Блок 9 настоящее искусство 2 глава

– (21)Помнишь, в нашем классе училась Лиза Ракитина, которая на север уехала? (22)Вот этой Лизке он и отправлял письма!

– (23)Не врёшь?

– (24)Верка, я своими глазами видела: город Норильск, улица, дом, и вот такими буквами – Е. Ракитиной!.. (25)Я специально подошла поближе, чтобы адрес прочитать! (26)Она уехала, а он, представь, страдает! (27)Вот завтра в классе посмеёмся!

– (28)Тебе его не жалко?

– (29)Хоть одну-то извилину надо иметь! (30)Кому нужны эти дурацкие тайны? – фыркнула Лисапета. – (31)И эта Лизка Ракитина тоже хороша! (32)Помню, как она собирала этих актёров, чьи фотографии из журнальчиков выстригала! (33)Мещанка!

– (34)Она совсем не мещанка. (35)Просто она плохо видит. (36)Сидит в кино, а видит одни пятна, и ей хотелось запомнить актёров… (37)Вот он и отправляет ей открытки любимых актёров... (38)А Лизка Ракитина больше не живёт в Норильске! (39)Опять переехала, а он, наверное, не знает.

(40)Лисапета вдруг явственно увидела, как толстые Жекины конверты, обклеенные марками, цепочкой движутся на север, к городу Норильску. (41)Летят, будто стая гусей. (42)Их сбивает ветром, и они теряются где-то в снегах, пропадают бесследно. (43)И ей почему-то стало очень жалко, что эти письма не дойдут до своего адресата... (По Э.Ю. Шиму)*

* Шим Эдуард Юрьевич (1930–2006) – русский советский писатель, драматург. Автор нескольких сборников рассказов для детей и взрослых.

 

 

Текст 3.2

(1)У Юры Хлопотова была самая большая и интересная коллекция марок в классе. (2)Из-за этой коллекции и отправился Валерка Снегирёв к своему однокласснику в гости.

(3)Когда Юра начал вытаскивать из массивного письменного стола огромные и почему-то пыльные альбомы, прямо над головами мальчишек раздался протяжный и жалобный вой...

– (4)Не обращай внимания! – махнул рукой Юрка, сосредоточенно ворочая альбомы. – (5)Собака у соседа!

– (6)Почему же она воет?

– (7)Откуда я знаю. (8)Она каждый день воет. (9)До пяти часов. (10)В пять перестаёт. (11)Мой папа говорит: если не умеешь ухаживать, не заводи собак...

(12)Взглянув на часы и махнув рукой Юре, Валерка в прихожей торопливо намотал шарф, надел пальто. (13)Выбежав на улицу, перевёл дух и нашёл на фасаде дома Юркины окна. (14)Три окна на девятом этаже над квартирой Хлопотовых были неуютно темны.

(15)Валерка, прислонившись плечом к холодному бетону фонарного столба, решил ждать, сколько понадобится. (16)И вот крайнее из окон тускло засветилось: включили свет, видимо, в прихожей...

(17)Дверь открылась сразу, но Валерка даже не успел увидеть, кто стоял на пороге, потому что откуда-то вдруг выскочил маленький коричневый клубок и, радостно визжа, бросился Валерке под ноги.

(18)Валерка почувствовал на своём лице влажные прикосновения тёплого собачьего языка: совсем крошечная собака, а прыгала так высоко! (19)Он протянул руки, подхватил собаку, и она уткнулась ему в шею, часто и преданно дыша.

– (20)Чудеса! – раздался густой, сразу заполнивший всё пространство лестничной клетки голос. (21)Голос принадлежал щуплому невысокому человеку.

– (22)Ты ко мне? (23)Странное, понимаешь, дело... (24)Янка с чужими... не особенно любезна. (25)А к тебе – вон как! (26)Заходи.

– (27)Я на минутку, по делу.

(28)Человек сразу стал серьёзным.

– (29)По делу? (30)Слушаю.

– (31)Собака ваша... Яна... (32)Воет целыми днями.

(33)Человек погрустнел.

– (34)Так... (35)Мешает, значит. (36)Тебя родители прислали?

– (37)Я просто хотел узнать, почему она воет. (38)Ей плохо, да?

– (39)Ты прав, ей плохо. (40)Янка привыкла днём гулять, а я на работе. (41)Вот приедет моя жена, и всё будет в порядке. (42)Но собаке ведь не объяснишь!

– (43)Я прихожу из школы в два часа... (44)Я бы мог гулять с ней после школы!

(45)Хозяин квартиры странно посмотрел на непрошеного гостя, затем вдруг подошёл к пыльной полке, протянул руку и достал ключ.

– (46)Держи.

(47)Пришло время удивляться Валерке.

– (48)Вы что же, любому незнакомому человеку ключ от квартиры доверяете?

– (49)Ох, извини, пожалуйста, – мужчина протянул руку. – (50)Давай знакомиться! (51)Молчанов Валерий Алексеевич, инженер.

