 |
История либерализма в 1762–1855 годах 1 глава
|
|
|
|
Глава 1
ЕКАТЕРИНА II
Либеральная программа Екатерины. — Идеи экономического либерализма. —
Права собственности дворянства. — Планы относительно прав собственности крепостных. — Положение крепостных. — Поддержка абсолютизма и сопротивление французской революции. — Правовые идеи Екатерины.
Идеи либерализма стали приобретать значение в России во времена Екатерины II. Конечно, еще при предшественниках Екатерины издавались законы и принимались меры, которые можно назвать либеральными потому, что они подтверждают права подданных российских монархов, а иногда и расширяют их, содействуя их свободе. В первую очередь надо упомянуть знаменитый манифест Петра III от 18 февраля 1762 года о «вольности дворянской»; далее указ императрицы Анны от 17 марта 1731 года, который, в основном, упразднил разницу между вотчинами и поместьями (наследственными и служебными имениями) и таким образом расширил права дворянства на казенные земли1. Однако в основе этих законов не было сознательного стремления к осуществлению либеральных принципов. Все царствование императрицы Елизаветы в каком-то смысле можно назвать либеральной эпохой. Однако и здесь свобода не была основана на сознательной воле к сохранению ее, источник и гарантия свободы заключались в жизнерадостном и сговорчивом характере императрицы.
Планы реформ Екатерины, наоборот, основаны на принципах западно-европейского либерализма, прежде всего на идеях Монтескье. Екатерина старалась дать законное обоснование религиозной терпимости, сделать уголовное право более гуманным, открыть пути для частной инициативы в экономической жизни, укрепить путем законов личную свободу дворян, а также расширить право собственности дворян и городов и предохранить их от возможности нарушения со стороны государства. Кроме того, она ставила себе целью облегчить положение крестьянства, усилить роль органов самоуправления отдельных сословий при устройстве и развитии всей административной системы; а также полностью провести в жизнь принцип разделения власти при устройстве местного управления или самоуправления. Это — широкая либеральная программа, которая изложена в первую очередь в Наказе, составленном императрицей для созванной ею Законодательной Комиссии. Кроме того, ее либеральная программа нашла выражение и в целом ряде других, меньших документов, которые были составлены ею самой или по ее желанию. Значительные элементы этой программы постепенно превращались Екатериной в право путем различных законов, которые издавались во время ее долгого правления. В вопросах экономической политики Екатерина придерживалась либеральных взглядов. Ее взгляды самым подробным образом сформулированы в записке под заглавием «Рассуждение о мануфактурах»2. Нельзя сказать с уверенностью, что Екатерина сама составила эту записку, но поскольку она объявила, что полностью согласна с идеями, выраженными там, то этот вопрос не имеет большого значения. Кроме того, Екатерина составила целый ряд (96) замечаний, озаглавленных «ремарки», относительно проблем, которые рассматриваются в записке, и эти ее «ремарки» также представляют собой важный источник, дающий возможность судить о ее подходе к основным экономическим проблемам3.
|
|
|
Екатерина передала «Рассуждения о мануфактурах» мануфактур-коллегии и указом от 18 марта 1767 г. повелела, чтобы эту записку тщательно рассмотрели, так как, по ее мнению, она могла служить основой для инструкций коллегии своему депутату в Законодательной комиссии. Флоровский высказывает предположение, что «ремарки» Екатерины были составлены в связи с каким- то докладом коллегии, представленным ей, но теперь уже не существующим. По всей вероятности, коллегия представила такой доклад императрице после того, как изучила ее «Рассуждения». Каково было содержание доклада мануфактур-коллегии, нам неизвестно. Во всяком случае, он не мог содержать ничего отрицательного по поводу идей самой записки, поскольку коллегия впоследствии приложила всю записку как лучший источник информации и как полную инструкцию для депутата коллегии в Законодательной комиссии. Таким образом, мы видим, что мнения, высказанные в «Рассуждении», разделялись не только самой императрицей, но и представителями одного из высших органов экономической власти в стране.
