 |
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 3 страница
|
|
|
|
46 Срезневский И. И. Материалы..., стлб. 1037.
Русские переводчики XI -- XII вв. устойчиво переводили греческое " myphos" словом " кощюны", объединяя в нем понятия судьбы и доброго начала. Противопоставление кощун " повестям о преславных делах" говорит о преобладании в них не эпического, а религиозно-мифологического начала. Исполнялись мифы-кощуны старцами: " старьчьскыи басни", " старьча кощуны". " Кощюнословие" иногда объединяется в одной фразе с " кобением", очевидно, исполнение сказаний могло сопровождаться: теми или иными ритуальными жестами и телодвижениями.
В " Материалах" Срезневского (включающих и переводные произведения, по которым мы можем точнее представить себе значение русских слов) с фольклором связаны следующие термины:
Баян, обаятелъ (incantator) -- " произносящий или поющий заклинания".
Съказ, съказание (istoria)
Кощюна, коштуна (myphos) -- миф.
Кощюнословие -- рассказывание мифов.
Кощюнитъ -- колдовать, рассказывать.
Кощюньник -- волшебник, сказитель кощун.
Кощунство (позднее) -- надругательство над христианской святыней.
К этим материалам Срезневского следует добавить:
Кощьное -- " сиречь тьма кромешная", " преисподняя" (см. выше).
Кощей, Кощуй Бессмертный, Корчун -- сказочный персонаж 47.
----------------------------------
47 Соколов Ю. М. Русский фольклор. М., 194), с. 324.
Ключом для проникновения в полузакрытый мир древнеславянской мифологии может послужить широко распространенный и устойчивый образ Кощея Бессмертного, в самом имени которого содержится указание на мифологическую архаику " кощун" и на связь с инфернальной сущностью " кощьного", потустороннего царства. Восточнославянская волшебно-фантастическая сказка долгое время именовалась исследователями мифологической, пока известный украинский этнограф Н. Ф. Сумцов не высказал серьезных сомнений в возможности научного познания славянской мифологии: " Границы мифологии висят в воздухе; ничего прочного и устойчивого здесь никогда не было и ныне, при современном состоянии фольклора мифология не имеет определенного содержания" 48.
|
|
|
----------------------------------
48 Из статьи М. Халанского. См.: Сказки. Ист. русск. литературы / Под ред Е. В. Аничкова. М., 1908, т. I, с. 145.
Однако, по мере дальнейшего изучения фольклора, выясняется, что измельчавшими потомками древних мифов действительно являются сказки и именно волшебные (" мифологические" ) сказки: " Происхождение сказки из мифа не вызывает сомнения" 49. А в дальнейшем в связи е ростом племенных дружин и военных столкновений в мифологические повествования вплетается все в большей степени героический эпос.
----------------------------------
49 Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976, с. 262. Н. И. Кравцов и С. Г. Лазутин выражают сомнения в правильности этого тезиса Мелетинского (см.: Русское устное народное творчество. М., 1977, с. 112), считая, что мифы повлияли лишь на художественную сторону волшебных сказок, с чем трудно согласиться.
Что касается мифологии, то авторы правы, указывая, что " мифология складывается на последнем этапе существования первобытнообщинного строя" (с. 265). На язык абсолютных дат это можно перевести как энеолит и бронзовый век.
Предшествующие прото-мифы охотников каменного века порождены особым миропониманием; осколки их тоже встречаются в сказках.
Таким образом, восточнославянская волшебно-богатырская сказка является хранительницей перемешанных между собой отголосков архаических мифов и фрагментов богатырского эпоса, рождавшегося еще в I тысячелетии до н. э. 50
|
|
|
----------------------------------
50 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. Раздел " Мифы, предания, сказки", с. 528-596.
" Начало волшебное заключает так называемые пережиточные моменты и прежде всего религиозно-мифологические воззрения первобытного человека... Сказка полна мотивов, содержащих в себе веру в существование " потустороннего мира" и возможность возвращения оттуда... " 51.
----------------------------------
51 Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной сказки. Л., 1974, с. 13.
" Враждебное человеку пространство -- " иное" царство, морское царство, царство Змея, Кощея, Яги... Проникая в этот мир, разрушая его, герой утверждает единый мир человеческой справедливости и гуманизма" 52.
----------------------------------
52 Вавилова М. А. Сказки. -- В кн.: Русское народное поэтическое творчество. М., 1978, с. 157. *
О таком важном сказочном персонаже, как Кощей Бессмертный мы, к счастью, располагаем тремя видами источников: во-первых -- сказки 53; во-вторых -- былина, а, в-третьих -- изображение смерти Кощея на ритуальном турьем роге из языческого кургана эпохи Святослава 54. (Рис. 66).
----------------------------------
53 Новиков Н. В. О специфике образа в восточнославянской сказке (Кощей Бессмертный) -- В кн.: Русский фольклор. М.; Л., 1966.
54 Рыбаков Б. А. Древности Чернигова, с. 45 -- 50; Рыбаков Б. А. Древняя Русь..., с. 44-47.
Это, пожалуй, единственный случай, когда фольклорные записи XIX в. могут быть прямо соотнесены с изобразительным материалом середины X в., времени расцвета и наступательной силы русского язычества. Три этих источника группируются так: былина об Иване Годиновиче (положительном герое) ближе к композиции на турьем роге из Черной Могилы. Сказки же с Кощеем Бессмертным, представленные несколькими вариантами, содержат много дополнительных сюжетов, в них шире общий фон и больше различных эпизодов. Объединяет все три источника одна идея: Кощей, представитель темного " кощного" царства, только хочет остаться бессмертным, но на самом деле могущественное жизненное начало побеждает Кощея.
Прежде чем перейти к подробному рассмотрению всего комплекса сведений о Кощее, считаю необходимым оговориться относительно этимологии его имени. Слово " кощей" известно киевской летописи XII в. в значении " слуги", " раба" (" седельникы и кощее", " кощей мал" ). Слово явно заимствовано из тюркского. Это выявляется из обращения автора " Слова о полку Игореве" ко Всеволоду Большое Гнездо: " Аже бы ты был (в походе против половцев), то была бы чага по ногате, а кощей по резане", т. е. половецкие пленники-рабы распродавались бы по дешевке 55. Тюркская этимология от " кошчи" -- раб утвердилась в науке 56, но было бы неосторожно принимать ее безоговорочно для всех вариантов былинно-сказочного комплекса. Сказки о Кощее Бессмертном исследователи делят на две группы по характеру смерти Кощея: " Смерть Кощея в яйце" и " смерть Кощея от коня" 57. К этим двум группам следует добавить третью, представленную былинами об Иване Годиновиче -- " смерть Кощея от своей стрелы".
|
|
|
----------------------------------
55 Мелиоранский П. Турецкие элементы в языке " Слова о полку Игореве" -- ИОРЯС, 1902, т. VII, кв. 2, с. 292.
56 См. последнюю по времени обобщающую работу Н. И. Кравцова п С. Г. Лазутина " Русское устное народное творчество". (М., 1983, с. 117). В своей работе " Древняя Русь" (1963 г. ) я тоже отдал дань такой этимологии (с. 47).
57 Новиков Н. В. Образы..., с. 193.
Оценивая мифологическую сторону этих вариантов, следует сказать, что она менее всего выражена в сказках, кончающихся смертью Кощея от коня. В сказках, где кощеева смерть запрятана в яйце или находится в заговоренной стреле, есть ясно выраженный элемент предопределенности, участия сил более могущественных, чем сам Кощей. Они вполне соответствуют нашему представлению о волшебной сказке, как о реликтовой форме древнего мифа. В сказках же с участием коня этой волшебной предопределенности нет, там больше бытовых черт и всем своим построением они отличаются от первых; их объединяет имя Кощея и то, что он похищает женщину.
Схема этих сказок с участием коня такова: герой (Иван, Иван-Царевич и др. ) женится на степной богатырше Марье Моревне " прекрасной королевне" и живет в ее государстве. Ивану запрещено входить в один чулан, а когда он все же проник в него, то увидал, что там висит Кощей Бессмертный на двенадцати цепях или он сидит в кипящем котле или " в огне поганый Кощей на цепях висит". Герой доверчиво выручает Кощея, а тот похищает жену героя и мчит ее на коне в свои края. Иван-царевич разыскивает жену и в процессе погони конь Ивана убивает Кощея ударом копыта 58. Труп Кощея сжигают на костре. Главной помощницей героя является Баба-Яга (в ее южном, степном варианте), владеющая стадами волшебных кобылиц. Герой нанимается к Бабе-Яге в пастухи, чтобы получить волшебного коня.
|
|
|
----------------------------------
58 Народные русские сказки/Собр. А. Н. Афанасьева. М., 1976, с. 193.
Вся обстановка этой сказки очень близка к сказкам о " Девичьем царстве", о Бабе-Яге -- повелительнице конного степного войска, о женщинах-змеихах, продолжающих борьбу с героем после гибели Змея.
Опираясь на такие признаки, как конное девичье войско амазонок, черепа врагов на шестах (как у геродотовских тавров в Крыму), " железная ступа" (скифские и сарматские походные котлы) Бабы-Яги, полуденные приморские земли, каменные крепости и т. п., я соотнес этот комплекс сказок с эпохой праславянско-сарматских взаимоотношений около рубежа нашей эры 59. Почти все эти признаки мы находим и в сказке типа " Марья Моревна". Действие здесь происходит у моря, дом Бабы-Яги окружен 12 шестами, " на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый" 60. У Бабы-Яги есть 12 волшебных кобылиц, говорящих человечьим голосом. Одним из помощников героя является Орел -- степная, горная птица.
----------------------------------
59 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с 585-590.
60 Народные русские сказки, с. 191.
Все признаки ведут нас на юг, к черноморским землям, занятым некогда " женоуправляемыми" сарматами. Однако вариант с Кощеем, очевидно, несколько более поздний, чем сарматское время. Сквозь сказочную причудливую форму проглядывает историческая конкретность: во дворце, в чулане живет прикованный пленник; ему удается бежать " к себе". Но этот Кощей не царь, не полководец -- его государство не упоминается, дворца у него нет; нет ни войска, ни слуг; есть только какое-то жилье, конь, с которым он беседует, и сабля. Смерть этого Кощея -- обычная смерть степняка: сам он изрубил своего противника, а потом угодил под копыта вражеского коня.
Вся ситуация с пленным Кощеем в чулане, бегством из плена, увозом бывшей хозяйки и поединком в поле могла относиться и к сарматскому времени, но в данном случае имя пленного степняка определенно указывает на более позднее время: из иранских наречий (к которым относится сарматский язык) слово " кощей" не объясняется; оно явно тюркское, а следовательно, в этом смысле (" кощей" -- " раб", " пленник" ) оно могло появиться не ранее V в. после соприкосновения славян с тюрками (гунны, болгары, хазары, печенеги). Здесь могло произойти то, что мы наблюдаем в эпосе: былины, явно связанные с печенегами или половцами X -- XII вв., именуют этих врагов Руси " татарами". На ранние сказания о войнах с " Девичьим царством" наслоился более поздний термин " кощей" в значении пленника. Это вполне в духе " Слова о полку Игореве", где говорится о том, что " Игорь князь выседе из седла злата а в седло кощиево", в седло пленника.
|
|
|
Конечно, нельзя исключать возможность контаминации, наслоения на сюжет сказания о " Девичьем царстве" отдельных элементов сказаний о Кощее Бессмертном (не пленнике, а царе). Такими общими элементами являются похищение женщины п обязательная, но не предопределенная, а как бы случайная, смерть отрицательного героя в эпилоге сказки то убитого копытом коня Ивана-Царевича, то разбившегося о камень при падении со своего собственного коня во время стремительной скачки.
В пользу такой перепутанности разных сюжетов говорит внедрение имени Кощея в разные сказки, где он, по прихоти рассказчиков, заменяет Змея или Бабу-Ягу.
Для уяснения мифологической сущности того Кощея Бессмертного, который семантически связан с кощунами и кощным царством мертвых, данная группа сказок -- " смерть Кощея от коня" -- дает нам только фрагменты, становящиеся интересными для нас лишь тогда, когда мы найдем им место в основной сказке.
Рассмотрим классическую сказку о Кощее Бессмертном, спрятавшем свою смерть в недоступном и никому неизвестном месте, за тридевять земель от района действий героев сказки. Этот Кощей -- не пленник, не раб, а повелитель далекого царства где-то " прикрай свету" на " стеклянных горах" (айсберги? ); живет он во дворце с золотыми окнами и хрустальными дверьми. Дворец его полон самоцветных каменьев, алмазов, бирюзы и жемчуга; в нем много прислуги; защищает Кощея его войско, иногда именуемое полками чертей (" кощное -- сиречь преисподняя" ). Кощей во всех сказках представлен как отрицательный тип; " он воплощает в себе хитрость: вероломство, коварство, неблагодарность". " В Кощее очень устойчиво сохраняются его мифологические и демонические черты, идущие от глубокой древности" 61.
----------------------------------
61 Новиков Н. В. Образы..., с. 216 и 218.
Основная структура сказки такова 62:
1. Кощей похищает девушку (невесту героя) и скрывает ее в своем дворце.
2. Герой (иногда с помощниками или братьями) отправляется освобождать пленницу.
3. На пути своими добрыми делами герой заслуживает благодарность разных животных и птиц.
4. Герой достигает дворца Кощея и в его отсутствие встречается со своей невестой.
5. Пленница Кощея выпытывает у него местонахождение его смерти.
6. Смерть Кощея (в русских, украинских и белорусских сказках почти одинаково) запрятана так: На море на окиане есть остров (на острове -- камень),
На том оспрове дуб стоит (иногда упоминается дупло),
Под дубом сундук зарыт (иногда на дубу гнездо с уткой),
А в сундуке -- заяц,
В зайце -- утка,
В утке -- яйцо,
А в яйце -- моя смерть.
7. Герой (Иван, Иван-царевич) совершает далекое путешествие и с помощью благодарных животных добывает волшебное яйцо, умерщвляет Кощея и освобождает свою невесту.
----------------------------------
62 Использую здесь превосходный обзор вариантов, сделанный Н. В. Новиковым в цитированной выше книге " Образы восточнославянской волшебной сказки" (с. 192-218).
Устойчивый мотив местонахождения смерти Кощея в яйце, приводит нас к одному из самых распространенных символов жизни, жизненной силы, динамики развития и перевоплощения яйца в птицу. Яйца были неотъемлемой частью весенних аграрно-магических обрядов, начиная от праздника " красной горки" и кончая пахотой и севом 63.
----------------------------------
63 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 516-518.
Писанки -- яйца, украшенные сложными рисунками, являются обязательной принадлежностью весенней заклинательной обрядности. Космологический смысл композиции на писанках говорит о том, что яйцо, предназначенное для ритуала, должно было изображать мир в целом, со всеми его земными и небесными разделами.
В " Калевале" рождение Вселенной представлено как появление яйца: дева неба, она же " мать воды" Илматар-Каве приняла " бога всевышнего Унко", явившегося ей в виде утки. Утка снесла яйцо, из которого и создалась Вселенная: Из яйца, из нижней части
Вышла мать-земля-сырая,
Из яйца из верхней части
Стал высокий свод небесный... 64.
----------------------------------
64 Калевала. М.; Л., 1933, с. 5-6.
На восточнославянских (украинских) писанках мы видим точное воспроизведение архаичного представления о Вселенной, по происхождению, очевидно, синстадиального финско-карельскому: в широкой части яйца нарисованы пиктограммы земли, засеянного поля; далее идут волны океана, омывающего землю, а на самом верху (где " высокий свод небесный" ) изображены две небесных хозяйки мира -- " рожаницы" в виде двух важенок северного оленя 65. Местонахождение кощеевой смерти соотнесено в сказке с моделью Вселенной -- яйцом. Недаром охранителями этого сокровища являются представители всех разделов мира: вода (океан), земля (остров), растения (дуб), звери (заяц), птицы (утка). Это поднимает сказку на уровень очень древнего мудрого мифа о дуалистической сущности мира: мир, образом и символом которого является яйцо, в самом себе содержит не только положительное жизненное начало (которому содействуют языческие берегини), но и управление конечной судьбой мирового зла, осуществляемого языческими упырями и мертвецами-навьями, Миф говорит об извечной борьбе жизни и смерти, добра и зла. До той поры, пока никто не ведет борьбы со злом, не посягает на скрытую, но существующую внутри мира (в яйце) потенциальную гибель Зла, оно бессмертно и только героические подвиги, отважное самопожертвование человека и содружество его с живыми силами природы (" благодарные животные" ) могут доказать, что жизненное начало вечно, что жизнь в мире торжествует над умиранием отдельных частиц мира.
----------------------------------
65 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 52 и 385 (рис. ).
Такова идея финала сказки о Кощее Бессмертном. Основной же конфликт состоит в том, что Кощей похищает молодую девушку-невесту и стремится добиться ее взаимности. " Желания Кощея, -- пишет Н. В. Новиков, -- в этом отношении небезграничны. Напротив, он стремится овладеть только одной женщиной, к которой сохраняет удивительное постоянство, привязанность... " 66. Ивану-Царевичу дважды удается увезти с собой Марью Моревну из дворца Кощея. Время допустимого отсутствия пленницы вещий конь Кощея определяет при первом увозе так:
" Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть -- да тогда вдогон ехать, и то поспеем! " 67
----------------------------------
66 Новиков Н. В. Образы..., с. 195.
67 Народные русские сказки, с. 189.
При втором увозе пленницы Иваном срок тоже определяется всем циклом земледельческих работ:
" Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать-смолотить, пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться -- да тогда вдогон поехать, и то поспеем! " 68
----------------------------------
68 Народные русские сказки, с. 189.
Перед нами драгоценнейшая и архаичная деталь -- время пребывания женщины, пленницы Кощея, на свободе, вне его " кощъного" царства определяется длительностью сезона полевых сельскохозяйственных работ:
Сев.
Рост колосьев.
Жатва.
Молотьба.
Размол зерна.
Выпечка хлеба и варка пива.
Здесь с подробностью заклинания, перечисляющего все детали и все этапы, представлен полный годичный цикл древнего земледельца от весеннего сева до осеннего праздника урожая с его ритуальным пивом. Упомянуты здесь древнейшие злаки первых земледельцев: яровая пшеница и ячмень.
Теперь у нас накопилось достаточно материала для того, чтобы приложить к восточнославянской волшебной сказке общеевропейский эталон -- греческую мифологию. Следует, разумеется, учитывать, что сопоставляться будут объекты разной степени сохранности и трансформации: с одной стороны, это -- архаичные мифы балканских индоевропейцев (с возможным участием доиндоевропейского субстрата), претерпевшие несколько этапов многовековой литературной обработки античными драматургами и поэтами, а с другой -- славянское устное творчество, дожившее в крестьянской среде до XIX в. и испытавшее множество переделок и перемещений отдельных сюжетов из сказки в сказку. И все же сопоставление необходимо.
Кощей Бессмертный очень близок к греческому Аиду-Плутону, царю подземного мира мертвых. О связи Кощея с миром мертвых свидетельствует то, что кощуны, как уже говорилось, исполнялись в процессе погребального обряда на поминках по покойнику. Во многих сказках труп побежденного Кощея сжигают на костре, а пепел метлой разметают по земле. Эти действия отражают устойчивую общеевропейскую обрядность сожжения чучела зимы с последующим разбрасыванием пепла. Как и Кощей, Аид не убивает людей, не является причиной их смерти -он только царствует над тенями, попавшими в его " кощьное, сиречь в тьму кромешную".
Аид похищает Персефону, дочь Деметры и Зевса, и увлекает ее в свой аид (" преисподнюю" ). Деметра, богиня плодородия, разыскивая дочь, унесенную в самый разгар весеннего цветения, забросила свои обязанности, и на земле начался голод. Ничто не росло, ничто не цвело, ничто не созревало. Жизненная растительная сила вдруг иссякла. Тогда, как известно, Зевс вмешался и определил Персефоне пребывать вне аида, на земле, 8 теплых месяцев, а к своему подземному супругу отправляться только после завершения всех земледельческих работ в полях и виноградниках на 4 зимних месяца. Эти зимние месяцы совпадают с " аподемией" Аполлона, улетающего в это время на север к гиперборейцам.
Кощей тоже похищает девушку и держит ее в своем дворце, но положительный герой сказки увозит пленницу Кощея на срок, обозначенный весьма своеобразно, -- на время сева, созревания хлебов и уборки урожая, т. е, именно на ту весенне-летнюю часть года, о которой идет речь и в греческом мифе о Персефоне. Герою русской сказки в мифе об Аиде и Персефоне соответствуют Тезей или Геракл, вступающие в единоборство с Аидом. Персефоне, дочери Деметры, богине весеннего воскресения природы и вегетативной силы, в восточнославянском фольклоре соответствует Анастасия (" Воскресение" ), дочь Димитрия (" Настасья Дмитриевна", " Анастасия Прекрасная" ).
Фольклорные имена славянской Персефоны представляют большой интерес. Иногда они отражают светлую, жизнеутверждающую сущность богини весны и хлебородных нив. Иногда имя свидетельствует о связи с водой, росой, орошающей поля: " Руса-Руса", " Русая Руса" -- русалка, ведающая живительной росой. Под словом " роса" в русской народной речи подразумевались не только капли осевшего тумана, но и сам утренний туман, насыщавший всю растительность влагой (" росный ладан" -- смола, создающая при горении видимость тумана).
В сказочных именах пленницы Кощея отражена и вторая половина ее двойственной жизни -- время пребывания в темном царстве смерти: Марья Моревна, Маръя Маръяна или просто Марья. Если снять налет христианского имени Марии, то перед нами окажется распространеннейшее в славянском мире наименование персонажа весенней аграрно-магической обрядности -- Марена, или Морена (Магепа у чехов, Maren у словаков, Марена у украинцев, Marzena, Marzana у поляков) 69. Обряд заключался в том, что изготавливали из соломы куклу и затем топили ее или сжигали, а горелую солому от Марены разбрасывали по полям. Соломенное чучело олицетворяло зиму (или зимнюю ипостась единого мифического существа? ), и сожжение его означало конец бесплодной зимы и начало весеннего возрождения, воскресения природы 70. Имя уничтожаемого чучела было связано с понятием смерти, зимнего омертвения природы; оно происходит от слова " МОР", от глагола " мрети" -- умирать.
----------------------------------
69 Niederle L. Slovanske..., s. 249.
70 Покровская Л. В. Земледельческая обрядность. -- В кн.: Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. М., 1983, с. 79.
В многообразии имен освобождаемой от мертвящего кощеева начала женщины мы видим отражение двойственной сущности славянской Персефоны: один ряд сказочных имен (Марья Моревна, Маръяна) передает зимний период ее жизни где-то на стеклянных горах во дворце с хрустальными дверьми (ледовитый Север? ), а другой связан с оживляющим началом весеннего расцвета природы: русалка Руса-Руса, Анастасия -- " Воскресение". *
" Кощуна" о похищении Кощеем женщины и о победе над ним светлых сил известна нам не только по восточнославянскому сказочному фонду, но и по севернорусским былинам. Вообще былинные и сказочные сюжеты редко переплетаются; оба жанра, разновременного происхождения, существуют самостоятельно и только в очень позднее время, в пору создания лубка, ряд былинных сюжетов передается в форме сказки. Исключение составляет известная былина " Иван Годинович", кульминационный пункт которой -- смерть Кощея от своей стрелы -- датируется, как увидим далее, временем начала формирования былинного жанра, т. е. серединой X в. Это заставляет нас очень внимательно отнестись к этой группе былин. Вариантов былины об Иване Годиновиче исследователи насчитывают около трех десятков 71. Сюжет былины несложен: племянник князя Владимира сватается к дочери черниговского гостя Димитрия -- Настасье Дмитриевне. В былине, как и в сказке, героиня может выступать под двумя своими сезонными именами -- то как олицетворение расцветающей природы (Анастасия -- " Воскресение" ), то как представительница обители смерти (Марья -- " Марена" ). Приехав в Чернигов, Иван Годинович узнаёт, что девушка уже просватана за царя Кощея Трипетова (Кощуя Трипетова, царища Кощерища). Пренебрегая этим, герой увозит девушку.
----------------------------------
71 Астахова А. М. Былины Севера. М.; Л., 1938, с. 585-587. Здесь приведены подробные библиографические данные.
Главные события происходят между Черниговом и Киевом, где-то около древнего Моровийска, с которым связывают происхождение Ильи Муромца (" Моровленина" ). Здесь на Ивана нападает Кощей и вызывает его на поединок; Иван Годинович одолевает Кощея и просит Настасью принести ему нож. Кощей убеждает девушку помочь ему, Кощею. В былине здесь допущена нелогичность: поверженный на землю Кощей говорит Настасье, что если она останется с Иваном Годиновичем, то будет служанкой " портомойницей" и ей придется " заходы (уборные) скрести", а если выйдет за Кощея, то будет царицей. Из былинной ситуации это не вытекает, так как Иван Годинович -- племянник великого князя, выступающего его сватом, он назван по имени и по отчеству, у него есть своя дружина и он является крестным братом двух крупнейших киевских бояр-богатырей Добрыни Никитича и Ильи Муромца. Вернемся к этой нелогичности позже. Уговоры Кощея подействовали на Настасью; она помогла царищу Кощеищу. Иван Годинович был привязан к дубу, а Кощей на короткое время овладел Настасьей.
Одна половина былины закончена. Кощей хитростью и силой отвоевал себе девушку. В сказках процесс похищения дается предельно кратко: налетел, схватил, умчал к себе на стеклянные горы... В былине все происходит более жизненно, но после победы Кощея в дело вступают волшебные силы. На дуб, к которому привязан Иван Годинович, садится вещая птица (или две птицы -- голуби, лебеди), враждебная Кощею: На ту пору на то времячко
Налетала птица, черный вран,
Садился он, вран, на сырой дуб,
Проязычил языком человеческим:
" А не владеть-то Марьей Дмитриевной
Царю Кощею Трипетову,
А владеть Ивану Годиновичу! " 72.
----------------------------------
72 Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. М., 1910, т. II, с. 119.
Царь Кощей Трипетович хочет застрелить вещую птицу (или птиц): И говорит Кощей Бессмертный:
" Ай же ты, Настасья Митриевна,
Подай-ко ты мне лук, калечу стрелу... "
Подает Настасья Митриевна
Тугой лук и калены стрелы 73.
----------------------------------
73 Песни, собранные П. Н. Рыбниковым, с. 330-331.
Судя по тому, что следует далее, Настасья подала Кощею оружие плененного Ивана Годиновича, так как тот произносит заговор, обращенный к своему луку и к своей стреле: Иванушко Годинович у сыра-дуба приговаривает:
" Уж ты, батюшка, мой тугой лук,
Уж ты, матушка, калена стрела,
Не пади-ко стрела ты ни на воду,
Не пади-ко стрела ты ни на гору,
Не пади-ко стрела ты ни в сырой дуб,
Не стрели сизых малыих голубов.
Обвернись, стрела, в груди татарскии,
В татарскии груди во царскии
Ай старым старухам на роптание,
Черным воронам все на граянье,
Ай серым волкам все на военье" 74.
----------------------------------
74 Гильфердинг А. Ф. Онежские былины. М.; Л., 1938, т. II, с. 629.
Кощей торопится застрелить вещую птицу: Хватил Кощей тугий лук,
Натягал тетивочку шелковую, Кладывал стрелочку каленую,
Стрелил-то в черна ворона,
Стрелил -- не попал в его.
|
|
|
