 |
Ассоциативное мышление. Метафоры
|
|
|
|
В фундаментальной "Истории идеологии" сказано, что создание метафор -
главная задача идеологии. Поэтически выраженная мысль всегда играла огромную
роль в соединении людей и программировании их поведения, становилась
поистине материальной силой. Метафоры, включая ассоциативное мышление, дают
огромную экономию интеллектуальных усилий. Именно здесь-то и скрыта ловушка,
которую ставят манипуляторы сознанием.
Разумеется, разделить в акте внушения или убеждения воздействие на
рациональное мышление, на ассоциативное мышление, на чувства или воображение
можно лишь абстрактно. В действительности воздействия на все эти мишени
слиты в одной "операции". Однако удельный вес и роль разных "родов оружия"
сильно меняются в зависимости от конкретных условий операции, прежде всего,
от типа культуры аудитории. Общий вывод исследований социодинамики культуры
таков:
"При современном состоянии культуры логическая мысль принимает лишь
фрагментарное участие в убеждении, выступая в виде коротеньких
последовательностей, связующих соседние понятия в поле мышления" (А.Моль).
Чем больше давление мозаичной культуры, тем меньшую роль играет логика
("полиция нравов интеллигенции"), тем более восприимчиво сознание к
манипуляции. Так что нынешнее разрушение университетской культуры в массе
населения, наблюдаемое сейчас в России - абсолютно необходимое условие для
прочного господства "демократии".
Место рационального мышления занимает мышление ассоциативное. А.Моль
пишет о человеке западного общества: "Мозаичная культура, при которой мы
живем, все чаще пользуется способами убеждения, непосредственно основанными
|
|
|
на приемах ассоциации идей, применяемых творческим мышлением. Главнейшие из
этих приемов были определены Уильямом Джемсом: ассоциация по совмещению
(изображение на одной рекламе банана и ребенка), ассоциация по
неожиданности, свойственная сюрреализму (разрез печени Венеры Милосской,
погружающейся в минеральную воду Виши), ассоциация по смежности (текст,
состоящий из заметок, связанных только тем, что они напечатаны рядом на
одной странице), ассоциации по звуковому сходству, которыми пользуются
авторы рекламных лозунгов и товарных знаков.
На практике эти приемы играют очень важную роль при внушении получателю
доводов отправителя наряду с эстетическим способом убеждения, при котором
получателя не столько убеждают, сколько "обольщают", с тем чтобы он в
конечном счете принял соблазнительное за убедительное. Броское оформление
книги, агрессивный эротизм очаровательной блондинки, раздевающейся на
обертке туалетного мыла, метеосводка в форме "песни о завтрашнем дне",
исполняемой хором девушек - все это примеры того систематического и
исключительно эффективного смешения категорий, которым широко и умело
пользуется политическая пропаганда и которое стало поэтому неотъемлемой
чертой современной мозаичной культуры".
Известно, что человек, чтобы действовать в своих интересах (а не в
интересах манипулятора), должен реалистично определить три вещи: нынешнее
состояние, желательное для него будущее состояние, путь перехода от
нынешнего состояния к будущему. Соблазн сэкономить интеллектуальные усилия
заставляет человека вместо изучения и осмысления всех этих трех вещей
прибегать к ассоциациям и аналогиям: называть эти вещи какой-то метафорой,
которая отсылает его к иным, уже изученным состояниям. Чаще всего иллюзорна
и сама уверенность в том, что те, иные состояния, через которые он объясняет
|
|
|
себе нынешнее, ему известны или понятны. Например, патриот говорит себе:
нынешний режим - как татарское иго. Он уверен, что знает, каким было
татарское иго, и в этом, возможно, его первая ошибка - и первое условие
успеха манипуляции. Вторая ошибка связана с тем, что метафора татарского ига
в приложении к режиму Чубайса и Березовского абсолютно непригодна. Здесь -
второй источник силы манипулятора.
