Глава III. Развитие консерватизма в период правления Александра III.

После катастрофы 1 марта 1881 года в политике правительства многое изменилось. Не могли не затронуть эти изменения и карьеры русских консерваторов. На престол взошел сын Александра II – Александр III Александрович. Встал вопрос о том, какую линию политики будет вести новый император: продолжит начинания отца, благоволя либеральным реформам, или же пойдет по пути реакции и контрреформации.

Как показала история, новый император России пошел по второму пути – пути консервативному. Собственно, этому можно найти объяснение. Во-первых, я считаю, что убийство отца безусловно повлияло на выбор нового государя, ибо он понимал, на что мог бы пойти и какая участь, в случае непоследовательной политики могла его настичь. Во-вторых, в качестве причин, можно выделить политическую обстановку в стране, связанную с распространением революционных и демократических «народовольческих настроений». В этом случае, продолжив либеральные реформы, самодержавие серьезно рисковало утратить некоторые свои базисные принципы, чтобы привело к ослаблению монархического режима. Третьей причиной по счету, но не по значению, нужно отметить воспитание Александра III. Его воспитателем был один из виднейших представителей, и даже по праву считавшийся лидером консервативного направления (возможно на одном уровне с ним можно поставить М. Н. Каткова) уже упомянутый раннее К. П. Победоносцев. Приставленный к наследнику престола, обер-прокурор постоянно состоял в переписке с Александром III. Эти письма как раз и являются важнейшим историческим источником, которые вскрывают множество деталей, интриг и политических подоплек в общественной мысли «верхов» в этот период времени.

По словам Р. Пайпса, после убийства Александра II, «…Александр III решил, что порядок будет восстановлен не путем дальнейших уступок, а более жестокими репрессивными мерами»[45]. Данное утверждение действительно дает понять, насколько решительно был настроен новый император.

Однако не следует полагать, что Александр III с восшествием на престол был абсолютно открытым и непоследовательным в своих высказываниях. В. А. Твардовская, занимавшаяся вопросом развития консервативного течения в правление Александра III, замечает, что «далеко не все в «верхах» и тем более в обществе имели ясное представление о политических симпатиях Александра III: он был достаточно сдержан в своих публичных оценках политики отца»[46]. Под этим следует понимать настороженность царя, он присматривался к своим возможным политическим оппонентам, в тот же момент, не выдавая своих политических рвений.

Одним из первых вопросов нового царствования был проект М. Т. Лорис-Меликова, расширяющий представительные возможности народа в управлении государством, который по своей сущности был либеральным. Александр II был близок к соглашению и принятию данного документа, но его гибель резко изменила ситуацию. В оппозицию Лорис-Меликову выступил Победоносцев, который, пользовавшийся доверием императора, активно отстаивал основы самодержавной политики. Свою позицию по этому вопросу Александр III выразил в опасении этого проекта, как первого шага к конституции[47].

После того, как стало ясно, каких настроений придерживается монарх, началась массовая перебежка чиновников из стана либералов, в стан консерваторов[48].

Разгромленное по сути и обескровленное революционное движение, дезорганизованная либеральная оппозиция давали возможность надеется консерваторам на преодоление кризиса самодержавия.

Для еще большей ясности позиции императора в плане будущей внутренней политики, Победоносцев настаивает на речи царя перед народом: «…в настоящую минуту необходимо было бы от имени вашего обратиться к народу с заявлением твердым, не допускающим двоемыслия»[49].

Манифест 29 апреля 1881 года был принят консерваторами восторженно. Они почувствовали силу и прочность своего положения. Началась смена кадров: М. Т. Лорис-Меликов, Д. А. Милютин, А. А. Абаза ушли в отставку. Также был смещен и министр просвещения А. А. Сабуров. Великий князь Константин Николаевич был удален с поста главы Морского ведомства[50]. По сути манифест заявлял о победе консерваторов над либералами.

Однако, А. А. Корнилов указывает на то, что тут было все еще не до конца понятно. Власть, по мнению автора, еще не перешла в руки реакционеров: «Это можно видеть из того выбора, который был сделан государем для замены ушедших министров…На их места были назначены не реакционеры»[51] – пишет Корнилов. В пример он ставит нового министра внутренних дел Н. П. Игнатьева, «…мечтавшего о созыве земского собора…»[52].

В чем же проявлялась активность охранителей и какими методами, способами происходило распространение реакционных идей? Конечно, главным источником пропаганды была печать. К началу правления Александра III передовые позиции здесь занимают и укрепляют свое положение реакционные газеты и журналы. Они ощущали поддержку правительства в виде субсидий из казны, они не испытывали цензурного гнета. «Столпами» консерватизма по-прежнему остаются издания «Московские ведомости» и «Русский вестник» М. Н. Каткова, а также «Гражданин», который возобновил работу в 1882 году благодаря Владимиру Петровичу Мещерскому. Интересную характеристику Мещерскому дал Николай Алексеевич Троицкий: «Сей господин, прославлявший национальную потребность в розгах, … «негодяй, наглец, человек без совести», к тому же «трижды обличенный в мужеложстве», был личным другом Александра III»[53].

Если «Московские ведомости» под редакцией Каткова считались «рупором консерватизма» и все идеи были самобытные, то оригинальными статьи «Гражданина» назвать нельзя – считает В. А. Твардовская[54]. В 1890 году начинается издательство «Русского обозрения» под редакцией Д. Н. Цертелева. В основном эти «столпы» консерватизма были генераторами и распространителями «охранительных» идей в 80–90-е годы XIX века. Были многочисленные попытки издательства других журналов, но они не выдерживали конкуренции и прекращали свое существование. В целом большой отряд публицистов «охранительного» толка трудился в это время.

Кроме печати, консерваторы постепенно начинают занимать главенствующее положение в дворянских собраниях. Среди видных представителей таковых можно выделить А. Д. Пазухина, А. В. Шереметьева, А. А. Нарышкина.

Один из первых вопросов, рассматриваемых правительством Александра III, стал вопрос о созыве Земского собора приуроченный к коронации и 200-летию этого учреждения по инициативе министра внутренних дел Н. П. Игнатьева. Созывом он рассчитывал сделать коронацию значительней и праздничней. Этот план был значительно раскритикован консерваторами, и министр внутренних дел был уволен[55].

Новым министром внутренних дел стал Дмитрий Андреевич Толстой. По своим взглядам он активно отстаивал неприкосновенность самодержавия, что, собственно, и явилось главной причиной его назначения. «Граф Толстой – человек с основательным образованием и знаком близко с многими капитальными вопросами. Это дает надежду, что по существенным предметам он станет твердо»[56] – писал Победоносцев в письме Александру III.

Первой под удар реакционных сил попала университетская реформа 1863 года. Проект нового университетского устава должен был ликвидировать автономию университетов, т. е. ректор и декан теперь назначались министерством просвещения. Государственным экзаменам подвергались как студенты, так и преподаватели. В качестве оппозиции проекту выступила значительная часть, что оказалось для его создателя Н. А. Любимова неожиданным. Камнем преткновения выступил вопрос о государственных экзаменах, противником которых выступал К. П. Победоносцев, сам когда-то будучи профессором, он заявлял, что наука не должна полностью служить лишь политическим целям[57]. Он доказывал, что такие меры резко снизят уровень образования и компетентных чиновников найти будет трудно. Катков же, наоборот, видел в профессуре «неблагонадежный слой общества»[58]. В итоге, в августе 1884 г. в Ропше было созвано совещание, по которому университетский устав был принят, но с оговоркой, по которой кроме государственных экзаменов оставались и факультативные, принимавшиеся профессурой[59].

Еще одна контрреформа была направлена на ограничение полномочий земств[60]. Тон этой борьбе задавали «Московские ведомости» М. Н. Каткова. Борьбу с «земским парламентом» поддерживал «Гражданин» и другие издательства. Так Катков отзывался о земских учреждениях: «…созданные правительством земские учреждения, по крайней мере в некоторых губерниях и уездах, являются чем-то вроде легальной оппозиции правительству»[61]. Редактор «Гражданина» В. П. Мещерский поддерживает Каткова по этому вопросу и указывает на то, что эти учреждения являются разносчиками либеральных идей: «…группа интеллигенции, которую я назвал бродягами либеральной мысли, схватились за идею о земстве…на которую можно было проповедовать какие угодно лжелиберальные мысли…»[62].

В 1884 г. был представлен проект «О преобразовании в местном управлении и устройстве земских учреждений». Задачей этого проекта, его автор Алексей Дмитриевич Пазухин, по мнению А. А. Корнилова, видел в восстановлении нарушенной сословной организации[63]. Программа предназначала передачу власти в уезде земским начальникам, преимущественно назначенным из дворянства, которые в своих руках содержали административные и судебные функции[64]. Против проекта выступали «Вестник Европы», «Русская мысль», «Русские ведомости», считавшие это противоречием основам государственного управления.

Отчасти проект был поддержан К. П. Победоносцевым, который писал царю: «…власть для того, чтобы быть властью в государстве…должна носить на себе печать государства и иметь опору вне среды местной общественности и выше ее»[65].

Куда сложнее обстояло дело с продвижением проекта земской контрреформы, подготовленной Д. А. Толстым и А. Д. Пазухиным. Эта программа по сути изменяла основные принципы местного самоуправления: должна была ликвидироваться выборность земских органов, вводился сословный принцип при их формировании и полное подчинение их администрации.

Проект массово критиковался либеральными изданиями («Вестник Европы», «Русская мысль», «Русские ведомости»). Критиковал проект М. Н. Островский – за ущемление принципа выборности, а также В. А. Гольцев, В. Ю. Скалон и др. [66].

Тут произошло столкновение взглядов Каткова и Победоносцева. Первый выступал за мгновенное приведение проекта в жизнь, обер-прокурор же выступал за постепенное изменение земских учреждений[67].

Результатом долгих дискуссий стали «Положение о земских начальниках» 12 июля 1889 г. и «Положение о земских учреждениях» 12 июня 1890 г[68]. Основное сутью этих положений, по мнению А. А. Корнилова, стало «…создать крепкую и близкую к народу власть» с одной стороны, и обеспечить помещикам занимать почетное положение в местной жизни и вести свое хозяйство[69].

И правда, по положению 1889 г. власть была сосредоточена в руках поместного дворянства (т. к. из него избирались земские начальники). В это же время они подчинялись губернской администрации, чем была ограничена степень самостоятельности земств.

Если говорить о положении 1890 г., то оно свидетельствует о введении земского управления в систему государственного управления. Число дворян в уездах и губерниях было увеличено, и земские собрания практически превратились в дворянские собрания[70].

Н. А. Троицкий по этому поводу писал: «Законы 1890 года о земском и 1892-го — о городском самоуправлении подрывали демократические основы земской 1864 года и городской 1874-го реформ, то есть бессословность и выборность»[71].

В. А. Твардовская считает, что «новый закон не внес коренных изменений в деятельность земства…хотя и усилил правительственный контроль над самоуправлением»[72]. Земство не стало дворянским, каким его планировали охранители.

В области цензуры под руководством Д. А. Толстого также активно шли работы по повышению надзора над печатью. Еще в 1882 г. Толстой «озаботился изданием Временных правил 27 августа 1882 г., которые прибавляли целый ряд стеснительных мер по отношению к печати и тем мерам, которые были установлены Временными правилами 1865 г…»[73]. В таких, еще более серьезных обстоятельствах, «…выжили немногие из либеральных органов печати, например как «Вестник Европы», «Русская мысль», «Русские ведомости»[74].

В 1885 г. К. П. Победоносцев предлагает программу, в которой доказывалась необходимость судебной контрреформы. Первоочередным мыслится введение судебных органов «в общий строй государственных учреждений»[75]. Контрмеры к судебной реформе 1864 г., проведенные в 80-е годы, ограничивали гласность, публичность судопроизводства, повышался имущественный и образовательный ценз для присяжных.

«Особенно тяжело в эту мрачную эпоху, – пишет А. А. Корнилов, – было положение различных иноверцев, инородцев и вообще населения окраин России»[76]. Объяснение роли религии как орудия государственного регулирования, столь присущее для приверженцев консерватизма, требовало унификации веры. Последнее в свою очередь приводило к усилению национально-религиозного гнета, а это во всяком случае могло порождать к народным волнениям. «На евреев, которые, как считалось, более других подвержены крамоле, в царствование Александра III обрушилась вся мощь дискриминационных законов, написанных давно, но до сей поры применявшихся нестрого»[77] – пишет Ричард Пайпс. Кроме евреев, «подвергались преследованиям и ламаиты, калмыки и буряты – им запрещалось строить храмы, отправлять богослужения…»[78].

Таким образом, влияние охранительной идеологии в царствование Александра III было несомненно шире и глубже, по сравнению с предшествующим императором. Консерваторы вплотную встали у власти, тем самым продвигая и реализовывая свои политические цели. Однако не стоит думать, что реакционеры во всем были схожи: среди них я мог бы выделить консерваторов крайних, например, Н. А. Любимов, М. Н. Катков; к умеренным я бы отнес К. П. Победоносцева. Часто их идеи совпадали, но и нередко различались их видения на предмет реализации этих идей в жизнь. Тем не менее, царствование Александра III прошло под знаменем консерватизма и по-своему повлияло на будущее Российской Империи.