Мужественность обесценена. Глава VI

Лучшие борцы есть лучшие производители расы. Это вердикт биологии и инстинктивная вера всего женского мира.

При отлитии органической природы во все её разнообразные формы, любовь и война (с сопутствующими им проблемами и связанными с ними последствиями) есть два самых сильных фактора. Битва есть печь, которая с полным пониманием была предусмотрена для химического отделения одушевлённого шлака от золота. Сексуальное влечение есть сплав, который впоследствии объединяет золотые крупицы, из века в век увековечивающие отобранные качества — физическую красоту, силу, храбрость, выносливость — или наоборот. «Я убеждён, — пишет Дарвин, — что естественный отбор был главным, но не единственным средством модификации».

Та же мысль была озвучена Драйденом[346] в более сентиментальном, но в равно заставляющем задуматься сочинении:

Счастливая, счастливая, счастливая пара,

Никто кроме храброго,

Никто кроме храброго,

Никто кроме храброго не достоин красавицы.

Гераклит[347] сжал это в менее многословное заключение: «Борьба есть родительница вещей». Даже Соломон (убелённый сединами царь) воспел это в типичных восточных строфах: «Крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы её — стрелы огненные; она — пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её».

Битва является методом, посредством которого достойные завести потомство убедительно доказывают своё право. Животные, растения, птицы, рептилии и рыбы — все существуют в окружении нескончаемой половой конкуренции и войны — точно так же и люди. Органическая жизнь есть один непрерывный круг любви и войны. Сексуальность и убийство идут рука об руку.

Бактерия терзает бактерию — микроорганизм воюет с микроорганизмом — акула ест акулу — тигр борется с тигром — лев разрывает льва — орёл убивает орла, а человек сражается с человеком — за благосклонность самки — или для разграбления побеждённых. «Мир на земле и кроткое милосердие»[348] — не что иное, как лепет сумасшедшего. Даже овца, самое «христианское» животное, устраивает жуткие дуэли — в надлежащий сезон.

Нет иной земной страсти до такой степени свирепой, дикой, эгоистической, как сексуальная страсть, и она является телесным базисом всей человеческой «любви» — даже самой неземной и романтической. Повсюду «сезон любви есть сезон сражений», и когда огонь сексуальности тускло тлеет в человеческой нации, её представители недостойны свободы, потому что они недостойны воспроизводить своё потомство.

Топинард[349] объясняет, как сексуальность работает среди обитающих в море позвоночных: «В ноябре самцы Atrocephali (морского котика[350]) прибывают на Фолклендские острова и рассеиваются по побережью. В декабре прибывают самки, и незамедлительно повсюду начинают проводиться жестокие битвы за обладание ими. Семейная жизнь протекает у них так же, как у людей. Если самки ведут себя плохо, самец наказывает их, тогда они припадают к его ластам, просят у него прощения и проливают обильные слёзы. Временами самцы и самки плачут вместе».

Географ и натуралист с мировой репутацией (А. Р. Уоллес[351]) указывает на серию сходных фактов — фактов, которые не новы для наблюдательных умов:

«Для высших животных весьма характерно то обстоятельство, что самцы дерутся за обладание самками. Это ведёт … к тому, что более сильные и хорошо вооружённые самцы становятся родителями следующего поколения, которое наследует особенности родителей, таким образом сила и используемые для нападения средства у самцов непрерывно укрепляются, сказываясь в мощи и рогах быка, в бивнях и защитной шкуре вепря, в рогах и проворстве оленя, в шпорах и бойцовском инстинкте петуха. Но сражаются практически все самцы, даже если они не снабжены специальным вооружением: даже зайцы, кроты, белки и бобры дерутся до смерти. То же самое правило приложимо к самцам птиц. Из этого весьма распространённого феномена проистекает необходимая форма естественного отбора, который повышает мощь и бойцовскую силу самца животного, тогда как более слабое существо бывает либо убито, ранено, либо — изгнано», — как и среди людей.

В своём «Происхождении человека»[352] Дарвин делает сходное утверждение: «У социальных животных молодые самцы должны пройти через множество состязаний до того, как они получат самку, а старые самцы должны отбивать своих самок в повторных сражениях. Также они должны, как и в случае человека, защищать своих самок, равно как и свой молодняк, от всякого рода врагов и охотиться для их совместного пропитания».

Среди позвоночных вожак стада (или стаи) отбирается через доблесть сражений — следуя тем же самым «общим принципам», которые побудили Наполеона водрузить на своё чело корону — своей рукой. Все королевские фамилии мира были основаны сражающимися людьми, и поддерживаются они сражающимися людьми — так же, как и у «скотины». Главный козырь, как у животных, так и у человеческих предводителей — это способность сражаться. «Обычное стадо» инстинктивно чувствует, что хороший боец обладает всеми необходимыми достоинствами хорошего лидера, а лидер — это именно то, чего они хотят. Только в битве может быть низложен король у животных, а его победитель всегда является его преемником. Пока его зрение, слух, сила и отвага выдерживают, он — абсолютный господин, судья, главный производитель — но ни мгновением более. «Король умер, да здравствует король! »[353] — биологическое утверждение.

Это естественный порядок. Неестественный порядок — это делать слабых, но голосистых краснобаев верховными судьями (или конституционными королями). Этот более поздний план принимается только человеческими толпами в века слабоумия и всеобщего упадка.

Политики бесконечно «сражаются» друг с другом (если верить сенсационным заголовкам нашего «Ежедневного лжеца»), но этот тип войны — притворство, предназначенное для того, чтобы ввести всех в заблуждение. На самом деле никакой «драки» между ними не происходит. То, что они называют «дракой» — это делание ставок «за» и «против», игра в «кинь и подбрось»[354] за трофеи, которые другие люди завоевали, и за урожаи, которые другие люди собрали. Слушайте! Слышите ли вы, как они во весь голос с пеной у рта провозглашают свой «божественный энтузиазм во имя человечества»? Зачем? Для того, чтобы они (грязные негодяи, вот кто они) могли сидеть на своих тёпленьких местечках и направлять нации в ад, набивая при этом свои кошельки прибылью с налогов и шантажа. Нации всегда достигали вершин славы и процветания под предводительством сильных и отважных людей, избранных самими собой, и падали на самое дно деградации и бесчестия под дьявольским господством избранных массами ораторов. (Произведённые ими разрушения не так бросаются в глаза в Америке, как в Европе, потому что здесь очень обширная территория — практически безграничная).

Женщины инстинктивно восторгаются солдатами, атлетами, королями, дворянами, и вообще воинственными мужчинами, предпочитая их всем остальным соискателям — и это правильно.

Нет ничего хуже для возлюбленного в его оценке зрелой девушкой, чем быть «побитым» в личной схватке с соперником. Это убеждение распространено среди женщин всех классов. Лучшее, что может сделать мужчина, чтобы привести в восторг любую женщину (даже самую благочестивую), это продемонстрировать бесстрашие и физическую удаль.

Молодые женщины испытывают инстинктивное омерзение к типу поклонников «славный молодой человек, что умер» и питают отвращение к жалкому трусу — даже если он состоит с ними в кровном родстве. Превыше всех остальных качеств, вместе взятых, уважает женщина в своём будущем муже силу, энергичность характера, жестокость и отвагу. Быть взятой силой не так уж и отвратительно для её чувств, если «наглый плохой мужчина» приятен во всех остальных отношениях.

Она жаждет, чтобы её «добивались и завоёвывали» (или как там было), ей нравится чувствовать, что ею управляют, что её завоёвывают, что ею овладевают — что мужчина, который взял приступом её сердце, является во всех отношениях мужчиной среди мужчин. Эта говорящая о многом женская черта была поэтически отражена анонимным поэтом:

По извилистой дороге в старом саду,

прекрасная дева бродила, но было сердце её холодно,

Явился принц свататься к ней, сказал, что искренне любит её;

но дева ответила, что это не так, и он прекратил сватовство.

Явился надушенный дворянин — встал перед ней на колено одно,

сказал, что любовь его глубже самого глубокого моря,

Но молвила дева премилая, что мертва его любовь,

и смирился надушенный дворянин со словами её.

Явился лихой Незнакомец и увёл её силой;

Сказал, что заставит её себя полюбить, и она полюбила — конечно.

Воинственные личности, получая в своё распоряжение самых лучших и самых красивых женщин, как правило, дают жизнь воинственному потомству. В этом и заключается происхождение великих рас. Мужчины второго класса движимы необходимостью жениться на женщинах второго класса, и в строгом порядке очереди мужчины третьего класса выбирают партнёрш из того, что осталось. (Отсюда шаблонная природа рабских каст. )

Самцы высшего качества берут лучших с расовой точки зрения женщин, а низшим самцам позволяется дублировать себя посредством низких самок. Каждый класс производит себе подобных (в среднем), и если предопределённая борьба за блага земли искусственно не прерывается, то главенствующие классы периодически призываются для защиты своего высокого положения — силой, — или для того, чтобы быть искоренёнными, порабощёнными, вытесненными и лишёнными права собственности более сильными и отважными животными.

Аристократии всегда имели своё происхождение в войнах. Фальшивки всегда вырастали (как грибы) во времена мира. Никакой «аристократии» не должно быть позволено главенствовать ни секундой более после того, когда она не смогла поддержать себя остриём меча. И, опять же, подчинённые классы не должны позволять себе управляться узурпаторами, которые не могут сражаться. Естественный порядок для людей первого класса — доминировать над людьми второго класса, а для людей второго класса — доминировать над людьми третьего класса — но классы отбираются сами собой в конфликте. Однажды низшие породы будут без малейшего сожаления уничтожены, как бесполезные и отвратительные паразиты. Узрите! Я выношу приговор будущему развитием прошлого.

Женщины собираются на состязания по атлетике и на гладиаторские бои, побуждённые тем же универсальным инстинктом, который заставляет львицу выжидающе созерцать, как два или более соперничающих самца рвут друг друга на части в драке — за обладание ею. Львица как предмет выбора подчиняется объятиям победителя; и в самом фешенебельном обществе крепкий футболист или лихой солдат имеют практически неограниченные возможности выбора на свой вкус девиц на выданье.

Ни одна нация, ни одна империя не приходила к упадку — ни одна раса не бывала порабощённой из-за того, что находила удовольствие в мужских видах спорта — в охоте на вепрей и львов, и на людей тоже — в смертельных поединках — в дуэлях — в сражениях за приз — в гладиаторских боях — в «жестокой и кровавой» обстановке. Нет! Ни одна! (Природа жестока — в миллион раз больше, чем когда-либо был человек. ) Но дюжины «цивилизаций» погибли позорно, недостойно, из-за распространения язв личной трусости — порождённых изнеженностью, роскошью, ростовщичеством, тяжким трудом, государственностью, религиозными предрассудками, «культурой» и мирным существованием.

Недостаток отваги — физическое одряхление — скудость разума — страх перед опасностью и ужас смерти (явные признаки расового упадка) никогда не происходили из атлетических турниров, завоевательных войн или гладиаторских игр. Когда клерикализм отменил «смертельный поединок», гордость северных земель тихо сошла на нет, когда он отменил Олимпийские игры, Греция загнила в распаде. А когда он запретил гладиаторские схватки, Вечному Городу «пришёл конец».

Через долгое время достоинства бульдогов обречены восторжествовать, сейчас же они могут быть только развиты (если вообще развиты) ежедневной практикой с самой юности. Отсюда вытекает необходимость в «брутальном» футболе, «брутальной» войне, «брутальных» личных схватках, «брутальных» мыслях и «брутальных» объединениях. (Здесь употреблено слово «брутальный», потому что зачастую оно понимается неправильно и используется как ругательство. [355]) «Брутальные» расы всегда были победоносными расами — величайшие люди всегда были в высшей степени «брутальными». (Александр, [356] Сесострис, Цезарь, Тит, Нерон, Бонапарт, Кромвель, Грант, Бисмарк, Сесил Родс. )

Слово «брутальный» в реальной жизни имеет смысл, обратный изнеженности. Тот мужчина брутален, который не подставит другую щёку. Что делают животные, что было бы неверным с точки зрения природы?

Эмерсон[357] осознавал этот основной анахронизм ясно, когда объявил: «Природа держится прямо, но человек пал». Христиане вечно используют слово «брутальный», чтобы пугать друг друга, но кто они, в конце концов? Разве они не подонки, не шлак, не отбросы, не ползучие твари арийского видоизменения — обычные визжащие жирные идиоты, смердящие ничтожества с самым низким уровнем интеллектуального развития? Пусть Эмерсон вновь станет свидетелем. Он может быть признан совершенно беспристрастным. Слушайте, что он говорит:

Волны бессовестные, в споре сладкозвучные,

Играют весело с бризом — встретились детства друзья.

Путешествующие атомы первичных материй,

Решительно перемещаются, твёрдо направляются своими животными полюсами.

Море, земля, воздух, тишина; растения, четвероногие и птицы —

Все одной музыкой очарованы, одним богом (природой) взволнованы,

Один другого украшает, бесшумно аккомпанирует,

Ночь скрыла утро, и туман, и холмы.

Человек сжимается и заливается краской, убегает и прячется,

Он ползет и змеится, он плутует и крадёт,

Дряхлость, меланхолия, зависть мелькают вокруг;

Уродец, соучастник, он отравляет землю.

Атлетические соревнования (и битвы всех видов) оказывают сильное влияние на формирование лучших качеств личного состава всех участвующих сторон. Тот, кто должен встретить достойного противника лицом к лицу и победить его — или самому быть побеждёнными, облагораживает своё сознание — подсознательно. Отвага, хладнокровие, бесстрашие, чистота крови, умственный баланс — первичные необходимости атлета. Он, следовательно, должен быть индивидуалистом, самоуверенным и находчивым, то есть, он должен быть мужественным.

Мужественный человек всегда великодушен, искренен, чистосердечен, бесстрашен. Его чело открыто — его поступь тверда и бесстрашна — его манеры уравновешены, благородны. Он смотрит на тебя без дрожи — оценивает тебя с первого взгляда, а в деловых операциях его «слово чести» гарантирует больше, чем все скреплённые печатями долговые обязательства Шейлока. [358] Он может не быть эрудированным философом — усидчивым студентом — или выдающимся оратором (а также не особенно заботиться о «спасении» своей души), но он больше, чем всё это — он мужчина. Поэтому повсюду он — первый фаворит, особенно у женского пола — чьи сексуальные инстинкты так же верны природе, как стрелка компаса — полюсу.

Какое огромное различие можно заметить между сдержанными манерами загорелого солдата и раболепствующей вкрадчивостью бледнокожего владельца магазина — подлостью еврейского кредитора — сладкой молочно-медовой ядовитостью пастора — низменным раболепием нищего наёмника — грубостью неуклюжего крестьянина — и жирным лоснящимся коварством питающегося налогами политика! Кто сможет, посмотрев на них (собранных вместе), не признать честно, что борьба способствует совершенствованию стойкости, красоты, мощи и семени расы?

Здоровая животность есть основа всех достоинств. Заражённые тела порождают заражённые разумы. Отсюда проистекает пагубная дегенерация среднего «гения». Отсюда также проистекает визжащее безумие слепого большинства. Средние «цивилизованные» люди в большей или в меньшей степени являются жертвами аборта — предрождёнными психами с манией величия. Здравомыслящих людей никогда нельзя заставить поклоняться идолу (сотворённому из нищенствующего еврея), они не станут сознательно воздвигать во имя прогресса и государства сосисочные фабрики для перемалывания их собственной плоти и высасывания из их детей костного мозга. (Помешанные умы, будучи весьма восприимчивы к внушению, не обладают никакой инициативой. )

Это бессвязно лопочущие «гении», которые завлекают человечество в вечное проклятие. Если бы эти уродливые маттоиды были удушены в тот день, когда они родились — земля и воздух были бы гораздо чище. Разве они не заразили человеческую расу всеми мыслимыми недугами, провозглашая панацеи и «надёжные средства» от каждой неизлечимой болезни?

С кафедры, с трибуны и из библиотеки они испускают свой маниакальный лепет, и чернь, более безумная, чем мартовские зайцы, впитывает всё это с раскрытыми от удивления ртами.

Слушайте! Слышите чахоточных демонов, выкашливающих свою книжную чуму с самых высоких должностей мира? Они вылечат «страдания угнетённых», не так ли?

Бесполезен медикамент, который не изгоняет никакую заразу! Бесполезна та риторика, которая не лечит человеческого горя!

Женщины испытывают неземной восторг от грохота военных барабанов — от военных маршей, от чтения поэм и романов о «битвах, убийствах и скоропостижной смерти». (Криминальные газеты удерживаются на плаву в основном благодаря женщинам, падким до сенсационных репортажей об убийствах. )

Французские женщины (вопреки своей глубокой патриотической сентиментальности) восторгались прекрасной физической и военной выносливостью германских солдат, которые прошли через Париж в 1871. Контраст между высокими чистокожими[359] германскими завоевателями и малорослыми французскими национальными гвардейцами тогда был продемонстрирован самым явным образом. Во Франции все «брутальные» виды спорта запрещены. Клерикализм имел там полную власть веками, и теперь социализм избирательной урны (а также циничная мерзкая чувственность) в полном расцвете.

Где бы солдаты ни сражались на войне, они сражаются также за любовь — патриотизм завершается после первого пароксизма[360] жаждущих мщения. Женщины побеждённых рас обычно весьма склонны выходить замуж за мужчину, который во время войны убил её детей. Редьярд Киплинг в одной из своих популярных баллад искусной рукой касается этой этнической особенности:

Возле пагоды старинной, в Бирме, дальней стороне

Смотрит на море девчонка и скучает обо мне.

Голос бронзы колокольной кличет в пальмах то и знай:

«Ждём британского солдата, ждём солдата в Мандалай! »[361]

После битвы у Сенлака[362] норманнские искатели приключений стали «добычей» светловолосых саксонских девушек. И по сей день, куда бы солдаты или военные моряки ни направлялись, любвеобильные смуглые дочери завоёванных островов просто-напросто бросаются им в объятия. Женщины маори из Новой Зеландии тысячами выходили замуж за британских офицеров, солдат и моряков, и когда полки были отозваны домой, многие мужчины предпочли остаться, чем разбивать свои семьи. В Гибралтаре испанские сеньориты буквально штурмовали эту неприступную крепость, чтобы добраться до «сыновей вдовы». [363] Любовь краснокожих индейских девушек к бледнолицым воинам когда-нибудь найдёт своего Гомера, который обессмертит её. Уже многие истории стали всемирно известными, в особенности эпопея Покахонтас и того чудаковатого флибустьера Джона Смита. [364] С женитьбы Стронгбау на Еве, имеющей те же причинные корни, смешение кровей кельтов и англичан продолжается непрерывно. [365] Предпочтение, которое женщины всех социальных слоёв отдают солдатам-любовникам, в гарнизонных поселениях стало поводом многочисленных шуток.

В чём нуждаются современные галлы, чтобы вновь вдохнуть жизнь в свою этническую стойкость, так это во всепоглощающем и безграничном завоевании какой-нибудь северной расой. Завоеватели, завладевая всей землёй и движимой собственностью, сразу же станут правящей кастой, привлекая к себе самых лучших женщин Франции. Это вливание новой крови не улучшит наследственных физических данных захватчиков, но оно несомненно вольёт энергию в структуру физических данных побеждённого племени.

Никакая длань не должна быть протянута, чтобы защитить самоотравленный человеческий род от полного порабощения, потому что чрезмерное преимущество слабых организмов нежелательно. Хорошо, что они должны быть искоренены, и лучше было бы, если бы они были искоренены войной, а не чумой — как в Китае и Индии. Порабощение или уничтожение — справедливая награда за полное физическое истощение. Безжалостная война блэкфутов против диггеров[366] проходила в полном соответствии с космическим планом.

История прошлого буквально кишит иллюстрациями этнических переселений, проведённых (возможно, подсознательно) в соответствии с тем, что здесь изложено. Они позволяют сделать заключение о личном факторе. Брисеида, после того, как её «нежно любимый» был убит Ахиллесом, утешала себя соблазнительной мыслью, что убийца возьмёт её, как добычу, на своё ложе. [367] Валькирии (северные воинственные девы)[368] выходили замуж только за своих победителей. После взятия Трои в храме Минервы прошла очень короткая церемония союза Аякса и Кассандры. [369] Через весь эпос Илиады[370] женщины проходят одновременно как собственность, награда победителя и как источник вдохновения всех гомеровских воинов.

Общеизвестно, что когда римские и греческие матроны обнаруживали неспособность к деторождению своих распутных супругов, они, всё взвесив, заигрывали со светлобородыми варварами, привезёнными издалека (в качестве военнопленных) для сражений в амфитеатрах. Многие темноглазые знатные «девы Италии» трепетали с затаённой радостью, когда в бою побеждал их любимый боец, и многие другие выплакивали все глаза, когда жадный безжалостный песок выпивал кровь из сердца их «умирающего гладиатора». Страсть американских женщин к женитьбам на иностранцах происходит из более или менее сходных инстинктов. Рождённые в Америке мужчины выказывают тревожную тенденцию к импотенции. (Vide census[371] возвращается. ) Многие из них «состарились до того, как стали молодыми», также очень большая их часть (в основном в городах) являются худыми как фонарные столбы треплющимися распутниками или же плешивыми развалинами, с вожделением посматривающими по сторонам.

Благороднейшие девы и матроны Рима соперничали друг с другом за улыбку Цезаря, когда он (после того, как убил миллион человек и поработил два миллиона) стал императором. Королевы гордились быть его любовницами, и один из его сыновей (не зная того) помог убить его. [372] Любовные скандалы Давида, Соломона, Аарона Бурра, Сигурда Вёльсунга, Геркулеса, Юпитера, Аполлона, Иеговы, Исис, сэра Галахада, Чарльза II, Генриха VIII, Бонапарта, Александра, Роли и этого сокрушительного триумвира Марка Антония[373] повлияли, к лучшему или к худшему, на весь мир.

«Лучше быть любовницей короля, чем женой подданного», — когда-то это выражение было популярно среди европейских женщин, — во времена, когда короли действительно были королями мужчин — когда они были одетыми в кольчугу мастерами владения мечом — могучими благородными людьми. Современные «короли» — это их жалкие подобия, дилетанты, пугала, разодетые в пурпур и платящие щедрое жалованье воплощённому регализму[374] ради удовольствия толпы. Они марионетки! Пригодные только для церемоний закладывания фундамента — для чтения искупительных проповедей — для объяснения опубликованной лжи — или, тогда и теперь, для ряженья в одежды головорезов, чтобы проинспектировать преторианские гвардии господ Ротшильдов, Айкельхаймеров, Бляйхродеров[375] и K°, марширующие сплочёнными колоннами — собранными под знамёнами, в военных доспехах с раскачивающимися перьями.

Современные короли — дегенераты даже в большей степени (если такое возможно), чем их работящие подданные. Они допустили, чтобы вся королевская инициатива была у них отнята дьявольским коварством этого «пронырливого демона» — еврейского банкира, этого мефистофельского манипулятора национальным дебетом и национальным кредитом. Короли не соответствовали ситуации, и в результате они и их подданные с отравленными мозгами были «заложены» израильтянину. Благодаря королевской вялости еврею было позволено сделать то, что Александр, Цезарь, Ануширван[376] и Наполеон не смогли довести до конца — короновать себя императором мира и начать собирать неисчислимую подать со всех «концов земли». От долины Миссисипи до равнин Хуанхэ, от ледяных вершин Шпицбергена до имеющих цвет железа берегов Новой Зеландии — его наместники обладают властью, и его сборщики податей грабят, бесчинствуют и воруют. По мере того, как арийская раса склоняется (даже незначительно) под знаком креста или тщетно пытается «удержать командование», она безнадёжно запутывается — она сдаётся — она словно рыбёшка, приносимая в жертву долаброй[377] сынов Иакова[378] — Иакова-искоренителя.

Маймонид, [379] философ иудейства, храбро высказал эту точку зрения ортодоксальным талмудистам: [380]«Учения христианской церкви, — провозгласил он, — направлены на то, чтобы привести всё человечество к совершенству, для того, чтобы они с общего согласия служили Иегове. Ибо, поскольку этот мир настолько полон словами Мессии, словами из учений Святого Писания и заповедями, они распространятся во все концы земли, даже если сегодня кто-то и отрицает их принудительный характер». Это может быть интерпретировано так: «Покоритесь, о дети Израиля, лживой религии распятого пророка! Это наилучшим образом послужит вашим целям. Когда западные племена «с общего согласия будут служить Иегове», — узрите! — они также будут служить вам. Христос «приведёт их к совершенству», и вы наложите на них путы. Они заставляли вас плакать и страдать, вы заставите их плакать кровавыми слезами, ибо Господь ваш Бог сказал так».

Девятнадцать столетий евангелизации (с еврейской библией в качестве основы) возымели результат — в чём? В политическом, социальном, финансовом и философском господстве — еврея. Мы с таким прилежанием изучаем его фальсифицированные хроники, его скорбную литературу и его пророческие излияния, как будто единственно в этой тошнотворной куче мусора и зловония было найдено summum bonum. [381] Ни один акр не перейдёт из рук в руки — ни один военный корабль не поднимет якоря — ни один плуг не вонзится в землю — ни один президент не наложит вето на законопроект — ни один дипломат не подпишет протокол — ни один император не взмахнёт саблей — без прямого воздействия тайного еврейского властелина. Узрите! «Король в своей счётной палате, считает свои деньги», [382] и какой король! Израиль является абсолютным диктатором, потому что он — абсолютный собственник. Золото, серебро и кредиты мира принадлежат ему, и пока он нанимает политиков, чтобы использовать вооружённые силы «правительства» для сбора своих «займов», для защиты своих безопасных бронированных подвалов, он — не несущий ни перед кем ответственности Иегова-Иах. [383] Но как только сила оставит его, «отощавшие псы за стеной» с рычанием прыгнут на него и награбят всё им награбленное, чтобы наиболее приспособленные смогли выжить.

«Евреи — министры золота, искусные банкиры, видящие в людях и государстве рудник, который должен быть разработан». [384]

«Жизненная кровь выпита из нас этими гарпиями финансов и игорных столов, которые, обдирая нас начисто, ещё и надсмехаются над нами». [385]

«Ущерб, который наносят евреи, исходит не от отдельных личностей, но от самого нрава этих людей, они — саранча, гусеницы, которые опустошают Францию, им должно быть запрещено заниматься коммерцией». [386]

Существует два различных, и вместе с тем схожих типа паразитических семитов: первый, представленный Марксом, Лассалем, Степняком[387] и Иисусом-мечтателем, второй — Гошеном, Ротшильдом, Барингом[388] и Иудой-банкиром. Вместе, где бы они ни находили приют, они практически полностью уничтожают гражданскую свободу и личную независимость. Не кусают ли они как гадюки кормящую их грудь? Что сделали они с Галлией, как не выели её сердце, а Галлия была первой, кто «освободила» их. Что теперь они делают с Германией, Россией, Англией, Америкой, Африкой, Австралией? Отравляют мозговые клетки порабощённого большинства, отбирая под залог — плуг и борону — жёрнов и мельницу.

Над нациями, империями и колониями, пребывающими в рабстве, висит идольский знак бесстыдного распятия (которое не лечит ни одной болезни). Над миром в цепях маячит ужасная тень трёх золотых шаров. [389]

Как солнца, звёзды и первичные атомы притягивают друг друга взаимной силой, так красивые женщины притягивают храбрых мужчин. Нервные клетки великолепных женщин и решительных воинов вибрируют в ритмичном унисоне. Между ними существует обоюдное масонство, [390] и ни «кредо», ни «культура» не могут его истребить, потому что это является частью космического плана — создавать всё более высокие типы.

Женский пол собирается на военных парадах, на футбольных матчах, на бальных турнирах, на водных карнавалах и на театрализованных битвах точно так же, как женщины «старого доброго времени»[391] собирались на состязаниях лучников — на битвах в Колизее — на Олимпийских играх — и на воинственных плясках неолита. [392] В своём поклонении воину индейские скво, львицы и колокольчики бального зала звучат в гармоничном аккорде.

Даже в годы мира (мир может быть определён как временное перемирие — приостановка битвы за выживание) гражданские в женском обществе резко обесцениваются, когда поблизости появляется раззолоченный морской лейтенант или «капитан-с-его-бакенбардами». На балах и приёмах военная униформа несёт прежде всего сексуальность (в особенности, если в неё облачён мужчина), так же, как и среди охотящихся за скальпами аборигенов Борнео, каннибалов Конго, краснокожих Оклахомы — или среди ужасных грубиянов Чикаго.

Университетские профессора (замаскированные священники) и святоши-демагоги могут в напыщенной прозе и медовых рифмованных строках обличать «милитаризм» и «ужасы войны», но с гораздо большим успехом они могут вскочить в ярости на свои задние лапки и бешено вопить на пояса Ориона, [393] или в бессильном отчаянии бросаться на сверкающие острия Северного Сияния. Эти литературные «светила» (чьё дело — занижать общественное мнение) ведают лишь очки на своих носах, безумие в своих мозгах, застой в своих печёнках, сухость в своих костях, страх в своих сердцах и перья в своих извивающихся пальцах, они никогда не будут восторженно «избраны» зрелой женщиной. Когда этим бедным убогим человечишкам (гениями они зовут друг друга) посчастливится (по какому-то благоприятному стечению обстоятельств) получить женщину, они превращают её жизнь в пытку и едва ли оставляют после себя хоть какое-то потомство, ибо рок дегенерации веет над каждым их нервом и над каждым волоском их тел. Кто-нибудь когда-нибудь слышал, чтобы страдающая от неразделённой любви женщина рисковала своей жизнью или своей репутацией, чтобы выйти замуж за набожную ползучую гадину или за очкастого учёного мужа? Видели ли вы хотя бы одну великую драму, в которой герой ни чуточку не подрался? Прелестный принц, он не только совершает галантные поступки — он побеждает гигантов — обводит вокруг пальца коварных убийц — сокрушает злых колдунов и нагоняет ужас на всех злодеев в округе — то есть «на другого поклонника».

Расследование последнего случая индийского мятежа показало, что первая его вспышка (в Мируте[394]) была спровоцирована «местной прекрасной девушкой, увенчанной жасминовыми гирляндами», которая очень по-женски осмеяла своего поклонника сипая, прошипев ему в лицо, когда он пришёл её навестить: «Мы не на базаре, чтобы целовать трусов». Он покинул её в ярости и безрассудно ускорил восстание, которое закончилось тем, что завоеватели выстрелили из пушек «побеждёнными».

Как агенты-провокаторы женщины никогда не были превзойдены мужчинами. Корнелия воспитывала двух своих замечательных сыновей с намерением направить их против римских олигархов и свергнуть последних, городская проститутка возглавила санкюлотов Французской революции. Королева Боудикка возглавила свою собственную армию британцев против всепобеждающих римских легионов. [395] Припадочная дева (позднее канонизированная) оделась в железные доспехи, оседлала боевого коня и призвала своих деморализованных соотечественников к насильственному изгнанию чужестранной армии. [396] В американских войнах женский род также с успехом играл свою роль, и американская женщина испытывает восторг (больше, чем все остальные женщины) от восхождения её собственной и семейной родословной к борцам за независимость, пиратам, флибустьерам — и через них к одетым в кольчугу рыцарям и героям далёкого прошлого. Никакая публичная библиотека в этой республике не обходится без полного набора родословных книг, и нет более вдумчивых студентов, изучающих их, чем женщины. Инстинктивно осознавая определяющую силу наследственности, эти студентки неосознанно стремятся (своим особым путём) разрешить знаменитый спенсеровский синтез: «Видение того, что материя неразрушима, действие непрерывно, а сила неизменна — видение того, что силы повсюду претерпевают изменение, что действие всегда следует путём наименьшего сопротивления, является неизменно ритмизированным — остаётся открыть такую же неизменную формулу, выражающую комбинированные результаты действий, пока сформулированных лишь по отдельности».

Дочь и жена Ирода, и их тайный союз, созданный для усекновения головы Иоанна Крестителя, не должен быть упущен