 |
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 9 глава
|
|
|
|
— Во дела! — выдохнула Анюта, когда он закончил свой рассказ. — Макс, я тебя уважаю, не всякий мужик решится на такой ответственный шаг. А эта твоя Лизавета точно не аферистка?
— Она у меня уже вторую неделю живет, — он пожал плечами. — До сих пор ничего криминального я за ней не замечал.
— А лахудра твоя телевизионная к этому как относится?
При слове «лахудра» Макс выразительно поморщился, но сестрица и глазом не моргнула.
— Лоре Лизавета очень не нравится, — с неохотой сказал он. — А ты, вообще, в курсе, что у нее проблемы? В нее же стреляли, так что...
Анюта не дала ему договорить:
— Макс, мне можешь эти сказочки про белого бычка не рассказывать. Знаю я, какие у них, у звезд, покушения. Пиара мало твоей Лорочке, вот она сама себя и «заказала».
Он не стал разубеждать сестру, рассказывать, что покушение было самым что ни на есть настоящим, решил перевести разговор в нейтральное русло:
— У Лизаветы шуба порвалась, — сказал, прихлебывая остывший кофе. — Как думаешь, может, ей какую-нибудь куртку купить?
— Конечно, купи! Только не какую-нибудь, купи приличную вещь.
— Приличная вещь дорого стоит.
— А тебе денег жалко? — Анюта с неодобрением покачала головой.
— Денег не жалко, просто от дорогой вещи она может отказаться.
— Даже так? — удивилась сестра, потом немного подумала и сказала: — Не откажется. Если ты ее шубку драную в мусоропровод выбросишь, никуда она не денется.
— Думаешь?
— Уверена. А какие у нее габариты?
— Компактные: размер сорок второй — сорок четвертый.
— А рост?
— Примерно как у тебя.
— Так что мы сидим? Пошли куртку искать! — Анюта как-то вдруг забыла, что приехали они за обновками для нее, а не для Максовой домработницы.
|
|
|
Этот пуховичок понравился им обоим: снежно-белый, стильный, с капюшоном, отороченным мехом неведомого зверя.
— Что это? — спросил Макс, поглаживая пушистый мех.
— Щипаный песец, — с готовностью сообщила продавщица.
— А зачем его щипать? — удивился Легостаев.
— Чтобы было модно.
— Эх ты, а еще креативный директор! — пожурила Анюта. — Совсем в народной моде не разбираешься.
— Как думаешь, ей понравится? — спросил Макс, забирая у продавщицы объемный сверток.
— Братец мой! — Анюта возвела глаза к небу. — Покажи мне хоть одну женщину, которой были бы неприятны знаки внимания.
— Она домработница, — мягко поправил Макс.
— Да ну? — Сестра отвлеклась от изучения неба и принялась исследовать его лицо. — А домработница автоматически перестает быть женщиной? — спросила она язвительно.
Он пожал плечами, и больше они к этому вопросу не возвращались.
Первым делом нужно было привести в порядок шубу, хоть как-нибудь. Ну не может она больше выходить на улицу такой уродиной! Вчерашнего дня хватило с лихвой.
На поиски ниток и иголки ушел целый час. Катушка черных ниток с воткнутой в нее тупой иглой нашлась в шкафчике легостаевского рабочего стола. Лиза исколола себе все пальцы, но с грехом пополам пришила воротник на место. Потом расчесала шубу расческой, скептически осмотрела со всех сторон. Не фонтан, конечно, но за неимением лучшего сгодится.
На письмо Ленке ушло минут тридцать. Лиза не стала в красках расписывать все свои злоключения — не захотела тревожить беременную подругу, — написала только, что стала жертвой мошенников, что потеряла деньги и документы, что вернуться обратно домой пока не может, но ей повезло: она живет у очень хорошего человека, который обещал ей помочь с возвращением на родину. В самом конце указала свой мейл, попросила Ленку связываться с ней через Интернет — так быстрее и менее хлопотно. Подружка разбирается в компьютерах как свинья в апельсинах, но ведь у нее есть брат Василий, самопровозглашенный компьютерный бог, он ей поможет, если что. Лиза запечатала конверт, оделась, сунула письмо в карман шубы, отправилась на почтамт.
|
|
|
Она управилась за час с четвертью. До ужина оставалось совсем мало времени, пора становиться к плите. Лиза вздохнула: положа руку на сердце, готовить она хоть и умела, но не любила, когда жила одна, могла неделями перебиваться кофе и бутербродами. Но сейчас совсем другая ситуация, сейчас она должна думать в первую очередь не о себе, а о Легостаеве, своем работодателе.
Макс вернулся в восьмом часу, пахнущий морозом и дорогим парфюмом, груженный хрустящими пакетами.
— Это на кухню. — Он протянул Лизе пакет поменьше. — Там мамины пироги. Так что пару дней можешь тортики не печь.
Она поставила пакет на кухонный стол, вернулась обратно в прихожую.
— А это тебе. — Легостаев сунул ей в руки внушительный сверток.
В свертке оказалась куртка, с виду красивая и дорогая.
— Примерь, — велел Макс.
Она покачала головой, кивнула на висевшую на вешалке шубку. У нее есть в чем ходить, ей ничего от него не нужно.
— Ерунда! — отмахнулся он. — Твоя шуба годится лишь для вояжа к помойке, ты уж не обижайся, Лизавета.
А она обиделась. Вояж на помойку! Да как он смеет такое говорить! У нее еще вполне приличная шуба, и пришитый воротник, если не присматриваться, выглядит почти как новый. Она еще раз покачала головой, аккуратно повесила куртку на вешалку.
— С ума сойти! — возмутился Легостаев. — Лизавета, это же подарок. Нехорошо отказываться от подарка.
Подарок? Да никакой это не подарок! Это попытка расплатиться с ней за прошлую ночь. Он же добрый, он же не станет заниматься сексом с сиротой просто так, безвозмездно. Он обязательно должен ее отблагодарить за понятливость и уступчивость... Лиза вышла из прихожей, закрылась в «своей» комнате. Она, может, и сирота, и не слишком хорошо одета, зато у нее есть гордость и чувство собственного достоинства...
— Значит, вот так? — донесся из-за запертой двери звенящий от злости голос Легостаева. — Значит, ты у нас такая цаца? — послышались тяжелые шаги, хлопнула входная дверь. Тишина длилась недолго, меньше чем через минуту Легостаев вернулся.
|
|
|
— Будешь ходить в чем скажу! — заорал он. — Выискалась мне тут принцесса из захолустья! Ты на меня работаешь, и я не позволю, чтобы ты позорила меня перед соседями, шастая в своих лохмотьях!
Лиза зажмурилась, зажала уши руками. Как обидно! Она не станет больше слушать этого самодура...
Дверь в ее комнату с грохотом распахнулась, на пороге возник Легостаев.
— Что ты тут расселась?! — рявкнул он. — А ну марш на кухню! Я есть хочу!
Лиза выскользнула в прихожую, краем глаза успела заметить, что шубки на вешалке больше нет. Выбросил?..
Она хлопотала на кухне, разогревала ужин, а Легостаев метался по квартире. Он больше не орал, но Лизе казалось, что было бы лучше, если бы орал. Она все приготовила, накрыла на стол, а он ничего не стал есть: поковырял салат, с брезгливым видом отодвинул тарелку с отбивной, покопался в холодильнике, соорудил себе бутерброд и, не говоря ни слова, ушел в гостиную. Через пару секунд оттуда донесся звук работающего телевизора.
Что же это? Неужели все так невкусно? Не может быть, она же старалась. Лиза плюхнулась на стул, подперла кулаком подбородок, уставилась в окно.
Время шло, и Лиза наконец поняла, что Легостаев ведет себя так грубо потому, что он обиделся. Может, даже сильнее, чем она. Он же не сделал ничего плохого. Просто увидел ее порванную шубу и решил помочь. Он потратил на нее не только деньги, но и собственное время. Макс купил ей красивую, добротную вещь. Наверняка он рассчитывал на благодарность, а она повела себя как законченная эгоистка. Отказалась от подарка, встала в позу. Вот такая она гордая и независимая, не нужны ей никакие подарки...
А если Макс от чистого сердца? Ну почему она сразу заподозрила его в дурных намерениях? Лиза живет у Легостаева уже вторую неделю, и он ни разу ее не обидел. Вчерашняя ночь не в счет, вчера на них просто нашло какое-то затмение. Бывают же такие моменты, когда ну просто тянет на безрассудные поступки...
Что теперь делать? Срочно извиняться!
Легостаев сидел на диване, делал вид, что смотрит телевизор. Лиза остановилась в дверях, деликатно постучала, пытаясь привлечь его внимание.
|
|
|
— Ну что еще? — Он и не думал отрываться от экрана, наверное, обиделся не на шутку.
Она подошла к дивану, присела на самый краешек, положила между собой и Максом блокнотный листочек, свои письменные извинения. Он не стал ничего читать, он даже не посмотрел в ее сторону. Лиза посидела минуту-другую, помучилась, потом тихо встала и вышла из комнаты.
Проклятая афазия! Она бы уже давно все объяснила, попросила прощения, рассказала бы, что не хотела его обидеть, что ей просто очень неловко принимать от него такие дорогие подарки, — вот что было бы, если бы она могла говорить. А так остается невнятное «простите, я была не права», скупые строчки, не передающие ни ее волнения, ни ее раскаяния.
Макс был зол, чертовски зол на свою бестолковую домработницу. Ну что, спрашивается, он сделал плохого? Купил ей новую куртку? Так он же ее не в бутике купил, а в самом обыкновенном магазине. И куртка эта не эксклюзив какой-нибудь, Лора такую не надела бы даже под угрозой смертной казни.
И Лизавета вот не надела. Только мотивы ею движут какие-то странные, недоступные его пониманию. Отчего она взбеленилась? Может, обиделась, что не из бутика, — и черт с ней! Слишком много чести! Он тоже, между прочим, обиделся. Он даже не подозревал, что его это так заденет, оттого и записку при Лизавете принципиально не стал читать. А вот ему неинтересно, что она там понаписала! Он телевизором увлечен!
Лизавета посидела, повздыхала и ушла, а Макс еще целых десять минут не прикасался к записке — испытывал силу воли.
«Простите, я была не права».
Во дела! Она, оказывается, мириться приходила, просить прощения! Макс сложил листок вчетверо, зачем-то сунул его в карман джинсов. На душе как-то сразу стало веселей. Он хоть и лютый во гневе, но отходчивый, а Лизавета — всего лишь глупая провинциальная девчонка, правила хорошего тона неведомы ей, сироте с Белорусского вокзала. Интересно, как там ее спина? Он же не только куртку купил, но еще и мазь от ушибов...
Сначала Макс хотел войти без стука — дать, так сказать, понять, кто в хате хозяин, — но, вспомнив прошлую ночь, передумал, постучался.
«Войдите» ему, естественно, никто не сказал, но дверь почти тотчас распахнулась. Лизавета смотрела на него настороженно и, кажется, с надеждой. Макс невольно снова почувствовал себя феодалом, самодуром, до смерти запугавшим прислугу.
— Будешь носить куртку? — Он сразу перешел к делу.
Лизавета кивнула, улыбнулась смущенно и радостно. Он тоже помимо воли улыбнулся, спросил:
— Спина болит?
Она сложила вместе большой и указательный пальцы — болит, но чуть-чуть.
|
|
|
— Тогда это тебе. — Макс переступил порог, положил тюбик с мазью на краешек рабочего стола.
Это было неожиданно приятно: видеть, как Лизавета радуется такой мелочи, как мазь от ушибов. Он так расчувствовался, что чуть было не предложил свою помощь по нанесению мази. В конце концов, это же поясница, труднодоступная область, самой Лизавете будет неудобно. Да и что тут такого? Обычное человеческое участие. Он же ее уже купал, и вообще...
Выражение ее крапчато-каштановых глаз вдруг изменилось, сделалось настороженным. Макс поймал себя на том, что мечтательно улыбается, усилием воли взял себя в руки, сказал строго:
— Ну, ты тут сама, а я пошел. Спокойной ночи, Лизавета.
Ему показалось или она на самом деле облегченно вздохнула? Нет, скорее показалось. Девушки, которых Макс Легостаев оставляет без своего общества, должны вздыхать исключительно огорченно...
Про тапки «с глазами» Макс вспомнил только в первом часу ночи. Лиза, наверное, уже давно спит. Ну и пусть спит, а он тихонечко, на цыпочках...
Она не проснулась: лежала себе, свернувшись калачиком на неудобном кресле-кровати, чуть слышно посапывала. Макс едва удержался от желания поправить сползшее на пол одеяло, отдернул руку в самый последний момент. Она же прислуга, а он — феодал и самодур. И вообще, не царское это дело, ухаживать за собственными домработницами. Он поставил тапки на коврике у кровати, тихо вышел.
...Макс проснулся от крика, ничего не соображая спросонья, скатился с кровати, больно ударился коленом о дверной косяк, тихо матерясь, помчался по темному коридору к кабинету.
Лизавета встретила его появление с необычным энтузиазмом: повисла у него на шее, прижалась горячим девичьим телом, замахала рукой куда-то в темноту.
— Ну, мне, конечно, приятно твое внимание, — начал Макс и осекся: из-под кровати на него смотрели две пары фосфоресцирующих глаз. — Что за черт?!
Лизавета нервно пританцовывала рядом, хваталась за него влажными от страха ладошками.
— Спокойствие, только спокойствие, — пробормотал Макс, пятясь к выключателю.
Яркий электрический свет ударил по глазам, Легостаев зажмурился, а когда обрел наконец способность видеть, разразился гомерическим хохотом, в котором — что уж там! — проскальзывали и истерические нотки. Зеленоглазыми чудищами оказались тапки, те самые, которые он собственноручно поставил на коврик у Лизаветиной кровати. Хотел, понимаешь ли, сделать сюрприз.
Сюрприз удался! Вон как Лизавета впечатлилась. Совсем на радостях забыла о приличии. И что она только себе думает? Жмется к нему внаглую, бередит душу, и не только... А он мужик... А на ней опять по минимуму одежды...
— Спокойствие, только спокойствие. — Макс не знал, кого успокаивает: себя или Лизавету. Главное — дотащить ее до своей спальни, а там он все объяснит...
— Это тапки, — шепотом сказал Макс, гладя лежащую рядом Лизавету по влажной спине. Она заворочалась, до подбородка натянула простыню, села — приготовилась к побегу... Макс усмехнулся: — Я купил тебе вчера в подарок тапки с глазами. Хотел сделать сюрприз. Кто ж знал, что они светятся в темноте?!
Она чуть слышно фыркнула, кутаясь в простыню, сползла с кровати.
— Я, между прочим, тоже испугался. Не меньше твоего. Я, если хочешь знать, теперь боюсь спать один. Ты куда, Лизавета?
Она выскользнула из спальни, а он остался лежать, вслушиваясь в затихающее шлепанье босых ног. С одной стороны, хорошо, что она ушла к себе: субординация и все такое... А с другой — могла бы немножко полежать рядом, дождаться, пока он уснет. Уходить по-английски после такого тесного общения — это как-то невежливо. Макс тяжело вздохнул, перекатился со спины на живот, поворочался немного, устраиваясь поудобнее, и не заметил, как уснул.
Тапки «с глазами» были очень смешными и очень удобными. Лиза сунула в них босые ноги, притопнула от избытка чувств. Не оттого, что они такие милые и удобные, а оттого, что их подарил Макс.
Что-то с ней происходит в этой Москве. Как сказала бы любимая тетушка, Лиза теряет ориентиры. Да что там теряет! Она их уже потеряла. Спит с малознакомым мужчиной, по всей вероятности, законченным плейбоем, принимает от него подарки и, что самое ужасное, получает от всего этого безобразия удовольствие.
Стоп, стоп, стоп! Нельзя предаваться иллюзиям, это не роман, это маленькая, ни к чему не обязывающая интрижка. Наверняка секс с ней стоит в списке легостаевских побед не под первым и даже не под сто первым номером. Она — аутсайдер, сирота с Белорусского вокзала.
А ведь есть еще Лора. Вот кто уж точно идет под номером первым! Она красивая, стильная, знаменитая. Она особенная, настолько особенная, что кому-то понадобилось устраивать на нее покушение. Именно такая женщина нужна Максу Легостаеву, а не какая-то провинциальная мышь с афазией и большим багажом неприятностей. Она всего лишь маленькая и забавная нелепица в его сияющей, стильной жизни. Лиза срочно должна взять себя в руки, пока не случилось ничего непоправимого.
Лиза подошла к стеллажу с хрустальными фигурками, ногтем постучала по стеклу, привлекая внимание Дракона. Раньше, еще до запрета, она любила брать Дракона в руки, ей нравилось сажать его к себе на ладонь и разглядывать. Дракону тоже нравилось — Лиза это чувствовала. Но теперь он сидит в своей стеклянной темнице, а она ничем не может ему помочь. А может, ну их к черту, эти запреты?
— Лизавета, даже не думай, — послышалось за ее спиной. Легостаев смотрел на нее не то чтобы сердито, но неодобрительно.
Лиза попятилась прочь от стеллажа, спрятала руки за спину.
— Это последнее предупреждение, — сказал он неожиданно серьезным тоном. — Мне не хочется казаться деспотом, но эта коллекция мне очень дорога. Гораздо дороже, чем некоторые люди. Я тебя выставлю за дверь, если еще хоть раз увижу у стеллажа. Ты поняла меня, Лизавета?
Она поняла. Легостаев только что очень точно расставил акценты. Главное — правильно расставить акценты, чтобы все сразу стало ясно и понятно, чтобы не осталось никаких недомолвок. Он — хозяин, она — прислуга. У хозяина есть любимое хобби, которое значит для него намного больше, чем вся прислуга мира, вместе взятая. Лиза все поняла. Может, у нее и афазия, но она не дурочка.
Лиза кивнула — тоже очень серьезно, без тени улыбки. Улыбки не нужны, когда акценты расставлены правильно.
— Тебе понравились тапки? — Легостаев смягчился.
Она еще раз кивнула и пошла в кухню, готовить завтрак.
* * *
Нельзя было придумать лучшего катализатора для Лориной карьеры, чем эпизод с покушением. Если раньше ее знал только узкий музыкальный круг да армия безмозглых подростков, то теперь, благодаря выступлениям в бесчисленных ток-шоу и продуманным до последнего слова, до последнего вздоха интервью, Лору Лайт узнала вся страна. Факт нападения на «молодую, но очень перспективную телеведущую» стремительно обрастал слухами и даже приобрел некоторую политическую окраску. В кулуарах поговаривали, что «эта девочка» знает что-то очень важное, что она «пострадала за идею», что за переход на центральный канал Лора заплатила большой ценой, чуть не погибла, «бедняжка». А Солодовников во всей этой истории ни при чем. Мол, он был влюблен в Лору, мол, терзался и переживал из-за ее ухода с его канала. Но «заказать»?! Боже упаси! Он мухи не обидит, не то что «свою милую Лорочку». И вообще, у него железное алиби. Об этом неоднократно публично заявляли его адвокаты. Сам же Солодовников, скрестив пухлые ручки на необъятном животе, со слезой в голосе желал «своей Лоре» счастья и карьерного роста. Лора погневалась, погневалась, да и простила своего бывшего патрона. В одном из телешоу они даже обменялись дружескими рукопожатиями, под бурные аплодисменты растроганных зрителей.
И на новом канале у Лоры все складывалось удачно. Рейтинг ее программы рос с каждым днем, и в редакции уже подумывали о более престижном эфирном времени. Лора сменила не только канал, но и имидж. Больше никаких вызывающих маечек и топиков без нижнего белья, никаких кожаных штанов и высоченных ботфорт. Теперь только деловые костюмы, элегантные платья, консервативные туфли и сдержанный макияж. Теперь она птица уже совсем другого полета...
А вот с телохранителем Лора прокололась. Нужно было послушаться Макса, выбрать в бодигарды кого-нибудь менее приметного и более презентабельного. Какого-нибудь обладателя черного пояса по карате, с раскосыми глазами и непроницаемым лицом. Или бывшего спецназовского командира, идущего под пули с равнодушной ухмылкой, бывалого, хорошо бы еще и убеленного благородной сединой. А она выбрала какое-то тупое животное, примитивное, вечно жующее жвачку... Нет, телохранителя нужно срочно менять, этот никак не согласуется с ее новым имиджем. Все, решено, этого орангутанга она отправит в отставку, подыщет себе более презентабельный вариант. Надо было сразу послушаться Легостаева.
Кстати, о Легостаеве. С ним тоже нужно что-то делать. Он, конечно, мужчина интересный, и в приличном обществе с ним появиться не стыдно, но теперь вокруг нее столько красивых, перспективных, а главное, богатых самцов, что глупо зацикливаться на Максе. Нужно ловить шанс...
С Лорой в последнее время как-то не заладилось. Она с головой ушла в свою новую работу, пожертвовав ради этого их с Максом нежными отношениями. Бизнес-леди, черт бы ее побрал!
«Легостаев, у меня съемки... Легостаев, поужинай один... Легостаев, я слишком устала, чтобы заниматься всякими глупостями...»
«Всякими глупостями» она теперь называла их редкие встречи и не менее редкий, торопливый секс. Сначала Макс недоумевал, потом обижался, а потом разозлился. Да что же он бегает за ней, как сопливый мальчишка?! А он, между прочим, не мальчишка, он бойцовый дворовый кот! И он никому больше не позволит собой помыкать.
Решение послать Лору на все четыре стороны далось Максу неожиданно легко. Он даже надеяться не смел на такую легкость. Не то чтобы он ничуточки не страдал. Страдал, конечно, даже не спал пару ночей, а потом все его страдания как-то враз закончились. В ознаменование освобождения от чар Лоры Лайт Макс решил организовать небольшую попойку. Пить одному было скучно и как-то неправильно, поэтому пришлось спешно сколотить группу поддержки из старых приятелей и коллег.
Полночи они куролесили по ночным клубам, накачивались алкоголем, веселились, приставали к девушкам, а под утро самые стойкие завалились к Максу домой «догоняться».
Школьный приятель Василий Кривицкий, в прошлом троечник и раздолбай, а ныне успешный топ-менеджер довольно крупной фирмы, весь недолгий путь от дверей подъезда до Максовой квартиры все порывался «петь романсы». Голос, несмотря на внушительную комплекцию, у него был тонкий и пронзительный.
— Тише ты! — шикнул на него Макс, возясь с замком.
— А чего? — Василий замолчал, обиженно икнул. — Переживаешь за добрососедские отношения?
— Тихо, говорю! — Он справился наконец с замком, приложил указательный палец к губам. — У меня там, это... Женщина у меня там.
— Женщина?! — оживился второй приятель, Серега Вележев, в просторечье Серый.
До этого интригующего сообщения он мирно дремал, прислонясь к стене, но, как стопроцентный бабник, на слово «женщина» отреагировал мгновенно — встрепенулся, завертел башкой.
— Где женщина? Много женщин?
— Только одна, — проворчал Макс. — Одна маленькая вредная женщина.
Ну как тут объяснить, что у него, бедного, не заладилось не только с Лорой, но и с Лизаветой? Домработница не желала входить в его положение и утешать не спешила. Смотрела на него настороженно, близких контактов избегала как черт ладана. Он сунулся было к ней сразу после расставания с Лорой, а она, негодница, зашипела на него, как рассерженная кошка, даже по мордасам попыталась надавать, едва увернулся. Он тогда очень сильно обиделся. Может, даже сильнее, чем на Лору. Ну что это за дела такие? Он ее кормит, одевает, обувает — в общем, содержит, а она его за это по мордасам ни за что ни про что, да еще и взглядом одаривает таким презрительным, точно это он сирота с Белорусского вокзала, а она как минимум владычица морская. Эх, никогда ему не понять этих женщин...
— А почему она вредная? — деликатно поинтересовался Серый. — И вообще, зачем тебе вредная, когда вокруг полно невредных?
— Я сам себя спрашиваю — на кой хрен мне такая язва? — Макс толкнул дверь.
В квартире горел свет. Его маленькая домработница топталась на пороге своей комнаты и испуганно хлопала ресницами.
— А вот и она, — усмехнулся Макс. — Лизавета, мы тут с друзьями... — он неопределенно махнул рукой, — расслабились немножко, а теперь хотим есть. Что у нас на ужин?
В ответ Лизавета иронично выгнула бровь, выразительно посмотрела на часы.
— Что? — раздраженно спросил Легостаев, проследив за ее взглядом. — Половина пятого утра? Ну и пусть, значит, мы будем ужинать в половине пятого утра. Марш на кухню!
— Это кто вообще? — шепотом спросил Василий.
— Прислуга, — проворчал Макс, разуваясь.
— Ух ты! Настоящая прислуга? — оживился Серый. — И как она тебе, это... — он икнул, — прислуживает?
— Как надо, так и прислуживает.
— Вот даже прямо так? — заинтересовался друг.
— Да, прямо так!
— А Лора в курсе?
— А кто такая Лора? — спросил Макс не без бравады.
— Ну, Лора — это такая роскошная блондинка. Может, видел, ее теперь часто по ящику показывают.
— Не знаю про такую.
Серый понимающе хмыкнул.
— Что-то она у тебя не больно разговорчивая, — подал голос Василий.
— Кто? — не понял Макс.
— Да прислуга твоя. Хоть бы «здравствуйте» сказала уважаемым людям, одежду у них приняла.
— Насчет неразговорчивости ты прав — что есть, то есть. Немая она, Василий, — Макс перешел на шепот.
— Немая?! — изумленно переспросил приятель.
— Нуда, слышать слышит, а говорить не может.
— Класс! — почему-то воодушевился Серый. — Немая домработница — это ж мечта любого мужика! Эй, Лизавета! — вдруг заорал он. — Выйди-ка сюда, душечка! Дай дядя на тебя, такую распрекрасную, полюбуется!
Из кухни донесся грохот падающей посуды. Макс поморщился, сказал с досадой:
— Она у меня не только немая, но еще и безрукая.
— О, как интересно! — заржал Серый. — Выходи, Лизавета!..
Ох, как она их всех ненавидела в этот момент! Особенно Легостаева. Пьяные уроды! Приперлись посреди ночи и глумятся. А этот... козел креативный за нее даже не заступился. Он вообще сильно изменился за последнее время. Сначала все облапить норовил, словно она какая-нибудь... Точно он имеет право... А потом, когда она ему отпор дала, совсем разговаривать перестал, будто и нет ее вовсе. А сейчас вот дружков своих ненормальных приволок. А она, между прочим, ночь не спала, волновалась — что с ним, где он... Зря, выходит, переживала, такие, как Легостаев, не пропадут.
— Выходи, Лизавета! — Из прихожей донеслось радостное ржание.
Лиза вздрогнула, подняла с пола упавшую кастрюлю, вышла из кухни.
Они смотрели на нее, как на диковинное животное. Все трое...
— Лизавета, тут тебя в непочтительном отношении обвиняют, — язвительно сказал Легостаев. — Что ж ты моих гостей не встретила, как полагается по этикету, вещи у них не приняла? Ай, нехорошо, Лизавета...
Он разговаривал с ней, как с полоумной, ласково и насмешливо одновременно. А его дружки ухмылялись, подмигивали, корчили рожи.
— А она у тебя хорошенькая, — сказал долговязый парень в помятом костюме, подошел вплотную, потрепал девушку по щеке.
Лиза дернулась, умоляюще посмотрела на Легостаева.
— Хорошенькая, — задумчиво повторил он. — Может, и хорошенькая, только строптивая.
— Строптивая! — Долговязый закатил глаза. — Так наказывать надо строптивых. Рублем там или еще как, — он мерзко усмехнулся.
Лиза попятилась.
— А где ты ее взял? — спросил второй, коренастый, шкафоподобный.
— На улице подобрал. — Макс пьяно улыбнулся, подмигнул Лизе.
— Так она у тебя что, из этих?..
— Ничего не из этих. Лизавета у меня барышня добропорядочная, с принципами. — Он больше не улыбался, смотрел на нее в упор, странно так смотрел.
— Добропорядочная девочка с улицы? Да еще и с принципами — это какой-то анахронизм, — улыбнулся долговязый, поглаживая Лизу по плечу. — Повезло тебе, Макс.
— Так уж и повезло? — Легостаев посмотрел на маневры своего приятеля с неодобрением, сказал холодно: — Лизавета, ты нас сегодня кормить думаешь? Или мне самому к плите становиться?
Она кивнула, вывернулась из цепких лап долговязого, шмыгнула в кухню.
— А она у тебя хозяйка, — сказал Серый, заглатывая котлету «по-киевски» и запивая ее водочкой. — Может, одолжишь мне ее на пару деньков? — Он ощупал взглядом ладную фигурку Лизаветы.
Девушка вздрогнула, едва заметно поморщилась.
Макс тоже поморщился: ему эти разговоры с подтекстом уже порядком надоели. Хуже того, они его бесили.
— Иди спать, Лизавета, — сказал он, не отрываясь от тарелки.
— А как же десерт? — всполошился Серый.
— Десерт я тебе сам подам! — рявкнул Макс.
Но Серый сегодняшней ночью слишком много принял на грудь и на угрозы не реагировал, продолжал таращиться на Лизу.
— Ли-за-ве-та! — по слогам повторил Макс. — Бросай эту чертову посуду, утром все домоешь. Иди спать, у нас тут мужские разговоры, не для дамских ушей.
Она посмотрела на него со странной смесью благодарности и обиды, выключила воду, выскользнула из кухни.
— Кстати, о мужских разговорах, — неожиданно трезвым голосом сказал Василий. — У меня к тебе как раз такой разговор.
— Что, прямо сейчас? — удивился Макс.
— Ага, а что тянуть? Выйдем на площадку, покурим? — Он покосился на увлеченного котлетой Серого.
— Ой, идите уж, — отмахнулся тот. — Тоже мне — тайны мадридского двора!
Серьезный мужской разговор сводился к одному: Василию Кривицкому, успешному топ-менеджеру успешной фирмы, понадобился пиар.
— Ну тисни про меня статейку в своем журнале. Что тебе стоит, Легостаев? А внакладе не останешься, ты ж меня знаешь. Сделаю все чин по чину, на лапу дам, кому скажешь. Ну и про тебя, разумеется, не забуду.
Ох, как ему не нравились такие вот разговоры! «Тиснуть» нужную статейку он, конечно, мог бы, но никогда не стал бы этого делать. Вот такие у него глупые принципы. Самые близкие друзья об этом знают и с подобными просьбами не пристают, но Василий не самый его близкий друг, он просто приятель, собутыльник. Как бы ему потактичнее объяснить?
...Василий оказался нормальным мужиком: если и обиделся из-за отказа, то виду не подал.
— Ну, не можешь, так не можешь. Будем искать другие каналы...
|
|
|