|
|
|
Мнения, высказанные в «рассуждении» и «ремарках» императрицы, основаны на убеждении, что здоровое экономическое развитие должно носить естественный и стихийный характер. Екатерина пишет в «ремарках»: «Всякая вещь натурально возьмет форму ей свойственную»: (п.п. 1,2,3). «Лучшее учреждение выйдет из естества вещи» (п. 83). Поэтому Екатерина решительно отклоняла всякую возможность регламентирования свыше: «Нету ничего опаснее, как захотеть на все сделать регламенты». Какие ветви экономики будут развиваться и где это будет происходить — зависит от потребностей населения, и лишь эти потребности должны быть решающим фактором (п. 49). Не надо опасаться чрезмерного развития отдельных отраслей промышленности. Екатерина пишет по этому поводу: «Излишества фабрик опасаться нельзя» (п. 6), потому что недостаточный спрос сам собой остановит дальнейшее развитие. «Если б в чем не нашли барыша, то бы то не делали» (п.п. 47, 61). Далее она пишет, что, напротив, прибыльные предприятия будут размножаться, и правительству не придется об этом заботиться. Люди сами будут создавать такие предприятия, «сами заведут, лишь не мешайте им» (п.п. 25, 37). «Не запрещать и не принуждать» — это фраза, которая постоянно встречается в целом ряде заметок и которую Флоровский справедливо считает как бы общим лозунгом императрицы. «Мы лучше ничего не делаем, как что делаем вольно, непринужденно», — говорит Екатерина в п. 19 своих заметок, причем те же слова мы находим и в наказе, в статье 75. Императрица считала, что основным правилом для мануфактур-коллегии должно быть: кто достает честным образом свой хлеб, — сами разберутся, что кому делать (п.п. 63, 31). Далее (п. 73) императрица пишет: «Иного присмотра /кроме законной защиты интересов/ я нужно не нахожу, ибо... коллегия... еще менее установлена для угнетения рукоделий, что несомненно последует, если будет мешаться во всех сих хлопот, — я у всех членов /коллегии/ спрашиваю, захотят ли, чтоб я послала всякой месяц к ним в дом перерыть их пожитки... не требуйте же рыть в доме рукоделием своим питающегося». Напротив, «чем меньше коллегия будет мешаться в их состояние, то им полезнее будет» (п. 4). Императрица даже выражает надежду, что когда-нибудь и сама коллегия может быть «будет без дел» (п. 93), что по-видимому и произошло, так как в 1779 г. коллегию упразднили. Устранение мануфактур-коллегии было в полном согласии с принципиальным требованием Екатерины: «Не мешайте ему /предпринимателю/ и не сделайте много учреждений» (75). И совершенно так же она считает бессмысленным единое планирование для всей страны. «И того век не вздумайте, — пишет императрица, — чтоб вы могли разделить уездам равно богатства, как монахам за трапезу хлеб делят» (п. 5). Екатерина также отрицательно относилась к тому, чтобы предоставлять тем или иным предприятиям монопольные права. Единственный метод, которым может пользоваться государство для развития промышленности и экономики, это — премии (п. 19) и разъяснения (п. 21)4, Идеи Екатерины отразились также и в наказе, который мануфактур-коллегия дала своему депутату. В этой инструкции, например, подчеркивается преимущество свободной работы над трудом крепостных5. И в проекте правового статуса среднего сословия, который был подготовлен приблизительно в то же время под заглавием «Проект Законов о Правах Жителей» или «Людей Среднего Рода»6, и в комментариях к этому проекту мы вновь встречаемся с идеями Екатерины. Так, мы здесь читаем: «Если бы на все просить дозволение, то бы не было права». Возможно, что те, кто произнесли эту фразу во времена Екатерины, не совсем отдавали себе отчет в ее полном принципиальном значении. Тем не менее, эта фраза имеет глубокий философский и правовой смысл: пользование субъективными правами — это именно то, на что не требуется разрешения. Если на все нужно получать разрешение, то это значит, что субъективных прав не существует, а это в свою очередь означает, что нет просто никакого права. Полная объективизация права равносильна его упразднению.
