Развитие идей мифологической школы в ХХ веке. Мифопоэтика.

В 20-м веке возникла «неомифологическая» теория, в основе которой лежит учение швейцарского психолога К.Юнга об «архетипах» - продуктах «безличного коллективного бессознательного» творчества первобытного человека, обладающих демонической или магической природой. По Юнгу, «хорошо известное выражение архетипа есть миф и сказка … здесь он выступает в специфически отчеканенной форме» (“Von den Wurzeln des Bewusstseins. Studien über den Archetypus”, Zürich, 1954, S.5-6). «Неомифологи» сводят фольклорные образы, а также многие сюжеты и образы новой литературы к символически переосмысленным «архетипам» древнейших мифов, а мифологию считают объяснением магического обряда и отождествляют ее с религией. Крупнейшие представители «неомифологизма» в фольклористике: французы Ж.Дюмезиль и Ш.Отран, англичанин Ф.Рэглан, голландец Ян де Фрис, американцы Р.Карпентер и Дж.Кэмпбелл и др. «Неомифологизм» стал весьма широким направлением и в современном буржуазном литературоведении (Ф.Уилрайт, Р.Чейз, У.Дуглас и др.

Советская наука изучала мифологию, опираясь на марксистское учение.

В двадцатом веке учёные заговорили о таком понятии, как мифическое (мифологическое) мышление. Некоторые из них считали, что "мифическое мышление на известной степени развития - единственно возможное, необходимое, разумное; оно свойственно не одному какому-нибудь времени, а людям всех времён, стоящим на известной степени развития мысли; оно формально, то есть не исключает никакого содержания: ни религиозного, ни философского и научного" [Потебня 1976: 260]. Если придерживаться этой точки зрения, то можно утверждать, что в современном, двадцать первом веке, мифотворчество не утратило своего значения и активно развивается и в наши дни. Ведь, как утверждал Потебня, мышление называется мифическим тогда, когда "образ считается объективным и потому целиком переносится в значение и служит основанием для дальнейших заключений о свойствах означаемого" [Потебня 1976: 243]. А значит, "разница между мифическим и немифическим мышлением состоит в том, что чем немифичнее мышление, тем явственнее сознаётся, что прежнее содержание нашей мысли есть только субъективное средство познания; чем мифичнее мышление, тем более оно представляется источником познания"

12) Сравнительно-исторический метод в литературоведении: основные понятия

С тех пор как на рубеже XVIII — XIX вв. литературоведение впервые осознало себя как науку, оно стало обращать свое внимание на сходства, существующие между явлениями, принадлежащими различным национальным литературам, а также на параллели в мифологии и фольклоре разных народов. Пожалуй, первую попытку дать этим параллелям научное объяснение предприняли основатели сравнительно-исторического языкознания братья Якоб (1785–1863) и Вильгельм (1786–1859) Гриммы, указавшие на общность происхождения народов, населяющих Европу, как на единый источник их мифологических представлений.

Однако материалы, постепенно накопленные наукой, свидетельствовали о значительных сходствах в духовной культуре народов, не связанных общим происхождением. В противовес «мифологической школе» Гриммов немецкий филолог Теодор Бенфей предложил «теорию заимствований», выдвинув на первый план исторические контакты между народами и миграцию, переходы основных мифологических и фольклорных мотивов.

Под влиянием идей Бенфея начинал свою работу и крупнейший представитель русского сравнительного литературоведения А. Н. Веселовский (1838–1906), который позднее, опираясь на достижения современной ему западноевропейской этнографии, пришел к мысли о возможности независимого возникновения родственных мифофольклорных и литературных явлений в сходных условиях социально-культурного быта разных народов. Цикл работ по «Исторической поэтике», целью которого было проследить с помощью сравнительных методов «эволюцию поэтического сознания и его форм», Веселовский успел довести, по существу, до зарождения литературы нового времени.

Именно в последние десятилетия жизни Веселовского в науке о литературе усиливается интерес к применению сравнительных методов по отношению к европейской литературе нового времени. В начале XX столетия во Франции складывается школа сравнительного литературоведения (компаративистика). Она изучает историю литературного развития Европы начиная с эпохи Возрождения с точки зрения межнациональных литературных контактов, благодаря которым в европейских литературах складываются единые тенденции, преодолевающие политические, этнические и лингвистические барьеры. Ключевой здесь становится категория «влияния», творческого импульса, исходящего от одной национальной литературы и вызывающего к жизни сходные явления в других. Классическими образцами изложения принципов этой школы и их практического применения стали книги Поля ван Тигема «Сравнительное литературоведение» и «Предромантизм».

Компаративистика накопила огромный и чрезвычайно ценный материал о путях распространения тех или иных влияний и формах их проявления, но в то же время её приверженность к фактам, не подкрепленным широкими обобщениями, вызвала критику ученых, стоявших на самых разных методологических позициях. С одной стороны, возникшая после второй мировой войны «американская школа» сравнительного литературоведения (Р. Уэллек, П. Фридерикс и др.) выдвинула концепцию мировой литературы как совокупности шедевров, вышедших за национальные рамки и обретших всемирно-историческое значение. С другой стороны, принципиально новое понимание задач и методов сравнительного изучения литературы выдвинули советские ученые.

Основы советского сравнительного литературоведения были заложены в 1930‑е гг. В. М. Жирмунским (1891–1971), опиравшимся на наследие А. Н. Веселовского. В. М. Жирмунский разграничивал «контактные связи», возникающие в результате международных литературных взаимодействий, и «типологические схождения», вызванные сходным состоянием социально-общественных отношений. Решающая роль при этом отводилась изучению историко-типологических аналогий, для которых особенно часто привлекалась восточная литература, находившаяся, как правило, за пределами внимания традиционной компаративистики. Так, были разработаны вопросы о сходствах между западным и восточным героическим эпосом, возникающим на стадии зарождения феодализма, между рыцарской лирикой трубадуров и миннезингеров и арабской любовной поэзией, развивавшихся в условиях зрелого феодализма, и др. В этом же круге идей находится предложенная Н. И. Конрадом (1891–1970) концепция восточного Возрождения, которая, так же как и гипотеза о восточном Просвещении, до сих пор вызывает широкий резонанс в научной среде.

Изучение межнациональных литературных контактов, которым много занимался сам В. М. Жирмунский (см., например, его монографию «Гёте в России», 2‑е изд., 1983), исходит здесь из идеи А. Н. Веселовского о «встречных течениях», т. е. о самостоятельном формировании в той или иной литературе потребности в усвоении инонационального влияния. Воспринимающая сторона становится более значимой, чем влияющая, в связи с чем и термин «влияние», как правило, заменяется здесь понятием «взаимодействие». Более традиционные аспекты международных связей русской литературы изучает школа исследователей, сформировавшаяся под руководством М. П. Алексеева (1896–1981).

В целом, невзирая на успехи сравнительного литературоведения, его методы и принципы до сих пор недостаточно разработаны. Но, как сказал еще в XIX в. С. П. Шевырев, «всякий предмет в одиночестве никак не может быть ясен и определен, если нет других предметов для сравнения», и, следовательно, литературоведению и впредь не обойтись без сравнительных исследований, выполняющих в то же время не только научные, но и общественные функции.

Показывая, что ни одна литература не может плодотворно развиваться вне общения с литературами и — шире — культурами других народов, сравнительное литературоведение противостоит любой проповеди национально-культурной изоляции, утверждает духовное единство человечества.