Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Франсуа Эвальд, Алессандро Фонтана 4 глава




 

 

всей истории cpimeleia hcautou, — с некоторой привиле­гией, в данном случае с привилегией политической, экономи­ческой и социальной.

Так что когда Сократ возобновляет вопрос об epimelcia hca­utou, он исходит при этом из определенной традиции. И вы, кстати, заметите, что в этой первой крупной теории заботы о себе, содержащейся в «Алкивиаде», упоминается Спарта. Итак, перейдем к тексту «Алкивиада», Стоило бы вернуться, сегодня или в следующий раз, к вопросам, достаточно слож­ным, нет, не его подлинности, которые более или менее улаже­ны, а датировки.9 Но, конечно, надо получше познакомиться с самим текстом, чтобы и вопросы возникали по мере углубле­ния в него. Не буду задерживаться на начале диалога. Во всем этом начале я бы отметил только, что Сократ, приступая с раз­говорами к Алкивиаду, говорит ему, что в отличие от прочих влюбленных он с ним до сих пор ни разу не пытался погово­рить и только вот сегодня решился. А решил он заговорить по­тому, что видит, что в голове у него кое-что есть. В голове у него кое-что есть, и если ему, Алкивиаду, предложить старый, классический для греческого образования, восходящий еще к Гомеру и т. д.1 * вопрос: предположим, что перед тобой выбор — или умереть сегодня или продолжать жить жизнью, в которой для тебя уже не будет ничего замечательного, что бы ты пред­почел? И конечно, [Алкивиад ответил бы]: я предпочел бы уме­реть сегодня, чем жить жизнью, которая не принесет мне ничего, чего бы у меня уже не было. Вот почему Сократ загова­ривает с Алкивиадом. Что у него такое было, и по отношению к чему хочет он, Алкивиад, чего-то иного? Говорится о семье Алкивиада/ о его положении в городе, привилегиях предков, поднимающих его над прочими. Он происходит «из самого отважного рода в городе». По отцу — его отец был Евпатридом — у него много связей, друзей, богатых и могущественных родственников. То же со стороны матери из рода Алкмеонидов. Кроме того, хотя он и лишился матери и отца, все же вос­питателем его был человек не последний в городе, ибо то был Перикл. Перикл, который, как говорится в тексте, волен вер­шить все, что захочет, не только в этом городе, но и по всей Эл­ладе и среди варварских племен.14 К тому же состояние у Алкивиада немалое. Еще он красив, и все это знают. За ним хо-

 

 

дят толпой влюбленные, но он с ними не церемонится, он так гордится своей красотой и такой надменный, что все они разбе­гаются, один лишь Сократ неутомимо его преследует. Почему же все его покинули? Причина тому одна: отвадивший всех воздыхателей Алкивиад постарел. Это тот самый критический возраст юношей, о котором я говорил в прошлом году,15 и ког­да они его достигают, их уже нельзя любить. Но ему, Сократу, Алкивиад по-прежнему интересен. Он ему интересен как прежде, и Сократ даже решает впервые заговорить с ним. По­чему? Потому что, как я вам только что говорил, он понял, что в голове у Алкивиада есть кое-что кроме желания пользоваться всю жизнь своими связями, семейным положением, богатст­вом; а что до красоты, то она уже на исходе. Алкивиаду всего этого мало. Он хочет повернуться к народу, хочет взять в свои руки судьбу города, управлять другими. Короче, он хочет вос­пользоваться своим привилегированным положением, своими преимуществами, чтобы заняться политикой, делами правле­ния. И вот по мере того как это желание набирает силу, в тот са­мый момент, когда, попользовавшись или отказавшись доставлять удовольствие другим своей красотой, Алкивиад об­ращается к управлению другими (после эроса (eros) — полис (polis)), в этот миг Сократ слышит бога, внушающего ему, что теперь он может поговорить с Алкивиадом. Нужно кое-что сделать: превратить привилегии, первенство по положению, в умение управлять другими. Тут-то, как это ясно видно из тек­ста «Алкивиада», и возникает вопрос заботы о себе. И в том, что рассказал Ксенофонт о Сократе, мы встречаем то же самое. Например, в III книге Воспоминаний Ксенофонт рассказывает о беседе, о встрече Сократа с юным Хармидом.16 Хармид—то­же молодой человек, вступающий в политику, несомненно, не­много старше Алкивиада из нашего диалога, поскольку он уже настолько продвинулся в политике, что может участвовать в Совете и высказывать свое мнение. Но только вот что: Хармид, который говорит в Совете, Хармид, к мнениям которого при­слушиваются, потому что говорит он разумно, — Хармид этот испытывает страх. Он боится, этот человек, к мнениям которо­го прислушиваются и который хорошо знает, что его слушают, когда он рассуждает в относительно узком кругу, боится вы­ступать публично. Тогда-то Сократ ему и говорит: надо все же

 

 

немного и о себе подумать; не ленись разобраться с собой, по­смотри, каков ты и чем отличаешься, и тогда ты сможешь уча­ствовать в политической жизни. Он не использует выражение epimeleisthai heautou или epimelei sautou, а говорит «следи за собой». Noun prosekhci.17 Но смысл тот же. Все точно так, хотя и наоборот: надо подбодрить Хармида, который, несмотря на то, что мудр, не осмеливается участвовать в политике, тогда как Алкивиад — это пример молодого человека, которому, на­оборот, не терпится заняться политикой и использовать до­ставшиеся ему преимущества в успешной общественной деятельности.

Так вот, говорит Сократ — как раз тут и начинается часть диалога, на которой мне хотелось бы задержаться чуть доль­ше, — коли ты решил стать предводителем этого города, то, для того чтобы смочь им управлять, тебе придется иметь дело с соперниками двоякого рода.18 С одной стороны, с соперниками внутри города, потому что не один ты хочешь им управлять. И потом, в тот день, когда ты начнешь им управлять, ты столк­нешься с врагами города — со Спартой, с империей персов. А ведь ты, говорит Сократ, очень хорошо знаешь, что это та­кое — соперничать со спартанцами ли, с персами ли; они возь­мут верх и над Афинами, и над тобой. Прежде всего благодаря богатству. При всем твоем богатстве — можешь ты сравниться с персидским царем? А полученное тобой воспитание, разве может оно сравниться с воспитанием лакедемонян и персов? Относительно Спарты, [дается] краткое описание спартанского воспитания, оно если и не служит образцом, то во всяком слу­чае прививает определенные качества: вырабатывает хорошую осанку, великодушие, мужество, стойкость, развивает у юно­шей вкус к упражнениям, стремление побеждать, честолюбие и т. д. То же у персов, — это интересное место. У тамошнего Царя, молодого царевича, большие преимущества в образова­нии; к царевичу в [самом] юном возрасте, когда он уже спосо­бен что-то понимать, приставляют четырех воспитателей: один учит мудрости (sophia), второй — справедливости (dikaiosune), третий — рассудительности (sophrosune), четвертый — муже­ству (andreia). Первая сложность, которую надо учесть при да­тировке текста: с одной стороны, зачарованность Спартой и интерес к ней, как вам известно, характерны для платоновских

 

 

диалогов, начиная с сократовских; напротив, интерес к Персии и увлеченность сю считаются отличительной чертой позднего Платона и платоников. <...*> Так вот, в сравнении с этим вос­питанием, спартанским ли, персидским ли, какое воспитание получил ты, Алкивиад? Погляди сам, говорит Сократ, что с то­бой приключилось. После смерти родных тебя передали Периклу. Перикл, конечно, «волен вершить все, что захочет, не только в этом городе, но и по всей Элладе и среди многочис­ленных варварских племен». Но в конце концов на воспитание своих детей его не достало. У него их двое и оба никудышные. Тебе, стало быть, не повезло. Да и нечего было особенно рас­считывать на хорошее образование. Вместе с тем твой опекун Перикл озаботился доверить тебя старику-рабу (фракийцу Зопиру), старому слуге, являвшему собой образец невежества, который потому ничему путному научить тебя не мог. При та­ком положении, говорит Сократ Алкивиаду, нелишне сравнить шансы: ты хочешь заняться политикой, взять в руки судьбу города, но у тебя нет ни богатства, такого, как у твоих соперни­ков, ни такого воспитания, как у них. Надо немного поразмыш­лять о себе самом, надо познать самого себя. Так появляется тут это понятие, этот принцип gnothi seauton (с очевидностью отсылающий к дельфийскому оракулу1*). Интересно отметить, что gnothi seauton появляется здесь, еще до всякой заботы о се­бе, в ослабленной форме. Это просто мудрый совет, а совсем не то требование, с сильной формой которого мы встретимся позже. Здесь Сократ призывает Алкивиада просто поразмыс­лить немного о себе самом, оглянуться на себя и сравнить себя с соперниками. Это мудрый совет: погляди, каков ты есть по сравнению с теми, кого ты хочешь одолеть, и ты увидишь, что не тебе тягаться с ними.

 

Ты не можешь тягаться с ними не только потому, что нет у тебя их богатства и воспитания, но тебе и не восполнить этот недостаток (богатства и образования) тем единственным, что могло бы тебя хоть как-то уравнять с соперниками, — знанием, tekhneo Нет у тебя tekhne, которая могла бы уравновесить ис­ходный изъян. Знания у тебя нет. И Сократ доказывает Алки-

 

* Слышно только: «... который вы найдете в позднем платонизме, во вся­ ком случае, в платонизме, перевалившем за половину своей жизни».

 

 

виаду, что у него нет tekhne, которая позволила бы ему хорошо управлять городом и выступать, по крайней мере, на равных со своими соперниками. Сократ объясняет ему это классическим способом, характерным для всех сократовских диалогов: что значит хорошо управлять городом, в чем состоит доброе прав­ление, кого считают хорошим правителем. Длинный ряд во­просов. Они сходятся на определении, которое предложил Алкивиад: в хорошо управляемом городе между гражданами царит согласие.21 Алкивиада спрашивают: что это за согласие, в чем оно заключается? И Алкивиад не может ответить. Он не находит ответа, и тогда бедный мальчик отчаивается. Он гово­рит: «Я и сам не знаю, что говорю; видно, я давно не замечаю, насколько постыдно мое положение».-2 На что Сократ отве­чает: не тужи; ты понял, что живешь в постыдном неведении, что сам не знаешь, что говоришь; если бы ты заметил это свое состояние в пятьдесят лет, тебе трудно было бы поправить де­ло прилежанием (позаботиться о себе: epimelethenai sautou). «А сейчас ты как раз в том возрасте, когда необходимо чувст­вовать такие вещи». Так вот, я хотел бы задержаться немного на jtom первом появлении в философском дискурсе — если, конечно, верна датировка «Алкивиада» — этой формулы «оза­ботиться собой», «позаботиться о себе самом».

Во-первых, как видите, необходимость заботы о себе связа­на с осуществлением власти. Мы встречались уже с этим у спартанцев, в формуле спартанца Анаксандрида. С тем, прав­да, отличием, что в формуле, похоже, традиционной «мы дове­ряем наши Земли рабам, чтобы мочь заниматься самими собой», забота о себе обусловлена принадлежностью правяще­му слою. Тогда как здесь, как видите, вопрос заботы о себе, те­ма заботы о себе, возникает вне связи с наследственными привилегиями. Напротив, здесь выставляется некое требова­ние, условие перехода от унаследованного положения (влия­тельное, богатое, старое афинское семейство и т. п.) к определенной политической деятельности, к действительному Управлению городом. Но вы видите, «озабочение собой» уже заключено в желании индивида получить политическую власть над другими и проистекает из этого желания. Нельзя Управлять другими, невозможно хорошо управлять другими, невозможно сделать свои привилегии орудием политического

 

 

воздействия на других, разумного действования, не озаботив­шись самим собой. Забота о себе между привилегией и полити­ческим действием — где-то тут возникает это понятие.

Во-вторых, вы видите, что понятие заботы о себе, эта необ­ходимость озаботиться самим собой, связана с недостатками в воспитании Алкивиада. Но конечно, на его примере показана ущербность воспитания в Афинах, оно недостаточно с двух то­чек зрения; если угодно, с точки зрения, собственно педагоги­ки (учитель Алкивиада никуда не годился, это был раб, и раб невежественный, но воспитание слишком серьезная вещь, что­бы доверять молодого аристократа, которого ждет политиче­ская карьера, своему домашнему слуге); и оно критикуется с другой точки зрения, не так явственно, но критика эта пробива­ется на протяжении всего начала диалога — речь о любви (eros) к мальчикам, которая не была для Алкивиада тем, чем должна была бы быть, так как за ним увивались те, кому от него не надо было ничего, кроме телесных радостей, а до него самого дела не было, — эта тема вновь возникнет чуть ниже, — им не надо было побуждать Алкивиада заниматься самим собой. Лучшее доказательство тому, что интересовал их вовсе не сам Алкивиад, что занимались они Алкивиадом не за тем, чтобы Алкивиад занялся собой, — это то, что как только он вышел из желанного возраста, его покинули, предоставив самому себе. Потреб­ность заботы о себе, стало быть, диктуется не только политиче­скими амбициями, но и отсутствием должного воспитания.

В-третьих, и это тоже важный момент, непосредственно связанный с предыдущим, было сказано, как вы помните, что если бы Алкивиаду было пятьдесят, было бы поздно что-ни­будь исправлять. Это не тот возраст, когда начинают занимать­ся собой. Нужно научиться заниматься собой в том самом критическом возрасте, когда выходят из рук педагогов и начи­нается период политической деятельности. В какой-то мере этот текст противоречит другому, который я только что вам чи­тал, а именно «Апологии Сократа», где Сократ, защищаясь пе­ред судьями, говорит: но то, чем я занимался в Афинах, — дело важное. Его Mire доверил бог, и состояло оно в том, чтобы вот здесь, на улице, расспрашивать всех, старых и молодых, граж­дан и не граждан и побуждать их заботиться о себе.24 Здесь epi-meleia heautou предстает делом всей жизни, тогда как в

 

 

«Алкивиаде» она — необходимый момент в образовании мо­лодого человека. Вопрос этот приобретет большое значение, станет предметом обсуждения, одним из пунктов расхождения в толковании заботы о себе, когда с подачи эпикурейцев и сто­иков забота о себе будет понята как дело всей человеческой жизни. Но в этой, если угодно, ранней, сократовско-платоновской форме забота о себе — это прежде всего то, в чем нужда­ются молодые люди в их отношениях с учителем, в их отношениях с любовником или учителем и любовником вмес­те. Это третья сторона, третья особенность заботы о себе.

Наконец, в-четвертых, вы видите, что нужда в заботе о себе подается в тексте как неотложная задача не тогда, когда Алки­виад говорит о своих политических амбициях, а когда он заме­чает, что не знает... Чего же он не знает? — Он не знает самого предмета, сущности того, чем собирается заниматься. Он зна­ет, что хочет заниматься делами города. Он может рассчиты­вать на это по своему положению. Но он не знает, как ими заниматься, он не знает, в чем состоит цель и задача его буду­щей политической деятельности — благосостояние граждан и их согласие между собой. Он не знает, какова цель доброго правления, и потому он и должен озаботиться собой.

Итак, как видите, пока что встают два вопроса, два требую­щих ответа вопроса, и оба они напрямую связаны один с дру­гим. Да, нужно заниматься собой, но возникает вопрос, о каком таком «себе» надо заботиться, когда говорят, что надо забо­титься о себе? Отсылаю вас к пассажу, на котором я задержусь подольше в следующий раз и который очень важен. У диалога «Алкивиад» есть подзаголовок, но подзаголовок, который был добавлен гораздо позже, я думаю, в александрийскую эпоху, впрочем, я в этом не уверен, надо будет проверить к следующе­му разу, — «О человеческой природе».25 Так вот, когда вы по­смотрите, как развертывается вся последняя часть текста, а развертывание это начинается как раз в том месте, которое я указал, вы заметите, что Сократ спрашивает и ждет ответа не на вопрос, ты, мол, должен заботиться о себе, ведь ты — чело­век, и я спрашиваю тебя: что же такое человек? Поставленный Сократом вопрос гораздо более точен, он много труднее и гораздо интереснее. Сократ спрашивает: ты должен заниматься собой, но что же это такое «самое само» (auto to auto),26 ведь

 

 

как раз самим собой ты и должен заниматься? Под вопросом, стало быть, не природа человека, но то, что мы — мы сейчас, поскольку этого слова нет в греческом тексте — назвали бы субъектом. Что это такое, этот субъект, что это за точка, к кото­рой должно обращаться мышление, деятельность рефлексив­ная и рефлексируемая, поворачивающая человека к самому себе? Что такое «сам»? Это первый вопрос.

Второй вопрос, также требующий ответа: как эта самая за­бота о себе, осуществляемая должным образом и всерьез, мо­жет привести нас, привести Алкивиада к тому, чего он хочет, а именно научить tekhne, которая нужна ему для того, чтобы управлять другими, искусству, которое позволит ему быть хо­рошим правителем? Словом, задача всей этой второй части, всего окончания диалога в том, чтобы дать «самому себе» из «заботы о себе самом» такое определение, которое заключало бы в себе, открывало или делало доступным знание, необходи­мое для умелого управления. Главный вопрос диалога, следо­вательно, таков: что такое это самое «сам», о котором я должен заботиться, чтобы мочь должным образом заботиться о других, которыми я должен управлять. Именно эта парабола — от себя и заботы о себе к умению управлять другими — составляет, на мой взгляд, смысловой стержень диалога. Во всяком случае, как раз в такой форме впервые ставится в античной философии вопрос «заботы о себе самом». Я вас благодарю, и на следую­щей неделе мы, стало быть, опять начинаем в 9:15. Попробуем закончить чтение диалога.

Примечания

 

 

1 Легенду о Фаусте Фуко подробно рассмотрит в лекции от 24 фев­
раля, второй час.

2 Spinoza В. Tractatus de intellcctus emcndationc // Benedicti de Spino­
za. Opera quotquot reperta sunt, ed. J. Van Vloten & J. P. N. Land, La Haye,
1882—1884 (Traite de la reformc de Tentendemcnt // Oeuvres de Spinoza /
trad. C. Appuhn. Paris, 1904).

3 Husserl E. Die Krisis der europaischen Wisscnschaften und die trans-
zendentale Phanomenologic. Belgrade, Philosophia, 1936 (La Crise dcs sci­
ences europcenncs ct la Phenomcnologie transcendantalc / trad. G.Granel.
Paris, Gallimard, 1976). См.: Гуссерль Э. Кризис европейских наук и

 

 

трансцендентальная феноменология / Пер с нем. Д. В. Скляднева.

СПб., 2004.

4 Именно эту традицию Фуко признавал в то же время «современ­ной» в философии и считал себя се продолжателем (см.: Dits et Ecrits, op. oil., IV, N 351, p. 687—688; N 364, p. 813—814).

5 Hegel G. W.F. Phanomenologie des Gcistes. Wurtzburg, Anton Goeb-
hardt. 1807 (Phcnomcnologie de rEsprit / trad. J. Hyppolite. Paris, Aubi-
er-Montaignc, 1941). См.: Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа / Пер.
Г. ШпстаГсПб.: Наука, 1992.

6 О повой постановке вопроса о субъекте у Лакана см.: Dils et Ecrits, 111. N 235, p. 590; IV, N 299, p. 204—205 и N 330, p. 435. Из работ Лакана на эту тему: «Fonction et champ de la parole et du langage en psycha-nalyse» (1953) II Ecrits. Paris, Le Seuil, 1966, p. 237—322; «Subversion du sujet ct dialectique du desir dans Tinconscient freudien» (1960), ibid., p. 793—827; «La Science el la verite» (1965), ibid., p. 855—877; «Du sujet cnfin la question» (1966), ibid., p. 229—236; Le Seminaire I: Les Ecrits techniques de Freud (1953—1954), Paris, Le Seuil, 1975, p. 287—299; Le Seminaire П: Le Moi dans la theorie dc Freud ct dans la technique de la psychanalysc (1954—1955), Paris, Le seuil, 1978; Le Seminaire XI; Les Quatre concepts fondamentaux de la psychanalysc (1964), Paris, Lc Seuil, 1973, p. 31—41, 125—135; «Reponse a des etudiants en philosophic sur 1'objet de la psychanalyse», Cahiers pour Tanalysc, 3, 1966, p. 5—13; «La Mcprise du sujet suppose savoir», Scilicet, I, Paris, Le Seuil, 1968, p. 31—41; Le Seminaire XX: Encore (1973), Paris, Le Seuil, 1975, p. 83- 91; «Le Symptome», Scilicet, 6/7, Paris, Le Seuil, 1976, p. 42—52 (этим примечанием я обязан Ж. Ла1ранжу и М. Бертани).

До разработки этого третьего момента дело не дойдет ни в этом, ни в следующем году.

8 «Когда кто-то спросил, почему спартанцы передают свои поля
илотам, а не заботятся о них сами (kai ouk autoi epimelountai), Анак-
сандрид ответил: „Ведь мы приобретали наши земли, тоже заботясь
не о земледелии, а о самих себе (ou teuton epimelomenoi allriautdn)».
(Apophicgmes laconiens, 217 a // Plutarque. Oeuvres morales, t. Ill / trad.
F. Fuhrmann. Paris, Les Belles Lcttres, 1988, p. 171 — 172 (Плутарх. За­
стольные беседы. Л.: Наука, 1990, с. 299)); ср. тот же пример в Le Souci
desoi, op. cit.,p. 58.

y Эти вопросы буду! рассмотрены в лекции от 13 января, второй

час.

10 Об этом речь в начале текста, в ЮЗа—105с (Alcibiade // Platan, Oeuvres completes, t. I / trad. M Croiset. Pans, Les Belles Lettres, 1920 же ссылки на эю издание), р. 60—63). См.: П:штоп. Соч. В 4 т. Т. 1.: Мысль, 1990. С. 220—222.

 

 

11 Фуко имеет в виду судьбу Ахилла: «Моя мать говорила мне час­
то, среброногая богиня Фетида; две дороги ведут тебя к смерти, всепо­
глощающей. Если здесь я останусь сражаться под Троей, домой не
вернусь я, но ждет меня слава неувядаемая. Если, напротив, вернусь я в
отчие земли, не будет мне славы, долгая жизнь суждсна мне, и смерти
всепоглощающей ждать меня долго придется» (lliade, chant IX, vers
410—416 / Had. P.Mazon. Paris, Les Belles Lettres, 1937, p. 67. (Илиада,
песнь IX, стихи 410—416, перевод Гнсдича)).

12 Alcibiadc, 104а (р. 60 (Платой. Соч. В 4 т. Т. 1, М., 1990, с. 220)).

13 По своему отцу, Клипию, Алкивиад происходил из рода «Евпат-
ридов» («благородных»), семьи аристократов и крупных собственни­
ков, которым принадлежала политическая власть в Афинах после
периода архаики. Что касается жены Клиния (дочери Мсгакла, подвер­
гнутого остракизму), то она была из семьи Алкмеонидов, сыгравших
определяющую роль в политической истории Афин классического пе­
риода.

14 Alcibiade, 104b (p. 61 (Платон. Т. 1, с. 220)).

15 Вопроса о критическом возрасте мальчиков Фуко, в частности,
касается в лекции от 28 января 1981 г., посвященной формированию
этического восприятия афродисий (принцип социо-сексуального изо­
морфизма и принцип деятельности), а также проблемам, возникаю­
щим в связи с любовью к мальчикам из хороших семей. i

l6Xenophon. Memorables, III, VII, ed. citee, p. 363—365. (См.: Ксено-фонт. Воспоминания о Сократе / Пер. С. И. Соболевского. М,: Наука, 1993, с. 92—94).

17 Точнее в греческом тексте сказано: «alia diateinou mallon pros to
seauto prosekhein» (Xenophon. Memorabilia, VII, 9, ed. E. C, Mackant,
Londres, Loeb Classical Library, 1923, p. 216).

18 Весь этот пассаж из «Алкивиада», 119а— 124Ь (р, 86—93 (Пла­
тон, с. 242—248)).

19 «Послушай же, милый, меня и того, что начертано в Дельфах:
„Познай самого себя"» (Alcibiadc, 124b, p. 92 (Там же, с. 248)). '

20 Alcibiade, 125d (p. 95 (Платон, с. 251)). I
2' Alcibiade, 126с (р. 97 (с. 252)).

22 Alcibiade, 127d (p. 99 (с. 254)).

23 Alcibiade, 127e (p. 99 (с. 254)).

24 Apologie de Socratc, ЗОа / trad. M.Croiset, ed. citce, p. 157. (См.:
Платон. Т, I. С. 84).

25 Согласно Диогену Лаэрцию (Vies et Doctrines des philosophies il-
lustres, III, 57—62 / trad. s. dir. M.-O. Goulet-Gaze. Paris, Le Livre de Po-
che, 1999, p. 430—433 (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и
изречениях знаменитых философов/ Пер. М. Л. Гаснарова. М.: Мысль,

 

 

1979 С. 166—169)), в каталоге Фрасила (астролог Тиберия и философ при дворе Нерона, I в. н. э.) диалоги Платона разбиты на четыре груп­пы и в качестве заголовка для каждого чаще всего фигурирует имя главного собеседника Сократа, хотя возможно, что такой способ оза­главливать диалоги восходит к самому Платону, в подзаголовке же указывается основная тема.

26 Так в «Алкивиаде», 129Ь (р. 102 (с. 256)).

 

 

Лекция от 13 января 1982 г.

 

ПЕРВЫЙ ЧАС

 

Контекст появления сократического требования заботы о себе: способность молодых людей из хороших семей занимать­ся политикой; недостатки афинской педагогики (школьного и эротического воспитания); не ведающее о себе неведение. — Практики преобразования себя в архаической Греции. — Подготовка ко сну и формы испытания в пифагореизме. — Техники себя в «Федоне» Платона. — Их значение в эллини­стической философии. — Вопрос в «Алкивиаде» о существе «самого себя», о котором нужно заботиться, — Определе­ние «себя» как души. — Определение души как субъекта дей­ствия. — Забота о себе и связи с диететикой, экономикой и эротикой. — Нужда в наставнике.

В прошлый раз мы начали чтение платоновского диа­лога «Алкивиад». И пока не касаясь вопроса, к которому все же придется вернуться, если не аутентичности диалога, сомнений не вызывающей, то во всяком случае времени его написания, я хотел бы продолжить. Мы остановились на появлении этой формулы, которую в этом году я хотел бы рассмотреть в пол­ном ее объеме и эволюции — «заботиться о самом себе» (heau-tou epimelcisthai). Эта формула — вы, конечно, помните, в каком контексте она появилась. Контекст этот весьма характе-

 

 

рен для всех диалогов платоновской юности, тех, что называют сократическими: политико-социальный пейзаж, мирок моло­дых аристократов, которые по своему положению — первые в городе и призваны осуществлять в нем какую-то власть над со­гражданами. Это молодые люди, с ранних лет снедаемые жела­нием взять верх над прочими, над соперниками внутри города, а также над соперниками вне его, короче, заниматься действен­ной, авторитетной и победоносной политикой. Но вопрос в том, действительно ли авторитет, обеспеченный их происхож­дением, принадлежностью к аристократической среде, богат­ством — как это было в случае Алкивиада — в самом ли деле авторитет, позволивший им вступить в игру, делает их способ­ными управлять как должно? Это, стало быть, мир, в котором оказывается под вопросом прямая связь между положением «первых» и способностью управлять: самим собой приходится заняться постольку, поскольку надо управлять другими. И это первый круг, первое, из чего складывается контекст.

Вторая его составляющая, несомненно связанная с пер­вой, это проблема педагогики. Это критика педагогики, столь характерная для сократических диалогов, критика двух форм педагогики. Конечно, критикуется воспитание, практика вос­питания в Афинах, ее сравнивают — и это сравнение далеко не в пользу афинян — со спартанским воспитанием, которое было предметом неустанных забот и подчинялось общим строгим правилам. Афинское воспитание также сопоставляется, — что более неожиданно и не так часто встречается в сократических диалогах, впрочем, тоже отнюдь не в пользу Афин, — с восточ­ной мудростью, мудростью персов, которые приставляют к царевичам четырех нужных наставников, четырех великих учителей, способных научить их четырем главным доброде­телям. Это одно направление критики педагогической практи­ки в Афинах. Другое ее направление — это, конечно, критика того, как складываются и развиваются любовные отношения между мужчинами и мальчиками. Любовь к мальчикам в Афи­нах не нисходит до задачи воспитания, что могло бы по­служить ей оправданием и основанием.' Взрослые мужчины преследуют юношей, пока тс юны. Но они оставляют их в том критическом возрасте, когда, перестав быть детьми и уйдя из под опеки, лишившись руководства со стороны учителей в

 

 

школе, они как раз и нуждаются в наставлении, в подготовке к другой деятельности, к которой их совсем не готовил учи­тель, — к тому, чтобы заниматься политикой. Отсюда нужда — в связи с этим двойным дефектом педагогики (детской и «лю­бовной») — в заботе о себе. На этот раз вопрос «заботы о себе» (epimeleia hcautou) касается, если угодно, не «управляющих», но «управляемых». Но, по правде говоря, вы видите, вопросы эти связаны между собой: заботиться о себе, чтобы мочь управ­лять, и заботиться о себе в той мере, в которой тобой недоста­точно или не так как нужно управляли. «Управлять», «быть управляемым», «заботиться о себе» — перед нами некая це­почка, последовательность, история которой будет долгой и запутанной, вплоть до установления великой пастырской влас­ти в христианской церкви III— IV вв.2

Третья составляющая контекста, в котором возник этот во­прос, императив, предписание «займись самим собой», это, ко­нечно, — и перед нами снова элемент, характерный для сократовских диалогов, — незнание. Незнание, представляю­щее собой одновременно незнание тех вещей, которые нужно знать, и незнание самого себя как не знающего эти вещи. Алкивиад, как вы помните, думал, что без труда ответит на вопрос Сократа и скажет, что же это такое, хорошее управление горо­дом. Он даже думал, что уже определил его, сказав, что это то, что обеспечивает согласие граждан. И вот оказывается, он не знает, что это за согласие, и даже не знает того, что сам этого не знает. Итак, как видите, все это — три этих вопроса: осуществ­ление политической власти, педагогика, само себя не знающее незнание — образует хорошо известный пейзаж сократиче­ских диалогов.

И все же, коль скоро это как раз то, что нас занимает, я хо­тел бы подчеркнуть, что появление императива «заботы о се­бе», несмотря ни на что, отмечено чем-то не совсем обычным в самом ходе изложения, в развертывании текста «Алкивиада», где в 127е и выставляется требование «заботиться о себе». Ло­гика изложения проста. Она намечена уже тем общим контек­стом, о котором я вам говорил: Сократ только что доказал Алкивиаду, что тот не знает, что такое согласие, что не знал да­же того, что не знает, что такое хорошее управление. Итак, Со­крат только что доказал это Алкивиаду, и тогда Алкивиад

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...