Процесс и казнь короля, 1649 г. 1 глава

Анализ юридической конструкции государственного строя, которая сложилась в Англии к началу XVII века, позволяет многое понять в сущности происходившей на протяжении первых десятилетий указанного столетия политической борьбы в английском обществе. Кроме того, он дает возможность ответить на вопрос, почему в 1640 году эта борьба стала выходить за правовые рамки и в конце концов вылилась в революцию и гражданскую войну. Наконец, рассмотрение правовых основ, характерных для английского государственного строя начала XVII столетия, необходимо для раскрытия подлинного смысла тех изменений в форме правления, которые произошли в Англии к концу названного столетия.

Государственный строй Англии начала XVII века, как правило, определяется в исторической литературе в качестве «абсолютной монархии» или «абсолютизма». Так, в книге В. В. Штокмар «История Англии в средние века» период правления Елизаветы Тюдор (1558–1603 гг.) называется «расцветом абсолютизма», «кульминационным пунктом в развитии английского абсолютизма». По мнению историков В. М. Лавровского и М. А. Барга, «английский абсолютизм при первых Стюартах представлял собой упадочную форму феодально-абсолютистской монархии, пытавшейся опереться на аристократию, феодальное дворянство и на англиканскую церковь в борьбе с далеко зашедшими притязаниями буржуазии и нового дворянства». Революция 1640–1660 годов изображается при этом как выступление английской буржуазии и примкнувшей к ней части обуржуазившегося дворянства (джентри) против феодальной абсолютной монархии, а общий смысл изменений в английском государственном строе, произошедших на протяжении XVII столетия, видится в переходе от «абсолютной монархии» к монархии «конституционной». «До 1640 года формой правления в Англии, — утверждает во втором томе своей книги «Право и революция» американский историк Гарольд Берман, — была абсолютная монархия, в которой король правил с помощью своего совета и иногда, в случае когда созывал его, с помощью своего парламента… После 1689 года формой правления была конституционная монархия, в которой парламент собирался постоянно и был высшим органом, хотя король и его совет сохраняли, с согласия парламента существенную власть, особенно относительно иностранных дел и заморских колоний». Подобный взгляд на политическую систему, установившуюся в Англии после «славной революции» 1688 года, проводится и в книге «Свобода, порядок и правосудие» историка Джеймса Макклеллана. По его словам, «принятая система была в действительности ограниченной или конституционной монархией».

На мой взгляд, историки, считающие главным стержнем эволюции английской государственности на протяжении XVII века переход от строя абсолютной монархии к системе монархии конституционной, не обращают должного внимания на юридическую конструкцию государственного строя, существовавшего в Англии в начале XVII века. Данная конструкция не была простой фикцией, лишенной реального политического содержания. В ее правовых формах закреплялась и отражалась действовавшая на практике система институтов государственной власти, совокупность присущих им властных полномочий. Именно поэтому юридическая конструкция государственного строя Англии являлась предметом острых дискуссий между противоборствовавшими политическими группировками. Взаимная борьба этих группировок была во многом схваткой правоведов, фехтованием статьями законодательных актов и юридическими прецедентами. Каждая из конфликтующих сторон искала в сфере права опору своим политическим притязаниям и средства обуздания притязаний своего противника.

Если рассматривать английский государственный строй во всех его вариантах, существовавших на протяжении указанного века, через призму его правовых основ, то нельзя не прийти к выводу о том, что характеристики данного строя как строя «абсолютной монархии» или монархии «конституционной» являются слишком упрощенными и даже бессмысленными.

В настоящее время под конституцией понимается чаще всего документ, в котором сведены воедино правовые нормы, обладающие высшей юридической силой и закрепляющие основы общественного строя и политической системы страны, основные права и свободы граждан. Категория же основных законов обыкновенно используется при этом в качестве синонима понятия конституции.

Вместе с тем понятие конституции нередко употребляется для обозначения совокупности правовых норм, устанавливающих рамки деятельности органов государственной власти и охраняющих права и свободы граждан, также в том случае, когда они не выражаются в едином документе и не имеют высшей юридической силы по отношению к другим правовым нормам. Так, в современной Великобритании конституционные установления не кодифицированы, не сведены в единый текст или серию документов, тем не менее считается, что и в этой стране есть конституция. По словам Эрика Барендта, британская конституция представляет собой «конституцию, укорененную в общем праве,[6] в том смысле, что ее фундаментальные принципы, такие как принципы парламентского верховенства и господства права, выражены в судебных решениях (judicial decisions). Подобно решениям (rulings) судов по контракту и причинению вреда, эти решения (decisions) не изложены в кодексе». Кроме того данная конституция является «гибкой в том смысле, что отсутствует строгое различие между обыкновенным и конституционным законодательством; статуты, имеющие дело с конституционными вопросами, не подчинены какой-либо специальной процедуре внесения поправок и могут быть в принципе легко отменены словесным выражением». Подобные оценки британской конституции дает и правовед Т. Р. С. Эллан, который утверждает в своей книге «Право, свобода и правосудие. Юридические основы британского конституционализма», что «при отсутствии высшего «конституционного» права, провозглашенного в писаной конституции и почитаемого в качестве источника уникального юридического авторитета, принцип господства права служит в Британии формой конституции. Именно в этом основном смысле Британия обладает конституцией, коренящейся в общем праве: идеи и ценности которой, составляющие принцип господства права, отражены и воплощены в обыкновенном общем праве».

Если на развитие государственного строя Англии в течение XVII века посмотреть с точки зрения выраженного в приведенных высказываниях понимания сущности английской конституции, то станет очевидным, что английская монархия была «конституционной» не только в конце указанного века, но и в самом его начале. Факт наличия у Английского государства конституции или основных законов во времена, предшествовавшие «славной революции» 1688 года, признавали и сами участники революционных событий. 28 января/ 7 февраля 1688/1689 года Палата общин английского парламента, имевшего в тот момент статус Конвента, приняла резолюцию, в которой говорилось, что «Король Джеймс Второй, предприняв попытку ниспровергнуть Конституцию этого Королевства путем разрыва Первоначального Договора между Королем и Народом и по совету иезуитов и других злых лиц, нарушил основные законы…».

Для обозначения юридической конструкции государственного строя английские политические деятели первых десятилетий XVII столетия использовали различные термины и словосочетания. Так, спикер Палаты Общин в своей парламентской речи, произнесенной в присутствии короля Якова I 7 июля 1604 года, говорил о «законах, посредством которых Ковчег этого Правительства когда-либо направлялся». По его словам, существует три вида таких законов: «во-первых, Общее право, основанное или выведенное из Божественного Права, Права Разума и Естественного Права, являющихся неизменными; во-вторых, позитивное право, основанное, изменяемое и переделываемое с помощью и через посредство случаев и течения времен; в-третьих, обычаи и обыкновения, соблюдаемые и признаваемые опытом времени, при отсутствии знания их истоков».

Однако, в большинстве случаев юридическая конструкция государственного строя Англии обозначалась терминами «constitution» или «fundamental laws (основные законы)». Правовед и парламентарий Дж. Уайтлок (James Whitelocke, 1570–1632), выступая 2 июля 1610 года в Палате Общин при обсуждении вопроса о праве короля устанавливать таможенные пошлины (impositions) без согласия парламента, заявлял, что подобные действия его величества «противоречат естественному порядку и конституции политики этого королевства, которая представляет собой Jus publicum regni (публичное право королевства); и тем самым ниспровергают основной закон королевства и ведут к созданию новой формы государства и правления».

Об «основном законе Англии», по которому «парламент является общим советом короля и королевства», говорил в 1638 году в одной из своих судебных речей судья Королевской Скамьи сэр Роберт Беркли. Этому закону должна была, по его мнению, подчиняться и королевская власть. «Хотя король Англии обладает монархической властью и имеет привилегию высшего достоинства и облечен абсолютным доверием к своей короне и персоне для управления своими подданными, однако его правление должно осуществляться сообразно законам королевства», — утверждал он.

Понятия конституции и основных законов часто использовались в парламентских речах, в политических и правовых документах периода революции 1640–1660 годов. Так, лорд Фолькленд говорил в своем выступлении на заседании Палаты Общин 7 декабря 1640 года о том, что «конституция этого государства установила, или скорее пыталась установить для нас, гарантии сохранности нашего имущества и сохранности тех законов, которые должны охранять нас и наше имущество, посредством назначения для нас судей, постоянных и верных присяге в такой степени, что не может быть никакого гнета».

В представленных 25 ноября 1640 года в Палату Лордов «Статьях Общин…», в которых формулировалось обвинение графа Страффорда в государственной измене, отмечалось, что он «предательски предпринял попытку ниспровергнуть Основные Законы и Правление Королевств Англии и Ирландии и ввести вместо него произвольное, тираническое и противозаконное Правление».

О попытке «ниспровергнуть основные Законы и Правительство Королевства Англии» шла речь и в статьях по обвинению в государственной измене, выдвинутому королем Карлом I против вождей парламентской оппозиции 3/10 января 1641/1642 года.

В декларации «Долгого парламента», принятой 27 мая 1642 года, подчеркивалось, что «согласно Конституции и политике этого королевства, король не может посредством своей прокламации объявлять закон, противоречащий решению и резолюции какого-либо из нижестоящих судов правосудия, еще менее — закон, направленный против Высокого Суда Парламента».

Употребляя понятия «конституция» или «основной закон королевства», английские правоведы и парламентарии первых десятилетий XVII века, как правило, не давали им определения. При этом смысловое значение этих понятий не вызывало среди них каких-либо споров. Иначе и не могло быть — под терминами «constitution» и «fundamental law» английские политические деятели подразумевали не какую-либо конкретную совокупность правовых норм, но общее право (common law) Англии в целом.

Именно общее право считал главным юридическим фундаментом своей власти король Яков I. Выступая 21 марта 1610 года на заседании обеих палат английского парламента, его величество говорил о том, что хотя «своим Королевством он не обязан ни какой избранной власти и не зависит от одобрения народа», тем не менее «закон возложил Корону на его голову, и он является Королем на основании общего права страны». Принципы общего права составляли юридическую основу властных полномочий и английского парламента. Об этом говорил, например, в своей парламентской речи 28 июня 1610 года Томас Хедлей (Thomas Hedley). По его словам, «власть и полномочия парламента проистекают из общего права, а не общее право — от парламента. И поэтому общее право обладает большим влиянием и силой, чем парламент». Идея об общем праве как фундаменте, на котором строилась организация и деятельность английского парламента проводилась также авторитетным правоведом Эдуардом Куком (Edward Coke, 1552–1634). В предисловии к девятой части своих «Reports», напечатанных в 1613 году, он — в то время Главный судья Суда Общих Тяжб — отмечал, что парламент, выступающий в качестве высшего суда Английского королевства, «является частью структуры, установленной нормами общего права, и в некоторых случаях действует законным образом согласно обыкновенному порядку общего права». В решении по делу доктора Томаса Бонхэма (Thomas Bonham), рассмотренном в 1610 году, Эдуард Кук заявил: «Наши книги показывают, что во многих судебных делах Общее Право превалирует над Актами Парламента и иногда заставляет признать их недействительными: так как в случае, когда Акт Парламента противоречит выраженным в Общем праве субъективному праву и разуму, или несовместим с ними, или его невозможно исполнить, Общее право превалирует над ним и такой Акт должен быть признан недействительным».

Взгляд на общее право как на юридический фундамент государственного строя был связан с доминировавшим среди английских правоведов и политических деятелей начала XVII века представлением о нем как совокупности норм, основанных на разуме (reason). При этом в качестве основы общего права ими предполагался не природный, а искусственный разум.

Идею о том, что общее право Англии базируется именно на искусственном разуме, проводил, в частности, правовед Джон Доддеридж (John Dodderidge, 1555–1628). «Эффективным основанием норм, мотивов и аксиом, — писал он в своей книге «Английский юрист», — является свет естественного разума, испытанного и просеянного дискуссией и аргументацией. И отсюда оказывается, что право (как это было объявлено прежде) называется разумом; не тем разумом, который каждый человек носит в себе, но искусственным разумом; таким разумом, который посредством ума, обучения и долговременной практики становится искусным в делах людей…».

Из приведенных слов видно, что с точки зрения Дж. Доддериджа искусственный разум (а значит и общее право) таился в разуме естественном, откуда он извлекался в результате теоретической и практической работы профессиональных юристов. В свою очередь, истоки естественного разума Дж. Доддеридж усматривал в законах природы и в общих обычаях Английского королевства.

Данную трактовку он, возможно, заимствовал из произведения английского барристера Кристофера Сэнт-Германа (Christopher Saint-German, около 1460–1540) «Доктор и студент, или Диалоги между доктором теологии и студентом, изучающим право Англии», которое было написано в 1518 году. В нем говорилось, в частности, что «первое основание права Англии составляет право разума», которое существует как «в этом королевстве, так и во всех других королевствах». Под разумом в данном случае понимался именно естественный разум, неизменный и связанный с законами природы…

Дж. Доддеридж вполне мог исходить в своем объяснении сущности общего права (common law) Англии из приведенных теоретических построений К. Сэнт-Германа. Но даже если это действительно так и было, то нельзя не признать, что характерная для английского правоведа конца XV – начала XVI века трактовка обычного права как источника естественного разума играла в теории английского правоведа начала XVII века подчиненную роль. В отличие от К. Сэнт-Германа, Дж. Доддеридж смотрел на естественный разум как на сырьевой материал, из которого профессиональные юристы получают с помощью специальных приемов разум искусственный, составляющий, по его мнению, настоящее основание общего права.

С искусственным разумом связывал общее право Англии и правовед Э. Кук. В первой части своих «Институтов», опубликованной впервые в 1608 году, он писал о том, что «разум есть жизнь права, более того, общее право само по себе есть не что иное, как разум, добытый долгим изучением, наблюдением и опытом, а не естественным разумом каждого человека, так как nemo nascitur artifex (никто не рождается ремесленником). Этот правовой разум est summa ratio (является высшим разумом). И поэтому, если весь разум, рассеянный по многим различным головам, соединить воедино, разве не может он создать такое право, как право Англии, так как посредством длинной череды столетий он был улучшен и усовершенствован множеством авторитетных и ученых людей…

По мнению Э. Кука, присущий общему праву искусственный разум не мог воплощаться в парламентских актах, поскольку парламент является органом, представляющим лишь поколения, живущие в то время, когда он собирается. Исходя из этого представления, английский правовед и делал вывод о том, что общее право Англии превалирует над актами английского парламента.

Вместе с тем трактовка общего права как права, базирующегося на искусственном, а не на естественном разуме, давала Э. Куку возможность обоснованно возражать и против присвоения королем судебных полномочий.

В 1607 году на конференции королевских судей и членов Тайного совета между королем Яковом I и Э. Куком возник спор по вопросу о том, имеет ли король правомочие самолично решать дела в судах общего права. Яков I говорил, что он обладает таким правомочием, поскольку право, как ему думается, основано на разуме, а он и другие люди обладает разумом в такой же мере, как и судьи. Э. Кук отвечал на это, что Бог действительно одарил его величество блестящими знаниями и великими природными талантами, «однако его величество не учен в законах своего Английского королевства и в делах, которые касаются жизни, или наследования, или вещей, или благосостояния своих подданных; они не должны решаться с помощью естественного разума, но лишь посредством искусственного разума и судебного решения по закону, который представляет собой акт, требующий долговременного изучения и опыта прежде, чем человек сможет достичь его знания».

В отличие от Дж. Доддериджа, усматривавшего непосредственные истоки искусственного разума в разуме естественном, Э. Кук считал, что искусственный разум необходимо искать в традиционном юридическом быте английского общества — в его обычаях.

Сходный с воззрениями правоведа Э. Кука взгляд на общее право высказывал в 1610 году в одной из своих парламентских речей Т. Хедлей. Он объявлял сущностью данного права искусственный разум, воплощающийся в обычае, или, говоря его собственными словами, «квинтэссенцию разума — разум, испытанный и признанный мудростью времени». В соответствии с этим Т. Хедлей давал следующее определение общему праву: «Общее право — это разумный обычай, действующий во всем королевстве, испытанный временем, запечатленный в записи королевского суда, обладающего юрисдикцией по всему королевству, призванный нести добро и выгоду для государства».

Таким образом, Т. Хедлей, так же как и Э. Кук, мыслил общее право в качестве феномена, соединяющего в себе искусственный разум и обычай. Однако, если Э. Кук представлял обычай, составлявший ядро общего права, неизменным, то по мнению Т. Хедлея данный обычай должен был меняться с течением времени.

Близкой к воззрению Т. Хедлея на общее право была точка зрения на него правоведа Джона Дэвиса (John Davies, 1569–1626).[41] «Общее право Англии, — писал Дж. Дэвис в 1615 году, — есть не что иное, как общий обычай королевства… И это обычное право является наиболее совершенным и самым превосходным и, без сравнения, лучшим для того, чтобы создавать и сохранять государство. Ибо писаные законы, созданные эдиктами монархов, или государственными советами, налагаются на подданного до того, как осуществлены какая-либо судебная процедура или испытание, и до того, как эти законы покажут себя подходящими и соответствующими природе и характеру народа, или будут вызывать неудобства. Однако обычай никогда не становится законом, обязывающим народ, до тех пор, пока он не будет испытан и проверен мудростью времени, и поэтому в течение всего этого времени он не порождает никакого неудобства: так как если в какое-либо время оно обнаружится, он не будет более применяться, но его действие прервется, и он соответственно утратит достоинство и силу закона».

Приведенная трактовка общего права как права обычного давала Дж. Дэвису основание для придания ему высшей юридической силы по отношению к актам английского парламента. «Когда наши парламенты, — отмечал он, — исправляли или изменяли какие-либо фундаментальные особенности общего права, эти исправления оказывались на практике столь неудобными для государства, что общее право на деле опять восстанавливалось в тех же самых особенностях в последующие века посредством других парламентских актов».

Современный английский историк Гленн Бёргесс, проанализировав взгляды Э. Кука, Т. Хедлея и Дж. Дэвиса на общее право, пришел к выводу о том, что последним словом в своей концепции этого права они считали не обычай, а разум, поскольку были убеждены, что «никакой обычай не мог сделать закон действительным, если он находился в конфликте с разумом…

На самом деле, определить, какому из двух элементов общего права — разуму или обычаю — названные правоведы придавали большее значение, совершенно невозможно. Основой английского общего права они считали, с одной стороны, лишь тот разум, который воплощался в обычае, а с другой стороны, только такой обычай, который нес в себе разумные правила поведения. Не случайно Т. Хедлей называл это право «разумным обычаем (reasonable custom)».

Привязывая разум, рассматривавшийся в качестве основополагающего элемента общего права, к обычаю, который всегда является в силу самой своей природы творением не одного какого-либо человека, но многих людских поколений, английские правоведы создавали тем самым доктринальные предпосылки для трактовки английского общего права как совокупности принципов и норм, возникшей и развивающейся независимо от верховной государственной власти. В свою очередь, именно стремление представить общее право в качестве самодовлеющей правовой системы — явления, над которым нет суверена — побуждало английских правоведов первых десятилетий XVII века описывать его в понятиях искусственного разума и обычая. Очевидно, что такое описание было слишком умозрительным, оно не отражало подлинной истории возникновения и развития общего права и не раскрывало истинной его сущности. С этой точки зрения английские правоведы выступали в своих высказываниях, посвященных общему праву, в большей степени как идеологи, нежели ученые.

Эта оценка особенно справедлива, на мой взгляд, по отношению к Э. Куку. Как уже говорилось, этот правовед старался провести в своих произведениях мысль о том, что разумные обычаи, составившие основу общего права, установились в незапамятные времена и с тех пор на всем протяжении истории Англии оставались неизменными. Провозглашая эту мысль Э, Кук ссылался на слова Джона Фортескью (John Fortescue, ок.1390–1400 – после 1476), высказанные им в семнадцатой главе книге «De Laudibus Legum Angliæ (Похвала законам Англии)». Отметив, что Английское королевство было в первый раз заселено бриттами (Britons), Фортескью сообщал далее, что впоследствии оно управлялось римлянами, потом опять бриттами, за ними королевством владели саксонцы, после саксонцев — датчане и наконец, пришли нормандцы, чьи потомки управляют Англией и по настоящее время. «В течение всего этого времени, в которое доминировали несколько народов и их короли, — продолжал свою высказывание Фортескью, — Англия управлялась тем не менее теми же самыми обычаями, какие действуют в настоящем». Мысль о неизменности обычаев, составлявших содержание общего права, совсем не выражала истинного убеждения Э. Кука. Он неоднократно писал в своих произведениях об английском общем праве как о результате деятельности множества «авторитетных и ученых людей», которые на протяжении «длинной череды столетий» улучшали и совершенствовали его. Такое представление явно подразумевало именно изменчивость общего права.

О том, что английское общее право на протяжении столетий постоянно менялось, писали во времена Э. Кука многие правоведы. Но несмотря на это Э. Кук настойчиво повторял мысль о неизменном состоянии общего права. Очевидно, что он сознательно искажал истинную суть данного явления.

Позиция Э. Кука и других английских правоведов первых десятилетий XVII века, создававших в своих произведениях искаженное представление об истории и сущности общего права — своего рода миф общего права — может быть объяснена только в том случае, если будет принято во внимание их стремление придать общему праву Англии конституционное значение.

В условиях, когда в английском обществе отсутствовало то, что в настоящее время называется публичным правом, то есть система правовых норм, в которых четко определяются прерогативы королевской власти, полномочия парламента и других государственных органов, общее право становилось главным инструментом защиты индивидов от произвола государственной власти. В рамках общего права существовали принципы и нормы, закреплявшие гарантии личной и имущественной неприкосновенности английских подданных. Наиболее известные и авторитетные среди них содержались в «Великой Хартии Вольностей» — в статуте, нормы которого считались неотъемлемой частью общего права. Э. Кук называл этот документ декларацией «главных оснований фундаментальных законов Англии».

Для того, чтобы общее право могло эффективно выполнять функцию защиты английских подданных от произвола государственной власти, необходимо было предотвратить такое вмешательство короля и парламента в сферу этого права, которое приводило бы к разрушению его основополагающих принципов и норм. Этой задаче и был призван служить созданный английскими правоведами миф о том, что общее право является по своей сущности обычным правом, что оно возникло до нормандского завоевания, а развивалось и функционировало исключительно благодаря усилиям профессиональных юристов, а не королей.

Конституционное значение общего права выражалось, таким образом, преимущественно в том, что его принципами и нормами очерчивалась сфера общественной жизни, в которую королевская власть вмешиваться не могла.

Любопытно, что границы такой сферы являлись в значительной степени неопределенными. Но эта их неопределенность имела свой смысл. Если бы все права и свободы английских подданных были четко определены, то королевская власть имела бы больше легальных возможностей для произвольных действий. Крепость, построенная на границе какого-либо государства, может быть в высшей степени неприступной, но это совсем не означает, что она надежно охраняет территорию этого государства. Для вторжения в его пределы совсем необязательно брать крепость штурмом, вполне возможно просто обойти ее стороной.

Извлечения. Томсинов В.А. ЮРИДИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ АНГЛИЙСКОЙ БУРЖУАЗНОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Начало революции. Дело графа Страффорда. Законодательная деятельность «Долгого парламента» в феврале-августе 1641 г.*

Начало английской буржуазной революции обычно датируется 3 ноября 1640 г. В действительности же ничего революционного в Англии в тот день не произошло. Единственным значимым событием, случившимся тогда в политической жизни английского общества, было открытие сессии нового Парламента. Но подобное событие происходило уже в пятый раз за все время правления Карла I и во второй раз в течение последнего года.

Факты свидетельствуют, что Парламент, созванный 3 ноября 1640 г., отличался от всех предыдущих парламентов большей враждебностью по отношению к королевскому правительству. В рассматриваемое время заметно усилилось недовольство политикой королевской власти и среди населения страны. Однако эти настроения в Парламенте и в обществе в целом не сопровождались намерениями произвести в радикальные, революционные перемены в общественном и государственном строе Англии.