|
|
|
|
|
|
Екатерина высказывалась не только в пользу свободы экономической деятельности и освобождения частной инициативы, она решительно одобряла либеральный принцип частной собственности и в связи с этим — преимущество гражданского права над государственным, во всяком случае в известных областях общественного и государственного устройства. Это выражается в первую очередь в признании принципа компенсации со стороны государства во всех случаях конфискации какого-либо имущества. В материалах «наказа», опубликованных Чечулиным, мы находим следующий пассаж, который повторяется и в инструкции генеральному прокурору: «Когда случается, что обществу необходима собственность частного лица, не надо действовать силой политического закона, но напротив, нужно чтобы в этом случае восторжествовал закон гражданский, который смотрит на каждое частное лицо материнскими глазами, как если бы это лицо было равноценно всему обществу. Если власть хочет построить какое-нибудь общественное здание или провести новую дорогу, она обязана за это вознаграждать пострадавших». Таким образом, Екатерина полностью принимает либеральный принцип возмещения убытков, который представляет собой ярко выраженное признание частной собственности со стороны государства. Этот принцип позднее вошел в состав Декларации Прав Человека от 1789 г. (статья 17) и в кодекс законов Наполеона. Все значение этого признания можно понять, если только учесть тот факт, что пресловутое «отписать на государя» (то есть конфискация земли, принадлежащей частному собственнику) представляло собой ежедневную практику очень недалекого перед тем прошлого. Только помня об этом, и можно оценить все значение признания права частной собственности на землю дворянства, которое было признано в Жалованной Грамоте дворянству 1785 года.7 Только так и были устранены последствия революции Ивана Грозного и был заложен краеугольный камень для утверждения либерального принципа частной собственности, а следовательно, и для начала либеральной эры в России. Как известно, Жалованная Грамота постановляет, что нельзя отобрать у дворянина его имение без судебного дела (статьи 11, 24) и что дворянин имеет право свободно распоряжаться своими имениями, за исключением унаследованных (статья 22).
|
|
|
Но Екатерина не только подтвердила уже существовавшие права дворян на поземельную собственность и не только облекла эти права в форму подлинной частной собственности, она еще значительно расширила размеры этого права. В 1782 году она издала два закона, которыми право собственности дворян, а также и помещиков недворянского происхождения, распространялось на недра земли и на воды. Ограничения на право распоряжаться лесами (введенные в интересах адмиралтейства) отменялись8. В пояснении к этим распоряжениям указывалось, что это — дальнейший этап проведения в жизнь либеральной программы, сформулированной императрицей в самом начале царствования. Именно это необходимо заметить. Эти постановления вошли в состав Жалованной Грамоты дворянству, откуда их обычно и цитируют. Но поскольку объяснения этих мероприятий в грамоте не приводится, они обычно воспринимаются просто как предоставление особых привилегий дворянству, а не как мероприятие, входящее в рамки либеральной программы.
В манифесте от 28 июня 1782 года мы читаем: «С первых дней царствования Нашего постановили Мы себе непреложенным правилом, чтоб во всех промыслах... изъять из среди всякое принуждение; а на против того оживотворить и умножить оныя свободою и разными одобрениями». Намерение даровать всем полную свободу предпринимательства не могло быть приведено в исполнение в начале царствования в отношении использования земных недр. Однако, теперь, «когда опыты открыли Нам многия познания в истине правил Нами исповедуемых, Нас утверждающия», Екатерина по случаю двадцатилетия ее царствования решила расширить права собственности землевладельцев и на земные недра, даровать им полную свободу в добывании полезных руд, которые там содержатся, и разрешить перерабатывать их на частных предприятиях. В статье 16 того же самого закона кроме того воспрещается финансовым и прочим правительственным учреждениям вмешиваться в руководство этими частными предприятиями. В статье 4 землевладельцам предоставляется право продавать по рыночной цене руды, добытые ими в их имениях. В статье 15 указывается на то, что ни одно из этих предприятий не имеет права становиться монополией.
Содержание законов, изданных в 1782 г., и сопровождающие их размышления, по-моему, представляют собой доказательство того, что Екатерина последовательно придерживалась либеральных принципов во все время своего царствования, а не только в первые его годы9. Позже я вернусь к этому важному вопросу, разбор которого поможет выяснить взгляды Екатерины по целому ряду основных проблем.
Итак, впервые частная собственность на землю была введена в России как привилегия дворянства. Это было обусловлено правовым прошлым России, а именно, почти двухсотлетним существованием крепостного строя, паутина которого опутывала все сословия и определяла всю социальную и политическую структуру Российского государства. Чтобы сделать возможным переход к либеральной или, во всяком случае, более либеральной системе, при которой за подданными признается и фактически им предоставляется право на гражданскую свободу, нужно было найти в России, в рамках существовавшего старого крепостного строя, те элементы, которые можно было использовать для создания нового гражданского строя. Это значит, что нужно было создать правовой статус для отдельных категорий подданных, для отдельных сословий, в который входило бы признание субъективных гражданских прав. Кроме того, несомненно, что Екатерина сначала думала о создании в России нового среднего сословия, ни с одним из существующих сословий прямо не связанного, с тем, чтобы предоставить ему этот статус. Вероятно, с этого и началось подготовление уже упомянутого нами проекта «о правах среднего рода людей». Было естественно, что мысли ее шли именно в этом направлении, поскольку на Западе среднее сословие и города, в которых оно развилось, были носителями гражданского строя. Но вероятно вскоре она заметила, что в России недоставало многих важных предпосылок для развития городов, а следовательно и для создания такого среднего сословия. Таким образом, для нее остался единственный выход: признать за дворянством гражданскую свободу и гражданские права, что она и сделала в Жалованной Грамоте. Дальнейшее развитие доказало, что Екатерина была совершенно права. Здесь оправдалось ее удивительно точное восприятие действительности и верность ее исторической интуиции. Зайцев пишет: «Если на западе типом свободного гражданина, по которому равнялись все остальные в общем процессе уравнения и освобождения, был “горожанин”, то у нас аналогичную роль играла фигура “дворянина”»10. После издания Жалованной Грамоты в 1785 году появилось таким образом во всей России сословие, за которым признавалась гражданская свобода и члены которого располагали гражданскими правами. Дальнейшая историческая задача состояла в том, чтобы расширить эту гражданскую свободу на все новые группы населения. Проследить за тем, как развивался этот процесс, как шло расширение гражданской свободы и гражданских прав на другие слои населения, и является одной из главных задач этой книги.
Относительно дальнейшего развития, Екатерина считала, что предоставление дворянству гражданской свободы не является дарованием ему особой привилегии или, во всяком случае, является не только этим. Она считала, что Жалованная Грамота 1785 г. (которая касалась не только дворянства, но в несколько меньшей степени и городов) должна восприниматься как начало гражданского строя в России. Доказательством этому служит ее намерение издать в том же году закон, в силу которого все российские подданные, которые будут рождаться начиная с этого года, с рождения будут свободными людьми, к какому бы сословию ни принадлежали их родители11. Значит она считала статус свободного гражданина уже существующим после ее Жалованной Грамоты и думала о расширении этого статуса путем постепенного естественного вымирания всех несвободных и замены их свободными подданными Российской империи.
Екатерина в своей Жалованной Грамоте провела кодификацию прав и свобод дворянства и тем самым утвердила их. Однако это не означает, что она была равнодушна к интересам крестьянства. Нет никакого сомнения, что Екатерина только потому не высказывалась открыто за отмену крепостного строя, что ей слишком хорошо было известно, на какое сопротивление наткнется такое предложение. Именно под давление оппозиции ей пришлось вычеркнуть некоторые пассажи в Наказе, направленные на то, чтобы «состояние сих подвластных облегчать, сколько здравое рассуждение дозволяет» (Наказ, статья 252). Содержание статьи 260 Наказа: «Не должно вдруг и чрез узаконение общее делать великого числа освобожденных»12 указывает на то, что императрица думала о мероприятиях, которые могли бы ввести постепенное освобождение крестьян. Екатерина думала также о том, чтобы обеспечить и расширить права собственности крепостных. «Для облегчения судьбы крепостных крестьян, — советует она, ссылаясь на предложение одного дворянина, — считать собственностью крестьян их движимое имущество и личные приобретения».13 Кроме того, «все обязанности, возлагаемые на крестьян, какое бы название они ни носили, должны быть определенны и соответствовать силам и возможностям отдельного крестьянина»14. И, что еще важнее, она считала желательным укрепить за крестьянами пользование предоставленною им землей так, чтобы по сути дела это право сильно приближалось к настоящему праву собственности. Она пишет: «В некоторых государствах может существовать такое положение, при котором государственные или частные интересы не позволяют освободить крестьян, из опасения, что их уход поведет к тому, что земля останется необработанной. В таком случае можно найти средство для прикрепления этих крестьян к земле, а именно, предоставить им и их детям землю до тех пор, пока они будут обрабатывать ее согласно заключенному с ними договору за определенную цену или за постепенную выплату того, что соответствует урожаю этой земли». В этой программе мы ясно видим следующие стремления: прикрепление к земле законом при использовании экономической заинтересованности, ограничение помещичьих хозяйств, основанных на наемном труде, и напротив, расширение независимых крестьянских хозяйств, которые обязываются при этом только к выплате оброка. Несомненно, это был шаг в направлении ослабления зависимости крестьян от их хозяев, так как оброк представляет собой более мягкую форму зависимости по сравнению с барщиной. И тем более облегчало положение крестьян то мероприятие, которое предлагала Екатерина с целью привести размеры оброка в прямую зависимость от того, что дает обрабатываемая земля, и сделать его предметом договора. Еще важнее, что отношения крестьян и хозяев должны были быть основаны на договоре. Это указывает на желание придать этим отношениям правовой характер. Если можно толковать приведенные выше слова императрицы так, что подобные договоры должны были оставаться нерасторжимыми, пока крестьяне их выполняют — то тогда понятно, что предоставление земли крестьянам в пользование, таким образом, превращалось в своего рода постоянную собственность15.
При этом нельзя не упомянуть о том, что во времена Екатерины крепостная зависимость значительно усилилась. Существуют попытки объяснить этот факт тем, что на самом деле Екатерина симпатизировала крепостному праву и что все ее предложения, направленные на постепенную отмену крепостного права, были лишь попытками заискивания перед общественностью и снискания симпатий со стороны общественности западных стран. Но мне такой подход кажется чрезвычайно поверхностным. Давление на нее в этом направлении дворянства тоже не является достаточным объяснением. Как ни парадоксально это может звучать, но на самом деле усиление зависимости крестьян было прямым и неизбежным последствием предоставления дворянам свободы. Это было неизбежным следствием частичной замены крепостного строя гражданским, следствием природы этих двух систем. Власть дворянства над крестьянами в рамках классического крепостного строя была в какой-то мере ограничена. Но это не было следствием того, что крестьяне могли предъявить помещикам какие-то признанные за ними права; это происходило лишь потому, что и помещики в свою очередь находились в полной и абсолютной зависимости от государственной власти и были ею постоянно контролируемы, в том числе контролировались и их отношения с крестьянами16.
Поэтому совершенно ясно, что исчезновение такого государственного надзора, освобождение владельцев-помещиков от всеобъемлющего контроля со стороны государства должно было привести к расширению их полномочий по отношению к крестьянам.
Следует еще заметить, что трудность и даже неразрешимость проблемы раскрепощения крестьян в XVIII веке заключалась в том, что раскрепощать — значит делать свободными, но до Екатерины в России вообще не существовал статус свободного гражданина. Даже дворянин — в иной, чем крестьянин, форме — но тем не менее был собственностью государства, как, впрочем, и любой человек, принадлежавший к иному сословию. Поэтому надо сказать, что до Екатерины раскрепощенный крестьянин просто не мог стать свободным гражданином, он мог стать горожанином или государственным крестьянином, подчиняясь непосредственно государству; наконец, его могли сделать дворянином, иными словами, он мог переменить бремя тягла на бремя службы; но повсюду он оставался бы связанным узами крепостного строя. Именно вследствие всего этого освобождение крепостных крестьян их владельцами было затруднено, поскольку зависимость крепостных от дворян в рамках старого крепостного строя была в интересах государства и соответствовала общественному праву того времени. Это был род отношений, гарантированный государством и стоящий под его прямым надзором. Положение вольноотпущенных крепостных в XVIII веке было в высшей степени сложным и шатким, это ясно уже из тех законов императрицы Елизаветы, которые требуют, чтобы раскрепощенные крестьяне вновь становились крепостными, а также из законов Екатерины, которые должны были помешать возврату вольноотпущенных на положение крепостных (так например, Манифест 1775 г. и дополняющие его указы). Екатерина даровала дворянству права, принадлежащие статусу свободного гражданина. Таким образом, она впервые создала предпосылки для освобождения как крепостных, так и других сословий. Но своим мероприятием она поставила лишь первый краеугольный камень для создания гражданского строя в России. И требовалось укрепление этого строя, прежде чем можно было приступить к освобождению крепостных.
Из всего вышесказанного следует, что справедливо было скептически относиться к возможности с одного удара разрушить крепостное право. Как известно, Пугачев провозгласил свободу крепостных манифестом 31 июня 1774 г. В этом манифесте он не только обещал крестьянам освободить их от дворян-злодеев и судей-взяточников, но и ликвидировать рекрутский набор, подушную подать и иные денежные налоги. Кроме того, обращаясь к крестьянам, он объявлял, что отныне они становятся «верными и верноподданными холопами нашего, то есть Пугачевского престола». Но надо сказать, что победа Пугачева никак особенно осчастливить крестьян не могла, ибо, как говорят французы, по-настоящему разрушить можно только заменив. У Пугачева же не было никаких политических представлений, кроме тех, которые он мог получить из тогдашней российской действительности, то есть — неограниченной монархии и крепостного строя. Он выдавал себя за убитого царя Петра III (доходило до того, что он называл Екатерину своей женой), а его товарищи называли себя именами известных сотрудников императрицы, например, Паниным, Орловым и т.д. Несомненно, если бы Пугачев одержал победу, он чувствовал бы себя обязанным по отношению к своим товарищам, и можно с уверенностью сказать, что для того чтобы выразить им свою благодарность и наградить их, он воспользовался бы старым испытанным средством, а именно, раздачей земель вместе с крестьянами, на них живущими и работающими. Таким образом эти крестьяне вновь попали бы в положение крепостных, но только уже при других господах. Пугачев ведь собирался объявить крестьян холопами своего престола, а это дало бы ему власть — если бы он стал царем — распоряжаться ими по своему усмотрению, и ничто не изменилось бы в положении крестьян, кроме появления новых хозяев. Среди их прежних хозяев были такие люди, как например, Карамзин или генерал Суворов — люди, которые традиционно чувствовали себя нравственно обязанными заботиться о своих крестьянах патриархальным, в лучшем смысле этого слова, образом. А теперь их место заняли бы садисты и убийцы из приспешников Пугачева, и несмотря на то, что по происхождению они были тоже крестьяне, тем не менее очень сомнительно, чтобы их новые крепостные выиграли что-нибудь от такой перемены. Напротив, если вспомнить о массовых садистских убийствах, в которых все они были виновны, то вполне справедливо можно предположить, что, став хозяевами, эти новые помещики затмили бы своей жестокостью и пресловутую помещицу-садистку Салтыкову, которую хотя и поздно, но все же судили и приговорили к пожизненному заточению. Если просто разрушать существующее, ничем его не заменяя, это неизбежно приведет к его возрождению, но только в гораздо более грубой упрощенной форме, потому что это будет форма первоначальная, не усовершенствованная временем.
Я хотел бы еще вернуться к той теории, согласно которой Екатерина была либерально настроена лишь в первые годы своего царствования. Следует добавить, что существует и теория, по которой ее либерализм уже с самого начала был лишь чисто демагогической попыткой добыть себе симпатию и поддержку западной общественности. Но преобладает мнение, что в начале своего царствования она действительно была настроена либерально, но потом порвала со своим либеральным прошлым. В Германии, например, такого мнения придерживался Штелин, это явствует уже из одних названий тех глав, которые он посвятил Екатерине в своей «Истории России». Одна глава называется: «Последняя борьба за престол и либеральное начало»; другая — «Реалистическое развитие и реакционный конец». Подобное мнение главным образом основано на том, что Екатерина будто бы была убеждена в необходимости сохранения в России абсолютной монархии как единственной правильной для этой страны государственной формы; и на том, что во время ее царствования положение крепостных еще ухудшилось. Кроме того, немецкий историк замечает, что она с самого начала чрезвычайно враждебно относилась к французской революции, что она порвала с Новиковым и преследовала Радищева, автора известной книги «Путешествие из Петербурга в Москву». Однако я не считаю эти причины достаточными для того, чтобы отрицать либеральный характер ее правления не только в начале, но и в самом конце ее царствования.
Конечно, Екатерина не думала об ограничении абсолютизма в России, тем не менее нельзя не признать, что абсолютизм может быть реакционным и прогрессивным, либеральным и антилиберальным. Если бы это было не так, либеральные реформы 60-х годов, проведенные Александром II, который был тоже абсолютным монархом, не получили бы того определения, которое полностью общепризнано: все согласны с тем, что его реформы были именно либеральными. Несомненно, что законодательство Екатерины ставило себе целью не обоснование политической свободы17, а признание и обеспечение гражданских свобод, создание в России гражданского строя, и при этом, сначала, почти исключительно в отношении дворянства. Однако, это не дает нам права отрицать либеральный характер законодательства Екатерины, а следовательно и ее мировоззрения, лежащего в основе законодательства.
Может быть упрек справедлив по отношению к тому времени, то есть времени просвещенного абсолютизма, когда недооценивали значения политической свободы и обращали внимание исключительно на личные, то есть гражданские права. Но при этом нельзя забывать, что в XVIII веке историческая задача правящих кругов России в первую очередь состояла в том, чтобы ликвидировать крепостной строй, то есть строй, который принципиально исключал понятие гражданских прав и субъективных прав вообще. Нет никакого сомнения, что крепостничество можно было преодолеть лишь созданием гражданского строя, созданием системы, основанной на субъективных правах. Кроме того, может быть, еще более справедливо поставить перед нашей эпохой вопрос о том, не преувеличиваем ли мы значения политической свободы, не потеряли ли мы в большой и чрезвычайно опасной мере понимания принципиального значения гражданской свободы и гражданского строя. Характерный и значительный представитель либерализма Бенжамен Констан, который принадлежал к более позднему поколению, чрезвычайно интересовавшемуся именно проблемами политической свободы, утверждает, что в отличие от древнего мира, в котором свобода состояла в первую очередь «в участии в общих проблемах управления государством», в его время сущность свободы в первую очередь состоит «в использовании личной независимости»18, которую обеспечивают гражданские права и их гарантии, данные, по его мнению, именно гражданским строем. Констан пишет: «...Последнее время принято считать, что все должно уступать коллективной силе и что все ограничения прав отдельных лиц компенсируются участием в общественной власти»19. Мне бы хотелось напомнить еще и краткое высказывание Наполеона, которое цитировала м-м де Сталь: «Свобода — это хороший гражданский кодекс»20.
|
|
|