Похоже, что Запад в его социальных учениях усвоил традицию
метафорического мышления больше, чем Россия. А от Запада - и питавшаяся его
разработками наша либеральная интеллигенция. Это проявлялось во все
критические моменты. Возможно, это произошло в силу дуализма западного
мышления, его склонности во всем видеть столкновение противоположностей, что
придает метафоре мощность и четкость: "Мир хижинам, война дворцам!" или
"Движение - все, цель - ничто!". Душой европейцы, наши троцкисты явно
побивали своими метафорами Сталина, который больше напирал на русские
пословицы. "Из ста лодок не построить одного парохода!" - вот поэтическое
отрицание индустриализации нашей крестьянской страны. На интеллигенцию
действовало.
Историк А.Тойнби на огромном материале показал, что глубокие
преобразования начинаются благодаря усилиям небольшой части общества,
которое он называл "творческим меньшинством". Оно складывается вовсе не
потому, что в нем больше талантов, чем в остальной части народа: "Что
отличает творческое меньшинство и привлекает к нему симпатии всего
остального населения - свободная игра творческих сил меньшинства".
В 1985 г. не только рычагами власти, но и умами людей овладела особая,
сложная по составу группа, которая представляла собой целое культурное
течение, субкультуру советского общества - условно их называют "демократы".
За эти годы сменилось, как в хоккее, несколько бригад демократов, еще
две-три бригады готовится, хотя новых кадров почти не появляется - латают и
перекрашивают старых. Давайте на минуту забудем о воровстве и поговорим о
"культуре демократов".
В окостенелой, нудной и затхлой атмосфере брежневской КПСС демократы
|
|
|
предстали как группа с раскованным мышлением, полная свежих метафор, новых
лозунгов и аллегорий. Они вели свободную игру, бросали искры мыслей - а мы
додумывали, строили воздушные замки, включались в эту игру. На поверку
ничего глубокого там не было, мы попались на пустышку, мы сами создали образ
этих демократов - в контрасте с надоевшим Сусловым.
Придя к власти в СССР в 1985 г., демократы вбросили в сознание целый
букет метафор и просто подавили на время способность к здравому мышлению -
всех заворожили. "Наш общий европейский дом", "архитекторы перестройки",
"нельзя быть немножко беременной", "пропасть не перепрыгнуть в два прыжка",
"столбовая дорога цивилизации", "коней на переправе не меняют" и т.д. И хотя
все это товар с гнильцой, плотность бомбардировки была такой, что основная
часть общества была подавлена. Она не ответила практически ничем, кроме
наивной ругани. Часто блистала газета "Завтра", но это - не ширпотреб, в
массы не шло.
Три сильные метафоры, направленные против демократов, были даны, как ни
странно, диссидентами самих демократов. "Великая криминальная революция"
Говорухина, "Мы целили в коммунизм, а попали в Россию" Зиновьева и "Убийство
часового" Лимонова. Но, если разобраться, все они разоружают оппозицию, их
внутренняя противоречивость - в пользу демократов. Возьмем афоризм
Зиновьева: ведь он означает, что Россия и коммунизм - две разделенные
сущности, так что можно целить в одно, а попасть в другое. Плохо, мол,
прицелились, надо бы получше - и Россия осталась бы цела (на деле это все
равно что сказать: целился в шинель, а попал в сердце).
А что значит "убийство часового"? Кто были часовые СССР? КПСС, армия,
КГБ, Верховный Совет. Кто же из них убит? Члены Политбюро? Председатель КГБ
Крючков? Депутаты Верховного Совета СССР? Убиты миллионы трудящихся, которые
этих часовых содержали и на них надеялись. Да, кое-кого из часовых
обезоружили, подкупили или дали пинка под зад. Но никто их не убивал - не
|
|
|
было необходимости. Речь идет о сговоре, халатности или беспомощности
часового. Причины этого надо понять, но метафора нас дезориентирует.
Рассмотрим отдельно одну метафору, которая была очень популярна на
Западе, но в отношении к СССР. По ее типу ("так жить нельзя") потом
строилось множество идеологических мифов и внутри СССР.
Один из лидеров мировой социал-демократии, человек очень уважаемый и
влиятельный, испанский премьер Фелипе Гонсалес, сказал на заре перестройки в
СССР, что "он предпочел бы быть зарезанным в нью-йоркском метро, чем умирать
от скуки в Москве". Метафора сильная, первая ее часть сразу воспроизводится
воображением. Она загоняет человека в мыслительное пространство аутизма,
хотя и с "обратным знаком" - воображение рисует два неприятных положения,
связанных нереалистичным соотношением. Но обе воображаемые картины имеют
черты действительности, и потому метафора кажется правдоподобной и действует
на сознание.
