Блок 9 настоящее искусство 7 глава

(По М.Г. Львов­ско­му) *

 

* Львов­ский Ми­ха­ил Гри­го­рье­вич (1919–1994) – рос­сий­ский со­вет­ский поэт-пе­сен­ник, дра­ма­тург, сце­на­рист.

Текст 7.5

(1)Мо­дель атома с се­реб­ри­стым ядром и укреплёнными на про­во­лоч­ных ор­би­тах элек­тро­на­ми сто­я­ла на по­ко­сив­шей­ся полке, ко­то­рую под­дер­жи­ва­ла Зи­ноч­ка Крюч­ко­ва, очень ма­лень­кая и очень гор­дая де­воч­ка с ост­рым ли­чи­ком. (2)Во­круг на фоне стек­лян­ных шка­фов, схем и таб­лиц фи­зи­че­ско­го ка­би­не­та ки­пе­ла бур­ная жизнь.

– (3)Ну что, так никто и не по­мо­жет гвоздь за­бить? – воз­му­ща­лась Галя Виш­ня­ко­ва, самая кра­си­вая де­воч­ка школы. (4)Она вме­сте с Зи­ноч­кой никак не могла спра­вить­ся с пол­кой. – (5)Маль­чи­ки, я уже себе все паль­цы от­шиб­ла.

(6)Лёша очень ловко забил бы этот гвоздь. (7)Не ве­ли­кий по­двиг, а всё же было бы как-то легче: все­об­щее при­зна­ние могло из­ба­вить его от горь­ко­го чув­ства оди­но­че­ства. (8)Но как толь­ко он подошёл к де­воч­кам, как у Гали опять по­яви­лось стрем­ле­ние к са­мо­сто­я­тель­но­сти. (9)Она явно ждала чего-то иного. (10)И до­жда­лась. (11)Мо­ло­ток пе­ре­хва­тил строй­ный ги­гант

в тре­ни­ро­воч­ных брю­ках – Вах­танг.

(12)Зи­ноч­ка по­жа­ле­ла Лёшу.

– (13)Пус­кай этот тип прибьёт, – чтобы уте­шить Лёшу, Зи­ноч­ка

пре­не­бре­жи­тель­но кив­ну­ла на Вах­тан­га, – он выше ро­стом.

(14)Лёша пе­чаль­но смот­рел, как Вах­танг, сде­лав не­сколь­ко

«раз­ми­ноч­ных» дви­же­ний, са­да­нул мо­лот­ком мимо гвоз­дя и за­пры­гал, дуя на

ушиб­лен­ные паль­цы. (15)Забыв про Лёшу, де­воч­ки бла­го­склон­но за­сме­я­лись: Вах­тан­гу про­ща­лось всё.

(16)Лёша отошёл от них с пре­зри­тель­ным же­стом: «Эта ваша полка мне по пояс». (17)Но жест не помог: горь­кое чув­ство не про­хо­ди­ло.

(18)И вдруг в луче света, па­дав­ше­го из окна, Лёша уви­дел но­вень­кую. (19)Из не­при­мет­ной де­воч­ки она те­перь пре­вра­ти­лась в самую за­мет­ную. (20)В очках, шо­ко­лад­но-ко­рич­не­вая от юж­но­го за­га­ра, де­воч­ка так

улыб­ну­лась ему, что он даже огля­дел­ся по сто­ро­нам.

(21)Но ни­ко­го дру­го­го, кому могла пред­на­зна­чать­ся эта улыб­ка,

по­бли­зо­сти не ока­за­лось.

– (22)Тебя Лёшей зовут? – спро­си­ла де­воч­ка, и Лёша понял, что она давно уже на­блю­да­ла за ним.

(23)Лёша от­ве­тил не сразу, по­то­му что в таких слу­ча­ях, как из­вест­но,

не­ви­ди­мый дирижёр даёт знак не­ви­ди­мым скрип­кам, а всту­пить в зву­ча­щий

ор­кестр не­лег­ко не­при­выч­но­му че­ло­ве­ку.

– (24)За­пом­ни­ла, – осто­рож­но ска­зал Лёша и, ка­жет­ся, ни­че­го не ис­пор­тил.

– (25)По­то­му что как раз про Клеро читаю, а его звали Алек­сис.

– (26)А ты Женя Ка­рет­ни­ко­ва, из Крас­но­да­ра, – от­ве­тил Лёша, опа­са­ясь, как бы раз­го­вор не за­стрял на не­ве­до­мом Алек­си­се.

– (27)За­пом­нил, – ска­за­ла Женя.

(28)По­сте­пен­но Лёша понял, что ор­кестр ис­пол­ня­ет не такую уж

труд­ную ме­ло­дию, что в ней воз­мож­ны не­ко­то­рые воль­но­сти и что он, Лёша,

тоже впол­не на уров­не.

– (29)А по­че­му ты на уро­ках всё время в окно смот­ришь? – спро­си­ла Женя и по­до­шла к Лёши­но­му окну. – (30)Что ты там уви­дел?

(31)Лёша встал с Женей рядом.

(32)Из окна им был виден боль­шой от­кры­тый па­ви­льон «Фрук­ты –овощи», рас­по­ло­жив­ший­ся на дру­гой сто­ро­не улицы. (33)Рядом от­ра­жа­ла осле­пи­тель­ную си­не­ву осен­не­го неба стек­лян­ная те­ле­фон­ная будка.

– (34)А на уро­ках надо обя­за­тель­но слу­шать, что го­во­рят учи­те­ля? – спро­сил Лёша с иро­ни­ей, ко­то­рую ему ещё ни разу не уда­ва­лось про­де­мон­стри­ро­вать ни перед одной де­воч­кой.

– (35)Если не при­ду­мал что-ни­будь но­вень­кое вме­сто: «Я учил, но забыл».

(36)Лёша за­сме­ял­ся.

– (37)Эти слова надо вы­сечь в мра­мо­ре, – ска­зал он.

– (38)Ты мо­жешь... за мой стол... (39)Я тоже одна сижу, – пред­ло­жи­ла Женя.

(По М. Львов­ско­му) *

 

* Ми­ха­ил Гри­го­рье­вич Львов­ский (1919–1994) – рус­ский со­вет­ский поэт-пе­сен­ник, дра­ма­тург, сце­на­рист.

Текст 7.6

(1)А было это давно, Оля тогда в школе учи­лась. (2)Чтобы хо­ро­шо учить­ся, до глу­бо­кой ночи за уро­ка­ми си­де­ла. (3)Ещё очень лю­би­ла Оля книж­ки чи­тать, жаль, что вре­ме­ни на них почти не оста­ва­лось. (4)Утром вста­ва­ла рано, до свету, – курам за­дать корма, то да сё, потом млад­ших бу­ди­ла, в школу со­би­ра­ла. (5)А там уроки да пе­ре­ме­ны. (6)И Сашка Ко­чет­ков, пер­вый не то что в клас­се, а в школе ша­ло­пай, за­во­ди­ла

и не­по­се­да. (7)Вечно с двой­ки на трой­ку пе­ре­би­вал­ся, а к стар­шим клас­сам вдруг осте­пе­нил­ся, взял­ся за ум – решил, что после школы в Моск­ву по­едет, в ин­сти­тут будет по­сту­пать. (8)Все сме­я­лись и под­тру­ни­ва­ли над ним, а Оля была уве­ре­на: он сво­е­го добьётся. (9)Она ве­ри­ла в него, как ни в кого.

(10)С пя­то­го клас­са по нему сохла. (11)Вроде бы не было в нём ни­че­го не­обыч­но­го – ху­день­кий, свет­ло-русый, нос с гор­бин­кой, а взгляд такой твёрдый, ре­ши­тель­ный…

 

(12)Пять лет Оля дер­жа­ла внут­ри это чув­ство, ста­ра­ясь ничем не вы­дать себя. (13)Как сред­нюю школу окон­чи­ли, так боль­ше по­ло­ви­ны од­но­класс­ни­ков разъ­е­ха­лись кто куда, а он до по­след­не­го клас­са учил­ся, бе­ре­дил ей душу. (14)Нра­ви­лось ей в нём всё: му­же­ствен­ность какая-то, ещё лёгкость к жизни, весёлость. (15)Оля-то де­воч­ка за­мкну­тая, чрез­мер­но серьёзная. (16)Не умела она на пуб­ли­ке вы­сту­пать, вперёд ни­ко­гда не лезла, пред­по­чи­та­ла скром­ное место в по­след­нем ряду. (17)А Сашка не такой – он при­коль­ный, смеш­ной. (18)Анек­до­ты рас­ска­зы­вал так, что все до колик хо­хо­та­ли, в са­мо­де­я­тель­но­сти участ­во­вал, где ему все­гда глав­ные роли да­ва­ли. (19)По­то­му и ре­шил­ся в те­ат­раль­ный по­сту­пать.

 

(20)А как он её один раз за­щи­тил! (21)Был у них в клас­се такой Лёшка Иг­на­тьев, вы­со­кий, туч­ный, злой на всех. (22)Мало кто с ним об­щал­ся,

и во­об­ще никто не дру­жил. (23)А он, од­на­ко, всё ста­рал­ся об­ра­тить на себя вни­ма­ние, да не по­лу­ча­лось. (24)Даже за одной пар­той сидел с ней, Оль­кой, ко­то­рую по фа­ми­лии толь­ко и знал и ни­ко­гда, кроме до­маш­не­го за­да­ния по рус­ско­му, ни о чём не спра­ши­вал.(25)Вот как-то у кого-то день рож­де­ния был, и раз­да­ли всем по кон­фе­те. (26)Оля ещё и раз­вер­нуть своё уго­ще­ние

не успе­ла, как по­чув­ство­ва­ла силь­ную боль в за­тыл­ке – это Лёшка её ку­ла­чи­щем огрел, а он у него – будь здо­ров. (27)Уда­рил и ото­брал кон­фе­ту. (28)Слёзы хлы­ну­ли по­то­ком, и от боли, и от обиды. (29)Уж каким Лёшка

ни был порой гру­бым и наг­лым, но та­ко­го она от него не ожи­да­ла. (30)Уткну­лась Оля мок­ры­ми ще­ка­ми в ла­до­ни и ти­хонь­ко всхли­пы­ва­ла, боясь при­влечь к себе вни­ма­ние. (31)Хо­ро­шо, пе­ре­ме­на – в клас­се суета, шум, гам. (32)Не лю­би­ла она скан­да­лов, да и во­об­ще, со­вест­но по­ка­зать­ся рёвой перед всеми, боль­шие ведь уже были, седь­мой класс.

 

– (33)И не стыд­но тебе дев­чон­ку бить? – услы­ша­ла она

вдруг голос Саши. – (34)Силач!

 

– (35)Чего? – при­встал Лёшка, и Оля по­чув­ство­ва­ла дрожь в ко­ле­нях: ох, Сашка, зря ты полез, ещё и тебя огре­ет. (36)Толь­ко бы по­ско­рее всё за­кон­чи­лось, толь­ко бы по­ти­ше…

 

– (37)Да, ни­че­го, при­хо­ди после уро­ков, по­го­во­рим, – храб­ро от­ве­тил ему Олин за­щит­ник и об­ра­тил­ся к ней:

 

– (38)На, возь­ми мою кон­фе­ту!..

 

(По О.Ю. Рою)*

* Рой Олег Юрье­вич (род. в 1965 г.) – рос­сий­ский пи­са­тель.

 

 

Блок 8 МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ

15.3 Как Вы понимаете значение словосочетания МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ? Сформулируйте и прокомментируйте данное Вами определение. Напишите сочинение-рассуждение на тему «Что такое материнская любовь».

Текст 8.1

(1)Толя осени не любил. (2)Не любил за то, что опадали листья и «реже солнышко блистало», а больше всего за то, что осенью часто шли дожди и мама не пускала его на улицу.

(3)Но вот наступило такое утро, когда все окна были в извилистых водяных дорожках, а дождь заколачивал и заколачивал что-то в крышу... (4)Но мама не удерживала Толю дома, а даже поторапливала. (5)И Толя почувствовал, что теперь он совсем большой: папа тоже ходил на работу
в любую погоду!

(6)Мама вынула из шкафа зонтик и белый плащ, который Толя тайком надевал вместо халата, когда они с ребятами играли в докторов.

– (7)Ты куда? – удивился Толя.

– (8)Тебя провожу.

– (9)Меня... провожать? (10)Что ты?

(11)Мама вздохнула и положила приготовленные вещи обратно в шкаф.

(12)Толе очень нравилось бежать в школу под дождём. (13)Один раз он обернулся и вдруг на другой стороне улицы увидел маму. (14)На улице было много плащей и зонтиков, но маму он узнал сразу. (15)А она, заметив, что Толя обернулся, спряталась за углом старого двухэтажного дома.

(16)«Прячется!» – сердито подумал Толя. (17)И побежал ещё быстрей, чтоб мама не вздумала догонять его.

(18)Возле самой школы он обернулся ещё раз, но мамы уже не было.

(19)«Вернулась», – с облегчением подумал он.

(20)На торжественной линейке ученики строились по классам. (21)Молодая учительница проворно смахивала с лица мокрые прядки волос и кричала:

– (22)Первый «В»! (23)Первый «В»!

(24)Толя знал, что первый «В» – это он. (25)Учительница повела ребят на четвёртый этаж.

(26)Ещё дома Толя решил, что ни за что не сядет за парту с девчонкой. (27)Но учительница, словно шутя, спросила его:

– (28)Ты, наверное, хочешь сесть с Черновой, да?

(29)И Толе показалось, будто он и правда всегда мечтал сидеть рядом с Черновой.

(30)Учительница раскрыла журнал и начала перекличку. (31)После переклички она сказала:

– (32)Орлов, прикрой, пожалуйста, окно.

(33)Толя сразу вскочил и подошёл к окну, но дотянуться до ручки ему было нелегко. (34)Он приподнялся и вдруг замер на цыпочках: за окном он неожиданно увидел маму. (35)Она стояла, держа в руках сложенный зонтик, не обращая внимания на дождь, который стекал с плаща, и медленно водила глазами по окнам школы: мама, наверно, хотела угадать, в каком классе сидит её Толя.

(36)И тут он не смог рассердиться. (37)Наоборот, ему захотелось высунуться на улицу, помахать маме и громко, чтобы не заглушил дождь, крикнуть:

– (38)Не волнуйся! (39)Не волнуйся, мамочка... (40)Всё хорошо! (41)Но крикнуть он не мог, потому что на уроке кричать не полагается. (По А. Алексину)*

* Алексин Анатолий Георгиевич (род. в 1924 г.) – писатель, драматург. Его произведения, такие как «Мой брат играет на кларнете», «Действующие лица и исполнители», «Третий в пятом ряду» и др., повествуют главным образом о мире юности.

 

Текст 8.2

(1)Однажды в начале октября, рано утром, уходя в гимназию, я забыл ещё с вечера приготовленный матерью конверт с деньгами. (2)Их нужно было внести за обучение в первом полугодии.

(3)Когда началась большая перемена, когда всех нас по случаю холодной, но сухой и солнечной погоды выпускали во двор и на нижней площадке лестницы я увидел мать, только тогда я вспомнил про конверт и понял, что она, видно, не стерпела и принесла его сама.

(4)Мать, однако, стояла в сторонке в своей облысевшей шубёнке, в смешном капоре, под которым висели седые волосики, и с заметным волнением, как-то ещё более усиливавшим её жалкую внешность, беспомощно вглядывалась в бегущую мимо ораву гимназистов, которые, смеясь, на неё оглядывались и что-то друг другу говорили.

(5)Приблизившись, я приостановился и хотел было незаметно проскочить, но мать, завидев меня и сразу засветясь ласковой улыбкой, помахала рукой, и я, хоть мне и было ужасно стыдно перед товарищами, подошёл к ней.

– (6)Вадичка, мальчик, – старчески глухо заговорила она, протягивая мне оставленный дома конверт и жёлтенькой ручкой боязливо, словно она жглась, прикасаясь к пуговице моей шинели, – ты забыл деньги, а я думаю – испугается, так вот – принесла.

(7)Сказав это, она посмотрела на меня, будто просила милостыни, но, в ярости за причинённый мне позор, я ненавидящим шёпотом возразил, что нежности телячьи эти нам не ко двору, что уж коли деньги принесла, так пусть сама и платит.

(8)Мать стояла тихо, слушала молча, виновато и горестно опустив старые свои ласковые глаза. (9)Я сбежал по уже опустевшей лестнице и, открывая тугую, шумно сосущую воздух дверь, оглянулся и посмотрел на мать. (10)Но сделал я это не потому вовсе, что мне стало её сколько-нибудь жаль, а всего лишь из боязни, что она в столь неподходящем месте расплачется.

(11)Мать всё так же стояла на площадке и, печально склонив голову, смотрела мне вслед. (12)3аметив, что я смотрю на неё, она помахала мне рукой с конвертом так, как это делают на вокзале, и это движение, такое молодое и бодрое, только ещё больше показало, какая она старая, оборванная и жалкая.

(13)На дворе ко мне подошли несколько товарищей и один спросил, что это за шут гороховый в юбке, с которым я только что беседовал. (14)Я, весело смеясь, ответил, что это обнищавшая гувернантка и что пришла она ко мне с письменными рекомендациями.

(15)Когда же, уплатив деньги, мать вышла и, ни на кого не глядя, сгорбившись, словно стараясь стать ещё меньше, быстро постукивая стоптанными, совсем кривыми каблучками, прошла по асфальтовой дорожке к железным воротам, я почувствовал, что у меня болит за неё сердце.

(16)Боль эта, которая столь горячо обожгла меня в первое мгновение, длилась, однако, весьма недолго. (По М. Агееву)*

* Михаил Агеев (Марк Лазаревич Леви) (1898–1973) – русский писатель.

Текст 8.3

(1)Никто, как мать, не умеет так глубоко скрывать свои страдания и муки. (2)И никто, как дети, не умеет так хладнокровно не замечать того, что происходит с матерью. (3)Она не жалуется, значит, ей хорошо.

(4)Я никогда не видел слёз своей матери. (5)Ни разу в моём присутствии её глаза не увлажнялись, ни разу она не пожаловалась мне на жизнь, на боль. (6)Я не знал, что это было милосердием, которое она оказывала мне.

(7)В детстве мы легко принимаем от матери жертвы, всё время требуем жертв. (8)А то, что это жестоко, узнаём позже – от своих детей.

(9)«Золотые дни» не вечны, на смену им приходят «суровые дни», когда мы начинаем чувствовать себя самостоятельными и постепенно удаляемся от мамы. (10)И вот уже нет прекрасной дамы и маленького рыцаря, а если он и есть, то у него другая прекрасная дама – с косичками, с капризно надутыми губами, с кляксой на платье...

(11)В один из «суровых дней» я пришёл из школы голодный и усталый. (12)Швырнул портфель. (13)Разделся. (14)И сразу за стол. (15)На тарелке лежал розовый кружок колбасы. (16)Я съел его мгновенно. (17)Он растаял во рту. (18)Его как бы и не было. (19)Я сказал:

– (20)Мало. (21)Хочу ещё.

– (22)Мама промолчала. (23)Я повторил свою просьбу. (24)Она подошла к окну и, не оглядываясь, тихо сказала:

– (25)Больше нет... колбасы.

(26)Я встал из-за стола, не сказав «спасибо». (27)Мало! (28)Я шумно ходил по комнате, грохотал стульями, а мама всё стояла у окна. (29)Я подумал, что она, наверное, разглядывает что-то, и тоже подошёл к окну. (30)Но ничего не увидел. (31)Я хлопнул дверью – мало! – и ушёл.

(32)Нет ничего более жестокого, чем просить у матери хлеба, когда его у неё нет. (33)И негде взять. (34)И она уже отдала тебе свой кусок... (35)Тогда можно рассердиться и хлопнуть дверью. (36)Но пройдут годы, и стыд настигнет тебя. (37)И тебе станет мучительно больно от своей жестокой несправедливости.

(38)Ты будешь думать о дне своего позора даже после смерти матери, и эта мысль, как незаживающая рана, будет то затихать, то пробуждаться. (39)Ты будешь находиться под её тяжёлой властью и, оглядываясь, скажешь: «Прости!» (40)Нет ответа.

(41)Некому прошептать милосердное слово «прощаю».

(42)Когда мама стояла у окна, её плечи слегка вздрагивали от беззвучных слёз. (43)Но я этого не заметил. (44)Я не заметил грязных своих апрельских следов на полу, не расслышал хлопнувшей двери.

(45)Теперь я всё вижу и слышу. (46)Время всё отдаляет, но оно приблизило ко мне и этот день, и многие другие дни. (47)Во мне накопилось много слов. (48)Они распирают мне грудь, стучат в висок. (49)Они рвутся наружу, на свет, на бумагу.

(50)Прости меня, родная! (По Ю.Я. Яковлеву)*

* Яковлев Юрий Яковлевич (1923–1996) – писатель и сценарист, автор книг для детей и юношества.

Текст 8.4

(1)Мы задержались в школе, и, когда вышли на улицу, уже смеркалось. (2)Снегу навалило до половины валенка. (3)Я забеспокоился, зная, как жестоки наши степные сибирские метели, какие беды они могут принести.

(4)И скоро началось то, чего я опасался. (5)Снежинки вдруг закружились в таком танце, что через несколько минут началась настоящая пурга, вскоре перешедшая в большой буран. (6)Узенькую дорожку, которая вела в наше село, то и дело засыпало снегом, а потом она и совсем пропала. (7)Будто из-под ног её украл кто-то очень недобрый.

(8)Я испугался и не знал, что делать дальше. (9)Ветер свистел на все лады, чудились волки. (10)И вдруг в вое ветра я услышал спокойный голос матери: «Не бойся, тебе надо зарыться в снег». (11)Я так отчётливо слышал голос моей матери, отлично зная, что маминым голосом я разговариваю сам с собой в моём воображении…

(12)Мы вырыли пещерку и всю ночь просидели, рассказывая друг другу разные истории. (13)А утром, пробив дыру на свободу, мы отправились домой.

(14)Открыв дверь, я бросился к маме. (15)Бросился и – что было, то было – заплакал.

– (16)Да о чём ты? (17)Переобувайся да живо за стол, – сказала мать, ничего не спросив о минувшей ночи.

(18)Приехал отец. (19)Он хвалил меня, обещал мне купить маленькое, но настоящее ружьё. (20)Он удивлялся моей находчивости. (21)А мать?.. (22)Мать сказала: «Парню тринадцатый год, и странно было бы, если бы он растерялся в метель да себя с товарищами не спас».

(23)Вечером мы остались с бабушкой вдвоём. (24)Мать ушла на станцию, к фельдшеру. (25)Сказала, что угорела – болит голова. (26)С бабушкой мне всегда было легко и просто. (27)Я спросил её: «Бабушка, хоть ты скажи мне правду: почему мать не пожалела меня? (28)Неужели я в самом деле такой нестoящий?»

– (29)Дурень ты, больше никто! – ответила бабушка. – (30)Мать всю ночь не спала, ревела, как умалишённая, с собакой по степи тебя искала, колени обморозила... (31)Только ты ей, смотри, об этом ни гугу!

(32)Вскоре вернулась мать. (33)Она сказала бабушке: «Фельдшер дал порошки от головы. (34)Говорит, чепуха, скоро пройдёт».

(35)Я бросился к матери и обнял её ноги. (36)Сквозь толщу юбок я почувствовал, что её колени забинтованы. (37)Но я даже не подал виду. (38)Я никогда ещё не был так ласков с нею. (39)Я никогда ещё так не любил свою мать. (40)Обливаясь слезами, я целовал её обветренные руки. (41)А она погладила меня по голове и ушла, чтобы лечь. (42)Видимо, стоять ей было трудно.

(43)Так растила и закаливала нас наша любящая и заботливая мать. (44)Далеко смотрела она. (45)И худого из этого не получилось. (46)Мой брат теперь дважды Герой. (47)И про себя я кое-что мог бы сказать, да матерью строго-настрого наказано как можно меньше говорить о себе.

(По Е.А. Пермяку)*

* Пермя к Евгений Андреевич (настоящая фамилия – Виссов) (1902–1982) – русский советский писатель.

Текст 8.5

(1)Все мамы разные: молодые, красивые, седые и уставшие, добрые и строгие. (2)Но до самой старости они остаются для нас всё теми же мамами. (3)Ведь и взрослому человеку, так же как и ребёнку, нужен мамин совет. (4)Только мама, невзирая ни на что, поддержит в любых хороших начинаниях, а иногда и выручит в трудную минуту, простит тебе любую ошибку и неудачу, грубое слово и непонимание. (5)Только вздохнёт тихонько, смахнёт украдкой слезу с грустных глаз и... простит тебя.

(6)Ведь сердце матери бездонно. (7)Ведь сердце матери способно простить тебе всё на свете. (8)Вдруг вспомнилось стихотворение Дмитрия Кедрина о том, как сын, вырвав сердце матери, понёс его жестокой возлюбленной. (9)Нелёгок был его путь, на скользком пороге он оступился и упал. (10)И в этот момент услышал, как сердце спросило: «Не ушибся, сынок?» (11)Мама простила предательство сына и его жестокость, потому что не может она иначе...

(12)А руки матери... (13)Вы задумывались когда-нибудь, как много делают для вас мамины руки, как натружены они, как беспокойны – добрые, нежные, сильные и заботливые мамины руки. (14)Они самое первое, что мы почувствовали в жизни, когда пришли в этот новый, незнакомый
и удивительный мир. (15)Они прижали нас к груди, защитив от невзгод
и тревог. (16)Мамина ладошка коснётся твоих волос, потреплет их игриво, и вот ушли все неприятности и огорчения, как будто мама отвела их от тебя своей материнской рукой. (17)Самое дорогое сокровище, самая большая ценность в нашей жизни – руки нашей мамы! (18)Взявшие на себя всю боль и холод, все раны и удары жизни, все тяжести и непогоды – всё то, что ограждает нас от невзгод и позволяет быть счастливыми.

(19)К сожалению, мы редко задумываемся о том, сколько времени и сил, сколько труда и здоровья, сколько ласки и заботы тратит на нас мама. (20)Вырастаем и, уехав из родного дома, забываем позвонить, написать пару строчек, подписать открытку к празднику. (21)А мама ждёт!
(22)И находит любые оправдания нашей чёрствости, нашей занятости, нашему невниманию.

(23)К сожалению, многие слишком поздно понимают, что забыли сказать много хороших слов своим мамам. (24)Чтобы этого не произошло, нужно дарить тепло матерям каждый день и час, ведь благодарные дети – лучший подарок для них.

(25)Сколько бы мы ни говорили о маме, этого будет мало. (26)Каждая мама бескорыстно сделает всё для своего ребёнка.(27)Она будет переживать за твою судьбу независимо от того, сколько тебе лет.(28)Она отругает своего повзрослевшего ребёнка, а потом порадуется за него и обязательно отметит все хорошие перемены, которые произошли с её всегда маленьким родным человечком. (29)Мама отдаст всё за то, чтобы ты стал настоящим человеком. (По И. Селивёрстовой)*

* Селивёрстова Инна – современная писательница и поэтесса.

Текст 8.6

(1)Городской человек не ведает, чем пахнет земля, как она дышит, как страдает от жажды, – земля скрыта от его глаз застывшей лавой асфальта.

(2)Меня мать приучала к земле, как птица приучает своего птенца к небу. (3)Но по-настоящему земля открылась мне на войне. (4)Я узнал спасительное свойство земли: под сильным огнём прижимался к ней в надежде, что смерть минует меня. (5)Это была земля моей матери, родная земля, и она хранила меня с материнской верностью.

(6)Один, только один раз земля не уберегла меня...

(7)Я очнулся в телеге, на сене. (8)Я не почувствовал боли, меня мучила нечеловеческая жажда. (9)Пить хотели губы, голова, грудь. (10)Всё, что было во мне живого, хотело пить. (11)Это была жажда горящего дома. (12)Я сгорал от жажды.

(13)И вдруг я подумал, что единственный человек, который может меня спасти, – мама. (14)Во мне пробудилось забытое детское чувство: когда плохо, рядом должна быть мама. (15)Она утолит жажду, отведёт боль, успокоит, спасёт. (16)И я стал звать её.

(17)Телега грохотала, заглушая мой голос. (18)Жажда запечатала губы. (19)А я из последних сил шептал незабываемое слово «мамочка». (20)Я звал её. (21)Я знал, что она откликнется и придёт. (22)И она появилась. (23)И сразу смолк грохот, и холодная животворная влага хлынула гасить пожар: текла по губам, по подбородку, за воротник. (24)Мама поддерживала мою голову осторожно, боясь причинить боль. (25)Она поила меня из холодного ковшика, отводила от меня смерть.

(26)Я почувствовал знакомое прикосновение руки, услышал родной голос:

– (27)Сынок, сынок, родненький…

(28)Я не мог даже приоткрыть глаза. (29)Но я видел мать. (30)Я узнавал её руку, её голос. (31)Я ожил от её милосердия. (32)Губы разжались, и я прошептал:

– (33)Мама, мамочка…

(34)Моя мать погибла в осаждённом Ленинграде. (35)В незнакомом селе у колодца я принял чужую мать за свою. (36)Видимо, у всех матерей есть великое сходство, и если одна мать не может прийти к раненому сыну, то у его изголовья становится другая.

(37)Мама. (38)Мамочка.

(39)Я много знаю о подвигах женщин, выносивших с поля боя раненых бойцов, работавших за мужчин, отдававших свою кровь детям, идущих по сибирским трактам за своими мужьями. (40)Я никогда не думал, что всё это, несомненно, имеет отношение к моей матери. (41)Теперь я оглядываюсь на её жизнь и вижу: она прошла через всё это. (42)Я вижу это с опозданием. (43)Но я вижу.

(44)На Пискарёвском кладбище, заполненном народным горем, зеленеет трава. (45)Здесь похоронена моя мать, как и многие другие жертвы блокады. (46)Документов нет. (47)Очевидцев нет. (48)Ничего нет. (49)Но есть вечная сыновья любовь. (50)И я знаю, что сердце моей матери стало сердцем земли. (По Ю.Я. Яковлеву)*

* Яковлев Юрий Яковлевич (1923–1996) – писатель и сценарист, автор книг для детей и юношества.

Текст 8.7

(1)Од­на­ж­ды ран­ней вес­ной при­вез­ли в зоо­парк ро­со­ма­ху. (2)Она была по­хо­жа на огром­ную ку­ни­цу: тёмно-бурая, по­кры­тая длин­ной жёсткой шер­стью. (3)По по­ве­де­нию ро­со­ма­хи слу­жи­те­ли зоо­пар­ка с пер­во­го взгля­да по­ня­ли, что у неё, на­вер­но, скоро долж­ны ро­дить­ся детёныши и она ищет место для ло­го­ва.

(4)В клет­ку по­ста­ви­ли де­ре­вян­ный домик. (5)Од­на­ко ро­со­ма­хе домик не по­нра­вил­ся. (6)После дол­гих по­ис­ков она устро­и­ла ло­го­во под до­ми­ком: вы­ры­ла не­боль­шое углуб­ле­ние, вы­стла­ла его своей шер­стью, а через не­сколь­ко дней от­ту­да по­слы­шал­ся писк но­во­рождённых.

(7)С по­яв­ле­ни­ем ма­лень­ких детёнышей ро­со­ма­ха пе­ре­ста­ла тос­ко­вать и рвать­ся на волю. (8)А если же её детёнышам гро­зи­ла опас­ность, она как-то по-осо­бен­но­му ры­ча­ла, и детёныши, слов­но по ко­ман­де, скры­ва­лись под до­ми­ком. (9)Осо­бен­но вол­но­ва­лась ро­со­ма­ха, когда они под­хо­ди­ли к со­сед­ней клет­ке, в ко­то­рой си­де­ли два злю­щих волка. (10)Серые хищ­ни­ки давно охо­ти­лись за её ма­лы­ша­ми. (11)Если те под­бе­га­ли к решётке, волки злоб­но ры­ча­ли, шерсть у них под­ни­ма­лась дыбом, они хва­та­ли зу­ба­ми

за сетку и с силой дёргали, ста­ра­ясь схва­тить ро­со­ма­шек.

(12)Днём вол­ков от­го­нял слу­жи­тель. (13)Зато ночью им никто не мешал. (14)И вот од­на­ж­ды, когда волки, как обыч­но, дёргали сетку, она не вы­дер­жа­ла на­по­ра, разо­рва­лась, и два серых хищ­ни­ка про­лез­ли в клет­ку к ро­со­ма­хе.

(15)Уви­дев, что детёнышам гро­зит опас­ность, мать смело бро­си­лась к ним на за­щи­ту. (16)Она была го­раз­до сла­бее двух вол­ков и, не будь у неё детей, уж, на­вер­ное, по­ста­ра­лась бы уйти. (17)Но разве могла уйти и оста­вить своих детёнышей ро­со­ма­ха-мать?

(18)Она ярост­но ки­да­лась то на од­но­го, то на дру­го­го волка, увёрты­ва­лась от их уку­сов, бро­са­лась опять, не давая им по­дой­ти к детям.

(19)Не­сколь­ко раз про­бо­ва­ли волки про­брать­ся к ним под домик, и каж­дый раз их от­го­ня­ла ро­со­ма­ха.

(20)Но вдруг в борь­бе кто-то опро­ки­нул де­ре­вян­ный домик. (21)Две ма­лень­кие ис­пу­ган­ные ро­со­маш­ки оста­лись со­всем без при­кры­тия. (22)Жаж­ду­щие до­бы­чи волки уже го­то­вы были схва­тить их, но мать успе­ла за­крыть собой детёнышей. (23)Она всем телом легла на ма­лы­шей и, с какой бы сто­ро­ны ни ста­ра­лись их схва­тить волки, мо­мен­таль­но по­во­ра­чи­ва­лась и встре­ча­ла их оска­лен­ной па­стью.

(24)За­кры­вая собой детёнышей, ро­со­ма­ха даже не могла те­перь увер­нуть­ся от уку­сов вол­ков и всё-таки на­хо­ди­ла в себе силы от­би­вать их на­па­де­ние.

(25)Не­из­вест­но, чем бы кон­чил­ся этот не­рав­ный бой, если бы на шум не при­бе­жал сто­рож. (26)Он быст­ро отпер клет­ку и за­гнал вол­ков на место. (27)Потом креп­ко за­де­лал от­вер­стие и подошёл к ро­со­ма­хе. (28)Она так осла­бе­ла, что у неё не было даже сил под­нять­ся. (29)И всё-таки, когда сто­рож хотел по­гля­деть, целы ли её ма­лы­ши, она оска­ли­ла зубы и по-преж­не­му была го­то­ва их за­щи­щать.

(30)Убе­див­шись, что ма­лы­ши не­вре­ди­мы, сто­рож ушёл, а ро­со­ма­ха с тру­дом при­под­ня­лась и стала нежно ли­зать взъеро­шен­ную шёрстку своих детёнышей.

 

(По В. Ча­п­ли­ной)*

 

* Ча­п­ли­на (Ми­хай­ло­ва) Вера Ва­си­льев­на (1908–1994) – из­вест­ная дет­ская пи­са­тель­ни­ца.

 

Текст 8.8

(1)Стадо телят и быч­ков втя­ну­лось на ста­рую, за­ва­лен­ную де­ре­вья­ми про­се­ку. (2)Бычки и те­ля­та, да и мы тоже, та­щи­лись мед­лен­но и уста­ло, с тру­дом пе­ре­би­ра­лись через суч­ко­ва­тый ва­леж­ник.

 

(3)В одном месте на про­се­ку вы­дал­ся не­боль­шой бу­го­ро­чек, сплошь за­тя­ну­тый блед­но­ли­стым до­цве­та­ю­щим чер­нич­ни­ком. (4)Зелёные пу­пы­рыш­ки бу­ду­щих чер­нич­ных ягод вы­пу­сти­ли чуть за­мет­ные серые бы­ли­ноч­ки-ле­пест­ки, и они как-то не­за­мет­но осы­па­лись. (5)Потом ягод­ка начнёт уве­ли­чи­вать­ся, баг­ро­веть, затем си­неть и, на­ко­нец, сде­ла­ет­ся чёрной с се­до­ва­тым налётом.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: