 |
Девять лет назад. 1 страница
|
|
|
|
— Простите.
Я чувствую стук по плечу и оглядываюсь, чтобы увидеть группу из трех девушек, стоящих позади меня в очереди на Колесо обозрения.
По виду вроде мои ровесницы. И они такие милые и симпатичные в том элегантном образе, в котором я никогда не буду. Я слишком высокая для своего возраста, у меня длинные руки и ноги. Идеально для балета. Но не так уж идеально для подростка, который отчаянно хочет нравиться.
Желая завести новых друзей в этом месте, в которое только недавно переехала, я улыбаюсь и говорю.
— Привет. Все в порядке?
Одна из них, которая, как я полагаю, является лидером группы, делает шаг вперед, немного приблизившись ко мне.
— Ты идешь на колесо одна?
Мои щеки пылают. Потому что я иду на колесо одна. Не потому что я полная неудачница, а потому, что мы только что переехали на Кони-Айленд из Балтимора. Моя тетя Элли – офицер полиции, ей предложили повышение, и это привело нас сюда. Я прожила в Балтиморе всю свою жизнь, поэтому привыкание после него займет немного времени. Хорошо, привыкание займет много времени. Но, тетя Элли многое сделала для меня, воспитывая, после смерти мамы, когда мне было три годика, так что, когда она рассказала о повышении, я сказала ей соглашаться на это.
Она сейчас на работе, поэтому я решила выйти и исследовать свой новый дом, вместо того, чтобы сидеть в четырех стенах, проверяя фейсбук на предмет того, чем занимались мои друзья в Балтиморе.
Так что, естественно, я пришла на знаменитую ярмарку. И я большой любитель Колеса обозрений. Вот почему я в очереди на него.
— Да. Я новенькая в городе. Я никого здесь не знаю. — Говорю я ей, в качестве объяснения, и отчасти надеясь на то, что она пригласит меня, присоединится к ним.
|
|
|
Она не приглашает.
— Ну, ты ведь понимаешь, что эта кабинка может вместить до четырех человек, и ты займешь одну только лишь для себя. Это довольно эгоистично с твоей стороны.
Вау. Ладно.
— Я не пытаюсь быть эгоистичной. Я просто хочу прокатиться на Колесе обозрения. Ты хочешь… может мне стоит поехать с вами, ребята, чтобы заполнить кабинку?
Она засмеялась. Потом она осмотрела меня сверху донизу.
— Я так не думаю. Мы не тусуемся с неудачниками. Верно, девочки? — она подталкивает локтем своих сообщниц, и они смеются вместе с ней.
Мое лицо горит от унижения. Я должна была сказать: «Тогда пошла ты. Тебе придется подождать дольше, чтобы попасть на Колесо обозрения, потому, что я еду на нем». Или даже показать им фак.
Но я не делаю ничего из этого.
Вместо этого я покидаю очередь под звуки смеха и песнопений «Неудачник», мои глаза жалят слезы.
Что, черт возьми, со мной не так? Нужно было сказать этим сучкам все, что я о них думала.
Обернув свои руки вокруг себя, я продолжаю уходить. Я глубоко всасываю воздух, не давая эмоциям просочиться из глаз.
Я Рид, и мы не потерпим дерьма ни от кого.
Или это то, что всегда говорит тетя Элли.
Честно говоря, мне никогда раньше не приходилось сталкиваться с чем-то подобным. У меня были отличные друзья в Балтиморе. А сейчас, у меня не было ни одного.
Я просто знаю, что эти девочки будут в той же старшей школе, в которую я пойду в понедельник.
Я останавливаюсь возле магазина, напротив игровых автоматов, не зная, что с собой делать. Звуки смеха, музыки и пинг-понга танцуют в воздухе, заставляя меня почувствовать себя еще более одинокой.
Мне стоит отправиться домой.
Ну, вернуться в новое здание, которое мне теперь придется называть домом.
По крайней мере, в морозилке меня ожидает коробка вишневого мороженного Черри Гарсия.
Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, мое внимание привлекает мужской смех, и я оглядываюсь, чтобы увидеть нескольких парней, стоящих вокруг одного из тех боксерских аттракционов, ну, вы знаете, такого, где вы бьете по боксерской груше, чтобы достигнуть рекордной отметки.
|
|
|
Подошла очередь одного из них. Что-то в нем привлекло мое внимание, даже несмотря на то, что он был повернут ко мне спиной.
Он большой парень. Высокий. Широкие плечи, очертание которых видны под синей джинсовой курткой. Мои глаза опускаются ниже. Белая футболка выглядывает внизу из-под куртки. Черные джинсы на ногах. Классная задница. Она хорошо вписывается в его джинсы.
Хорошо вписывается в его джинсы? Слава богу, я не произношу такую чушь вслух.
Мои глаза поднимаются наверх. Я не вижу его волос, так как на нем бейсболка.
Готова поспорить, он симпатичный.
Есть что-то в том, как он двигает своим телом, когда готовится ударить по боксерской груше, что-то, что кричит о его уверенности. Как будто он знает, что симпатичный.
Боже, только послушайте меня. Я еще даже не видела лица парня, но уже навешала на него ярлык «горячий».
Он сильно бьет по груше. Я слышала, как его кулак ударился о кожаное покрытие мешка, как и все остальные, по пути сюда. Груша ударяется о внутреннюю часть машины, а на циферблате загораются цифры.
Лучший результат.
Вау.
Его друзья смеются и бьют по руке, в манере парней, но он, кажется, просто пожимает в ответ им на это плечами.
Как вдруг, без предупреждения, он поворачивает голову и смотрит прямо на меня, поймав за разглядыванием.
Черт.
Я отвожу взгляд, поворачиваясь к витрине магазина. Я использую свои длинные волосы, чтобы скрыть лицо, пытаясь сделать вид, что не смотрела, когда он ясно понимает, что я смотрела.
Я такая неудачница.
Мое лицо достигает адского уровня жара от смущения, когда меня ловят, глазеющей, а также потому, что я была права. Святой Иисус на горячем крекере, этот парень великолепен. Прекрасный. Быстрого взгляда на его лицо, было более чем достаточно, чтобы утвердить меня во мнении, что он очень высоко разместился в рейтинге секс Богов. И, определенно старше меня. Я бы сказала намного старше. Полагаю, около двадцати лет.
Да, я знаю, что я зануда.
А еще я выгляжу, как полная идиотка, стоящая здесь и палящаяся в витрину закрытого магазина. Но я не осмеливаюсь повернуться, на случай, если Секс Бог все еще здесь.
|
|
|
Я больше не слышу его и его друзей, но это не значит, что их там нет.
Я смотрю на отражение в витрине магазина, пытаясь разглядеть, вдруг он и его друзья все еще здесь, но ничего не вижу.
Ладно, значит, мне просто придется собраться с духом.
Повернуться и обычным шагом уйти прочь, словно я совсем не пялилась на красавчика.
Один…два…три…
И они ушли.
Я не знаю, радоваться ли мне, или расстраиваться, что, вероятнее всего, я больше никогда не увижу Секс Бога.
Я смотрю на боксерский аттракцион, где только что был он, и у меня внезапно возникает желание попробовать, прежде чем я отправлюсь домой. Не потому, что Секс Бог прикасался к нему. Не до такой уж степени я неудачница. Просто никогда раньше не пробовала, и мне интересно, хороша ли я.
Я захожу в игровую комнату и останавливаюсь у аттракциона.
Пятьдесят центов.
Я копаюсь в кармане своих узких джинсов и достаю несколько монет.
Бросаю их в отверстие, и автомат загорается. Боксерская груша опускается.
Я сжимаю кулак, готово.
Это не может быть так сложно, верно?
Я отвожу руку назад и бью.
Очевидно, это так трудно.
Потому, что я даже не забила грушу обратно, чтобы определить силу удара. Она лишь слегка раскачивается, но остается на месте.
Ну что же, это неловко.
Я оглядываюсь вокруг, чтобы посмотреть, видел ли кто-нибудь, но никто не обращает на меня внимание.
Хорошо. Попробуй снова, Кам. У тебя получится.
На этот раз я готовлюсь немного больше.
Я встряхиваю плечи, расслабляясь. Принимаю стойку: раздвигаю ноги и слегка сгибаю их в коленях. Затем я отвожу руку назад и бью по груше.
Ура! У меня получилось!
Но…о…это самый низкий результат, который можно получить?
М-да, это я.
Верно. Я собираюсь повторить.
И, на этот раз, я собираюсь выбить все дерьмо из этой боксерской груши. Я не проиграю этому куску кожи.
Я достаю еще пятьдесят центов из кармана и бросаю их в отверстие. Боксерская груша опускается.
|
|
|
— Ты тратишь свои деньги в пустую.
— Чт… — я поворачиваюсь на голос и…святое дерьмо.
Это Секс Бог. Он стоит прямо здесь. Смотрит на меня.
Иисус. Его глаза. Голубые. Как самые голубые из голубых. Как я-хочу-утонуть-в-них-и-никогда-не-возвращаться-на-поверхность голубые.
— Твоя стойка совершенно неверна, — говорит он мне. — Тебе никогда не удастся хорошенько замахнуться и ударить по груше, стоя так. — Он кивает на мои ноги.
Я смотрю сверху на них. Для меня они выглядят вполне нормально.
— Что не так с моими ногами? — говорю я.
Он посмеивается, и я слышу эхо этих слов в своей голове, и мне приходится сдержать стон смущения.
— Ну, с ними все в порядке. — Он пожимает плечами. — Это великолепные ноги. Лучшие, что я видел, на самом деле. Но то, как ты стоишь, это неправильно. Твои бедра в таком положении не могут поворачиваться, а это значит, что в твоем ударе нет размаха. Нет размаха, нет удара.
Великолепные ноги
Лучшие, что он видел.
Честно говоря, после этого я больше ничего не слышала.
— Прости, что?
Он снова усмехнулся.
— Тебе нужно двигать ногами. Встань вот так. — Он показывает мне свою стойку.
— Хорошо. — Я переставляю ноги, чтобы повторить то, как он стоит.
— Правильно, — говорит он мне. — А теперь тебе нужно немного отвести бедра назад, вот так.
Я следую его указаниям и отвожу свои бедра.
— Затем скрути руку в кулак, большой палец снаружи. Отведи руку назад и позволь бедрам провернуться. Пока ты размахиваешься, вложи всю свою массу тела в этот удар.
Я делаю, как он сказал. Я замахиваюсь, а потом вкладываю весь вес тела в руку. Вместе со всеми эмоциями, вызванными от переезда из Балтимора, от моих друзей и до тех подлых девчонок, которых встретила ранее.
Я ударила по этому мешку всеми силами, что у меня есть. Я почувствовала момент соприкосновения моего кулака с кожей, у меня получился хороший удар.
Груша прячется назад, и цифры начинают расти.
Средний удар!
Да!
— Я сделала это! — я подпрыгиваю на цыпочках, взволнованная.
— Ты сделала. — Его губы изгибаются до полуулыбки. Самая сексуальная улыбка, которую я когда-либо видела.
И я растекаюсь лужицей у его ног.
Я заправляю волосы за ухо.
— Спасибо, — говорю я.
— Пустяки. — Он пожимает плечами.
— Откуда ты знаешь о боксе? — спрашиваю я его.
— Я боксер.
— Типа, настоящий боксер?
Убейте меня. Убейте меня прямо сейчас.
Он снова улыбается.
— Да, типа настоящий боксер. Ну, я конечно не профи. Дилетант, в данный момент. Я не могу стать профи, пока не получу свою боксерскую лицензию, и ее не могу получить, пока мне не исполнится восемнадцать.
— Тебе еще нет восемнадцати?
|
|
|
— Семнадцать.
— Вау. Ты выглядишь намного старше.
Он смеется.
— Я часто это слышу.
— Значит, ты выпускник?
— Нет, предпоследний курс. Мой день рождения в сентябре.
— Ах, августовский ребенок здесь.
— Ты тоже из предпоследнего курса?
— Неа. Второкурсница. Мне пятнадцать, — добавляю, как будто мне нужно подчеркнуть этот факт.
Так держать, Кам. Оттолкни его своим возрастом.
Не то, чтобы я его притягивала…но неважно.
Он молчит достаточно долго. Я чувствую укол разочарования в груди, что кажется просто безумием, так как я только, что познакомилась с парнем.
— Итак…у нас разница всего лишь на один учебный год, но ты почти на два года старше меня. Ладно, на год и одиннадцать месяцев старше, что странно, если задуматься.
Иисусе, Кам. Хватит болтать. Почему бы тебе так же не сообщить ему, что твой законный опекун работает в полиции Нью-Йорка, и положить конец всем надеждам, на то, что у тебя могло бы что-то быть с ним?
— Ты выглядишь старше, — говорит он. — Без обид.
— Ничего страшного. Я тоже часто это слышу. Думаю, это из-за моего роста. Надеюсь не из-за лица. Не хочется иметь преждевременно состарившееся лицо.
Он смеется. Но я не чувствую, что он смеется надо мной, словно думает, что я полная дурочка. Больше похоже на то, что он считает меня забавной, в хорошем смысле этого слова.
И это делает, что-то странное с моим животом.
— Тебе не нужно беспокоиться о своем лице, — говорит он и снова улыбается своей полуулыбкой.
Что-то врывается и порхает в моей груди.
Я чувствую головокружение и легкость.
Черт возьми, он симпатичный.
— Где твои друзья? — спрашиваю я, паря на облаках из-за него.
— Как ты узнала, что я здесь с друзьями?
Ах. Дерьмо.
— Я, эм…хорошо, я видела тебя раньше. Ты был возле этого автомата, а я была там. Но я не преследовала тебя или что-то в этом роде. Я просто видела тебя, это все.
Я умираю. Иисус. Убейте меня, живо.
Он посмеивается, низко и глубоко, и я чувствую это от корней волос на моей голове до кончиков пальцев ног.
— Я тоже тебя видел, — говорит он.
Вау.
Да…просто вау.
— Итак, что ты делаешь сейчас? — спросил он меня.
Иди туда, куда ты собиралась идти.
— Иду домой, — говорю я.
— Почему?
— Понятия не имею. — Я уверенна, что сейчас даже имени своего не смогу вспомнить.
— Тогда тебе стоит остаться.
— Почему? — слышу я собственный вопрос.
Эта улыбка, которая превращает меня в желе, скользит по его лицу.
— Хороший вопрос. Хочешь правду?
— Всегда.
Он делает шаг ближе ко мне. Его запах пряный, и что-то еще, совершенно мужское, и он овладевает мной самым лучшим образом.
— Потому что я нахожу тебя интересной. И обычно меня интересует только бокс. Но ты заинтересовала меня.
— Почему? — очевидно, это слово теперь составляет две трети моего словарного запаса.
— Ты забавная и симпатичная. Очень симпатичная.
— И пятнадцатилетняя.
— И пятнадцатилетняя, — повторяет он.
— И моя тетя коп.
— Приятно слышать.
— Почему?
— Потому что это означает, что за тобой кто-то присматривает.
Ох.
— Я не буду заниматься с тобой сексом, если это то, чего ты ожидаешь.
Он взрывается смехом.
Фильтр, Кам. Фильтр, ради всего святого.
— Я просто думал о прогулке. Может, прокатиться на Колесе обозрения. Но приятно знать, что твоя голова на месте. — Он вытирает слезы смеха со своих глаз.
— Прости, — говорю я.
— Не стоит. Ты права, что осторожничаешь. Ты ведь меня не знаешь. — Он делает паузу и снимает бейсболку с головы. Его волосы темно-каштановые. Он пропускает сквозь волосы свою руку. Затем он надевает свою бейсболку обратно и фиксирует свои ярко-голубые глаза на моих. — Но я хочу, чтобы ты узнала меня. И я действительно хочу узнать тебя.
Я прикусываю губу, и заправляю волосы за ухо.
— Хорошо, — говорю я.
Он улыбается. На этот раз это полноценная улыбка, показывающая его зубы. Они белые, но не идеальные. Его передние зубы слегка налегают друг на друга. Но это ему идет. Это делает его еще красивей, если такое вообще возможно.
— Я Зевс, — говорит он мне.
— Как Бог?
Он усмехается, и я понимаю, как это прозвучало.
— Не то, чтобы я считала тебя Богом, естественно, — добавляю я и закатываю свои глаза, пытаясь выйти из этого с видом равнодушия. Это совершенно не работает.
— Конечно, нет. — Улыбается он. — Но, да, как Бога.
— Камерон. Но все зовут меня Кам.
— Кто все?
— Моя тетя.
— Полицейский.
— И мои друзья дома, в Балтиморе. Я переехала сюда несколько дней назад.
Он кивает, как будто уже знает это.
— Ты уже была на Колесе обозрения? — спрашивает он.
Я качаю головой, не желая признаваться, что хотела, но не смогла из-за пары злобных девчонок.
— Ну, ты не можешь посетить ярмарку и не прокатиться на Колесе обозрения. Это как закон Кони-Айленда.
— Правда? — я приподнимаю скептически бровь.
— Нет. — Он по-мальчишески улыбается, и я смеюсь. — Но тебе нужно прокатиться на Колесе обозрения. Давай. — Он протягивает мне руку.
— Эм… — я колеблюсь, и он это видит.
— Тебе не нравится Колесо обозрения?
— Нет. То есть, да, нравится. Я просто…ну, не хочу прозвучать, как детский сад, я стояла в очереди, чтобы прокатиться на нем, и…некоторые девчонки разозлились на меня. И, после этого, мне не так уж и хотелось прокатиться на нем.
— Как они злились на тебя?
— Не могу поверить, что рассказываю тебе об этом. — Я в самоуничижительном жесте закатываю глаза, вздыхая.
Но он ничего не говорит. Просто ждет.
Поэтому я говорю.
— Они назвали меня неудачницей, потому что я собиралась прокатиться одна.
— И тебя волнует, что они думают?
— Да. То есть, нет. Типа того. Это глупо. Я глупая.
— Нет, это не так. Послушай, такие люди ведут себя дерьмово, потому что сами не уверенны в себе, и им нужно попытаться сбить столку всех остальных, чтобы они могли почувствовать себя лучше.
— Говоришь из личного опыта?
— Нет. Просто я умный. — Он улыбается, и я улыбаюсь. — Послушай, не позволяй злобным девицам отпугивать тебя от того, что ты хочешь делать.
Я уставилась на него. Не многие парни заставляют меня чувствовать себя маленькой и сентиментальной, но он это делает.
— Ты прав, — говорю я ему.
— Я знаю. Я всегда прав. — Еще одна полуулыбка. — И, в любом случае, на этот раз ты не будешь одна. Я буду с тобой.
Я прищурилась.
— Ты же не собираешься попытаться убить меня на Колесе обозрения, верно?
Еще одна вспышка смеха от него.
— Этого не было в моих планах на сегодняшний вечер, так что нет. — Его глаза сверкают и мерцают, как синее пламя.
— И ты не собираешься тискать меня?
— Неа. Я буду просто идеальным джентльменом. — Он поднимает руки, показывая мне ладони.
— Хорошо, тогда давай сделаем это. — Киваю я. — Прокатимся на Колесе обозрения, то есть.
— Будет сделано, Голубка.
— Голубка? — я удивленно моргаю, глядя на него.
— Да. Голуби олицетворяют покой, потому, что выглядят красиво, и кажутся нежными и хрупкими. Но на самом деле они чертовски вздорные. В них больше сопротивления, чем люди думают. Прямо как в тебе.
Красивая. Он сказал, что голуби красивые. Значит ли это, что он и меня считает красивой? Не беги впереди паровоза, Кам. То, что он сказал это, не значит, что он думает, что ты красивая.
Я показываю ему свой позабавленный вид.
— Ух ты. Ты все это понял из пятиминутного разговора?
— Нет. — Он качает головой, улыбка искрится в его глазах. – Я все это понял по тому, как ты ударила по боксерской груше.
Он начал идти. Я подстроилась под его темп.
— Откуда ты так много знаешь о голубях?
Он скользит по мне взглядом.
— Я не знаю. Я лишь однажды видел это в одной из программ о природе.
Я отпустила смешок, и он ухмыльнулся.
Мы шли к Колесу обозрения в комфортной тишине, и я размышляла про себя, как же все изменилось, с тех пор, когда совсем недавно я уходила от этого аттракциона.
Мы встаем в очередь, которая намного короче, чем раньше. И в поле зрения не попадаются злые девчонки.
Зевс настаивает на том, чтобы заплатить за меня, что действительно очень мило.
Мы подходим к кабинке. Смотрительница ярмарки держит для нас дверь открытой.
Зевс заходит первым. Он протягивает руку мне, чтобы помочь войти.
Я колеблюсь секунду, затем скольжу своей рукой в его. Я знаю, что это прозвучит убого и банально, но клянусь, в момент, когда моя кожа соприкоснулась с его, все как будто изменилось.
Неожиданно мир стал выглядеть намного ярче. Звуки немного громче.
Как будто я проживала свою жизнь в 2D, а теперь перешла на 3D.
Я сажусь рядом с Зевсом, отпуская его руку, и смотрительница закрывает дверь, безопасно фиксируя нас в середине.
Мы поднимаемся вверх, чтобы можно было заполнить другую кабинку. Поднимаемся и поворачиваемся по мере того, как заполняется каждая из кабинок, для полноценной поездки. Сумерки быстро превращаются в темноту.
Затем, мы начали нашу поездку.
— Значит, ты живешь со своей тетей? — голос Зевса звучит сквозь темноту, заставляя мои волоски на руках подняться наилучшим образом.
— Да. Моя мама умерла, когда мне было три, а отца не было рядом, так что моя тетя Элли взяла меня к себе. Она замечательная.
— Похоже на это. Сожалею насчет твоей мамы.
Я пожимаю плечами.
— Я не помню ее, поэтому я не помню, как потеряла ее. Но я также не помню, что она вообще была у меня, что более отстойно.
— Да… — его голос звучит задумчиво. – Но, может быть, это не так уж плохо – не чувствовать боли от ее потери, понимаешь.
— Да, я понимаю, о чем ты. В любом случае, извини, что нагоняю печали. – Я повернулась к нему лицом.
— Ты не нагоняешь. – Он дарит мне нежную улыбку.
— Что насчет тебя? – спрашиваю я.
— Что насчет меня?
— Родители? Братья и сестры?
Он смотрит вперед.
— Папа. Мама умерла в прошлом году.
Ах.
Его мрачная задумчивость теперь имеет гораздо больший смысл.
— Черт. Извини. – Морщусь я.
— Не извиняйся. – Он пожимает плечами. – Она болела на протяжении долгого времени. Рак.
— Нахер Рак, верно? – это все, что я могу придумать, но, должно быть, это правильная вещь, потому что он оглядывается на меня, маленькая улыбка касается его губ.
— Да, нахер рак, — соглашается он.
— Что о братьях и сестрах?
— Два брата. Одна сестра.
— Ух ты. Это должно быть круто.
— Это не то слово, которое использовал бы я. – Усмехается он.
— Я бы хотела иметь родных братьев и сестер.
— Можешь взять моих, если хочешь.
Я смеюсь.
— Если бы. Расскажи мне о них.
— Арес на два года младше меня.
— Как я.
— Да. Как ты, — повторяет он. – И близнецы, Аполлон и Артемида, им по двенадцать.
— Вы все названы в честь греческих богов, — говорю я, а потом съеживаюсь. – И сегодня я явно в ударе со своими вопиющими наблюдениями.
Он смеется, и я понимаю, что мне действительно нравится этот звук. Очень нравится. И я хочу продолжать слышать его, даже если за свой счет.
— Итак, есть причины для выбора таких имен? – спрашиваю я его. – Я знаю, что некоторые родители называют своих детей Ривер и Грас, потому что они хиппи.
— Мои родители познакомились на лекции по греческой мифологии, когда учились в колледже. Отстойная пикап фраза моего отца заключалась в том, что если бы он и моя мама создали ребенка вместе, то должны были бы назвать его Зевсом, потому, что с маминой красотой и мозгами, и размерами моего отца, он был бы богоподобным. Очевидно, она купилась на это, потому что, вот он я. – Он расправляет руки.
— И ты?
— Что? – он поворачивается ко мне лицом.
— Богоподобный? – потому что, с того места, где я сижу, ты чертовски похож на одного из них.
Глаза Зевса долго удерживали мои.
— Нет. – Мягко говорит он. – Я истекаю кровью, как и все остальные, Голубка.
Колесо останавливается, оставляя нас неподвижными наверху.
— Поездка, должно быть, закончилась, — размышляет Зевс, посматривая через край. – Они выпускают людей.
Я чувствую всплеск печали от того, что это почти конец. Я могла бы остаться здесь с ним навсегда.
Что-то мокрое падает на мой нос. Затем на лоб.
— Это что, дождь? – произношу я в тот момент, когда небеса разверзлись. Я имею в виду, они очень широко распахнулись. Льет как из ведра.
— Можно и так сказать. – Смеется Зевс.
— Иисус! Я промокла до нитки!
Верхний навес кабинки совершенно не защищает нас. Я слышу, как сквозь играющую музыку, звучат огорченные голоса людей, находящихся на колесе.
— Ну, давайте же. Двигайтесь, мистер Колесо обозрения, — скандирую я, желая, чтобы колесо поторопилось с поездкой, и я смогла сойти с него и укрыться под чем-нибудь.
Зевс снимает куртку.
— Вот, прикрой ней голову, — предлагает он.
— Ты промокнешь.
— Я в порядке. Всего лишь немного дождя.
— Поделиться?
— Хорошо.
Он держит куртку над нашими головами, и я должна придвинуться немного ближе, чтобы мы оба поместились под укрытием.
Смотрю вверх, его лицо так близко к моему. Я даже могу разглядеть капли воды на нем. Почувствовать тепло его дыхания на моей щеке.
Каким-то образом я уловила песню, которая в настоящее время звучала из колонок внизу на площадке.
— Не кажется ли тебе немного ироничным то, что пока идет дождь, внизу играет «Зонтик», словно вот-вот начнется Всемирный потоп?
Он сжимает свои губы самым восхитительным образом.
— Либо это, либо судьба.
— Судьба?
— Угу.
— Как это?
Он смотрит на мои губы, и это заставляет мое сердце биться быстрее. Мой пульс учащается, заставляя адреналин бежать по моим венам быстрее.
Его взгляд возвращается к моему.
— Понятия не имею.
Он улыбается, в глазах плещутся смешинки, и я смеюсь.
Боже, он великолепен. И я не могу перестать смотреть на него.
Мое дыхание становится поверхностным, я замечаю, что и его тоже.
Я вдыхаю, и мои легкие наполняются ним. Этот пьянящий, пряный запах, смешанный с прохладным ароматом дождя, делает безумные вещи со мной. Гормоны, внутри меня, взрываются, как ракеты.
Вода стекает по его щеке, зацепившись за верхнюю губу.
И я очень хочу поймать эти капли дождя своими губами.
Я так и сделала.
Не знаю, что на меня нашло, но, не задумываясь, наклоняюсь и прижимаю губы к его губам.
Черт. Я целую его!
И…он не целует меня в ответ.
Я издаю задушевный звук в горле, когда отстраняюсь, осознавая то, что только что сделала.
Я поцеловала его, и он не ответил на мой поцелуй.
А теперь-то я могу умереть?
Боже, я так чертовски тупа. Конечно, я не интересна ему в этом смысле. Он старше, и он великолепен. Он мог иметь кого угодно.
— О, Боже, — стону, закрывая лицо руками. — Зевс, мне так жаль. После моей большой не-пытайся-тискать-меня лекции, я сама же атаковала тебя своими губами. Я, правда, не знаю, почему сделала это. — Ну, вообще-то знаю. Он горячий, а я глупая. — Можем мы просто притвориться, что этого никогда не было?
— Нет.
Мое сердце замерло.
— Нет? — я опускаю руки с лица.
Укрытие из куртки в момент исчезло, он смотрит на меня с такой интенсивностью во взгляде, что даже мои пальчики ног в кроссовках свернулись.
— Нет. – Скользит рукой по щеке, обхватывая мое лицо. — Даже если бы я хотел притвориться, что этого никогда не было, чего я не хочу делать, я бы не смог. Потому, что это выжжено в моей памяти.
— Выжжено в твоей памяти, в хорошем смысле?
— В самом лучшем.
Он улыбается, и мне кажется, что я падаю или плыву, или что-то вроде того.
Дождь струится по моим губам. Он ловит его большим пальцем, заставляя меня дрожать.
Его глаза сосредоточены на этом зрелище, а мои внутренности в этот момент закручивает, как в водовороте.
— Ты собираешься меня поцеловать? — шепчу.
— Я хочу…
— Я слышу «но».
Его взгляд находит мой.
— Тебе пятнадцать. А мне семнадцать.
Все прекрасные ощущения во мне утихают.
— И?
Тишина простирается между нами.
Он не перестает смотреть на меня, и я не знаю, что это значит, или, что вообще чувствую. Все, что знаю – я хочу быть с ним. С парнем, с которым знакома всего лишь короткий отрезок времени. Но он заставляет меня чувствовать те вещи, которых не чувствовала раньше, и я хочу, чтобы это не прекращалось.
— И… — уголки его губ приподнимаются, даруя мне его великолепную улыбку, — Мы будем двигаться медленно, Голубка.
— Ух ты! Притормози, Джиджи.
Моя маленькая балерина пролетает мимо меня на кухне, делает прыжок с разбега, и я ловлю ее, заключая в свои объятия. Она обвивает своими крошечными ножками мою талию.
— Мама. – Хмурится она на меня, в неодобрении, между ее прекрасных бровей образуется эта маленькая милая складочка. – Я отрабатывала свои прызки.
— Я знаю, чем ты тут занимаешься, крошка Джиджи, и это хорошо, что ты практикуешься. – Щепаю ее за носик большим и указательным пальцами. – Но кухня – не место для этого. И через тридцать минут ты отправишься на класс по балету, так что, там, ты сможешь очень много тренироваться.
— Нам нузна танцевальная студия здесь, так я могла бы практиковаться все влемя.
— Ладно, это было бы нечто, верно? – улыбаюсь ей.
— Мозно нам сделать такую?
|
|
|