Афоризм Фелипе Гонсалеса имел в среде европейских левых большой
резонанс и на время даже стал метафорой, объясняющей суть перестройки
западному интеллигенту. Она очень выразительна и представляет собой ключевую
схему идеологических утверждений западной интеллигенции сегодня. Суть дела в
том, что выдающийся деятель использует свой образ и авторитет, чтобы
поддержать конкретное политическое течение. Поскольку общественное мнение
Запада сильно влияло и на сознание интеллигенции в СССР, заявление Фелипе
Гонсалеса представляет для нас и практический интерес.
Не будем обсуждать личные предпочтения Ф.Гонсалеса. Как говорится, "у
каждого свой вкус, своя манера - одна любит арбуз, другая любит офицера".
Поговорим о методологической конструкции построенной им дилеммы. Она проста,
и тем хороша для нашего практикума. Пойдем по пунктам.
1. Заданная доном Фелипе дилемма, создающая два образа, расщепляет
сознание, потому что составлена из несоизмеримых частей (более разных, чем
арбуз и офицер). Умирать от скуки, даже в Москве - это аллегория, от скуки
не умирают. Умереть от ножа или бритвы - вещь абсолютная. Составление дилемм
из двух несоизмеримых частей является инструментом манипуляции.
Почему же манипуляция сознанием в афоризме Гонсалеса эффективна и
незаметна? Потому, что этот афоризм заставляет человека поверить в
рациональное, логическое утверждение, "включив" воображение человека,
которое рисует ему совсем иную картину, нежели та, что содержится в явном
утверждении. Разберем, в чем заключается эта тонкая подмена.
Задача Гонсалеса - зафиксировать в сознании оценку советской жизни
|
|
|
("жизни в Москве"). Эта оценка дается через сравнение с самым страшным
фактом - человека зарезают в метро Нью-Йорка. Если бы было сказано: по мне
жить в Москве хуже, чем жить в Нью-Йорке, никакого эффекта это бы не
произвело, это совсем не опорочило бы жизнь в Москве. Но эффект производится
тем, что сознание фиксирует страшную оценку жизни в Москве ("хуже, чем быть
зарезанным"), а воображение рисует риск быть зарезанным, а не факт
неминуемой смерти. То есть, просто жизнь в Нью-Йорке.
Несоизмеримость частей дилеммы как средство манипуляции дополняется
искажением всего ее смысла за счет перехода взятого за эталон образа из
рационального мышления в воображение - и эффективность манипуляции
многократно возрастает.
2. Предложенная дилемма освобождает человека от минимальной этики
рассуждений, ибо сам идеолог лично находится вне каждой из частей дилеммы.
Фелипе Гонсалес никогда не спустится в нью-йоркское метро и никогда не будет
скучать в Москве. Его конструкция провокационна.
Существует культурная норма (или предрассудок, или даже табу) которая
запрещает предлагать как желаемую или приемлемую вещь то, что ты не испытал
на собственном опыте. Сказать "я предпочитаю, чтобы в меня воткнули нож (и
советую вам предпочитать то же самое)" разрешается только тому, кто это
испытал и может сказать, что это, действительно, не так уж страшно. Но есть
веские основания предполагать, что наш социал-демократ, как только нож
войдет в его тело - немного, на полсантиметра - изменит свое мнение и
выберет альтернативу поскучать в Москве.
3. Имея в виду под воображаемыми "жителями Москвы" советских людей (об
их положении и идет речь), афоризм содержит и другой обман - он задает
ложную дилемму. В реальности перед типичным жителем Москвы не стоит
альтернатива: скучать в своем городе или ехать в Нью-Йорк и рисковать там
своей шкурой в метро. То, что в действительности предлагает дон Фелипе, это
перенести упомянутый риск в метро Москвы. Иными словами, разрушить скучный
порядок.
При этом Запад устами испанского премьера честно предупреждает, что
устранение скучного советского режима неминуемо несет с собой опасность быть
зарезанным в метро, как это нередко случается в Нью-Йорке. Но это, заявляет
эксперт Запада, которому в Москве в тот момент искренне доверяло большинство
населения, наверняка предпочтительно. Тот, кто воспринял это утверждение и
включил в свое мироощущение, выполняет ту часть дилеммы, которая ему
доступна, а самая доступная часть - способствовать тому, чтобы Москва стала
как нью-йоркское метро. По сути, западный идеолог заявил, что создание в
Москве обстановки нью-йоркского метро было бы благом для всех жителей Москвы
- им стало бы не скучно. Так оно в общем и произошло, обман лишь в том, что
это - благо в целом. Ведь за преодоление скуки чем-то пришлось заплатить, а
об этом не было сказано.
4. Дилемма отвергает всю предыдущую философскую модель западной
социал-демократии. Тезис, изложенный в форме тонкой (и потому эффективной)
метафоры, предлагает шкалу ценностей, которая в явном виде никогда не
утверждалась европейскими социалистами. Почему честный и культурный человек,
по своим качествам соответствующий образу автора дилеммы, скучает в
советской Москве до такой степени, что "предпочитает быть зарезанным"?
Очевидно, речь не идет о худшем качестве конкретных благ ("хочу слушать
оперу в Ла Скала, а не в Большом театре - иначе зарежьте меня"). Значит,
дело в каких-то высших ценностях. Посмотрим, кто реально скучает в Москве,
ибо именно идеалы этого человека наш социал-демократ ставит на вершину шкалы
ценностей.
Прекрасно знал Фелипе Гонсалес, что в одной Москве было больше театров,
чем во всей Испании. За ту цену, которую в мадридской забегаловке платят за
рюмку пива (чтоб знали наши потребители, пиво там пьют рюмками), в Москве
можно было купить пять хороших книг или долгоиграющих пластинок. Доступ к
литературе других стран был в Москве того времени несравненно более широким
и быстрым, чем в Испании. В Москве работало около 700 тыс. научных
работников и конструкторов, которым сам тип работы давал возможность не
скучать (то, что сегодня многие из них предпочли торговать у метро - дело
как раз личного выбора). Человек, который высоко ставил именно духовные,
культурные и интеллектуальные ценности, не имел оснований скучать в Москве.
Большая часть общества, которую привлекает зрелище спорта, также не
имела в Москве оснований для самоубийства от скуки. По своему разнообразию и
качеству Москва как спортивная столица имела класс намного выше, чем Мадрид
или Саламанка. Тот, кто не только кормил, но и воспитывал своих детей, также
не скучал - он имел для этого средства и ему не приходилось оглуплять своих
бедных ребят совершенно идиотскими видеозаписями, которыми сынок среднего
западного интеллигента питается с двух лет.
На душу населения в Москве приходилось несравненно больше дружеских
застолий с выпивкой, смехом и беседой, чем в любой европейской столице.
Говорят, что не было политических игр, которые многих очень привлекают. Тоже
неправда. Откуда же взялись все эти плеяды демократов и радикалов? Их
импортировали из Парижа? Нет, они три десятилетия "игрались" в Москве, да
еще наименее скучным способом: с таинственным видом подпольщиков, но под
надежной защитой верхушки КПСС и дружественным похлопыванием по плечу в
многочисленных поездках на Запад. А что некоторых "репрессировали" - так
какое же без этого подполье, какая героическая борьба и какой тоталитаризм?
Все должно было быть, как настоящее. Сравнивая две реальности, я утверждаю,
что политическая жизнь в Москве, в которую было вовлечено множество
интеллигентов, была более интенсивной, чем в Мадриде или Нью-Йорке.
Так с каким же сортом скучающих солидаризуется наш либерал? С очень
четко определенной социальной группой. Это те, кого не привлекает ни одно из
вышеназванных развлечений, чьи претензии съежились до самого жалкого
потребительства - до потребительства образов. Им не хватало витрин, а не
продуктов. Они страдали оттого, что вынуждены были пить пиво из бутылок, а
не из жестянок (как на Западе). Страдали потому, что девушки их любили
бесплатно - а им хотелось шикарных проституток. Даже в политике их
привлекали скандалы и пощечины, которыми обмениваются депутаты в
демократических парламентах. В Италии депутаты размахивают мочалками - вот
это борьба с коррупцией! Вот это политика!
Очевидно, что существовавший в Москве порядок не удовлетворял жизненных
потребностей этой социальной группы и делал их жизнь невыносимо скучной. Без
сомнения, это большой дефект всего проекта т.н. "реального социализма".
Столь же очевидно, что разрушение этого проекта и взрыв преступности в
Москве никак не помогут реально удовлетворить указанные потребности, а
предлагают людям этого типа асоциальный выход, обманчивое ощущение
удовлетворенности, получаемое за счет других граждан - и в этом пункте
дилемма дона Фелипе также обманывает.
Но подчеркнем главное: в своем афоризме политик апеллирует к интересам
и ценностям, которые ни в одном обществе не декларируются как приоритетные.
Он представляет носителями высших ценностей те группы людей, которые даже в
своем радикальном потребительстве являются маргинальными. Неужели
действительно таков реальный смысл нынешней философии социал-демократии?
Нет, конечно, афоризм Фелипе Гонсалеса - просто элемент программы
манипуляции сознанием.
5. Предложенная дилемма, если ее принять всерьез, означает крах всей
антропологической модели левых сил Запада. Человек в ней представлен как
стерильный продукт манипуляции, лишенный всякой личной свободы воли. Это -
модель, взятая у крайнего бихевиоризма, проникнутого механицизмом и
детерминизмом, представляющего человека марионеткой, дергающей ручками под
действием "стимулов". Разве человек скучает или радуется в зависимости от
политического режима? Даже крыса с вживленными в мозг электродами выглядит
более сложным и свободным существом!
Если такова, в действительности, антропология социал-демократии, то был
прав Достоевский, когда, наблюдая эволюцию западного современного общества,
предвидел именно это - превращение человека в манипулируемое существо. Чтобы
это существо не скучало, это общество дает ему, кроме хлеба земного,
разрешение на контролируемый грех (подобно тому как на Западе государство
субсидирует продажу презервативов) и веселье детских песенок (вроде
голливудского популярного кино). Это именно те три вещи, ради которых лидер
Социнтерна якобы согласен пожертвовать свою жизнь нью-йоркским хулиганам.
Вернее сказать, приглашает сделать это свою духовную паству.
6. Наконец, есть еще тонкий подлог, который можно назвать грехом
обсуждаемой дилеммы. Хотя это слово изъято из языка гражданского общества, в
моменты тяжелых кризисов, вроде того, который надвигается сегодня, старые
понятия приходят на ум.
Любой взрослый знает, что начиная с некоторого возраста человека
заботит не столько его собственное существование, сколько жизнь его близких,
прежде всего детей. Дилемма, о которой идет речь, была предложена в
достаточно общей форме - ведь политики говорят не о собственной персоне, они
создают концепцию для общества. Она означает: "для меня, для тебя, для моего
сына и для твоего сына предпочтительнее быть зарезанным в метро... и т.д.".
Это не имеет права утверждать даже тот, кого уже резали в метро
Нью-Йорка - а лишь тот, у кого там убили сына. Вот тогда, действительно, он
может выходить в прессу, на телевидение и говорить на весь мир, что у него
зарезали сына, и это, оказывается, не так уж страшно ("это, черт побери, все
же лучше, чем если бы мой любимый сынок скучал в Москве!"). Если ты этого не
испытал - тяжелый грех обращаться с таким тезисом к миру, в котором с каждым
днем погибает все больше сыновей. Погибают и в России, потому что нашей
элите, поддержанной всей западной демократией, стало скучно жить в советской
Москве.
Стереотипы
Метафоры - это готовые штампы мышления, но штампы эстетически
привлекательные. Это - выраженные художественно стереотипы. Одним из главных
"материалов", с которым орудует манипулятор, являются социальные стереотипы.
В словарях сказано: "Социальный стереотип - устойчивая совокупность
представлений, складывающихся в сознании как на основе личного жизненного
опыта, так и с помощью многообразных источников информации. Сквозь призму
стереотипов воспринимаются реальные предметы, отношения, события,
действующие лица. Стереотипы - неотъемлемые компоненты индивидуального и
массового сознания. Благодаря им происходит необходимое сокращение
восприятия и иных информационных и идеологических процессов в сознании...".
Обычно стереотипы включают в себя эмоциональное отношение человека к
каким-то объектам и явлениям, так что при их выработке речь идет не только
об информации и мышлении, а о сложном социально-психологическом процессе.
Ни один человек не может прожить без "автоматизмов" в восприятии и
мышлении - обдумывать заново каждую ситуацию у него не хватит ни психических
сил, ни времени. Таким образом, стереотипы, как необходимый человеку
инструмент восприятия и мышления, обладают устойчивостью, могут быть
выявлены, изучены и использованы как мишени для манипуляции. Поскольку их
полезность для человека в том и заключается, чтобы воспринимать и оценивать
быстро, не думая, манипулятор может применять их как "фильтры", через
которые его жертвы видят действительность.
Известный американский журналист Уолтер Липпман в книге "Общественное
мнение" (1922) выдвинул целую концепцию стереотипизации как основы
пропаганды. Он писал: "Из всех средств влияния на человека самым тонким и
обладающим исключительной силой внушения являются те, которые создают и
поддерживают галерею стереотипов. Нам рассказывают о мире прежде, чем мы его
увидим. Мы представляем себе большинство вещей прежде, чем познакомимся с
ними на опыте. И эти предварительные представления, если нас не насторожит в
этом наше образование, из глубины управляют всем процессом восприятия".
На магической силе стереотипов основана коммерческая реклама и торговые
марки. Частое повторение слов и образов создает стереотипное представление о
высоком качестве какого-то товара и загоняет это представление в
подсознание. При виде торговой марки ("мерседес", "адидас" и т.д.) мы, не
думая, убеждены, что перед нами хорошая вещь. Работает стереотип. Возникла
даже целая "культура" имитации торговых марок - так, чтобы глаз не различал
той разницы, которая вносится, чтобы не вступать в конфликт с патентным
правом. Один японский фабрикант даже фамилию свою поменял, стал Мичимото
Золинген - и выпускает ножи с надписью М.Золинген. Немцы - в суд, но
бесполезно. Такая мимикрия, которую мы не всегда замечаем, широко
распространена
Если удается подтолкнуть крупные массы людей видеть какое-то
общественное явление через нужный манипулятору стереотип, то несогласным
становится очень трудно воззвать людей к здравому смыслу, убедить их
остановиться, подумать, не принимать скоропалительных опасных решений. Ницше
заметил: "Так как недостает времени для мышления и спокойствия в мышлении,
то теперь уже не обсуждают несогласных мнений, а удовлетворяются тем, что
ненавидят их. При чудовищном ускорении жизни дух и взор приучаются к
неполному или ложному созерцанию и суждению, и каждый человек подобен
путешественнику, изучающему страну и народ из окна железнодорожного вагона".
Утверждения манипуляторов не обязательно должны совпадать со
стереотипами. Прикрытие манипуляции достигается и высказываниями, абсурдно
противоречащими стереотипам - важно загнать мышление в накатанную колею. На
исходе перестройки сопредседатель движения "Демократическая Россия"
А.Мурашев призывал к бойкоту советско-американских переговоров, т.к. они
якобы на руку "империи зла". Выступая против поездки Дж.Буша в Москву, он
выдал такой перл демократического ума: "Если все же Буш пойдет на нее,
демократы проведут в Москве манифестацию под лозунгом: "Буш - пособник
коммунистов!"".
Задача манипулятора облегчается тем, что стереотипов-мишеней
сравнительно немного, особенно у интеллигенции, проникнутой рациональным
мышлением (то есть не отягощенной традициями и религиозным видением мира).
Такое мышление откладывает в сознании очень небольшую часть всего
человеческого опыта, и эта часть "оседает" в памяти в виде стереотипов как
заученных и легко узнаваемых готовых целостных умозаключений ("если А, то
Б").
В одном английском психологическом детективном романе и преступник, и
его циничный адвокат на суде успешно манипулировали другими участниками
драмы. Подлая женщина волею судеб оказалась опекуном мальчика - наследника
большого состояния. Она провоцировала его ненависть. Доведя ее до нужной
кондиции, побудила к отчаянному поступку. Мальчик находил утешение в своем
кролике, а она под предлогом риска кожных заболеваний его убила (при
мальчике засунула в горячую духовку). Потом подбросила газету с описанием
убийства - отравления пыльцой спорыньи, подмешанной в салат. Мальчик сделал
то же самое, и они вместе съели миску отравленного салата - ничего другого
честному ребенку не оставалось. Она вышла в уборную и очистила желудок, а
мальчик умер. Это - сравнительно простая манипуляция на чувствах.
Началось следствие и суд. И следователь, и судья, и адвокат прекрасно
все понимали, но прямых улик не было - налицо попытка нервного ребенка убить
ненавистную тварь хотя бы ценой своей жизни (мальчик перед смертью даже в
этом признался). Приговор зависел от присяжных. И адвокат построил защиту на
стереотипах мышления присяжных. Он тщательно изучил каждого по всем
возможным источникам, а потом наблюдая за их поведением в суде.
Особо трудным объектом был для него молодой умный, образованный и
чуткий человек. Но адвокат выяснил, что он был марксист, и специально для
него часть речи построил на классовом подходе. Подсудимая - из пролетарской
семьи, всю жизнь работала на богатых хозяев, создавала им прибавочную
стоимость, была отчуждена от образования и культуры, огрубела - но честно
выполняла свой долг, как умела. И вот - буржуазное общество ей мстит и т.д.
Остальные присяжные ничего в этом куске речи не поняли, для каждого из них
был заготовлен свой кусок, на языке именно его стереотипов. Все до одного
оправдали убийцу, причем не вызывавшую у них симпатий.
Для успешной манипуляции общественным мнением необходимо иметь надежную
"карту стереотипов" разных групп и слоев населения - весь культурный
контекст данного общества. Очень большой объем исследований был в этой
области выполнен американскими специалистами, работавшими над изучением
умонастроений влиятельных групп в зарубежных странах с целью повлиять на эти
умонастроения в желательном для США направлении ("чтобы внешняя политика США
вызывала чувство восхищения или по крайней мере воспринималась без
возмущения"). Эта сфера глобальной манипуляции сознанием стыдливо называется
в США "публичной дипломатией". Она сформировалась как целая особая область
социодинамики культуры. Наибольшие усилия в США были предприняты для
изучения культурных стереотипов разных групп населения СССР (особенно
интеллигенции как главной силы, создающей или разрушающей легитимность
государства). С профессиональной точки зрения дотошность и объективность
американских советологов восхищает. Нашли струны, на которых играть.
Особенно важно использование стереотипов в "захвате аудитории".
"Захват" - одна из главных операций в манипуляции сознанием. В ходе ее
выполнения манипулятор привлекает, а затем удерживает внимание аудитории и
"присоединяет" ее - делает сторонником своих установок (создает ощущение
принадлежности к одному и тому же "мы"). На этой стадии манипулятор
подстраивается под стереотипы аудитории, не противоречит им. Его задача -
завоевать доверие, он как бы издает клич: "Мы с тобой одной крови - ты и я".
Видный социальный психолог Ф.Зимбардо советует: "Эффективность
коммуникатора возрастает, если он сначала выражает мнения, соответствующие
взглядам аудитории... Представляйте одну сторону аргумента, если аудитория в
общем дружественна. Представляйте обе стороны аргумента, если аудитория уже
не согласна с вами или есть вероятность, что аудитория услышит
противоположное суждение от кого-нибудь еще". Главное - не заронить у людей
подозрение, что ты собираешься ими манипулировать.
Удивительно, но даже ставшим уже ненавистными деятелям манипулирующей
идеологической машины удается восстановить доброжелательное отношение
аудитории, перейдя на язык близких ее сердцу стереотипов. За 3-4 месяца
перед выборами антисоветское телевидение вдруг начинает использовать
советскую фразеологию, пускает в эфир советские фильмы и песни - и
большинство аудитории размягчается и вновь начинает доверять вчера еще
ненавистным дикторам ("Смотри-ка, а Миткова изменилась, пришла в разум").
Чистый, почти учебный пример "захвата" показал обозреватель С.Доренко
на 1-м канале российского телевидения 5 февраля 2000 г. Сначала он вполне
патриотично провел репортаж из Чечни, хорошо поговорил с генералом
Казанцевым, потом с солдатами, все в меру, не раздражая нормального
человека. Даже что-то насчет предательства Лебедя и Черномырдина в 1996 г.
намекнул. Даже не по себе стало - к чему бы это он заговорил человеческим
голосом. И вдруг, без всякого перехода, увязал все это с "предательством
руководства ФСБ", которое преследует двух своих бывших сотрудников, якобы
"отказавшихся убить Березовского". Это - старая склока между группировками
во власти, разобраться в ней мы все равно не можем. Здесь речь о том, как
ловко С.Доренко размягчил сознание зрителя, чтобы внушить свою главную
политическую идею (кстати, очень разрушительную для государственности
вообще).
Как правило, в манипуляции используются стереотипы, которые уже
отложились в сознании. Как писал уже в своей первой книге по теории
пропаганды Г.Лассуэлл, "задача пропагандиста обычно состоит в том, чтобы
способствовать, нежели фабриковать". Но используются готовые стереотипы не
прямо, а чаще всего с приемом, который называется канализирование или
подмена стереотипа. Например, в антисоветской пропаганде очень сильно давили
на чувство справедливости и уравнительный идеал советских людей. Стереотип
неприязни к нетрудовым доходам постепенно подменили стереотипом неприязни, а
потом и ненависти к номенклатуре как якобы эксплуатирующему трудящихся
классу. Неудовлетворенность людей канализировали на работников управления,
тесно связанных с образом государства. Активно был использован этот прием и
при разжигании национальных конфликтов. Суть его в том, что постепенно
меняется контекст, в который встроен стереотип и образ какой-то социальной
группы. И эти маленькие изменения не противоречат привычным стереотипам. Эту
мысль высказал уже Геббельс: "Существующие воззрения аудитории могут быть
направлены на новые объекты с помощью слов, которые ассоциируются с
существующими взглядами".
Часто для манипуляции надо предварительно усилить или даже построить
необходимый стереотип - "наездить колею", "нарезать бороздки". Речь обычно
идет об иллюзорном стереотипе - внушении ложной идеи или объяснения, так что
оно становится привычным и приобретает характер очевидного ("если колхозы
разогнать, то будет изобилие продуктов"). Если программа манипуляции имеет
долгосрочный характер, как было, например, в перестройке, то такие
подготовительные работы можно делать загодя, без всякой манипулятивной
нагрузки, не вызывая подозрений.
Если удается создать и укоренить большой, сильный стереотип, его потом
можно долго использовать для самых разных целей. Так, в конце 40-х и в 50-е
годы в США были затрачены большие усилия на создание стереотипного
представления об СССР как "империи зла", угрожающей интересам всех
американцев. Этот стереотип лежал в основе идеологического оправдания
холодной войны против СССР. Затем начальные вложения стали давать большие
политические дивиденды, многие акции США стало можно оправдывать
необходимостью борьбы против "красной угрозы". В 1981 г. модный сегодня на
Западе философ Самуэль Хантингтон писал: "Иной раз приходится представлять
[интервенцию или другую военную акцию США] таким образом, чтобы создалось
ложное впечатление, будто это - военная акция против Советского Союза. США
поступают так со времен доктрины Трумэна". То есть, вторжение в
Доминиканскую республику или Ливан пришлось бы как-то объяснять, а если это
подается как действие против СССР, то никаких обоснований не требуется -
работает стереотип.
Иногда политики скрывают свои действия, говоря о них как о чем-то
абсурдном и отсылая к аналогиям, отложившимся в сознании как стереотипы.
Например, США помогали палачу Камбоджи Пол Поту. Но ведь неудобно! Значит,
надо опровергнуть. Как же это опровергалось? Н.Хомский пишет: "В первые
послевоенные годы США поддерживали диверсионные группы, созданные Гитлером
на Украине и в Восточной Европе. В этом им помогали такие люди, как Рейнхард
Гелен, начальник военной разведки нацистов на Восточном фронте, который был
назначен ЦРУ руководителем служб шпионажа Западной Германии. Ему было
поручено создать "секретную армию" из тысяч членов СС, которая должна была
помочь группам, действовавшим внутри Советского Союза. Это настолько не
вяжется со здравым смыслом, что один очень хорошо информированный специалист