– (52)Снегирёв Валерий, ученик 6-го «Б», – с достоинством ответил мальчишка.

– (53)Очень приятно! (54)Теперь порядок?

(55)Собаке Яне не хотелось спускаться на пол, а потом она бежала за Валеркой до самой двери.

– (56)Собаки не ошибаются, не ошибаются... – бурчал себе под нос инженер Молчанов.

(По В.К.Железникову)*

* Железников Владимир Карпович (род. в 1925 г.) – современный детский писатель, кинодраматург. Его произведения, посвящённые проблемам взросления, стали классикой отечественной детской литературы и переведены на многие языки мира.

Текст 3.3

– (1)Няня, где Жучка? – спрашивает Тёма.

– (2)Жучку в старый колодец бросил какой-то ирод, – отвечает няня. – (3)Весь день, говорят, визжала, сердечная...

(4)Мальчик с ужасом вслушивается в слова няни, и мысли роем теснятся в его голове. (5)У него мелькает масса планов, как спасти Жучку, он переходит от одного невероятного проекта к другому и незаметно для себя засыпает. (6)Он просыпается от какого-то толчка среди прерванного сна, в котором он всё вытаскивал Жучку, но она срывалась и вновь падала на дно колодца.

(7)Решив немедленно идти спасать свою любимицу, Тёма на цыпочках подходит к стеклянной двери и тихо, чтобы не произвести шума, выходит на террасу. (8)На дворе светает.

(9)Подбежав к отверстию колодца, он вполголоса зовёт:

– (10)Жучка, Жучка!

(11)Жучка, узнав голос хозяина, радостно и жалобно визжит.

– (12)Я сейчас тебя вызволю! – кричит он, точно собака понимает его.

(13)Фонарь и два шеста с перекладиной внизу, на которой лежала петля, начали медленно спускаться в колодец. (14)Но этот так хорошо обдуманный план неожиданно лопнул: как только приспособление достигло дна, собака сделала попытку схватиться за него, но, потеряв равновесие, свалилась в грязь.

(15)Мысль, что он ухудшил положение дела, что Жучку можно было ещё спасти и теперь он сам виноват в том, что она погибнет, заставляет Тёму решиться на выполнение второй части сна – самому спуститься в колодец. (16)Он привязывает верёвку к одной из стоек, поддерживающих перекладину, и лезет в колодец. (17)Он сознаёт только одно: времени терять нельзя ни секунды.

(18)На мгновенье в душу закрадывается страх, как бы не задохнуться, но он вспоминает, что Жучка сидит там уже целые сутки. (19)Это успокаивает его, и он спускается дальше.

(20)Жучка, опять усевшаяся на прежнее место, успокоилась и весёлым попискиванием выражает сочувствие безумному предприятию. (21)Это спокойствие и твёрдая уверенность Жучки передаются мальчику, и он благополучно достигает дна.

(22)Не теряя времени, Тёма обвязывает вожжами собаку, затем поспешно карабкается наверх. (23)Но подниматься труднее, чем спускаться! (24)Нужен воздух, нужны силы, а того и другого у Тёмы уже мало. (25)Страх охватывает его, но он подбадривает себя дрожащим от ужаса голосом:

– (26)Не надо бояться, не надо бояться! (27)Стыдно бояться! (28)Трусы только боятся! (29)Кто делает дурное – боится, а я дурного не делаю, я Жучку вытаскиваю, меня мама с папой за это похвалят.

(30)Тёма улыбается и снова спокойно ждёт прилива сил. (31)Таким образом, незаметно его голова высовывается наконец над верхним срубом колодца. (32)Сделав последнее усилие, он выбирается сам и вытаскивает Жучку. (33)Но теперь, когда дело сделано, силы быстро оставляют его, и он падает в обморок. (По Н. Гарину-Михайловскому)*

* Гарин-Михайловский Николай Георгиевич (1852 – 1906) – русский писатель. Самым известным его произведением стала повесть «Детство Тёмы», с которой он начал своё литературное творчество.

Текст 3.4

(1)По пути домой стало ду­мать­ся о ба­буш­ке. (2)Сей­час, со сто­ро­ны, она ка­за­лась такой сла­бой и оди­но­кой. (3)А тут ещё эти ночи в сле­зах, слов­но на­ка­за­ние. (4)И с какой, верно, тя­го­стью ждёт она ночи. (5)Все люди пе­ре­жи­ли горь­кое и за­бы­ли, а у бабы Дуни оно всплы­ва­ет в па­мя­ти снова и снова. (6)Про ба­буш­ку ду­мать было боль­но. (7)Но как по­мочь ей?

(8)Раз­ду­мы­вая, Гриша шёл не­то­роп­ли­во, и в душе его что-то теп­ле­ло и таяло, там что-то жгло и жгло.

(9)3а ужи­ном он выпил креп­кий чай, чтобы не смо­ри­ло. (10)Выпил чашку, дру­гую, го­то­вя себя к бес­сон­ной ночи.

(11)И при­ш­ла ночь. (12)По­ту­ши­ли свет. (13)Гриша не лёг, а сел в по­сте­ли, до­жи­да­ясь сво­е­го часа. (14)И вот когда, на­ко­нец, из ком­на­ты ба­буш­ки до­нес­лось ещё не­внят­ное бор­мо­та­ние, он под­нял­ся и пошёл. (15)Свет в кухне зажёг, встал возле кро­ва­ти, чув­ствуя, как охва­ты­ва­ет его не­воль­ная дрожь и серд­це за­ми­ра­ет в страш­ном пред­чув­ствии.

– (16)Кар­точ­ки! (17)Куда по­де­ва­лись хлеб­ные кар­точ­ки? (18)В синем пла­точ­ке. (19)Люди доб­рые! (20)Ре­бя­тиш­ки! (21)Домой приду, они есть по­про­сят! (22)Хле­бец дай, ма­муш­ка. (23)А ма­муш­ка ихняя!..

(24)Баба Дуня за­пну­лась, слов­но оше­ломлённая, и за­кри­ча­ла:

– (25)Люди доб­рые! (26)Не дайте по­ме­реть! (27)Пе­тя­ня! (28)Шура! (29)Та­еч­ка!

(30)Имена детей она слов­но вы­пе­ва­ла, тонко и бо­лез­нен­но, и слёзы, слёзы под­ка­ты­ва­ли.

(31)Гриша глу­бо­ко вздох­нул, чтобы крик­нуть гром­че, при­ка­зать,

и ба­буш­ка пе­ре­ста­нет пла­кать, и даже ногу при­под­нял – топ­нуть. (32)Чтобы уж на­вер­ня­ка.

– (33)Хлеб­ные кар­точ­ки, – в тяж­кой муке, со сле­за­ми вы­го­ва­ри­ва­ла баба Дуня.

(34)Серд­це маль­чи­ка об­ли­лось жа­ло­стью и болью. (35)3абыв об­ду­ман­ное, он опу­стил­ся на ко­ле­ни перед кро­ва­тью и стал убеж­дать, мягко, лас­ко­во:

– (36)Вот ваши кар­точ­ки, ба­ба­ня. (37)В синем пла­точ­ке, да? (38)Ваши в синем пла­точ­ке? (39)Это ваши, вы об­ро­ни­ли. (40)А я под­нял. (41)Вот ви­ди­те, возь­ми­те, – на­стой­чи­во по­вто­рял он. – (42)Все целые, бе­ри­те.

(43)Баба Дуня смолк­ла. (44)Ви­ди­мо, там, во сне, она всё слы­ша­ла и по­ни­ма­ла. (45)Не сразу при­шли слова. (46)«Мои, мои! (47)Пла­то­чек мой, синий. (48)Люди ска­жут. (49)Мои кар­точ­ки, я об­ро­ни­ла. (50)Спаси Хри­стос, доб­рый че­ло­век!»

(51)По го­ло­су её Гриша понял, что сей­час она за­пла­чет.

– (52)Не надо пла­кать, – гром­ко ска­зал он. – (53)Кар­точ­ки целые. (54)3ачем же пла­кать? (55)Возь­ми­те хлеба и не­си­те де­тиш­кам. (56)Не­си­те, по­ужи­най­те и ло­жи­тесь спать, – го­во­рил он, слов­но при­ка­зы­вал. – (57)И спите спо­кой­но. (58)Спите.

(59)Баба Дуня смолк­ла.

(60)Гриша по­до­ждал, при­слу­шал­ся к ров­но­му ба­буш­ки­но­му ды­ха­нию, под­нял­ся. (61)Его бил озноб. (62)Какой-то холод про­ни­зы­вал до ко­стей. (63)И нель­зя было со­греть­ся. (64)Печка была ещё тепла. (65)Он сидел у печки и пла­кал. (66)Слёзы ка­ти­лись и ка­ти­лись. (67)Они шли от серд­ца, по­то­му что серд­це бо­ле­ло и ныло, жалея бабу Дуню и кого-то ещё. (68)Он не спал, но на­хо­дил­ся в стран­ном за­бы­тьи, слов­но в годах далёких, иных, и в жизни чужой, и ви­де­лось ему там, в этой жизни, такое горь­кое, такая беда и пе­чаль, что он не мог не пла­кать. (69)Он пла­кал, вы­ти­рая слёзы ку­ла­ком.

 

 

(По Б. Еки­мо­ву) *

 

 

* Еки­мов Борис Пет­ро­вич (род. в 1938) – рус­ский со­вет­ский пуб­ли­цист

и про­за­ик.

 

Текст 3.5

(1)Сколь­ко ма­лень­кий Коля пом­нил себя в войну, он все­гда был го­лод­ным. (2)Чер­но­во­ло­сый, взъеро­шен­ный, с про­сту­па­ю­щи­ми рёбрыш­ка­ми, он был похож на ма­лень­ко­го ис­ху­да­ло­го вол­чон­ка, и его вва­лив­ши­е­ся глаза по­сто­ян­но ис­ка­ли до­бы­чу.

(3)Когда война под­хо­ди­ла к концу, мать по­се­я­ла на ого­ро­де по­лос­ку пше­ни­цы. (4)Со­брав пер­вый уро­жай, ба­буш­ка на ра­до­стях ис­пек­ла два коржа ве­ли­чи­ной с под­сол­нух. (5)Коржи были па­ху­чие, ру­мя­ные. (6)Они све­ти­лись, как два ма­лень­ких по­со­лен­ных солн­ца.

(7)Маль­чик сидел перед сто­лом, ждал, когда ж его уго­стят, и вды­хал в себя тёплый дух испечённого хлеба. (8)На­ко­нец ба­буш­ка по­до­шла к нему и ска­за­ла:

– (9)От­ве­дай, вну­чок, моего коржа.

(10)Ко­роч­ка об­жи­га­ла губы, соль по­щи­пы­ва­ла язык, нозд­ри раз­ду­ва­лись, боясь упу­стить то­ли­ку вкус­но­го за­па­ха. (11)Корж таял

с не­удер­жи­мой силой, и вско­ре его не стало...

(12)Коля тя­же­ло вздох­нул. (13)А вто­рой корж, ру­мя­ный, целёхонь­кий, лежал на столе и при­зыв­но улы­бал­ся всей своей ро­жи­цей.

– (14)От­не­си этот корж деду, – ска­за­ла ба­буш­ка.

(15)Дед был очень ста­рым и жил на па­се­ке. (16)Домой он при­хо­дил в те ред­кие дни, когда на ого­ро­де то­пи­ли про­копчённую, по­ко­сив­шу­ю­ся бань­ку.

(17)Дед сидел перед пче­ли­ным во­до­по­ем – перед же­лоб­ком, по ко­то­ро­му текла вода. (18)Пчёлы об­ле­пи­ли же­ло­бок и пили, опус­кая хо­бот­ки в про­хлад­ную воду. (19)Дед под­став­лял руку, и вода сте­ка­ла ему в ла­донь. (20)Он пил эту слад­ко­ва­тую пче­ли­ную воду.

(21)Дед не стал есть го­сти­нец, а отнёс его в шалаш. (22)До чего же он жад­ный, этот дед! (23)Со­всем, видно, оди­чал со сво­и­ми пчёлами. (24)Он спе­ци­аль­но спря­тал корж, чтобы не де­лить­ся и потом спо­кой­но же­вать его, макая в лип­кий гре­чиш­ный мёд.

(25)Коля со­брал­ся ухо­дить. (26)В по­след­нюю ми­ну­ту, когда дед про­тя­нул ко­том­ку с гряз­ным бельём, Коля чуть не по­про­сил у деда ку­со­чек коржа, но сумел по­бо­роть ми­нут­ную сла­бость.

(27)Он шёл не спеша, раз­ма­хи­вая ко­том­кой, и думал о том, что, когда кон­чит­ся война, в доме будет много хлеба и он будет есть коржи утром, в обед и ве­че­ром.

(28)Дома он сунул ба­буш­ке ко­том­ку и бурк­нул:

– (29)Дед велел про­стир­нуть!

(30)Ба­буш­ка молча при­ня­лась вы­кла­ды­вать на лавку де­душ­ки­но бе­льиш­ко. (31)На дне ко­том­ки ока­за­лась чи­стая тря­пи­ца, за­вя­зан­ная узлом, в ко­то­рой лежал корж. (32)Она ни­че­го не ска­за­ла и по­ло­жи­ла не­ждан­ный го­сти­нец перед вну­ком.

(33)Ра­дост­ный огонёк вспых­нул в его гла­зах. (34)Он про­гло­тил слюну, пред­вку­шая уго­ще­ние, и про­тя­нул руку к коржу. (35)Но какое-то не­зна­ко­мое чув­ство удер­жа­ло его руку. (36)Это чув­ство ока­за­лось силь­нее го­ло­да, важ­нее хлеба.

(37)Коля сполз со ска­мей­ки и пошёл прочь... (38)Но через не­ко­то­рое время он вер­нул­ся, взял со стола остыв­ший корж, ак­ку­рат­но за­вер­нул его в чи­стую тря­пи­цу и по­ло­жил в де­душ­кин сун­дук, где ле­жа­ли ста­рые са­по­ги, мешок с са­мо­са­дом и штык, при­везённый с про­шлой войны.

(По Ю.Я. Яко­вле­ву) *

 

* Яко­влев Юрий Яко­вле­вич (1923–1996) – со­вет­ский пи­са­тель и сце­на­рист, автор книг для под­рост­ков и юно­ше­ства, сце­на­ри­ев иг­ро­вых и ани­ма­ци­он­ных филь­мов.

 

 

Текст 3.6

(1)Ста­лин­град без­жа­лост­но бом­би­ли день и ночь.

 

(2)В один из дней Чу­я­но­ву по­зво­нил Во­ро­нин.

 

– (3)Беда! – со­об­щил он. – (4)Утром один гад из об­ла­ков вы­вер­нул­ся

и сва­лил фу­гас­ку в пол­тон­ны прямо... прямо на завод, где, сам зна­ешь, сколь­ко на­ро­ду со­бра­лось.

 

(5)Уби­тых по­хо­ро­ни­ли, ра­не­ных раз­вез­ли по боль­ни­цам, но в мёртвом зда­нии за­во­да оста­лась де­вуш­ка – Нина Пет­ру­ни­на. (6)Жива! (7)Но вы­та­щить её нет сил. (8)Ей ноги сте­ной при­да­ви­ло, а стена едва дер­жит­ся. (9)Ка­жет­ся, чуть дохни на неё – и разом об­ру­шит­ся. (10)Сем­на­дцать лет. (11)Жить хо­чет­ся. (12)Кра­си­вая... уж боль­но девка-то кра­си­вая!

 

– (13)Спа­сти надо! – крик­нул Чу­я­нов. – (14)Во что бы то ни стало. (15)Я сам при­еду. (16)Сей­час же.

 

(17)Люди тогда уже при­вык­ли к смер­ти, и, ка­за­лось бы, что им ещё одна? (18)Но город взбур­лил, имя Нины стало из­вест­но всем, а рав­но­душ­ных не было. (19)Всюду, куда ни приди, слы­ша­лось:

 

– (20)Ну как там наша Нина? (21)Спа­сут ли... вот горе!

 

(22)Разве так не бы­ва­ет, что судь­ба од­но­го че­ло­ве­ка, до­се­ле ни­ко­му не из­вест­но­го, вдруг ста­но­вит­ся сре­до­то­чи­ем все­об­ще­го со­стра­да­ния, и мно­же­ство людей оза­бо­чен­но сле­дят за чужой судь­бой, ко­то­рая их вол­ну­ет и в ко­то­рой под­час вы­ра­же­на судь­ба мно­гих.

 

(23)Чу­я­нов при­е­хал. (24)Во­ро­нин ещё из­да­ли крик­нул ему:

 

– (25)Не под­хо­ди близ­ко! (26)Стена вот-вот рух­нет...

 

(27)Нина Пет­ру­ни­на ле­жа­ла спо­кой­но, и Чу­я­нов до конца жизни не забыл её пре­крас­но­го лица, веера её зо­ло­ти­стых волос, а ноги де­вуш­ки, уже раз­дроб­лен­ные, по­ко­и­лись под гро­мад­ной и мно­го­тон­ной мас­сой по­лу­раз­ру­шен­ной за­вод­ской стены, ко­то­рая едва-едва дер­жа­лась. (28)Здесь же си­де­ла и мать Нины.

 

(29)Чу­я­нов лишь паль­ца­ми кос­нул­ся её плеча, ска­зал:

 

– (30)Сей­час при­едут... укол сде­ла­ют, чтобы не му­чи­лась.

 

(31)Нину кор­ми­ли, всё время де­ла­ли ей бо­ле­уто­ля­ю­щие уколы, и время от вре­ме­ни она спра­ши­ва­ла:

 

– (32)Когда же, ну когда вы меня спасёте?..

(33)Яви­лись доб­ро­воль­цы – сол­да­ты из гар­ни­зо­на.

– (34)Ре­бя­та, – ска­зал им Чу­я­нов, – как хо­ти­те, а де­ва­ху надо вы­та­щить. (35)Ор­де­нов вам не по­су­лю, но обе­дать в сто­ло­вой об­ко­ма бу­де­те... (36)Вы­ру­чай­те!

(37)Лучше мне не ска­зать, чем ска­за­ли оче­вид­цы: «Шесть дней про­дол­жа­лась смер­тель­но опас­ная ра­бо­та. (38)Бойцы осто­рож­но вы­би­ва­ли из стены кир­пи­чик за кир­пи­чи­ком и тут же на место каж­до­го вы­би­то­го кир­пи­ча ста­ви­ли под­пор­ки». (39)Кир­пич за кир­пи­чом – укол за уко­лом. (40)На­ко­нец Нину из­влек­ли из-под раз­ру­шен­ной стены.

(41)На­вер­ное, ска­за­лось дав­нее и при­род­ное свой­ство рус­ских людей – со­пе­ре­жи­вать и со­стра­дать чу­жо­му горю; это пре­крас­ное ка­че­ство рус­ско­го на­ро­да, ныне почти уте­рян­ное и раз­ба­за­рен­ное в его мас­со­вом эго­из­ме. (42)Тогда это ка­че­ство было ещё живо, и оно не раз со­гре­ва­ло люд­ские души... (43)По­ду­май­те: ведь эти сол­да­ты-доб­ро­воль­цы из ста­лин­град­ско­го гар­ни­зо­на по­ни­ма­ли, что, спа­сая Нину, каж­дую се­кун­ду могли быть по­гребёнными вме­сте с нею под об­ва­лом стены!

 

(По В. Пи­ку­лю) *

 

* Пи­куль Ва­лен­тин Сав­вич (1928–1990) – со­вет­ский пи­са­тель, автор мно­го­чис­лен­ных ху­до­же­ствен­ных про­из­ве­де­ний.

Текст 3.7

(1)Утро ды­ша­ло све­же­стью. (2)Над рекой висел про­зрач­ный туман, но сол­неч­ные лучи уже зо­ло­ти­ли тихую гладь. (3)Под­ни­мав­ший­ся берег по­кры­ва­ла изу­мруд­ная трава, ис­пещрённая бес­чис­лен­ны­ми ис­кор­ка­ми росы. (4)Воз­дух, на­сы­щен­ный пря­ны­ми аро­ма­та­ми диких цве­тов, за­стыл. (5)Тихо – лишь в за­рос­лях ка­мы­ша у самой воды ко­ло­коль­ца­ми зве­не­ли ко­ма­ры. (6)Ва­дим­ка сидел на бе­ре­гу и смот­рел, как ста­рый то­поль ро­ня­ет бе­ло­снеж­ные, кру­жа­щи­е­ся в за­стыв­шем воз­ду­хе пу­шин­ки и как они бе­лы­ми ко­раб­ли­ка­ми плы­вут по реке. (7)Тон­кое по­ску­ли­ва­ние на­ру­ши­ло спо­кой­ствие утра.

 

(8)Маль­чик вздрог­нул – вспом­нил, зачем пришёл сюда. (9)Слёзы под­сту­пи­ли к горлу, стали ду­шить, но он сдер­жал­ся – не за­пла­кал.

 

(10)Вчера още­ни­лась Жучка: при­нес­ла чет­ве­рых. (11)Мать уви­де­ла Жуч­кин живот и давай при­чи­тать на всю де­рев­ню! (12)«Не угля­дел! (13)Сколь­ко раз го­во­ри­ла: не пус­кай со­ба­ку со двора! (14)Что при­ка­жешь

с ними де­лать?»

 

(15)Ви­но­ват Ва­дим­ка. (16)И спрос те­перь с него. (17)Мать при­ка­за­ла

к ве­че­ру от щенят из­ба­вить­ся – уто­пить. (18)Легко ска­зать, а вот по­про­буй, ис­пол­ни... (19)Они хоть ма­лень­кие, сле­пые, а живые су­ще­ства!

 

(20)Пред­ста­вить, как Жуч­ки­ных щенят то­пить будет, Ва­дим­ка не мог. (21)Ка­за­лось, чего проще: оставь мешок у воды – река сама сде­ла­ет своё дело – и гуляй без хло­пот и забот...

 

(22)Ва­дим­ка так не сумел бы. (23)Раз­ма­зы­вая гряз­ны­ми ла­до­ня­ми слёзы, утёр лицо, сло­жил щенят об­рат­но и ре­ши­тель­но на­пра­вил­ся в де­рев­ню.

 

(24)У сель­по в ожи­да­нии утрен­не­го хлеба тол­пил­ся народ – всё боль­ше жен­щи­ны. (25)Уви­дав зна­ко­мое лицо, Ва­дим­ка подошёл к кры­леч­ку.

 

– (26)Здрав­ствуй­те, тётя Маша, – за­ли­ва­ясь крас­кой, об­ра­тил­ся

к до­род­ной жен­щи­не.

 

– (27)Здо­ро­во! (28)Чего в мешке? – сразу за­ин­те­ре­со­ва­лась лю­бо­пыт­ная тётя Маша.

 

– (29)Сей­час по­ка­жу! – за­су­е­тил­ся Ва­дим­ка. – (30)Щенки Жуч­ки­ны. (31)Может, возьмёте?

– (32)Разве щенки? (33)Кры­ся­та какие-то, – сост­ри­ла жен­щи­на. (34)Со­брав­ши­е­ся во­круг прыс­ну­ли.

– (35)Ма­лень­кие ещё – вчера ро­ди­лись...

– (36)Раз вчера, то неси-ка их к мамке. (37)Вона раз­ре­ве­лись – жрать хотят.

– (38)Не могу. (39)Мать за­пре­ти­ла с ними домой воз­вра­щать­ся... (40)Может, всё-таки возьмёте?

(41)Но жен­щи­ны, по­те­ряв к мешку ин­те­рес, одна за дру­гой рас­хо­ди­лись. (42)Сель­по от­кры­ли, и тётя Маша де­ло­ви­то на­пра­ви­лась к две­рям. (43)Вздох­нув, маль­чик уныло поплёлся прочь.

– (44)Вадик, по­стой!

(45)Ва­дим­ка обер­нул­ся: Ни­ко­лай Его­рыч – кол­хоз­ный ве­те­ри­нар, дав­ний при­я­тель отца.

– (46)Ты вот что, сту­пай к деду Бо­ри­су – охот­ни­ку. (47)У него Силь­ва, между про­чим, още­ни­лась, во­семь штук при­нес­ла. (48)Может, возьмёт ста­рик твоих-то.

(49)Окрылённый, мчал­ся Ва­дим­ка к дому охот­ни­ка...

 

(По А. Ни­коль­ской) *

 

* Ни­коль­ская Анна (род. в 1979 г.) – со­вре­мен­ная рос­сий­ская дет­ская пи­са­тель­ни­ца.

Текст 3.8

(1)Федя учил­ся в новой школе. (2)Его ста­рый дом пошёл на слом, а там, во дворе, оста­лась его го­лу­бят­ня.

 

(3)Что-то за­мкну­лось в Фёдоре. (4)Пусто было в го­ло­ве. (5)На уро­ках, когда его под­ни­ма­ли, он вста­вал, рас­те­рян­ный, не зна­ю­щий, что ска­зать, и ре­бя­та уже на­ча­ли по­хи­хи­ки­вать над ним, тут же при­ду­мав клич­ку Угрюм Бур­че­ев. (6)Но Фёдор, ка­за­лось, и этого не слы­шал. (7)Тело его как будто по­те­ря­ло спо­соб­ность ощу­щать, а душа – чув­ство­вать. (8)После уро­ков он са­дил­ся в ав­то­бус и ехал в ста­рый район.

 

(9)В один из таких при­ез­дов экс­ка­ва­тор­щик, гру­зив­ший ще­бень в са­мо­свал, крик­нул Фёдору:

 

– (10)Эй, па­рень! Уби­рай свою го­лу­бят­ню! (11)Зав­тра будем рыть кот­ло­ван.

 

(12)Фёдор оне­ме­ло смот­рел на раз­ва­ли­ны де­ре­вян­но­го дома. (13)Вот и всё. (14)Даже го­лу­бей не будет. (15)Он стал вы­пус­кать при­ручённых птиц, но не так, как все­гда: брал каж­до­го го­лу­бя, гла­дил по го­лов­ке и бро­сал квер­ху. (16)Птицы хло­па­ли кры­лья­ми, рва­лись вы­ле­теть стаей, как им было при­выч­но, но он пус­кал их по­оди­ноч­ке, про­ща­ясь с каж­дым.

 

(17)Птицы но­си­лись в про­зрач­ном осен­нем небе, а Фёдор мед­лен­но и де­ло­ви­то со­би­рал струж­ку. (18)Она про­сох­ла за ясные и сухие дни, ко­ло­лась, шур­ша­ла в руках, из­да­вая мяг­кий запах де­ре­ва.

(19)Стало тем­неть, а в тем­но­те го­лу­би сами воз­вра­ща­ют­ся к го­лу­бят­не, но в этот раз не долж­ны вер­нуть­ся.

(20)Фёдор под­нял­ся на­верх, огля­дел ста­рый посёлок. (21)Его уже не было. (22)Не­сколь­ко ба­ра­ков ко­со­бо­чи­лись по краям огром­ной чёрной пло­ща­ди. (23)Там, где жили люди. (24)Где была пыль­ная до­ро­га. (25)Толь­ко го­лу­бят­ня оста­лась.

(26)Маль­чик за­хлоп­нул крыш­ку го­лу­бят­ни, мед­лен­но чирк­нул спич­кой, поднёс её к куче струж­ки и спу­стил­ся с го­лу­бят­ни.

(27)Пламя рва­ну­лось вверх мет­ро­вым язы­ком, сразу за­тре­ща­ли пе­ре­го­род­ки и сухие брёвна.

(28)Фёдор под­нял го­ло­ву: го­лу­би но­си­лись как ни в чём не бы­ва­ло.

(29)Он по­вер­нул­ся и по­бе­жал.

(30)На­ро­ду на оста­нов­ке было не­мно­го, но он полез без оче­ре­ди, не видя ни­ко­го. (31)Стоя на зад­ней пло­щад­ке и при­жав­шись лбом к стек­лу, он ста­рал­ся смот­реть на серый и спо­кой­ный ас­фальт. (32)Но не удер­жал­ся. (33)По­ми­мо его воли, глаза по­смот­ре­ли в небо. (34)Го­лу­би кру­жи­лись, не по­до­зре­вая беды. (35)И Фёдор не вы­дер­жал – бро­сил­ся к двери, стал ко­ло­тить как су­ма­сшед­ший.

– (36)Во­ди­тель, – за­кри­чал кто-то, – оста­но­вись, маль­чик оста­нов­ку про­пу­стил!

(37)Трол­лей­бус по­слуш­но при­тор­мо­зил, дверь с ши­пе­ни­ем рас­пах­ну­лась, Фёдор вы­прыг­нул, за­це­пив­шись ногой за по­ро­жек, грох­нул­ся на до­ро­гу и уда­рил­ся ко­ле­ном. (38)Ост­рая боль прон­зи­ла его, и он слов­но оч­нул­ся.

(39)Го­лу­би! (40)Разве их можно бро­сать? (41)Разве он имел такое право? (42)Кто-то там ска­зал, какой-то муд­рец: мы от­ве­ча­ем за тех, кого при­ру­чи­ли. (43)Он от­ве­ча­ет за го­лу­бей.

(44)Фёдор под­бе­жал к го­лу­бят­не, объ­ятой вы­со­ким пла­ме­нем. (45)По­вис­ли плот­ные су­мер­ки, и во мраке, возле пля­шу­щих язы­ков огня, ме­та­лись мол­ча­ли­вы­ми те­ня­ми обе­зу­мев­шие го­лу­би.

(46)Фёдор молча под­нял руки. (47)Его фи­гу­ра от­бра­сы­ва­ла на землю огром­ную тень, он за­ме­тил её, обер­нув­шись, и сила вли­лась в него – он по­ка­зал­ся себе боль­шим и силь­ным. (48)Го­лу­би узна­ли его, за­тре­пе­та­ли над го­ло­вой, са­ди­лись ему на плечи, он брал их, вор­ку­ю­щих, встре­во­жен­ных, и пря­тал под курт­ку, за па­зу­ху.

(По А. Ли­ха­но­ву) *

 

* Ли­ха­нов Аль­берт Ана­то­лье­вич (род. в 1935 г.) – со­вре­мен­ный дет­ский и юно­ше­ский пи­са­тель, жур­на­лист и об­ще­ствен­ный де­я­тель..

Текст 3.9

(1)Прошло много лет после того, как я уехал из деревни своего детства. (2)Мне хотелось попасть туда, потому что страна детства лежит в необыкновенно звонкой и тихой местности. (3)Где бы я ни был, но никогда я не видел такого неба, таких прозрачных рассветов, когда проснёшься и вдруг замрёшь от боли, что ты проспал что-то очень важное, и хочется вскочить
и бежать за зубчатые горы, узнать, что лежит за ними.

(4)И вот случилось так, что судьба забросила меня в страну моего детства. (5)Здесь ничего не изменилось. (6)Я обошёл знакомые мне места, с радостью узнавая их. (7)Вдруг остановился: навстречу мне шёл Шарик – мой Шарик! (8)Я давно забыл о нём, а он вот ковыляет по-стариковски мне навстречу и всё ещё не видит меня. (9)Я вспомнил, как мы делили с ним наши горькие дни, ведь он был единственным моим другом, как он провожал меня до бетонной дороги, не подозревая, что я уезжаю навсегда. (10)Он стал совсем седым и старым.

– (11)Шарик! – окликнул я его дрогнувшим голосом.

(12)Он вздрогнул, испуганно остановился, но тут же отвернулся
и свернул с тропы.

– (13)Шарик!

(14)Но он даже не оглянулся. (15)Я видел, что он узнал меня, но не хотел узнавать человека, которого считал лучшим другом, который предал его, бросив на произвол судьбы. (16)Эта встреча была неприятна ему…

(17)Мне было стыдно. (18)Весь следующий день я думал о Шарике, пытался убедить себя, что не очень виноват в случившемся: куда я мог его тогда взять, ведь я сам не знал, куда мне приткнуться. (19)Но он ведь был твоим лучшим другом! (20)И разве есть ему дело до таких тонкостей?!

(21)А потом я встретил одноклассника. (22)Он рассказал мне, что Шарик очень скучал после моего отъезда, всё искал меня, бегал на дорогу, выл по ночам…

(23)Я ходил по деревне в надежде встретить Шарика, но он, завидев меня, из последних своих старческих сил убегал от меня. (24)Но потом заскулил, лёг и закрыл глаза.

– (25)Шарик! – я припал лицом к его холодной морде. – (26)Ну, прости меня, прости! – я гладил его седую, всю в репьях голову.

(27)…На следующий день я уезжал. (28)За остановкой я увидел Шарика: он тайком пришёл проститься. (29)Я бросился рядом с ним на землю и вдруг неожиданно для себя заплакал. (30)Шарик стал лизать мои руки, щёки, в нём неожиданно появилось что-то из давних лет – из детства.

– (31)Ну ладно, старина, прощай. (32)Прости меня за всё, если сможешь.

(33)Глаза его сразу потускнели, словно в них бросили горсть золы, но он пересилил себя, понимающе вильнул поникшим хвостом, словно хотел улыбнуться, но улыбки не получилось.

(34)Автобус тронулся. (35)Старый и седой, Шарик сидел в клубах дорожной пыли и угрюмо смотрел в землю…

– (36)Стой! (37)Тормози!

(38)Водитель, недовольный, остановил автобус, и я, видя только счастливые глаза Шарика и уже не поникший хвост, выскочил на пыльную просёлочную дорогу. (39)Выскочил, чтобы уже больше никогда не расставаться с самым преданным в моей жизни другом…

(По М.А. Чванову*)

* Михаил Андреевич Чванов (род. в 1944 г.) – русский писатель, публицист, директор мемориального дома-музея С.Т. Аксакова.

 

 

Текст 3.10

(1)Метрах в пяти от огромного офисного здания на обледенелом грязном асфальте стояла на трёх ногах худая бездомная собака со слезящимися глазами и кого-то высматривала в дверях. (2)Больная нога, видимо, мёрзла, и собака, прижимая её к животу, невольно приседала.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: