Железный век 1. Расы, языки и европейские народы

В предыдущих главах мы посчитали необходимым использовать археологию как систему ориентиров, по которой мы строили карту движений человеческих групп и их взаимоотношений: такое изучение расы в терминах культуры было необходимым. Идеи возникали, распространялись и сохранялись людьми, а люди смешивались. Полное и неожиданное замещение одной культуры другой говорит о резкой смене населения, а постепенное слияние новой культуры со старой должно равным образом включать сохранение, по крайней мере частичное, старого населения. Следуя этим правилам, мы видели, что расовые и культурные передвижения в самом деле связаны, и ни в одном случае не видно никаких противоречий, если достаточно скелетных материалов.

Хотя культура в археологическом смысле была ценным для нас проводником, предметом этой книги является раса, а не культура. Но как только мы подходим к историческому периоду, мы больше не обязаны иметь дело лишь с котлами, топорами и типами захоронений: мы можем рассматривать народы как языковые и политические группы с известными нам этнонимами и этническими связями. Это уже было возможно при рассмотрении доантичных цивилизаций – таких, как египтяне, шумеры, вавилоняне, и до определенной степени критяне и хетты, чьи письмена пока что не предоставили или предоставили мало документальной информации. То же касается и древних предков греков.

Население Центральной и Северной Европы обрело письменность только в относительно поздние времена – в большинстве случаев только после начала нашей эры, а в некоторых случаях только в этом тысячелетии. Но их отличительные особенности во многих случаях известны нам из записей античных географов и историков, а в Средние века – также из арабских источников. На востоке – в Средней Азии – большую помощь оказало усердие китайских историков. В нашем изучении раннего железного века археология нам все еще понадобится; но к началу нашей эры для наших целей станет возможным почти полностью обойтись без нее, так как в работе с историческими и живыми культурами язык служит наиболее известной, наиболее легко обозначаемой и самой удобной системой для обозначения общностей, подходящих для расовых исследований.

До сих пор мы мало говорили о языке. Речь народов, с которыми мы до сих пор имели дело, почти во всех случаях нам неизвестна. Исключений немного: как мы знаем, египтяне говорили на языке хамитской группы со значительным семитским влиянием. Вавилоняне и ассирийцы говорили на семитских языках, а шумерский язык, хотя его и можно читать, все еще определенно не связан с любым другим языком или языковой семьей[347]. Таким образом, в III тысячелетии цивилизованные народы использовали семитские и хамитские языки и все еще неклассифицированный шумерский.

Кроме этих языковых групп, обнаруженных в древности, существовала другая группа или скорее совокупность языков, на которых говорили в Восточном Средиземноморье и в Малой Азии. К ним относятся лидийский и, возможно, произошедший от него этрусский; кавказские языки, некоторые из которых существуют до сих пор; несколько гималайских языков, таких как бурушаски[348]; и целая группа языков Греции и Эгейских островов (и, возможно, еще более западных областей), известных нам только по топонимам. Язык острова Крит, вероятно, также принадлежал к этому классу языков.

Школа лингвистов, возглавляемая покойным профессором Марром, а также главный ее поборник в англоязычном мире д-р Эфраим Шпайзер[349] группируют все эти языки, включая целый ряд вымерших языков, тянущихся вдоль так называемого «плодородного полумесяца» от Сирии до Элама, вместе. Эту группу они называют «яфетической», что дополняет пару из семитских и хамитских языков до библейской троицы. Современные примеры этого предполагаемого класса или семьи языков, а именно грузинский и черкесский, имеют большое количество звуков, незнакомых индоевропейской, семитской и хамитской семьям, и напоминают языки американских индейцев.

Никто не отрицает широкое распространение и значимость этих языков в древние времена, но есть серьезные сомнения в том, что их можно объединить в единую группу, сравнимую с семитскими, хамитскими, индоевропейскими и другими языками. Более вероятно, что такая группировка включает некоторое число независимых семей, но в настоящее время слишком рано говорить, какими они могли быть; особенно из-за того, что большинство из них вымерли и никогда более, по всей видимости, не возродятся. В любом случае, вероятно, что некоторые мореплаватели позднего неолита и бронзового века, мигрировавшие на запад по Средиземному морю в Италию, на Итальянские острова и в Испанию, а оттуда в Британию, Францию и Скандинавию, говорили на языках, родственных восточносредиземноморским. Более того, возможно, что современный баскский язык может быть единственным потомком этой языковой миграции, но это предполагаемое родство, на которое мы ссылались в предыдущей главе, ни в коем случае не должно считаться доказанным.

Нам неизвестны языки свиноводов раннего неолита, внедривших производящую экономику в Испании и Западной Европе, включая берега озер Швейцарии, и вряд ли мы выясним, на каких языках они говорили. Далее, мы не знаем, какой язык использовали дунайцы, выполнившие ту же функцию первопроходцев в другой части. Речь шнуровиков также неизвестна нам, а старые идиомы остатков населения палеолита на дальнем севере, населения Дании культуры кухонных куч и азильцев Швейцарии – это реконструкция отдаленного прошлого. В нашей попытке связать языки с культурными или расовыми группами в Европе мы должны начинать только с железного века.

Сегодня члены белой расы говорят на языках следующих языковых семей: семитской, хамитской[350], индоевропейской, урало-алтайской[351], баскской и различных языков Кавказа и Гималаев, которые было бы бесполезно здесь перечислять. Сегодня две самые важные из них – это индоевропейская и урало-алтайская. Тем не менее, в древности, пока цивилизации первой волны были в руках хамитов, семитов и шумеров, все индоевропейцы и, вероятно, большинство урало-алтайцев, если они существовали как таковые, были неграмотными варварами.

Сегодня на индоевропейских языках говорят больше белых людей, чем на всех остальных, вместе взятых, в несколько раз. Люди, говорящие на индоевропейских языках, монополизировали культурные достижения современной науки; но нельзя забывать, что еще в Средние века семиты, тюрки и китайцы были более продвинутыми, чем большинство индоевропейцев. Лингвисты говорят нам, что индоевропейцы первыми не одомашнили ни одного полезного животного или растения.

Лингвистически индоевропейские языки, вероятно, являются относительно недавним феноменом, возникшим уже после приручения животных и культивации растений. Последние исследования обнаруживают, что они произошли от изначально смешанного языка, чьими главными составляющими элементами был уральский (элемент А) и какой-то необозначенный элемент Б, который был, возможно, одним из восточносредиземноморских или кавказских языков[352].

Растения и животные, на которых была основана экономика древних индоевропейцев, соотносятся со словами, происходящими в основном из элемента Б. Медь и золото уже были известны, и слова для этих предметов происходят из Месопотамии.

Где-то на равнинах южной России или Центральной Азии произошло смешение языков, в результате давшее индоевропейскую речь[353]. Этот продукт, в свою очередь, распространялся, разделялся и дифференцировался далее из-за смешения с языками народов, которым он был навязан в той или иной форме. Некоторые из теперешних индоевропейских языков, кроме этих поздних добавлений из неиндоевропейских языков, содержат больше от элемента А, чем другие, содержащие больше от элемента Б. Единство первоначальных индоевропейцев не могло быть долгим, если вообще оно было полным когда-либо.

Они разделились – возможно, очень рано – на две группы, обозначаемые по судьбе палатальных взрывных звуков группы К. В одной группе, так называемой группе «сатем», она изменилась в спирант (S). Другая, названная «кентум», сохранила первоначальную форму этого звука, который также доминировал в элементе А или финно-угорском элементе. Язык группы кентум делится на большое число ветвей, из которых живыми членами являются кельтские, германские, италийские и греческий языки; группа сатем включает славянские и балтийские, армянский, индийские и иранские и, возможно, фракийские[354] языки – в том смысле, что они внесли свой вклад в современный албанский. Другие – такие, как лигурийский, иллирийский[355] и тохарский Б (все группы кентум) давно вымерли.

На индоевропейских языках говорили люди, совмещавшие земледелие с животноводством, у которых была патрилинейная организация с по меньшей мере зачатками дифференцированной классовой системы, и которые поклонялись олимпийскому пантеону богов. Первоначальное формирование индоевропейской языковой семьи при помощи смешения произошло не ранее эпохи металлов; общая культура самых древних носителей индоевропейских языков, насколько она существовала как единое целое, имеет много общего с культурой как народов Эгейских островов и Малой Азии, так и Центральной Азии. Например, мифология алтайских тюрок так похожа на мифологию древних скандинавов, что некоторая общая близость не в таком уж далеком прошлом представляется необходимой[356]. Далее, ритуал конского жертвоприношения[357] является настолько общей чертой как индоевропейцев, так и алтайцев, что само по себе недавнее разделение не может этого объяснить.

Индоевропейские языки, как мы их знаем, должно быть, появились в восточном крае Европы или на западе Центральной Азии в не очень отдаленное время. Их распространение по большей части Европы и последовательно по западному полушарию, Австралии, большим частям Азии, в которых их первоначально не было, – это часть общего движения, в которых играли свою роль как раса, так и культура. Тем не менее, мы не можем с полной уверенностью связывать какую-либо древнюю культуру ранее железного века с какой-либо особой формой индоевропейской речи. Хотя герои Гомера сражались бронзовым оружием, мы точно не уверены, когда и как именно додорийские греческие диалекты появились в расово и культурно сложном эллинском мире; также мы не знаем, кто принес хеттский язык в Малую Азию.

 

Целая школа европейских археологов и лингвистов связывает с распространением индоевропейской речи население культуры шнуровой керамики[358]. Неринг в недавней работе, очень подробной и авторитетной, делает первоначальными индоевропейцами дунайцев[359]. Он объясняет схожесть с алтайской культурой, разделяя индоевропейскую культуру и словарь на два элемента: 1) ранний уровень, в котором самым важным домашним животным в экономическом плане был вол, а главным занятием – земледелие; 2) поздний уровень косвенного алтайского влияния, в котором первичным элементом была лошадь, а вторичным – земледелие.

В данный момент появляется все больше свидетельств того, что определенные формы индоевропейской речи имеют очень древнюю историю в нескольких частях Средиземноморья. Уотмо определенно идентифицировал лигурийский язык как индоевропейский[360], а лигурийский оказался очень древен в Италии и в долине Рейна. Сепир видит в языке филистимлян форму индоевропейского[361], и сделал бы Ковчег Завета вместилищем духа на колесах, как плетеные склепы у поздних монголов. Но ни одна из этих идентификаций не ведет нас к более древним временам, чем беспорядки в Месопотамии в конце III тысячелетия, когда северяне стали причиной бессонных ночей вавилонских царей, а гиксосы завоевали Египет. Именно после этих беспорядков колесницы впервые появились в Ливии; оттуда первый южный натиск кочевников на лошадях мог повлиять на оба берега Средиземного моря, какие бы языки они ни принесли с собой.

Дата первого точного появления индоевропейцев – это примерно 1900 г. до н.э., когда диалект наили, вошедший в хеттский, появился в Малой Азии. Вероятно, что древние греки появились в Элладе в то же время. Около 1400 г. до н.э. предки ариев Индии пересекали афганские перевалы, идя к долине Инда, а примерно шестьсот лет спустя их родственники – предки иранцев – основали Персидскую империю. Примерно с 1000–900 гг. до н.э. – и это самая ранняя из возможных дат – носители гальштатской культуры в Центральной Европе распространили железо вокруг, и они, скорее всего, говорили на иллирийском языке. В Италии, без особых сомнений, население культуры вилланова распространило италийскую речь по полуострову, а некоторые формы иллирийского были привнесены большим количеством народов, среди которых, возможно, были венеты.

Все эти индоевропейцы, начиная с 900 г. до н.э., определенным образом связаны с распространением железной металлургии из центра, который еще предстоит определить. Чаще всего его помещают в северную Анатолию и на Кавказ[362]. Какой бы ни была история распространения индоевропейской речи в прошлом, с пришествием железа некоторые ее ветви, видимо, стали распространяться с большой скоростью. Гальштатский период в Центральной Европе сменился латенским, поздним железным веком, длившимся от 500 г. до н.э. до начала н.э.; и это был период кельтской экспансии и кельтского владычества, более ранний, но похожий на распространение римской власти и латыни в Средиземноморье. После феноменального и бурного рассеяния кельтов, которым было суждено уцелеть в языковом отношении только на западном краю Европы, далеко от центра своего распространения, в дни Римской империи германские народы начали свой натиск из Дании, южной Швеции, северной Германии, Голландии и берегов Норвегии. Они достигли всех стран Европы, а также Северной Африки. В отличие от распространения кельтов во многих частях Европы воцарилось культурное и языковое постоянство.

За распространением германцев последовало распространение славян – самых молодых индоевропейцев, переживших большое увеличение численности и миграции. Это происходило уже в исторические времена, в VII и VIII вв. н.э., но, к сожалению, в той части Европы, в которой происходила большая часть их распространения, свет истории был слабым.

Предшествующее отклонение в область сравнительного языкознания имеет прямое отношение к проблеме расового состава современной Европы. Хотя нашей первичной задачей не является определение физического типа или типов неразделившихся предков индоевропейцев, если они на самом деле были едины, но можно обнаружить общий расовый знаменатель, однородный или смешанный, распространителей индоевропейской речи и сопутствующих ей культур железного века по Европе и частям Азии. Как только мы отделим это общее, мы можем надеяться определить его положение на шкале расовых типов, уже известных нам – так как это должен быть тип или типы, с которыми мы уже познакомились в предыдущей части нашего исследования, а не deus ex machina, вызванный к жизни лингвистами и политиками.

 

 

Иллирийцы

В начале нашего обзора индоевропейских народов железного века мы полагаем оправданным выбрать самый древний пример, при рассмотрении которого можно определенно отождествить язык с культурой и расовым организмом. Это верно в отношении так называемой гальштатской культуры, связываемой с иллирийской ветвью индоевропейской речи. Обычно классифицируемый как язык кентум, иллирийский, как и тохарский Б, принадлежал к древней форме индоевропейского, возможно, предшествующей разделению на группы кентум и сатем[363].

Эта культура с центром в южной Германии и Австрии возникла в Центральной Европе вскоре после начала I тысячелетия до н.э. Она развилась из местной культуры полей погребений бронзового века, а также из унетицкой культуры. Ее достигали другие влияния среднего и позднего бронзового века, особенно влияние курганной культуры южногерманских нагорий; таким же образом как кремация, так и использование железа были привнесены со стороны. Тем не менее, несмотря на сложность археологических деталей, гальштатскую цивилизацию можно рассматривать в первую очередь как продукт автохтонного населения Центральной Европы с незначительными добавлениями, если таковые вообще были.

Гальштатская культура распространилась во многих направлениях, включая юго-восток, где она проникла в Боснию и, наконец, в Албанию. Она медленно двигалась на север, пока не достигла Скандинавии и северной Германии, относительно поздно принеся железо в эти регионы; на юго-западе она пересекла Францию и проникла в Каталонию. Непосредственно на юге она таким же образом распространилась через Альпы в Италию, где завоеватели-иллирийцы раскололись на большое количество местных племенных групп, включая венетов. Было бы нелепо утверждать, что каждый могильник гальштатской культуры несет в себе кости или пепел иллирийцев. С определенностью это можно утверждать только о центральной области и смежных с ней, а для запада довольно очевидно, что только какая-то часть гальштатского населения была на самом деле кельтской.

Гальштатские черепа из Австрии, включая собственно Гальштат, составляют умеренно однородную, совершенно длинноголовую группу[364] (см. приложение I, кол. 32). Эта группа является законным местным наследником унетицкой культуры, и, как и последняя, она во многих отношениях напоминает дунайцев неолита. Однако в определенных чертах она отклоняется от них в направлении шнуровиков, и таковые черты включают увеличение орбит, а также сужение и удлинение носа. Отдельные черепа определенно относятся к шнуровому типу. Как морфологически, так и метрически большинство из этих черепов без затруднений можно назвать «нордическими»: их надбровные дуги умеренные, лоб умеренно покатый, затылки выдающиеся, теменные кости уплощенные, скулы сжатые, нижняя челюсть глубокая. Рост, очевидно, был умеренно высоким[365].

Серия австрийского гальштата имеет тесные связи, во-первых, с предшествующим местным населением Центральной Европы бронзового века и неолита, а во-вторых, с германскими народами с кладбищами «рядных могил» (Reihengräber), которые появились после вмешательства кельтов. Общим местом является схожесть гальштатских черепов и германских черепов, и если население «рядных могил» было «нордическим», что, в общем, признается, то, по всей вероятности, таковыми же были и гальштатцы.

Значение этой двойной непрерывности велико. Нордический расовый тип по форме скелета можно проследить до раннего железного века; он происходит из предшествующего бронзового века с небольшими изменениями. Таким образом, население бронзового века, бывшее предками нордиков, в свою очередь происходит от смешения местных неолитических дунайцев, появившихся с востока, с более поздними завоевателями культуры шнуровой керамики. Следовательно, вся сложность среднего и позднего бронзового века и перерыв, вызванный внедрением кремации во время поздней части этой эпохи, не уничтожили расовую непрерывность Центральной Европы, где расовые движения по время позднего бронзового века, видимо, были несколько проще культурных.

Теперь мы обратимся к специфической проблеме расовой составляющей иллирийцев. Пока что мы имели дело только с гальштатскими останками из нижней Австрии. Могильник Гальштата сам по себе датируется временем от средней до поздней трети периода; но соседний раннегальштатский могильник Штатцендорф, из которого извлечена серия из пяти черепов, содержит только длинноголовые экземпляры – такие же, как и из самого Гальштата. Так что гальштатский могильник в расовом отношении типичен для всего этого периода.

Однако когда мы переходим к южной Германии, которая таким же образом участвовала в развитии этой культуры, мы уже не находим такого расового единообразия. Черепа из Вюттембурга (Бавария) и Баварского пфальцграфства включают наряду с обычным австрийским гальштатским типом значительное меньшинство брахицефалов, которых можно рассматривать как сохранившееся население бронзового века[366]. Они включают в себя как черепа с плоским затылком первоначального типа культуры КК, так и брахицефальный тип с изогнутым затылком, демонстрирующий родство с типом борребю. Поэтому представляется, что в юго-западной Германии нордики-гальштатцы завоевали эту область и смешались с динарцами культуры КК и древним субстратом борребю.

Большая серия из Шпреевальда, находящегося на равнине к северу от этой области, полностью состоит из чисто долихоцефальных черепов обычного австрийского гальштатского типа[367], который, очевидно, находился у себя на родине на равнинах Центральной Европы, но не в нагорьях, которые уже служили убежищем упорного брахицефального населения. В Богемии и Силезии, как и можно было ожидать, Шлиц обнаружил типично гальштатские долихоцефальные формы в небольших собраниях из каждой из этих областей. Брахицефальным был один из пяти богемских черепов, и ни один из четырех силезских.

Обобщение, сделанное в предыдущем абзаце, относится и к Швейцарии, куда гальштатская культура, как и культура бронзового века, проникала медленно, а старая экономика и техника, уцелевшая частично еще с неолита, сохранялась в большой степени. Как и ожидалось, там найдены как длинноголовые, так и брахицефальные черепа. В доступном гальштатском материале большинство черепов брахицефальны[368].

Давайте обратимся на юго-восток и последуем за динарской цепью Альп в направлении Балкан. В горной части южной Австрии гальштатский нордический тип находится в меньшинстве. Из шести черепов из Карниолы три круглоголовые, а один мезоцефальный. Брахицефальные типы, без сомнения, являются преимущественно динарскими. Однако в Хорватии семь черепов взрослых все являются длинноголовыми и принадлежат к обычному гальштатскому типу, а два детских черепа принадлежат брахицефалам.

В Боснии мы подходим к знаменитому могильнику Глазинац[369], где сравнительно большая серия относительно поздних останков иллирийцев снова содержит смесь типов. Большинство черепов длинноголовые: они демонстрируют то же самое смешение дунайских и шнуровых элементов, которое мы уже видели в собственно Гальштате. Несколько отдельных черепов очень большие и весьма четко повторяют шнуровой прототип. Брахицефальные черепа, хотя и находятся в меньшинстве, достаточно многочисленны, чтобы позволить с некоторой точностью определить их расовую принадлежность. Почти все они принадлежат к типу, который можно назвать современным динарским. Эти черепа умеренно большие с уплощенными затылками, прямыми боковыми стенками, довольно широкими лбами и сильно выступающим носом – в одном случае, когда сохранились носовые кости[370]. Челюсти очень широкие, с большим скуловым диаметром, но не отмечены особой глубиной.

Метрически эти брахицефальные черепа напоминают серии бронзового века с Кипра, но в целом немного больше. Фактически они занимают среднее положение между серией с Кипра и группой культуры КК с верхнего Рейна, но морфологически они идентичны обоим. Нет сомнений, что в данном случае мы имеем дело с формой динарской расы, предвосхитившей современное население Боснии.

Это первое появление черепов этого типа в динарском альпийском регионе в сколько-нибудь значительном количестве. Однако мы уже видели, что этот же тип появился в этих горах к началу бронзового века в связи с движением на восток населения культуры КК. Круглоголовое население в Глазинаце и Карниоле могло быть потомками этих беженцев культуры КК. Также возможно, что этот расовый тип усиливался миграциями с юго-востока, но у этой теории нет археологических свидетельств в свою пользу.

Когда иллирийцы распространялись вдоль динарских Альп в Черногорию и Албанию, они, очевидно, смешивались с местным брахицефальным горным населением, которое могло быть более многочисленным, чем завоеватели, так как оно сохраняется и сегодня в качестве господствующего элемента с некоторыми добавлениями и изменениями. В небольшой серии черепов начала н.э. из могильника возле Сплита на далматском побережье[371] присутствуют как динарцы-брахицефалы, так и несколько длинноголовых черепов. В Албании – стране, почти полностью неизвестной с археологической точки зрения, – в округе Пука в захоронении железного века был обнаружен единственный череп, принадлежащий романизированной иллирийской группе[372]. Этот череп мезоцефален и, насколько мы можем судить, занимает промежуточное положение между иллирийцами древнего типа и динарцами.

Значение нашего изучения иллирийцев таково: на равнинах юга центральной Германии и нижней Австрии, где возникла гальштатская культура, расовый тип в скелетном плане был нордическим. Под этим термином мы должны понимать то, что центральный иллирийский тип был схож по размерам черепа, пропорциям и общей форме с черепами германцев периода Великого переселения народов. Исторические свидетельства о пигментации иллирийцев противоречивы[373] и недостаточны для гарантии определенного мнения по этому вопросу. Этот «нордический» тип является не особой или отдельной расой, а просто вариантом большой средиземноморской семьи.

Он находит свой прототип в населении бронзового века, протянувшемся от Австрии до Сибири, которое в свою очередь было продуктом смешения между дунайскими земледельцами и завоевателями-шнуровиками. Представляется наиболее вероятным, что иллирийцы в основном были потомками населения унетицкой культуры при посредничестве культуры полей погребений или какого-то схожего физического типа, образовавшегося из идентичных расовых элементов.

 

 

Кельты

Один из наиболее противоречивых вопросов во всей европейской истории – это физический состав кельтских народов. Название «кельтский» прикладывалось ко многим расовым типам, реальным и воображаемым – от низкорослых круглоголовых брюнетов до светлых брахицефалов и нордиков. Многие современные историки полагают, что кельты повсюду были меньшинством аристократов и завоевателей, а их экспансии в Европе не соответствовал никакой особый расовый тип. Однако эта позиция становится непрочной, если мы изучим скелеты самих кельтов. Кельтский физический тип существовал, и кельты несли его в главные области своей колонизации. Мы вкратце его опишем.

Так как ранние идентификации, какими бы вероятными они ни казались, тем не менее, находятся под вопросом, мы можем утверждать, что кельты как таковые впервые появились в европейской исторической обстановке около 500 г. до н.э. с началом цивилизации Ла-Тен. Родина кельтов, или по крайней мере страна, в которой ими была создана эта блистательная культура железного века, без особых сомнений, лежит в юго-западной Германии, в истоках Рейна[374]. Эта область составляла западную часть первоначальной гальштатской территории. Восточными форпостами ранних кельтских владений были Богемия и Галиция, а на западе и юге они касались территории лигурийцев и ретийцев. Таким образом, кельты находились западнее и северо-западнее собственно иллирийцев и южнее германцев, которые в это время ограничивались Скандинавией и северо-западным краем Германии.

Кельтские языки тесно связаны с италийской группой, производным от которой был латинский язык. Таким образом, процесс отделения кельтских языков от других форм индоевропейской речи протекал в то время, когда предки италиков прибыли в Италию, и, следовательно, это указывает на бронзовый век[375]. Кельтский, как и италийский, делится на две ветви – Р-кельтский и Q-кельтский. Считается вероятным, что фонетическое разделение этих двух языковых групп протекало независимо в них обеих и что тенденция такого разделения была унаследована как кельтскими, так и италийскими языками во время их разделения. Мы не знаем, в какое время гойдельский, или Q-кельтский диалект отделился от бретонского, или P-диалекта, но это расщепление, должно быть, произошло в относительно древний период, так как оно было окончательным уже во время нашего самого раннего известного нам периода их развития. Q-кельтский сохранился только в Ирландии, Шотландии и на острове Мэн. Все остальные известные диалекты, живые и вымершие, от Малой Азии до Уэльса, принадлежат к группе P.

Кельтская экспансия, начавшаяся около 500 г. до н.э., была быстрой и обширной. Кельты были весьма подвижным народом, завоевателями и странниками, а во время своей экспансии еще и многочисленными. Их хорошо известные миграции вели их через Альпы в Италию, в юго-западную Европу, где они завоевали Грецию, и даже в Малую Азию, где они основали недолго просуществовавшую галатскую колонию. Однако главным направлением их экспансии было западное. Бельгия и северная Франция стали кельтскими центрами, из которых некоторые кельты мигрировали в северную Испанию. Это движение на запад принесло их также на Британские острова, где Q-кельтские народы поселились в Ирландии, а их P-кельтские собратья обосновались в Англии и в Уэльсе. Большие области Шотландии оставались по большей части свободными от этих кельтских завоевателей до н.э., когда из Ирландии прибыли гойделы.

Вопрос языковой принадлежности предыдущих обитателей – пиктов – остается открытым. В настоящее время есть тенденция рассматривать их, а также догойдельских круитнов (Cruithni) Ирландии, как говорящих на какой-то древней форме кельтского. Следующий вопрос – пересекали ли гойделы Англию на своем пути в Ирландию – также остается открытым, но доминирует тенденция приписывать им древний морской путь из северной Испании, в которую они до этого прибыли из Франции, и отрицать, что они вообще были в Англии.

В ранний период развития в юго-западной Германии отношения между кельтами и иллирийцами, должно быть, были близкими, так как кельты получали железо от гальштатской культуры и во время раннего железного века сами участвовали в гальштатской форме этой культуры. Важный фактор, послуживший дифференциации латенской культуры от гальштатской – это внедрение в первую многих элементов, по происхождению принадлежащих классическому средиземноморскому миру. Кельты оказались в благоприятном фокусе для получения этих влияний: греческие влияния проникли к Роне и Сабне из Марселя, а римские пересекли Альпы, придя в Баварию и Швейцарию и далее на кельтскую родину.

Помимо гальштатской основы железного века и античных добавлений, мы также должны признать влияния некоторой восточноевропейской пастушеской культуры, так как кельты путешествовали как верхом на лошадях, так и в повозках, а P-кельты принесли в Западную Европу штаны. У этой одежды центральноазиатское происхождение: она была характерна для скифов, чей период культурного расцвета на востоке совпал по времени и был параллельным расцвету кельтов на западе. Лингвистически существует некоторое количество близких языковых связей между кельтами и индоиранцами, которое может отражать эти или более древние культурные контакты. Однако наиболее вероятно, что главный контакт между кельтоязычными народами и иранцами восточноевропейских равнин произошел в начале великой кельтской экспансии.

Возвращаясь от кельтской экспансии к происхождению кельтов, мы не находим культурных изменений в юго-западной Германии, которые позволили бы допустить прибытие кельтов откуда-то из другой области между гальштатской и ранней латенской эпохами. Однако до гальштата распространение лужицкой культуры позднего бронзового века в этот регион из восточной Германии могло принести большое количество людей, которых невозможно идентифицировать из-за практики кремации. Эти люди вполне могли быть носителями кельтской речи. Так как родственные им италики сами использовали кремацию в культуре полей погребений и перешли к автохтонным погребальным обрядам в Италии только позднее, эта идентификация представляется более чем вероятной. Губерт фактически постулировал древнее лигурийское население на территории кельтской прародины[376].

Происхождение кельтов из гальштатского культурного уровня в части самого древнего региона развития Гальштата кажется неуместным, так как главное течение гальштатской культурной экспансии несли иллирийцы. Однако нужно помнить, что нордический скелетный тип, с которым мы отождествляем иллирийцев в нижней Австрии, был ограничен в своей чисто долихоцефальной форме долинами севернее баварских предгорий, в то время как кельтская зона развития лежала, в самых строгих пределах, в зоне нагорий. Здесь кельты независимо от иллирийцев создали свою культуру и сохранили свой язык.

Кельтский черепной материал из юго-западной Германии – центра кельтского развития – на удивление беден. Шлиц описал шесть черепов, и заметки о трех других появились в более недавних публикациях[377]. Из этих девяти один является долихоцефальным, четыре – мезоцефальными, а четыре – брахицефальными. Хотя эта маленькая группа совершенно недостаточна для обнаружения расового типа кельтов на их родине, ее достаточно для того, чтобы показать, что в развитии этой этнической группы играл значительную роль круглоголовый элемент. Эти брахицефалы были большеголовыми и мощно сложенными, с длинными лицами и достаточно высокими орбитами, с покатыми лбами, которые только немного искривлены на месте соединения лицевого и черепного планов. Вывод таков, что эти брахицефалы произошли от более древнего сочетания населения культуры КК и населения типа борребю, которое сформировалось в верхнем Рейнланде в начале эпохи металлов и сохранилось до гальштатского периода. Видимо, они смешались с проникнувшими нордиками, как и ожидалось. Однако нам придется подождать, пока мы не исследуем бо́льшие серии кельтских черепов из других мест до вынесения суждения по окончательному результату этого смешения.

Лучшую картину латенского типа можно получить из изучения древнего восточного распространения кельтов. Серия Геллиха из Богемии[378] (см. приложение I, кол. 33) – это единственная группа центральноевропейских латенских черепов. Она включает 27 мужских черепов, большинство из которых долихоцефальны, но эта серия также содержит и значительное брахицефальное меньшинство. В общем латенские черепа метрически никак серьезно не отличаются от черепов предшествующих периодов, о которых у нас есть ясные знания – т.е. унетицких и гальштатских. Они представляют собой просто подгруппу такого же общего сочетания типов с брахицефальной добавкой, которая делает всю серию мезоцефальной[379]. Но, однако, существуют и другие черты, выделяющие их как немного отличную группу: у свода есть тенденция быть низким в пропорции к его ширине, а верхняя часть лица длинная по отношению к общему лицу, так как кельтская челюсть, хотя и широкая по углам нижней челюсти, не такая глубокая, как у других нордиков железного века. Составная серия из одиннадцати мужских типов из латенского могильника на озере Невшатель в Швейцарии и соседних захоронений[380] почти в точности повторяет богемскую: своды швейцарских латенцев, которых можно частично идентифицировать как гельветов, даже ниже, чем у богемцев. Как и можно было ожидать, швейцарская серия содержит некоторое число высоких брахицефалов с черепными указателями до 90[381], но в целом большинство тех немногих кельтов, чьи останки были изучены в Швейцарии, не отличались от богемских.

Менее чем дюжина черепов служат для идентификации кельтских расовых элементов в Австрии и горной зоне динарских Альп[382]. В целом это свидетельство неудовлетворительно, но оно служит для указания на присутствие обычного мезоцефального типа и одного или двух типов брахицефалов. Самый юго-восточный известный кельтский череп – из Купиново около Белграда в Сербии, принадлежавший динарскому брахицефалу, схожему с найденными в Глазинаце, и это снова свидетельствует о сохранении этого динарского элемента в железном веке или около него возле современной динарской области.

Перед тем как обратиться к обильным останкам кельтов во Франции и на Британских островах, может быть уместно обозреть, какие свидетельства их расового типа имеются в Центральной Европе. Здесь кельты, видимо, были составным народом – смешением различных брахицефальных элементов, оставшихся с бронзового века в горной з<

⇐ Предыдущая17181920212223242526Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: