. Основной идеей реформы было, как и в Японии, ограничение арендной платы за землю, приведшее к готовности крупных землевладельцев продавать землю; государство скупало ее и перепродавало фермерам на льготных условиях и в длинную рассрочку. Фермерские хозяйства оказались существенно более эффективны, и несмотря на то что Тайвань начал активно экспортировать продукты питания, в стране высвободилось очень много рабочих рук, ранее занятых на неэффективных сельскохозяйственных работах.

Американская помощь, составлявшая примерно треть всех инвестиций в 1950-е годы, тратилась на развитие инфраструктуры – строительство дорог, больниц, школ и т. д [666]. К 1953 году экономика Тайваня достигла довоенного уровня [667].

Начиная со второй половины 1950-х годов были сняты законодательные барьеры для частного предпринимательства. 1950-е годы прошли в попытках обеспечить импортозамещение за счет протекционизма, но уже в начале 1960-х годов была проведена либерализация законодательства, в рамках которой были предоставлены существенные льготы как для иностранных, так и для тайваньских инвесторов, началась постепенная приватизация госсобственности, средства от продажи которой правительство использовало в том числе для поощрения частной предпринимательской деятельности, делая упор на экспортно-ориентированные отрасли.

За период с 1951 по 1964 год количество частных предприятий увеличилось с 64 тыс. до 227 тыс., а частные вложения увеличились на $1, 3 млрд долларов [668]. К концу 1960-х годов резко увеличился и объем иностранных инвестиций – во многом благодаря вложениям китайской диаспоры, а также Японии. Несмотря на растущую роль частного капитала, основной направляющей силой и регулятором экономики было государство – режим Гоминьдана с большим трудом можно было назвать либеральным. Однако при всей нелиберальности в политическом смысле слова властям Тайваня удалось создать достаточно эффективную систему обеспечения прав инвесторов и предпринимателей – настолько эффективную, что иностранные инвесторы обеспечили бурный рост основных фондов. За счет активного использования иностранных технологий и дешевой рабочей силы тайваньская продукция изначально была конкурентоспособной, и тайваньский экспорт уже в 1960-х годах рос в среднем на 20 % в год [669].

К концу 1960-х годов на Тайване в основном завершилась индустриализация. Активное развитие получила металлургическая, нефтехимическая и судостроительная промышленность, а еще некоторое время спустя – производство бытовой техники и электроники. В 1980-х годах, после некоторого смягчения коммунистического режима в материковом Китае, Тайвань стал налаживать экономические связи с его восточными провинциями, а также увеличивать экспорт товаров в КНР. Именно освоение этого экспортного направления позволило продолжить рост тайваньской экономики в 1990-х годах. В период с конца 1960-х до начала 1990-х годов экономика страны стабильно росла в среднем на 10 % в год [670], становясь всё более привлекательной для иностранных инвестиций, объем которых в 1990 году приблизился к $10 млрд в год, благодаря чему к этому времени Китайская Республика накопила внушительные валютные резервы (примерно $100 млрд на уровне Японии)[671]. Всего экономика Тайваня в период с 1950 по 1990 год выросла в 110 (! ) раз [672].

Бурное экономическое развитие привело к существенному росту уровня жизни населения Тайваня, и Китайская Республика постепенно превращалась в наиболее быстроразвивающееся государство региона. Однако экономическое развитие никак не сказывалось на изменении правящего режима – Гоминьдан сохранял полную политическую монополию в стране и преследовал любое инакомыслие, так что его власть оставалась крайне авторитарной. Сложившийся благодаря экономическому развитию средний класс стал агентом политических реформ. В 1987 году было отменено действующее с 1950 года чрезвычайное положение, и в 1990-х годах на смену господства Гоминьдана пришла формально многопартийная парламентская демократия. В 2000-х годах к власти ненадолго пришла оппозиционная Демократическая прогрессивная партия, тяготеющая к идеям тайваньского национализма и сепаратизма, из-за чего наметилось охлаждение отношений с КНР, а также замедлился экономический рост. Но уже в 2008 году к власти вернулся Гоминьдан, бывший президент от ДПП Чень Шуйбянь вместе с несколькими родственниками и коллегами был обвинен в коррупции (были доказаны множественные эпизоды отмывания денег), и Тайвань вновь стал налаживать экономические отношения с КНР – были разрешены операции с китайским юанем, тайваньские предприниматели продолжили инвестиции в китайскую экономику, а материковый Китай – в тайваньскую. В 2010 году было подписано первое официальное торговое соглашение между странами, и со временем именно материковый Китай стал главным экономическим партнером Тайваня. В 2016 году ДПП вернулась к власти на выборах, но, несмотря на провозглашаемый национализм, новая власть не повлияла на отношения с Китаем – реализм в политике Тайваня в очередной раз возобладал.

Надо сказать, что самоотверженное создание Гоминьданом независимых систем правосудия естественным образом ударило и по самой партии: в 2018 году уже президент от Гоминьдана Ма Юнг-Джу был обвинен в злоупотреблении властью. Традиция судить бывших президентов, видимо, свойственна всем успешным государствам Юго-Восточной Азии, но она является лишь отражением реальной независимости юридических институтов и их эффективности, которая является решающим фактором в развитии экономик этих стран.

С середины 1990-х годов темпы роста экономики несколько снизились – причиной тому стал рост конкуренции с другими развивающимися экономиками Азии. Тем не менее в начале 1990-х годов ВВП страны рос в среднем на 7 % в год, к 2006 году этот показатель снизился примерно до 4 %, и даже в кризисном 2008 году ВВП Тайваня вырос на 2 %[673].

У экономики Тайваня, несмотря на все успехи, есть и ряд серьезных недостатков – как и в случае Японии, это отсутствие ресурсов и ориентация на экспорт, что ставит ее в сильную зависимость от колебаний мирового спроса. Важными проблемами являются старение тайваньского населения вкупе с низкой рождаемостью (около 1 ребенка на 1 женщину, один из самых низких коэффициентов рождаемости в мире)[674], а также конкуренция с другими растущими рынками Азиатско-Тихоокеанского региона, в первую очередь – Китая. Многие проблемы страны, в том числе и не связанные с экономикой, проистекают из ее дипломатической изоляции – с 1971 года Китайская Республика не является членом ООН (после налаживания отношений с США ее место, в том числе и в Совбезе, заняло представительство КНР) и не имеет официальных дипломатических отношений с большинством стран мира, что препятствует процессу ее региональной и международной интеграции.

В 2019 году ВВП Тайваня вырос на 2, 6 % и составил $1, 3 трлн в пересчете на душу населения – $53 023 [675]. Еще в 2010 году этот показатель был на четверть меньше. Как и в Японии, в тайваньской экономике больше половины занимает сфера услуг (62, 1 %), сильно развита и промышленность (27 %), а доминировавшее еще полвека назад сельское хозяйство составляет лишь 1, 8 % ВВП [676]. Главными отраслями тайваньской промышленности стало производство электроники, средств связи и информационных технологий. Важную роль играет нефтеперерабатывающая и химическая промышленность, производство цемента, металлургия, пищевая и текстильная промышленность, производство лекарств и различных потребительских товаров. Главными импортерами тайваньской продукции стал материковый Китай (28, 8 %), Гонконг (12, 4 %), США (11, 8 %), Япония (6, 9 %), Сингапур (5, 2 %) и Южная Корея (4, 8 %)[677]. Ввиду слабой ресурсной базы Тайваня основу его импорта составляют сырьевые товары (нефть, газ и уголь), а также необходимые для высокотехнологичных производств полупроводники. Лидером по импорту, как и в случае с экспортом, стал материковый Китай (19, 3 %), затем идет Япония (16, 2 %), страны АСЕАН (12 %), США (11, 7 %), страны ЕС (10 %) и Южная Корея (6, 5 %) [678].

Несмотря на отсутствие начальных конкурентных преимуществ, Китайской Республике удалось построить развитую инновационную экономику не просто в отсутствие ресурсов, но и в условиях постоянного риска военного конфликта и силового поглощения материковым Китаем. Во многом это оказалось возможным за счет экономической и военной помощи со стороны США, но властям Тайваня (несмотря на установленную партийную и личную диктатуру, а возможно, и благодаря ей) удалось использовать эту помощь максимально эффективно, создать институциональную систему поддержки предпринимательства, привлечь крупных иностранных инвесторов и обеспечить высокий уровень прозрачности, защищенности и эффективности экономики. Сегодня рейтинг экономической свободы Тайваня – 77, 3 [679], что делает его десятой экономикой мира по этому показателю, выше Южной Кореи и Японии, впереди множества демократических развитых стран.

 

Краткое резюме

 

У приведенных примеров успешных безресурсных экономик много различий (Израиль – совсем не Тайвань! ), но есть целый ряд общих черт, которые стоит выделить.

Во-первых, все бедные ресурсами, но успешные экономики проходили в своем развитии этап государственного доминирования. Видимо, на раннем этапе развития в процессе становления системы государственная централизация является важным фактором эффективности построения «правильной базы». При этом чем раньше и чем в большей степени экономикам удавалось мягко освобождаться от диктата государства, тем успешнее шло их развитие на следующих этапах. К слову, в России всё произошло ровно наоборот – государство совершенно отпустило экономические процессы буквально в одночасье, чтобы потом, когда, пережив шок, экономика стала оправляться и самоорганизовываться, начать снова забирать ее в свои руки.

Во-вторых, экономики этих стран развивались на базе институциональных и законодательных реформ, обеспечивавших надежную защиту инвесторов и предпринимателей и низкие законодательные издержки экономической деятельности. Гарантии прав инвесторов в сочетании с «низкой базой» экономики являются очень привлекательными стимулами для международного инвестирования – в страну, которая их обеспечивает, идет поток инвестиций высокого качества – создаются долгосрочные активы, эффективные промышленные мощности, передаются технологии. Такое развитие не характерно для богатых ресурсами стран – там почти всегда контролирующие ресурсы властные структуры принимают форму элитной корпорации и выстраивают законодательные системы настолько гибко и зависимо от себя, насколько возможно. Результатом является существенное повышение рисков инвестирования и предпринимательства, значительное сокращение инвестиций, концентрация экономики в руках узкого круга нобилитета и государства.

В-третьих, экономики всех этих стран были изначально (или достаточно скоро) переориентированы с импортозамещения на развитие экспортных отраслей и включены в глобальную конкуренцию на мировых рынках так же, как и в глобальные цепочки создания стоимости. Хотя на первый взгляд такая политика выглядит как угроза суверенитету страны (об этом много говорят политики каудилистского толка, чьей задачей является не процветание общества, а защита доли рынка местных нобилей), на практике открытость и снятие барьеров приводят к быстрой и эффективной специализации местной экономики в областях, в которых есть возможность создать естественные преимущества; причем в истории такая специализация всегда затрагивала большое количество ниш, и экономика диверсифицировалась. Помимо этого, отсутствие барьеров приводило к появлению и быстрому развитию в стране индустрий, направленных на удовлетворение внутреннего спроса – иностранные технологии, ноу-хау, менеджмент, инвестиции легко проникали на территорию стран и создавали локальный рынок.

Наконец, в-четвертых, большое значение в развитии таких стран играла способность власти и элит видеть объективную картину страновых преимуществ, возможностей и недостатков, умение использовать первые и вторые и бороться с последними. Диаспора, интерес США к наличию союзника в регионе, вина Германии перед евреями, национальная идея, стремление евреев покинуть «некомфортные» страны проживания были максимально использованы властями Израиля для поддержания и развития экономики. Примерно те же возможности (только вина была Японии) эксплуатировались Тайванем. Японцы не могли использовать диаспору (а все остальные факторы были схожи – США одновременно хотели иметь союзника и испытывали вину за ядерные бомбардировки), зато могли использовать своеобразный японский менталитет – корпоративность, высокую дисциплину, трудолюбие, большое внимание к мнению окружающих и чинопочитание; на этом менталитете была построена модель экономики, которая не работала бы в другой стране с другим народом.

Так или иначе, четырьмя краеугольными камнями развития успешных экономик являются: эффективное взаимодействие с соотечественниками за рубежом; стратегическое партнерство с крупнейшими игроками рынка в обмен на поддержку неэкономического характера; умелая апелляция к моральной ответственности третьих сторон, которые могут оказать экономике помощь, и дипломатия, эффективно использующая как конфликты, так и возможности кооперации; тонкая адаптация экономической модели (при соблюдении базовых принципов – открытости, защищенности, прозрачности, малой роли государства, экспортной ориентации) к особенностям культуры общества.

Наконец, существует и пятый, крайне важный фактор: успешные экономики строятся там, где обстоятельства (бедность, неспособность прийти к консенсусу, зависимость от внешних сил) не дают привластной элите пойти по соблазнительному, но одновременно губительному пути протекционизма, регулирования и сокращения конкуренции (в свою, естественно, пользу). В некотором смысле успешные экономики рождаются в муках – и никак иначе.

 

⇐ Предыдущая49505152535455565758Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: