 |
Глава 19. Аттила. Кольцо августы
|
|
|
|
Глава 19
Зима – весна 451 года. Паннония
Аттила
На память Родион не жаловался, стихи или иностранные слова всегда запоминал хорошо. Однако она штука хитрая и живет по своим собственным законам: иной раз всплывет что-то из далекого прошлого, да настолько отчетливо, будто вчера было, а какую-нибудь нужную мелочь никак не вспомнишь, хоть головой о стену бейся. Вот и сейчас Радомир никак не мог сообразить, где видел этого парня с длинными светлыми волосами и смуглым обветренным лицом. Никаких ярких примет, парень как парень – в лагере гуннов таких легионы! Светлые глаза, как почти у всех словен и германцев, по виду лет шестнадцать, одет в короткую шерстяную рубаху, узкие штаны, кожаные башмаки с оплеткой до колен, как носят франки. Бурый выцветший плащ, крашенный дубовой корой, – в общем, ничего особенного.
Вот только сам парень, похоже, неплохо знал Радомира, а следовательно, тоже числился в отряде старого сигамбра.
– А мы ведь выбрались, Рад! – оборачиваясь на скаку, со смехом кричал он. – Выбрались!
– Да вижу, что выбрались. Тебя как звать-то?
– Ого! – Парень, похоже, обиделся. – Ты что же, не помнишь?
– Не помню, – честно признался молодой человек. – У меня на лица вообще память не очень.
– Да что ты говоришь? – изумленный всадник обернулся. – Тебя что, в детстве по голове били?
Ну, конечно, в прежние времена люди, не имея фотоаппаратов и даже простой привычки что-то записывать, взамен получали удивительно, по нашим меркам, развитые наблюдательность и память, как слуховую, так и зрительную. Человека, один раз увиденного издалека, могли описать во всех деталях и запоминали навсегда. Родион замечал это за Истром, Тужиром, Хильдой, не говоря уж о таких зубрах, как Хлотарь, но сам, хоть среди ровесников-туристов считался парнем внимательным, здешним знакомым постоянно проигрывал. По части владения оружием-то он неплохо подтянулся, да и физически был крупнее и в драке мог рассчитывать на успех, но вот по части памяти уступал – не хватало выработанной с детства привычки.
|
|
|
И здесь то же самое: всадник Родиона сразу узнал, а Родион его – нет.
– Меня зовут Витланк сын Даговульфа.
– Ты франк?
– Да. Римляне еще называют нас салиями, но мы не из тех косматых дикарей, которые считают, что вся судьба и удача заключены в волосах и потому не стригутся, пока сами не облысеют!
Родион усмехнулся: ну да, не дикари, вполне цивилизованные культурные люди. По всему видать…
– Ты чего смеешься-то? – снова обернулся Витланк. – На самом деле смеяться должен не ты, а я и мой напарник Гилдуин.
– А-а-а! – Молодой человек наконец догадался. – Так это вам досталось следить за мной и Истром.
– Точно так! – с торжество подтвердил довольный Витланк.
– Бабка за дедкой, внучка за бабкой…
– Какая еще бабка?
– Это у нас пословица такая. Не бери в голову, скажи-ка лучше, откуда у тебя лошадь? Увел?
– Увел! – без малейшего раскаяния ухмыльнулся юный франк. – Совершил кражу. Увы мне, увы!
– Там, во дворе? Ничего, у тебя же не было корыстной цели. Скажем, что мы бежали от пожара, и это была не кража, а… необходимая самооборона. Мы же лошадь вернем? Или ты собираешься ее продать?
– Как же я ее продам? – Витланк расхохотался. – Сбрую с нее разве что, а лошадь-то клейменая, кто ее купит? Ближе к городу надо будет от кобылы избавиться – больно уж приметная. Левое ухо, видишь, белое. Если только грязью замазать…
– А стоит возиться?
– Может, и не стоит. Скоро война – и лошадей себе добудем, и все что угодно. Верно, Радомир?
– Конечно, добудем, друже!
Подступающий вечер разрисовал мир вокруг густыми красками: оранжево-желтое солнце висело над самым лесом, река сверкала узкой серебряной лентой между буровато-зелеными холмами, уходя в глубину густо-сиреневых горных отрогов, уже подернутых голубоватой сумеречной дымкой. От росших вдоль дороги деревьев, от каменных идолов, во времена седой старины поставленных здесь неведомым народом, протянулись длинные черные тени.
|
|
|
Погони не было – даже если Эрмольд сумел ее организовать, беглецы, запутывая следы, подъехали к Виндобоне совсем с другой стороны. Избавившись от лошади, с полмили шли пешком, болтали по пути. Витланк рассказывал о себе, о своем народе – западных франках, о галлах, вернее, римлянах галльского происхождения, ибо от некогда грозных кельтских племен – эдуев, секвонов, паризиев – остались одни названия, а сами они уже много веков как забыли родной язык и говорили на «вульгарной латыни».
– Могучие галлы разленились, изнежились и превратились в римлян, – рассказывал новый знакомец. – Это уже не те люди, о которых когда-то писал Цезарь.
– Ты читал Цезаря? – не поверил Радомир.
– Как я могу читать – я же не монах и не римский вельможа, кто меня научит грамоте? – рассмеялся Витланк. – Но я много о нем слышал – и здесь, в лагере, и раньше.
– Ты знаешь о монахах? Ты христианин?
– Да. Среди нас много христиан.
– Вы все арианцы?
– Ну конечно. Только настоящие урожденные римляне во всем слушаются своего Папу!
Без всяких приключений войдя в город, путники зашагали по центральной улице. Оранжевые лучи заходящего солнца освещали крытые красной черепицей крыши, отражались в цветных стеклах базилик, еще больше оттеняя черноту за колоннами портиков. К вечеру похолодало, но людей на улицах почти не убавилось.
– Тебе нравится здесь? – неожиданно спросил франк.
– Да, – признался Родион. – А почему ты спрашиваешь?
– Мне тоже нравится. И еще многим нашим, даже почти всем. Именно ради этого Аларих конунг когда-то ходил на Рим!
– Да уж, – Родион усмехнулся. – Все ненавидят римлян и при этом хотят жить, как они.
Если подумать, то за тысячи лет мир не сильно изменился. В России, например, люди в провинциальных городах ненавидят жителей Москвы и Петербурга – и хотят жить, как они. А граждане Молдовы или там, Средней Азии, хотят жить, как россияне. Так и здесь: варвары ненавидят Рим и при этом неудержимо тянутся к нему, если не к культуре его, то хотя бы к комфорту и роскоши. И вот уже скрипят колеса повозок – идет «переселение народов». Изнеженные, развращенные щедрыми государственными подачками, обленившиеся до безобразия римские граждане, даже последние бедняки, не хотят работать, зато варвары готовы взяться за любой труд. Римляне не хотят служить в армии? Зато этого очень хотят галлы и германцы. И вот уже не только рядовой состав, но и командование – сплошь готы, вандалы, аланы, франки. Кто такой Флавий Аэций, великий полководец, затмивший своей славой бесцветного и завистливого подонка – императора Валентиниана? Наполовину варвар и при этом яркий представитель «новых римлян», способных защитить некогда великую империю от бед, в том числе от своих же бывших собратьев. От всех этих «гуннов», которые хотели не столько разрушать, сколько просто жить как люди, то есть как римляне. За этим же едут в Россию гастарбайтеры… и кто будут «новые русские гунны»?
|
|
|
– О чем задумался, друг?
– А? – Радомир встрепенулся. – Да так, о жизни. Думаю, как хорошо, что язык франков похож на готский, иначе как бы мы с тобой друг друга понимали? Ты знаешь латынь?
– Понимаю, но сам говорю плохо.
– Хлотарь – твой земляк?
– Земляк, да. Но не родич.
– А херцога Варимберта ты хорошо знаешь?
– Я не настолько знатен, чтобы с ним запросто общаться, но видел, конечно, много раз. Хлотарь с ним довольно близок. А что?
– Хочу попросить херцога за своего друга, гунна. Он сидит в узилище, но я уверен, что его оклеветали. И даже знаю кто.
– Это все римские подлые обычаи – клевета, доносы! – с неожиданной злостью произнес Витланк. – Не все так хорошо у римлян, наши законы куда лучше и справедливее! Ну, вот как можно бросить человека в узилище по одному доносу, без суда, без свидетелей, поручителей? По-твоему, это справедливо?
– Нет, конечно. Но меня другое сейчас больше волнует: как парня вызволить? Жаль, Хлотарь не зачислил его в наш отряд, Миусс прирожденный разведчик. Может, попросить, чтобы Хлотарь помог выручить и взял к себе? Он там пригодится.
|
|
|
– Ты говоришь, твой друг – настоящий гунн?
– Да, по лицу даже видно.
– Тогда он не знает Галлии, а мы ведь пойдем именно туда. А там от него не будет толку, да и на местных он не похож – только выдаст себя и других да погубит все дело.
– Он может пригодиться в другом. Из лука бьет лучше всех на свете! Сегодня же вечером поговорю о нем с Хлотарем! – убежденно заявил Родион и спросил, помолчав: – Ты не знаешь, что это за город – Равенна?
– Кто же не знает? – Витланк усмехнулся. – Равенна – столица империи! Рим или Медиолан, конечно, и больше, и красивее, но так уж случилось.
– А ты бывал там, в этой Равенне?
– Нет. А тебе-то зачем?
Радомир неожиданно расхохотался:
– Знаешь, дружище Витланк, ты чем-то напоминаешь мне моего братца Тужира – такой же любопытный.
– Любопытство – не порок, поскольку идет на пользу! Так зачем тебе Равенна?
– Так… Может быть, придется там побывать.
– Уж точно побываем, дружище! – смеясь, заверил юный франк. – С мечом и секирой в руках! Но только, думаю, не так скоро. Сначала Галлия, а уж потом Равенна.
Толпы на улицах постепенно редели – торговцы и покупатели с опустевшего рынка переместились в ближайшие таверны, но и те закрывались с наступлением темноты. Стражники громко предлагали всем желающим немедленно покинуть город, ибо ворота скоро будут заперты.
– А вот и твой дружок, – Витлан первым заметил Истра, скучавшего за одним из столиков, расставленных позади старого платана.
– Как жизнь, брат? – подойдя ближе, усмехнулся Родион. – Я смотрю, ты неплохо проводишь время.
– А я тебя давно заметил. – Истр поднялся, ничуть не удивленный. – Только не хотел подходить при…
– Его зовут Витланк.
– Это он за нами следил?
– С напарником.
– Эх, брате, брате, – Истр покачал головой. – И как же ты попался-то?
– Это не я ему, а он мне попался, и то к счастью, – Радомир усмехнулся. – А то и не знаю, как ушел бы от Эрмольда и его шайки.
– Ты видел Эрмольда? – встрепенулся парнишка.
– Потом расскажу. Как наши дела? Где Оглобля и Родинка?
– А вон, у ворот переминаются, – Истр махнул рукой. – Они ближе к вечеру опять вместе сошлись, так я обоих и накрыл. Только все думал: и где это носит моего славного братца-тессария?
– Ну, ладно, ладно, – Радомир приобнял парня за плечи. – Извини, брат.
Как и было велено, в сумерках они вернулись в лагерь, прошли мимо горящих костров, перебрасываясь шутками со своими. Хлотарь, ухмылявшийся в седые усы, встречал молодежь у шатра и внимательно выслушивал отчет каждой пары. Чуть позади в тени держался тот самый лектор, иногда задавая вопросы.
|
|
|
– Судя по прическам и туникам, вы прикинулись местными? – Увидев Истра и Родиона, он даже улыбнулся. – Молодцы! Не сказать, что маскировка безупречная, но уже видно желание думать головой.
– Ut desint vires, tamen est laudanda voluntas, иначе говоря, пусть не хватает сил, однако само желание заслуживает похвалы, – донесся из-за палатки знакомый голос, и все разом обернулись. – Приветствую вас, воины, – весело произнес Варимберт, остановившись у костра. – Сальве!
Тужир и еще парочка оставленных в лагере дежурных не теряли времени, и усталые воины уже вовсю подкреплялись горячей похлебкой из чечевицы, лепешками, жаренным на углях мясом. Хотелось, конечно, и вина, однако в пределах лагеря оно было под запретом.
– Так и быть, сегодня ночью можете пойти к маркитантам, – переглянувшись с Хлотарем, херцог махнул рукой. – Только смотрите, не подцепите нехорошей болезни от веселых девок и не слишком там засиживайтесь.
Слова командира были немедленно приняты к исполнению, и лагерь опустел в минуту. У костра остались лишь несколько человек, в том числе Радомир.
– Господин, – обратился он к Варимберту, – я хотел бы поговорить с тобою и со славным Хлотарем.
– Говори, – Варимберт поощрительно махнул рукой.
– Речь идет о гунне по имени Миусс, знаменитом лучнике. Вот бы его к нам!
– Гунн хорош для степей, – усевшись у костра, заметил херцог. – Но не для лесов и городов Галлии. В набеге он может принести немало пользы, но в разведке – едва ли. А почему тебя это заботит?
– Миусс – мой друг, и он попал в беду. Его оклеветали.
– Это бывает. И ты хочешь выручить своего дружка?
– Конечно, хочу! А как же? Он очень, очень хороший лучник.
– Знаю, – Варимберт протянул руки к огню. – И его вражда с Эрмольдом для меня тайной не является.
– «Разделяй и властвуй» – так, мой вождь? – усмехнулся Радомир.
– Есть еще одна пословица, подходящая к данному случаю: «Duobus certantibus tertius gaudet» – «Двое дерутся, третий радуется». А Эрмольд молодец – нанес удар первым, – одобрил херцог, зябко потирая ладони. – И что станет делать Миусс, когда выйдет на свободу?
– Мой вождь, ты и в самом деле собираешься… – обрадовался Родион.
– Да. Завтра велю освободить гунна. Явить милость, – цинично пояснил Варимберт. – Но ты будешь у меня в долгу.
– Я и так готов сделать для тебя все!
– Не сомневаюсь, – херцог неопределенно хмыкнул. – Очень может быть, что скоро тебе представится случай доказать свою преданность. А пока иди, развлекайся!
Радомир, пожалуй, предпочел бы остаться в палатке и отдохнуть, но не следовало пренебрегать советом херцога, больше похожим на приказ, да и выглядело бы это странно: какой же молодой воин откажется посетить веселых девиц? Сейчас следует вести себя примерно, дабы ничто не помешало зреющему плану бегства в Равенну, за Хильдой.
В лагере было спокойно и тихо, и таким же тихим казался город, расположенный недалеко, милях в пяти. Зато на большой поляне между ними сверкали огни костров, звучал смех и бурлило веселье! Повсюду сидели люди, пили вино, что-то продавали, покупали, обменивали, пели песни, дрались. Поставленные в круг кибитки совмещали в себе торговые ряды и публичный дом на колесах; слышались визг и крики девиц, перекрываемые раскатами мужского хохота.
– Жалко, Тужир с нами не пошел, – промолвил Истр. – Узнает, где мы были, обзавидуется.
– Ничего, в другой раз и он с нами пойдет.
– Да молод он еще по гулящим девкам ходить, – Истр прищурился и сплюнул.
«Будто ты сам очень взрослый! » – хотел сказать Радомир, но смолчал, не желая обижать брата.
– Что? – тот все же увидел, как переменилось его лицо.
– Да я подумал, на какие средства гулять-то будем? На те крохи, что остались от продажи плащей?
– О-о-о, братец, – тихо рассмеялся Истр. – Я наши рубахи новые прихватил, – он двинул плечом, на котором висел мешок. – Без средств не останемся, не бойся.
– Рубахи эти… – Радомир презрительно отмахнулся. – Сомневаюсь, чтобы на них здесь хоть кто-то позарился.
– Ой, не скажи, брат! Все на свете имеет свою цену. К девкам вместе пойдем?
– Нет уж, – Родион закашлялся. – Давай-ка лучше порознь.
– Тогда вот твоя рубаха, – Истр живо скинул мешок с плеча. – Тут сегодня только наши парни, и за вино Варимберт уже заплатил.
– Варимберт заплатил за нас? – воскликнул Радомир, удивленный и обрадованный этой новостью. – Тогда давай веселиться, чего застыли?
– Так я давно тебе говорю, братец. Идем!
Кувшины с вином стояли прямо на траве у костра; содержимое их время от времени выливалось в огромный котел, а уж оттуда каждый черпал кружкой сколько хотел. Кружками распоряжался один из маркитантов, скупщиков добычи, – высокий чернобородый мужчина с длинными загребущими руками и вислым носом, похожим на переспелую грушу. Ловко опрокидывая в котел очередной кувшин, он протягивал вновь прибывшим объемистые деревянные кружки и орал:
– Сальвете, славные воины! А вот, отведайте-ка отличного винца!
Сделав глоток, Радомир поперхнулся – гнусная кислятина явно отдавала уксусом.
– Ну и вино! – плевался рядом Истр. – Вот это гадость! А что, получше ничего нету?
– Получше – вон у того костерка, – словно ни в чем не бывало, показал чернобородый. – Ищите, друзья мои, и обрящете!
– Спекулянты хреновы, – ругался по пути Радомир. – Избавились от самого дрянного вина. Любопытно, сколько Варимберт за него заплатил?
– Едва ли очень много.
– Да эту кислятину вообще вылить пришлось бы, никто за нее гроша ломаного не даст. Хоть и говорят, что на халяву и уксус сладкий, да не похоже.
– Ну, пойдем посмотрим, что в других местах наливают, братец, – примирительно предложил Истр.
У дальнего костерка ошивалось немало народу, в большинстве уже сильно пьяного; многие были полураздеты, что и понятно: за питье и девочек расплачивались одеждой, застежками, всем, что нашлось при себе.
– А прав ты, брат! – уважительно заметил Родион. – За наши рубахи мы здесь много чего получим.
– Желаете девочек? – Словно поджидавший добычу паук, навстречу выскочил маркитант – небольшого росточка, лысый и чрезвычайно подвижный. Маленькие пухлые ручонки теребили засаленный подол туники.
– Девочек? А для начала налей-ка вина.
– Чем будете расплачиваться, уважаемые? – Маркитант излучал любезность.
– Вот! – Братья без лишних слов протянули рубахи.
– На рынке за них не дали бы и дюжины денариев, господа, – моментально оценил торговец. – Но чтобы здесь поразвлечься, этого хватит. Вот ваше вино… Выпьете – провожу к девочкам.
Подойдя к костру, Истр с Радомиром уселись на большое бревно. Предложенный толстяком напиток действительно оказался куда лучше предыдущего, а вокруг шла оживленная беседа: воины пели, спорили, рассказывали байки.
– А я вытаскиваю секиру и… А он – на меня… А я…
Разговоры пьяных германцев напомнили Родиону его товарищей-подростков из двадцать первого века; варвары не знали слова «прикольно», но если бы знали, оно бы им подошло. Несколько раз мгновенно вспыхивала драка по непонятной причине, так же быстро утихавшая, появились «девочки» – морщинистые беззубые гарпии, за которых никто не дал бы и клочка от старой туники. Впрочем, и у этих испитых сирен не было отбоя от кавалеров, которые охотно били друг другу морду в борьбе за обладание их потасканными прелестями.
– Осмелюсь предложить, – негромко прошептал подошедший сзади купчишка. – За вторую тунику… кое-что получше этих.
– Не такое безобразное, хочешь сказать?
– А я лучше выпил бы еще вина, – обернулся Истр. – Налей-ка.
– О, как вам будет угодно.
Принесли еще вина, к нему в качестве бонуса жареного мяса. От костра летели искры, морщинистые костлявые «девчонки» лениво танцевали вокруг, кого-то из них уже раздевали, кидая одежку чуть ли не в костер, кто-то визжал словно резаная свинья, а кто-то, наоборот, ржал как лошадь. Кто-то бегал, кого-то ловили, а сверху на все это непотребство равнодушно взирали звезды.
Пробегая мимо, одна из девок вдруг уселась Радомиру на колени, обняла, потянулась будто поцеловать и при этом прошептала:
– Пожалуйста… прошу… помоги.
– Помочь? – удивился юноша.
– Да… если не трудно. Клянусь, сделаю для тебя все! Они… они хотят купить меня вскладчину, сразу на пятерых… я не хочу этого, господин, это больно.
– А от меня ты чего хочешь?
– Пойдем со мной.
– Вижу, вы уже сговорились? – Маркитант, исполнявший заодно должность сутенера, потирал пухлые руки. – Прекрасный выбор, господин, красивая молодая девушка, и стоит в точности как твоя туника. Только не на всю ночь. Берешь?
– Беру! – Родион махнул рукой.
Стало вдруг жалко эту беспутную девку, которую здесь в любом случае ничего хорошего не ждало. И рубаха перекочевала в жадные лапы торговца.
– Идем. Во-он та кибитка, это недалеко.
– Э, вы куда? – оглянувшись, завистливо ухмыльнулся Истр. – Я тоже хочу девку!
– Ничего, парень! – Рядом уселся Витланк, а с ним Оглобля и Родинка. – Достанется и нам, не сейчас, так позже. А пока насладимся хорошим вином! Радомир, дружище, я все-таки продал сбрую. Эй, эй, что же ты нас покидаешь?
– Я ненадолго. Веселитесь пока без меня, парни!
Кругом хохотали, бранились, прямо у костра любили доступных девиц, задравших подолы, тут же и ели, пили и орали песни. Те самые германцы, добродетелью которых когда-то восхищался Цезарь, предавались буйному варварскому веселью. Дети родового строя, среди своих они соблюдали нравственные законы, но, вырвавшись из плена обычаев и морали предков, выпускали наружу все темное и порочное, что таилось в душах. Здесь, где каждый был сам по себе, ничто не сдерживало их животную жажду удовольствий – ни приличия, ни стыд, ни совесть. Право сильного – единственное, что они выиграли, уйдя из-под защиты собственного рода.
Но вот пьяные выкрики и пламя костров остались позади, а жрица продажной любви все тянула юношу за собой:
– Сейчас, еще немного, уже почти пришли.
– Этак мы и до города добредем, – хмыкнул Радомир. – Тебя как звать-то?
– Маргона.
– Ты что, не местная?
Разговаривали они, кстати, по-латыни.
– Из Медиолана. Родители были земледельцами, но случился неурожай, и меня отдали за долги прислугой в богатый дом. А там изнасиловали в первый же день: сначала сам хозяин, потом его сыновья, затем слуги. Я пожила немного и сбежала. Торговец Манлий предложил работу.
– Вот эту?
– Вот эту. Не хуже и не лучше любой другой. Мы пришли, вот наша кибитка.
Галантно пропустив даму вперед, Радомир оглянулся, придерживая полог: вдали плясали оранжевые отблески костров, а в темно-синем небе, над вершинами черного леса, мертвенно мерцали звезды.
– Ну? – В темных глазах девушки блеснул отсвет луны, узкий, как кинжал наемного убийцы. – Залезай же! Здесь тепло.
В кибитке и правда было теплее, чем снаружи; когда жаркое пламя костров осталось позади, парень, оставшийся без новой туники, сразу ощутил прохладу весенней ночи. Родион осторожно забрался в кибитку. Полог упал, сразу сделалось темно, но тут же Маргона зажгла светильник – плошку смешанного с благовониями жира, в котором плавал длинный фитиль.
– Пей! – Поставив светильник на полочку, девушка обернулась и протянула гостю глиняную чашу. – Это хорошее вино, намного лучше того, что тебе там предлагали.
Молодой человек сделал глоток – вино и в самом деле оказалось прекрасным. Возвращая чашу, он пристально взглянул на Маргону. На поляне, при дрожащем свете костров, Радомир и не смог как следует ее рассмотреть, но теперь отметил большие глаза, чувственные губы, милый овал лица, прямую линию носа. Скулы, пожалуй, чуть-чуть выпирали, но это, возможно, от худобы. А как хороши были ее волосы – темно-рыжие или каштановые, теплые, мягкие, пахнущие дымом костра.
– А ты красивая, Маргона, – опустившись рядом с девушкой на колени, тихо произнес Родион.
– Я тощая, – она засмеялась, – а красивая девушка должна быть пополнее.
– Для кого как, мне худенькие нравятся. Что ты делаешь?
– Раздеваю тебя, господин мой… Ложись, вот сюда, на овчину. Чувствуешь, как здесь тепло? Это потому что есть жаровня с углями, вон за той кошмой. Сейчас будет совсем хорошо – ведь мое тело такое же горячее, как и жаровня… Потрогай!
Одним движением девчонка стянула длинное шерстяное платье и, нагая, прильнула к юноше, гладя его грудь:
– О мой господин, обними же меня, прижми к себе… и делай все, что захочешь! Хочешь, я погашу светильник?
– Нет-нет… ты красивая.
– И все же я стесняюсь своего тела… Слишком худа.
– Напрасно. Ты… я уже говорил… Ох…
Теплая кожа девушки казалась нежнее шелка, стройные бедра были вовсе не так уж худы, правда, лопатки явственно прощупывались, и косточки на позвоночнике можно было легко пересчитать.
Ах, как девушка выгнулась, когда молодой человек погладил ее по копчику, провел руками по бедрам, осторожно уложив на спину, поласкал языком темную ямочку пупка, такую манящую, нежную… А как восхитительна была грудь! Боже, боже, неужели есть в целом мире еще такое же наслаждение, чем нежно и страстно овладеть женщиной, этой вот юной девой с темными глазами львицы? Сколь приятно провести ладонями по ее коже, погладить, поласкать грудь, прижать к себе… сильнее, сильнее… сильнее… И услышать стон, сначала едва различимый, а потом все громче. Кричи, девочка, кричи! Наслаждайся!
– О, мой господин… О, мой… О…
– И не называй меня «мой господин», ладно?
– Ладно. А ты не уйдешь сразу?
– Нет. Мне приятно лежать с тобой.
– И мне… Ты такой нежный! Меня никто еще так не ласкал, никогда… Все просто брали и пользовались, когда им было нужно, грубо и зло. И ты тоже пользуйся… Да, да, возьми же меня еще! Когда захочешь…
Зеленовато-желтое пламя светильника выхватывало из темноты трепетное юное тело, отражалось в темных глазах с пушистыми подрагивающими ресницами. Маргона… Веселая маркитантская девица для плотских утех и не более. Сегодня с одним, завтра с другим, послезавтра с третьим. Сколько ей сейчас – шестнадцать, двадцать? Но через год уже будет тридцать, через два – все сорок. А еще через пять-шесть лет ее ждет смерть, если раньше не прибьют в какой-нибудь пьяной драке. Эх, девица-красавица…
– Маргона, позволь спросить?
– Спрашивай… Но сначала я спрошу, ладно? Я любопытна, как и все девушки. Люблю поболтать.
– Что ж, давай поболтаем.
– Обними меня, мой го…
– Я же просил тебя не называть меня господином!
– Крепче! Так… теперь скажи: здесь есть что-то такое, что звало бы тебя вернуться, если бы ты вдруг уехал?
Странный вопрос. К тому же Родион ощутил в голосе девушки какую-то фальшь. Или просто показалось?
Вдруг вспомнилась Хильда, дева из снов, непорочная красавица с белыми локонами и темно-голубыми глазами… Нет, Радомир не стыдился того, что произошло между ним и Маргоной – он же был простой парень, долго не видевший женщин. Да и хотелось помочь хоть чем-нибудь этой симпатичной и, в общем-то, не глупой девушке.
– Ну, если бы тебя послали куда-то, тебе хотелось бы вернуться? – повторила она.
– Конечно, хотелось бы! – не раздумывая, отозвался юноша. – Ведь здесь мои братья, друзья! Как бы я смог их бросить? Тем более, мой род… род старого Доброгаста, мог бы пострадать, если бы я нарушил верность вождю. А я вовсе не хочу лишиться рода и стать изгоем!
– А я тебе нравлюсь?
– Нравишься, само собой!
– Вот такая, как есть?
– Ну, да. А почему ты спрашиваешь?
– Просто хочется знать.
– Теперь спрошу я. – Молодой человек оперся на локоть и заглянул девчонке в глаза. – Милая Маргона, ты чего-нибудь хочешь от жизни, кроме потных похотливых мужиков, кислого вина, маркитанта с пухлыми ручками, этой дурацкой кибитки…
– Конечно, хочу, – с удивлением отозвалась девушка. – Мне вообще-то много чего от жизни надо. Боюсь показаться наивной, но раз уж ты спросил, отвечу. Я хочу иметь хороший дом в пять или шесть этажей…
– Ну, ничего себе мечты бедной девушки! – хмыкнул Радомир. – Шестиэтажный дом ей надобно. И что же, одна будешь там жить?
– Почему же одна? – повела плечом Маргона. – С мужем или любовником. На первом этаже будет таверна или лавка, а верхние буду сдавать! Обычный доходный дом, ты что, таких ни разу не видел?
Вопрос прозвучал удивительно настойчиво, но Родион не собирался пускаться в воспоминания о своей прежней жизни, а потому ответил просто:
– Нет, никогда я не видел доходных домов. У нас… там, где я жил, ведь нет городов.
– Нет городов?! – в свою очередь удивилась девушка. – Разве так может быть?
– Может. Красивая у тебя мечта, но как эта жизнь в кибитке может тебя к ней приблизить?
– Очень даже может. Есть один человек…
– Какой человек?
– Который все это даст нашей милой Маргоне! – громко произнес из-за кошмы чей-то насмешливый голос. – И это, и еще более того. Bis dat, qui cito dat – дважды дает тот, кто дает вовремя. Или ты не согласен, парень?
– Варимберт херцог! – Родион, потянувшийся было к одежде, в изумлении опустил руки.
А вот Маргона оделась без малейшего удивления, будто так и надо. Варимберт даже помог ей застегнуть фибулы, а потом присел рядом с юношей.
– Что, удивлен?
– А как же?
Хотя, если подумать, все просто, как огурец. Херцог нарочно отправил его сюда и подсунул эту девушку. Вот только зачем?
– Помнишь, я говорил, что у нас еще состоится с тобой беседа? – ухмыльнулся Варимберт. – Так вот, время пришло. Маргона, милая, оставь нас. И, пожалуйста, не подслушивай за пологом.
Поведя плечом, девушка выбралась наружу, а Родион тем временем поспешно оделся.
– Да, я тебя проверял, – Варимберт поправил фитиль светильника. – Ибо намереваюсь предложить кое-что.
– И что же?
– Завтра ты отправишься со мной в имперские земли. Будешь сопровождать наше посольство и подарки. Имей в виду, посольство тайное, о нем никто не должен знать, кроме тех, к кому мы поедем.
– И что это за лица? – Молодой человек неловко повернулся, едва не затушив пламя. – Теодорих, рэкс везиготов?
– Его мы уже посещали, – Варимберт понизил голос еще больше, до шепота. – Теодорих теперь наш враг. Как и римляне, к которым мы едем, дабы посеять между ними вражду.
– Разделяй и властвуй?
– Вот именно!
– И мы поедем в Равенну, их столицу? – с замиранием сердца спросил Родион.
– Именно так, мой друг! Встретимся там с цезарем и, что более важно, с Аэцием. Кстати, сын его недавно гостил у нас – очень приятный юноша.
Молодой человек едва сдерживал радость – поехать в Равенну! Оказаться рядом с Хильдой! Такой шанс никак нельзя упускать.
– Что отвел глаза? Недоволен?
– Очень доволен, мой вождь.
– Я не случайно выбрал тебя, – неожиданно засмеялся вельможа. – Чтобы было с кем поболтать в дороге.
– Ты сказал, господин, мы едем утром?
– Да. А сейчас навестим еще одно место. Умеешь ездить верхом?
– Не так хорошо, как хотелось бы. Гунн Миусс учил меня, но…
– О нем я тоже не позабыл.
Где-то снаружи, в лесу, вдруг послышалось нетерпеливое ржание. Услыхав его, Варимберт усмехнулся:
– Пора! Нам уже привели лошадей.
Погасив светильник, оба выбрались из кибитки. Отойдя в сторону, к лесу, херцог что-то повелительно крикнул; в ответ послышался чей-то голос и снова ржание. А на поляне продолжалось веселье: воины пели, орали, пили и любили падших девиц. Интересно, Маргона уже снова там?
– Вперед, друг мой! – Лихо вскочив в седло, вельможа направил коня за вслед за всадником, факелом освещавшим дорогу.
Радомир ехал позади; к счастью, конь ему достался довольно смирный и послушный, не стремившийся стать победителем забега на скорость. Тем более сейчас, ночью, когда оранжевое пламя факела мерцало впереди единственной путеводной звездою.
Ехать пришлось не очень долго – миновав лес, свернули на хорошую римскую дорогу, ведущую в город. На полпути снова свернули, и вскоре показались огни костров, разложенных возле ворот. Родион поежился, ибо сразу узнал резиденцию Аттилы: высокий тын, сторожевые башни, бревенчатый дворец. Изнутри доносилась приглушенная музыка и грустное пение.
Спешившись у ворот, ночные гости оставили лошадей страже и через высокое крыльцо вошли в просторные сени, где некоторое время ждали под пристальными взглядами вооруженных копьями и мечами воинов, безмолвными статуями застывших у дверей. В высоких золоченых светильниках вдоль стен жарко горели свечи. Вот пламя дрогнуло – открылась дверь из внутренних покоев, и на пороге возник мужчина, по римскому обычаю одетый в несколько длинных туник одна на другую.
– Сальвете, любезнейшие господа. Входите, – с поклоном пригласил он. – Повелитель ждет вас.
Следуя за Варимбертом, Радомир с любопытством крутил головой. Хотя, если честно, дворец повелителя полумира особого впечатления на юношу не произвел – обычный деревянный дом, разве что большой. Но он не исключал, что на людей, даже на картинках не видавших ни Лувра, ни Эрмитажа, эти вот бревенчатые покои могут произвести сокрушительное впечатление. Еще бы: золотые подсвечники, статуи из белого мрамора, стража у дверей, мерцающие золотые блюда на стенах, украшенное самоцветами оружие, короче, весь набор варварского шика.
Миновав длинную залу, полную воинов, посетители вновь оказались перед дверьми, обитыми тускло блестевшими металлическими листами. Неужели золото, думал Родион, ожидая приглашения дальше.
Варимберт шагнул первым, кланяясь на ходу, а вот молодой человек поклониться забыл, из-за чего не посмотрел вовремя под ноги, споткнулся о высокий порог и едва не упал.
– Кого ты привел с собой, Варимберт? – тут же раздался насмешливый голос. – Твои воины пьяны?
– Нет, государь, – сердито оглянулся на Родиона херцог. – Просто этот ант из глухого села, он никогда не видел такой роскоши и от изумления едва стоит на ногах. Да поклонись же ты, деревенщина!
Радомир с опозданием исполнил долг вежливости, после чего поднял глаза и невольно улыбнулся. Перед ним, на небольшом возвышении, сидел коренастый мужчина лет тридцати пяти или сорока, с хитроватыми глубоко посаженными глазами, которые на широком веселом лице казались маленькими. Коротко подстриженные волосы под золотой диадемой немного вились, длинный небрежно накинутый плащ глубокого пурпура ниспадал складками к ногам, обутым в высокие красные сапоги. Две римские туники, золоченый пояс, унизанные драгоценными перстнями пальцы, чувственные яркие губы затейника и сибарита, прямой нос, кустистые, как у Брежнева, брови, небольшие пижонские усики и бородка – не считая роскошных уборов, внешность ничем не примечательная, точно таким мог бы быть любой русский извозчик или дворник. И этого человека все так боятся? Это его назовут бичом Божьим? И взгляд скорее лукавый и хитрый, чем демонический.
– О повелитель, ты приказал привести к тебе моего спутника в поездке в Равенну, так вот он перед тобой! – Варимберт снова поклонился.
– Вижу, – усмехнулся вождь гуннов и, неожиданно подмигнув Радомиру, спросил: – Ну, что скажешь, парень? Где лучше – здесь или в твоих родных лесах?
Радомир даже растерялся от неожиданности. Мало того, что Аттила по внешности напоминал обычного русского мужика и держался как рубаха-парень, так он еще и говорил по-словенски! Впрочем, к Варимберту он обращался по-латыни, которой владел не менее свободно. И это называется гунн? Кстати, дядю и предшественника повелителя звали Ругила или Руа, что некоторыми толкуется как прозвище Рус! Кстати, Аттила – это тоже не имя, а нечто вроде титула, по смыслу примерно «великий отец» или еще проще – «батька». Как же его зовут на самом деле?
– Везде хорошо по-своему, – спохватившись, дипломатично отозвался молодой человек. – У всякого места и уклада жизни есть свои достоинства и недостатки.
– А еще говорят, хорошо там, где нас нет! – Аттила неожиданно захохотал и щелкнул пальцами. – Впрочем, где нас еще нет, там мы очень скоро будем. Мне нравится твой спутник, Варимберт, надеюсь, он покажет себя достойно. Если же нет…
Губы повелителя дернулись, обнажив острые желтые зубы, и все лицо его, до того вполне приятное, вдруг исказилось, сделалось некрасивым и даже страшным. Взгляд прожигал насквозь. Да-а, вот вам и извозчик!
– Если же ты не оправдаешь оказанного тебе доверия, ант, Варимберт херцог немедленно убьет тебя, – добавил конунг. – А я велю казнить всех твоих здешних дружков. Ибо есть такая пословица: ab altero exspectes alteri quod feceris… Понял, что это значит?
– Что сделал другому, то и жди от него.
Аттила ухмыльнулся, отчего широкое лицо его снова сделалось расслабленным, добродушным. Теперь повелитель гуннов напоминал Родиону склонного к мечтательности русского барина, этакого варварского Манилова.
– Вижу, латынь ты знаешь. Готский язык, разумеется, тоже – ведь готы живут с вами по соседству.
– А еще знаю немного по-гуннски, – осмелел Радомир.
– Ага, по-гуннски! – развеселился конунг, да и Варимберт тоже улыбнулся. – Гостил у нас тут один ученый ромей, Приск, так все мечтал выучить язык гуннов.
– И что же? Выучил?
– Всего два слова ему удалось узнать, – корчась от смеха, Аттила махнул рукой. – «Мед» и «твою мать»!
Тут уже рассмеялся и Радомир.
Нахохотавшись, Аттила громко позвал
|
|
|
