 |
Глава 9. Мифы общественного сознания: большие проекты манипуляции
|
|
|
|
Миф - обобщенное представление о действительности, сочетающее и
нравственные, и эстетические установки, соединяющее реальность с мистикой.
То есть, это всегда представление в значительной мере иллюзорное, но в силу
своей этической и художественной привлекательности оказывающее большое
воздействие на массовое сознание. Иногда миф есть способ заместить в
сознании невыносимый достоверный образ страшной действительности условным
образом, с которым можно "ужиться". Часто под воздействие такого мифа
подпадают и профессионалы, что ведет к печальным последствиям.
Мифы, несущие в себе важную иррациональную (в принципе, религиозную)
компоненту, становятся частью традиции и играют важную роль в легитимации
общественного строя в идеократических государствах. Однако миф, как уже
говорилось, и в современном обществе не утратил своего значения как важной
формы общественного сознания и представления действительности. Структура
мифа и характер его восприятия общественным сознанием хорошо изучены, что
позволило создать в демократических государствах целую индустрию,
фабрикующую и внедряющую мифы с целью манипуляции сознанием и поведением.
Такие мифы, конечно, редко становятся частью долговременной традиции,
входящей в ядро культуры (подобно мифам Древней Греции или былинам об Илье
Муромце). Однако в текучей мозаичной массовой культуре они могут занимать
большое место, а главное, они решают конкретные задачи по манипуляции
сознанием.
Немецкий философ Э.Кассирер в работе "Техника современных политических
мифов" говорит о целенаправленном создании мифов как средстве манипуляции
|
|
|
массовым сознанием в политических целях. Процитируем большую выдержку из
этой работы:
"Миф всегда трактовался как результат бессознательной деятельности и
как продукт свободной игры воображения. Но здесь миф создается в
соответствии с планом. Новые политические мифы не возникают спонтанно, они
не являются диким плодом необузданного воображения. Напротив, они
представляют собой искусственные творения, созданные умелыми и ловкими
"мастерами". Нашему ХХ веку - великой эпохе технической цивилизации -
суждено было создать и новую технику мифа, поскольку мифы могут создаваться
точно так же и в соответствии с теми же правилами, как и любое другое
современное оружие, будь то пулеметы или самолеты. Это новый момент, имеющий
принципиальное значение. Он изменит всю нашу социальную жизнь.
Методы подавления и принуждения всегда использовались в политической
жизни. Но в большинстве случаев эти методы ориентировались на "материальные"
результаты. Даже наиболее суровые деспотические режимы удовлетворялись лишь
навязыванием человеку определенных правил действия. Они не интересовались
чувствами и мыслями людей... Современные политические мифы действуют совсем
по-другому. Они не начинают с того, что санкционируют или запрещают какие-то
действия. Они сначала изменяют людей, чтобы потом иметь возможность
регулировать и контролировать их деяния. Политические мифы действуют так же,
как змея, парализующая кролика перед тем, как атаковать его. Люди становятся
жертвами мифов без серьезного сопротивления. Они побеждены и покорены еще до
того, как оказываются способными осознать, что же на самом деле произошло.
Обычные методы политического насилия не способны дать подобный эффект.
Даже под самым мощным политическим прессом люди не перестают жить частной
жизнью. Всегда остается сфера личной свободы, противостоящей такому
|
|
|
давлению. Современные политические мифы разрушают подобные ценности.
Наши современные политики прекрасно знают, что большими массами людей
гораздо легче управлять силой воображения, нежели грубой физической силой. И
они мастерски используют это знание. Политик стал чем-то вроде публичного
предсказателя будущего. Пророчество стало неотъемлемым элементом в новой
технике социального управления.
Философия бессильна разрушить политические мифы. Миф сам по себе
неуязвим. Он нечувствителен к рациональным аргументам, его нельзя отрицать с
помощью силлогизмов. Но философия может оказать нам другую важную услугу.
Она может помочь нам понять противника. Чтобы победить врага, мы должны
знать его. В этом заключается один из принципов правильной стратегии. Понять
миф - означает не только понять его слабости и уязвимые места, но и осознать
его силу. Нам всем было свойственно недооценивать ее. Когда мы впервые
услышали о политических мифах, то нашли их столь абсурдными и нелепыми,
столь фантастическими и смехотворными, что не могли принять их всерьез.
Теперь нам всем стало ясно, что это было величайшим заблуждением. Мы не
имеем права повторять такую ошибку дважды. Необходимо тщательно изучать
происхождение, структуру, технику и методы политических мифов. Мы обязаны
видеть лицо противника, чтобы знать, как победить его".
Черные мифы
Они поддерживаются в общественном сознании (часто в международном
масштабе) для того, чтобы в нужный момент оживить их и провести срочную
кампанию манипуляции сознанием.
Большие исторические черные мифы создаются авторитетными
интеллектуалами и художниками и поддерживаются усилиями правящих кругов для
того, чтобы сохранять культурную гегемонию этих правящих кругов. Эти мифы
оправдывают тот разрыв с прошлым, который и привел к установлению
существующего порядка. Если они поддерживаются и авторитетными зарубежными
умами, такие мифы приобретают зловещий и долгосрочный характер и порождают
дочерние или обобщающие мифы.
Для истории России в Новое время и для ее отношений с Европой очень
важен, например, черный миф об Иване Грозном (его очень хорошо разобрал в
|
|
|
нескольких работах В.В.Кожинов). Из этого мифа до сих пор и в среде нашей
интеллигенции, и на Западе выводится якобы "генетически" присущий России тип
кровавой и жестокой деспотии. Вот, советник Ельцина философ А.И.Ракитов
излагает "особые нормы и стандарты, лежащие в основе российской
цивилизации". Здесь весь набор отрицательных качеств увязан с державным
характером русского государства: "ложь, клевета, преступление и т.д.
оправданы и нравственны, если они подчинены сверхзадаче государства, т.е.
укреплению военного могущества и расширению территории".
Поминается Иван Грозный и подчеркивается, что его якобы патологическая
жестокость была не аномалией, а имманентно присущим России качеством: "Надо
говорить не об отсутствии цивилизации, не о бесправии, не об отсутствии
правосознания, не о незаконности репрессивного механизма во времена
Грозного, Петра, Николая I или Сталина, но о том, что сами законы были
репрессивными, что конституции были античеловечными, что нормы, эталоны,
правила и стандарты деятельности фундаментально отличались от своих аналогов
в других современных европейских цивилизациях". Здесь высказан главный
идеологический тезис: Россия как цивилизация всегда фундаментально
отличалась в худшую сторону от современных ей европейских государств - по
сравнению с Европой Россия Ивана Грозного была чуть ли не людоедской
страной, где кровь лилась рекой. И это убеждение - символ веры, его не
поколебать никакими разумными доводами, поскольку основано оно на мифе.
В какую же сторону реально отличались стандарты России того времени от
Европы? За 37 лет царствования Грозного было казнено около 3-4 тысяч человек
- гораздо меньше, чем за одну только Варфоломеевскую ночь в Париже тех же
лет (некоторые историки называют до 12 тыс. казненных тогда по приказу
короля гугенотов). В тот же период в Нидерландах было казнено около 100
тысяч человек. Все это хорошо известно, однако человек, который уверовал в
миф, уже не может отказаться от почти религиозной уверенности в том, что
|
|
|
Россия - изначальная "империя зла".
Похожим образом соединились усилия испанских либералов, ведущих борьбу
против союза монархии и церкви, и протестантов, ведущих борьбу против
католичества, в создании черного мифа об Инквизиции. Впоследствии этот миф
стал важным средством давления на общественное мнение в геополитическом
противостоянии Англии и США против испаноязычного мира. Сегодня в Испании
признание этого мифа является для интеллигента обязательным признаком
лояльности по отношению к демократии и его полного разрыва с "реакционным
традиционализмом" (франкизмом, клерикализмом и т.д.).
Миф об Инквизиции тесно связан с главным мифом современного Запада - о
том, что протестантская Реформация породила неразрывно связанные между собой
капитализм и науку. Таким образом, возникновение нового типа эксплуатации
(во многих отношениях более жестокого, нежели феодализм) как бы
компенсировалось прекрасным даром рационального мышления и освобождающего
знания. Концепция "протестантской науки" интенсивно разрабатывалась начиная
с 30-х годов нашего века влиятельным американским социологом Р.Мертоном.
В дальнейшем в историю науки вошел, как почти очевидный, тезис о том,
что наука расцвела на севере Европы потому, что там не было Инквизиции. И,
напротив, Контрреформация и Инквизиция на юге Европы были несовместимы с
духом науки. Здесь, согласно официальной англосаксонской истории,
господствовало не рациональное сознание, а консервативная религия, суеверия
и чувство.
Понятно, как важно было бы для верного понимания самого хода
становления современного общества с рациональным светским мышлением знать,
где, когда и как произошел переход от мышления эпохи Возрождения, которое
представляло мир полным ведьм, демонов и магии. Где берет начало век
Просвещения, век Декарта?
Удар по идеологическому мифу об Инквизиции нанес перед самой своей
смертью американский историк-протестант Генри Чарльз Ли (1825-1909), который
сам же так много потрудился для создания этого мифа. Его книга "История
Инквизиции в Средние века" (1877) сделала его главным авторитетом в этом
вопросе. В 1906-1907 гг. он опубликовал в четырех томах "Историю Инквизиции
в Испании", в предисловии к которой писал, что стремился показать не
страшную церемонию аутодафе с сожжением известных персон, а "неслышное
воздействие, которое оказывала ежедневная непрерывная и секретная работа
этого трибунала на всю массу народа, показать те рамки, в которые он загнал
|
|
|
ум испанцев, тупой консерватизм, с которым он удерживал нацию в
средневековой рутине и не дал ей воспользоваться свободами рационального
мышления".
И вот, уже после выхода в свет главного труда Г.Ч.Ли, в руки ему попали
документы, которые перевернули все его взгляды. Это были протоколы процесса
1610 г. в г. Логроньо, на котором молодой инквизитор иезуит Алонсо де
Салазар, получивший юридическое образование в университете Саламанки,
убедительно доказал, что ведьм и демонов не существует. И сделал он это
согласно строгим нормам позитивного научного метода, намного опередив в этом
свое время. Салазара поддержал архиепископ Толедо Великий инквизитор
Бернардо де Сандоваль, а затем и Высший совет Инквизиции.
Это решение кардинально изменило весь интеллектуальный климат в
католических странах, а затем и состояние общества в целом - ведь "колдуны и
ведьмы" составляли подавляющее большинство жертв Инквизиции. В результате
именно в католических странах по решению Инквизиции прекратилась "охота на
ведьм" - на целое столетие раньше, чем в тех частях Европы, где победила
Реформация.
Новыми глазами взглянул после этого Г.Ч.Ли на исторические данные. И
оказалось, что известные борцы за рациональное мышление (как, например,
Декарт) были на севере Европы редкими диссидентами, а большинство видных
интеллектуалов даже и в XVIII веке верили в демонов и ведьм. И сотни тысяч
"ведьм" пошли на костер в век Научной революции (и сжигали их в США вплоть
до XVIII века, причем судьями были профессора Гарвардского университета).
Г.Ч.Ли, честный ученый, нашел в себе силы и мужество заявить буквально
накануне смерти: "Нет в европейской истории более ужасных страниц, чем
сумасшествие охоты на ведьм в течение трех веков, с XV по XVIII. В течение
целого столетия Испании угрожал взрыв этого заразного помешательства. Тот
факт, что оно было остановлено и сокращено до относительно безобидных
размеров, объясняется осторожностью и твердостью Инквизиции... Я хотел бы
подчеркнуть контраст между тем ужасом, который царил в Германии, Франции и
Англии, и сравнительной терпимостью Инквизиции".
Г.Ч.Ли начал большую работу по документальному описанию охоты на ведьм,
обратясь в архивы всех христианских стран. Эту работу закончили уже его
ученики. Ф.Донован, современный историк, пишет:
"Если мы отметим на карте точкой каждый установленный случай сожжения
ведьмы, то наибольшая концентрация точек окажется в зоне, где граничат
Франция, Германия и Швейцария. Базель, Лион, Женева, Нюрнберг и ближние
города скрылись бы под множеством этих точек. Сплошные пятна из точек
образовались бы в Швейцарии и от Рейна до Амстердама, а также на юге
Франции, забрызгали бы Англию, Шотландию и Скандинавские страны. Надо
отметить, что, по крайней мере в течение последнего столетия охоты на ведьм,
зоны наибольшего скопления точек были центрами протестантизма. В полностью
католических странах - Италии, Испании и Ирландии - было бы очень мало
точек; в Испании практически ни одной".
Историки, которые осмелились отойти от установок черного мифа об
Инквизиции, сразу смогли преодолеть кажущееся ранее необъяснимым
противоречие: утверждение о том, что Реформация освободила мышление, никак
не вязалось с тем фактом, что именно виднейшие деятели протестантизма
(Лютер, Кальвин, Бакстер) были фанатичными преследователями ведьм. Лютер
непрестанно требовал выявлять ведьм и сжигать их живыми. Как пишет друг
Г.Ч.Ли, историк и философ В.Лекки, "Вера Лютера в дьявольские козни была
поразительна даже для его времени... В Шотландии, где влияние Реформации
было сильно, как нигде более, пропорционально более жестокими были
преследования [ведьм]". Ричард Бакстер ("самый великий из пуритан"), один из
главных авторов, которых цитирует М.Вебер в своем труде "Протестантская
этика и дух капитализма", представлен Р.Мертоном как выразитель духа новой
науки. Но именно он в 1691 г. опубликовал книгу "Доказательство
существования мира духов", в которой призывал к крестовому походу против
"секты Сатаны".
Работы Г.Ч.Ли и его учеников не смогли поколебать господствующую на
Западе идеологию, которая исходит из мифов англосаксонской историографии.
Даже в самой Испании публично поставить под сомнение миф об Инквизиции
значит навлечь на себя подозрение в симпатии к франкизму, клерикализму,
сталинизму и прочим грехам. Сегодня в Испании даже знающий истинное
положение дел историк осмеливается говорить об этом лишь шепотом и лишь
наедине. Однако в среде историков и философов история становления науки и
капитализма видится, конечно, уже иначе. От М.Вебера, который начал поворот,
до М.Фуко, который в книге "Слова и вещи" дал более беспристрастную
("археологическую") трактовку, проделана большая работа по демифологизации.
Яснее стала и диалектическая связь между созданием в процессе
Реформации обстановки страха и атомизацией общества, превращением человека в
никому не доверяющего индивида. Но миф настолько необходим политикам, что
предсмертное признание Г.Ч.Ли осталось гласом вопиющего в пустыне. Ничего не
изменилось и после множества работ других ученых - даже в католических
странах!
2. "Светлые" мифы Запада: евроцентризм.
Светлые мифы в совокупности сложились в большую мета-идеологию
современного западного общества, которую принято называть евроцентризм.
Здесь Европа - понятие не географическое, а цивилизационное (в прошлом веке
говорили, что ядром Европы стали США). Иногда пытаются ввести слово
"западоцентризм", но оно не приживается.
Евроцентризм можно назвать мета-идеологией Запада, потому что в его
рамках развиваются и частные конфликтующие идеологии (например, либерализм и
марксизм). Важно, что они исходят из одной и той же картины мира и одних и
тех же постулатов относительно исторического пути Запада.
У нас к мифам евроцентризма особенный интерес, поскольку в общественное
сознание в России внедрена совершенно мистифицированная картина "мировой
цивилизации", куда, якобы, необходимо "вернуться". Уникальность нашего
положения в том, что если в Африке пропагандистом "бледных штампов"
евроцентризма была компрадорская буржуазия, отказавшаяся от национальных
культурных корней ("люмпен-буржуазия"), то в России - цвет нации, ее
интеллигенция. Кредо евроцентризма российских реформаторов выражено в
книге-манифесте "Иного не дано" Л.Баткиным: ""Запад" в конце ХХ в. - не
географическое понятие и даже не понятие капитализма (хотя генетически,
разумеется, связано именно с ним). Это всеобщее определение того
хозяйственного, научно-технического и структурно-демократического уровня,
без которого немыслимо существование любого истинно современного, очищенного
от архаики общества". Евроцентризм не сводится к какой либо из
разновидностей этноцентризма, от которого не свободен ни один народ. Это -
идеология, претендующая на универсализм и утверждающая, что все народы и все
культуры проходят один и тот же путь и отличаются друг от друга лишь стадией
развития. Евроцентризм широко распространился в XIX веке. Но основные его
положения остались неизменными и сегодня. Когда общество находится на
распутье и определяет путь своего развития, политики, проникнутые идеологией
евроцентризма, выбрасывают лозунг: "Следуй за Западом - это лучший из
миров".
На деле построение единообразного мира - утопия, основанная на мифе и
питающая идеологии Запада. Читаем у К.Леви-Стросса: "Не может быть мировой
цивилизации в том абсолютном смысле, который часто придается этому
выражению, поскольку цивилизация предполагает сосуществование культур,
которые обнаруживают огромное разнообразие; можно даже сказать, что
цивилизация и заключается в этом сосуществовании. Мировая цивилизация не
могла бы быть ничем иным, кроме как коалицией, в мировом масштабе, культур,
каждая из которых сохраняла бы свою оригинальность... Священная обязанность
человечества - охранять себя от слепого партикуляризма, склонного
приписывать статус человечества одной расе, культуре или обществу, и никогда
не забывать, что никакая часть человечества не обладает формулами,
приложимыми к целому, и что человечество, погруженное в единый образ жизни,
немыслимо".
Рассмотрим лишь несколько базовых мифов евроцентризма, из которых затем
вырабатываются вторичные идеологические концепции - о рыночной экономике, о
западной демократии и свободе, о гражданском обществе и т.д. (их мы затронем
в других разделах).
Запад как христианская цивилизация. Как и все крупные цивилизации,
западноевропейская в процессе своей консолидации активно использовала
религиозный фактор. Евроцентризм как идеология включает в свою структуру миф
христианизма Запада как той матрицы, которая предопределила социальный
порядок, тип рациональности и культуру Запада в целом. В зависимости от
исторической конъюнктуры этот миф подавался в самых различных вариациях или
вообще приглушался (во время Французской революции отношение к церкви
определялось лозунгом "Раздавить гадину!", а сегодня говорится, что Запад -
иудео-христианская цивилизация). Важно, что христианство представлено как
формообразующий признак западного человека - в противопоставлении
"мусульманскому Востоку". Для создания такого образа идеологам пришлось
немало потрудиться. Да и не только идеологам, а и европейским художникам,
приучающим публику к мысли, что в Святом семействе все были сплошь
блондинами (посмотрите хотя бы на библейские картины Рубенса).
Для России этот миф имеет особое значение, поскольку в нем ставится под
сомнение "законность" восточного христианства - православия. Наши
философствующие демократы говорят как о фатальной исторической ошибке о
принятии Русью христианства от Византии и, таким образом, "выпадении" из
христианской цивилизации.
Нынешний этап евроцентризма характеризуется внутренней
противоречивостью трактовки христианского мифа. С одной стороны, потребность
в консолидирующих мифах возросла. В то же время сам тип современной
цивилизации, ее этика и остальные основополагающие мифы все более
несовместимы с постулатами христианства. Поэтому уже сорок лет назад теолог
и историк культуры Романо Гвардини предупреждал, что паразитированию Запада
на христианских ценностях приходит конец.
Эти трудности стали нарастать с самого начала революций, приведших к
образованию современного общества индустриальной цивилизации. Уже
колонизация и необходимый для ее оправдания расизм (которого не существовало
в средневековой Европе) заставили отойти от христианского представления о
человеке. Пришлось позаимствовать идею избранного народа (культ "британского
Израиля"), а затем дойти до расовой теории Гобино и до поисков нордических
предков Карла Великого и других потомков "златокудрого Менелая". Как пишет
А.Тойнби, "среди англоязычных протестантов до сих пор можно встретить
"фундаменталистов", продолжающих верить в то, что они избранники Господни в
том, самом буквальном смысле, в каком это слово употребляется в Ветхом
завете".
Отход от Евангелия и обращение к ряду книг Ветхого завета в ходе
Реформации понадобились и для этического обоснования нового, необычного для
традиционного общества отношения к наживе. Это подробно исследует М.Вебер в
своем труде "Протестантская этика и дух капитализма". Одно только признание
богоугодности ростовщичества, совершенно необходимое для развития
финансового капитала, означало важное изменение в теологии западного
человека. Оно было настолько революционным, что передовые в этом отношении
протестантские секты называли себя "британскими израильтянами" (Вебер пишет
о "британском гебраизме" как особом культурном явлении). Сыгравшие важную
роль в становлении современного общества культурные течения, в том числе
мистические (например, масонство), имели ярко выраженный нехристианский
характер.
Наконец, весь пафос индустриальной цивилизации, связанный с
технологией, культом огня и силы, эпосом переделки мира, носит не
христианский, а титанический характер. Действительно, образ Прометея
пронизывает все европейское образование. Если же говорить о конце нашего
века, то титаническое начало, похоже, уступает место циклопическому. Сила
становится все более разрушительной, а ее демонстрация - все более жестокой.
В них все более проглядывают неоязыческие ритуалы.
Запад - продолжение античной цивилизации. Другим базовым мифом
евроцентризма является созданная буквально "лабораторным способом" легенда о
том, что современная западная цивилизация является плодом непрерывного
развития античности (колыбели цивилизации). Эта легенда соответствующим
образом преломляется во всех основных исторических планах. В области
социально-экономической она предстает как история "правильной" смены
формаций и непрерывного прогресса. Здесь по мере развития производительных
сил первобытнообщинный строй сменяется рабством, которое уступает место
феодализму, а после, в ходе научной и промышленной революции - капитализму.
Лишь эта смена формаций признается правильной. Раз славяне и монголы не
знали рабства, а в Китае не было крепостного права и государственной религии
- значит, в цивилизацию им попасть и не удалось, сегодня должны проходить
специальный курс обучения у Запада.
Схема смены формаций мифологична. Древняя Греция не была частью Запада,
она была неразрывно связана с культурной системой Востока. А наследниками ее
в равной мере стала варварская Западная Европа (через Рим) и
восточно-христианская, православная цивилизация (через Византию).
"Эллиномания" XIX века связана с расизмом консервативного движения,
известного как "романтизм". Вместе с "греческим" мифом создавался и
"ориентализм" - романтический миф Востока. Замечательно, что "античный" миф
вначале был развит в противовес мифу христианскому. Об этом пишет Самир
Амин, ссылаясь на американского историка античности М.Бернала:
"Предрассудок евроцентризма пользуется запасом готовых элементов,
включая один и отбрасывая другой в зависимости от идеологических запросов
момента. Известно, например, что европейская буржуазия в течение долгого
времени с недоверием и даже презрением относилась к христианству и поэтому
раздувала "греческий миф"...
Согласно этому мифу, Греция была матерью рациональной философии, в то
время как "Восток" никогда не смог преодолеть метафизики... Эта конструкция
совершенно мистифицирована. Мартин Бернал показал это, описав историю того,
как, по его выражению, "фабриковалась Древняя Греция". Он напоминает, что
греки прекрасно осознавали свою принадлежность к культурному ареалу древнего
Востока. Они не только высоко ценили то, чему обучились у египтян и
финикийцев, но и не считали себя "анти-Востоком", каковым представляет
евроцентризм греческий мир. Напротив, греки считали своими предками египтян,
быть может, мифическими, но это не важно".
Мифом является и утверждение о непрерывности процесса культурной
эволюции и смены формаций. Феодализм был принесен варварами, завоевавшими
рабовладельческую Римскую империю. Варвары же в своем укладе этапа рабства
не проходили. Какая же это непрерывность? Это - типичный разрыв
непрерывности, причем в крайней форме, связанной с военным поражением.
О культуре и говорить нечего - разрыв в продолжении античной традиции
составлял более тысячи лет (потому и миф о "темном" Средневековье как
потерянном времени, а период после Средневековья назван Возрождением). Более
того, Запад на время вообще утерял культурное наследие античности и получал
его по крохам от Востока - через арабов, тщательно сохранивших и изучивших
греческую литературу. Западная цивилизация создавалась сообща с арабами, и
евроцентризм, кроме всего прочего - идеология неблагодарных потомков.
Миф о "правильной" смене общественных формаций подкрепляется важным
мифом эволюционизма. Своими корнями этот миф уходит в историю восприятия
времени в европейской культуре, в историю перехода от циклического времени
аграрной цивилизации к идее бесконечного, линейного, направленное в будущее
времени ("стрела времени"). Новое восприятие времени создало почву для
появления идеи прогресса, которая стала метафизической, почти религиозной
основой идеологий индустриализма.
Идея эволюционизма приобрела статус фундаментального мифа после
триумфального успеха дарвинизма. Этот триумф биологической теории был
предопределен острой потребностью в научном обосновании того, что уже вошло
в культуру и социальную практику. В приложении к обществу, культуре и
цивилизации эволюционизм дал идею развития и естественного отбора. Общества
разделились на развитые и слаборазвитые (или развивающиеся), в обыденное
сознание прочно вошла мысль, что отставшие в своем развитии общества или
погибают в ходе конкуренции, или становятся зависимыми и эксплуатируемыми, и
что это - естественный закон жизни.
Согласно этому мифу, Западу повезло в том, что он с самого начала попал
на "столбовую дорогу" мировой цивилизации, а другие запутались и выбираются
на эту дорогу с опозданием - за что вынуждены платить Западу как более
удачливому конкуренту. Сопротивляться этому бесполезно, ибо это - закон
природы.
Но антропологи знают, что в приложении к культуре и обществу
эволюционизм является идеологической спекуляцией и не имеет никакого
научного обоснования. К.Леви-Стросс во множестве мест пытается объяснить это
самыми разными способами. Вот один из самых общедоступных: "Биологический
эволюционизм и псевдоэволюционизм, который мы рассматриваем - совершенно
разные доктрины... Можно извлечь из земли материальные объекты и убедиться,
что, согласно глубине геологических слоев, форма или способ изготовления
определенных объектов изменяется. И, тем не менее, один топор не рождает
физически другой топор, как это происходит с животными. Сказать в этом
случае, что один топор эволюционировал из другого, представляет из себя
метафорическую формулу, не обладающую научной строгостью.
То, что верно для материальных объектов, физическое существование
которых доказывается раскопками, еще более справедливо по отношению к
общественным институтам, верованиям, вкусам, прошлое которых нам обычно
неизвестно. Концепция социальной и культурной эволюции дает, в самом лучшем
случае, лишь соблазнительную и опасно удобную процедуру представить
действительность".
В целом Леви-Стросс так квалифицирует концепцию эволюционизма
("правильного" развития и "естественного отбора" культур и народов): "Все
эти спекулятивные рассуждения сводятся фактически к одному рецепту, который
лучше всего можно назвать фальшивым эволюционизмом. В чем он заключается?
Речь идет, совершенно четко, о стремлении устранить разнообразие культур -
не переставая приносить заверения в глубоком уважении к этому разнообразию".
Миф развития через имитацию Запада. Один из центральных мифов
евроцентризма гласит, что Запад вырвался вперед благодаря тому, что
капитализм создал мощные производительные силы. Остальные общества просто
отстали и теперь вынуждены догонять, но в конце концов на земле воцарится
либеральный капитализм англосаксонского образца, и настанет (уже настает)
"конец истории".
В самой западной мысли этот миф, опасный для судеб человечества,
подвергается резкой критике исходя из разных оснований. Уже в 30-е годы
А.Тойнби в своем главном труде "Постижение истории" писал: "Тезис об
унификации мира на базе западной экономической системы как закономерном
итоге единого и непрерывного процесса развития человеческой истории приводит
к грубейшим искажениям фактов и поразительному сужению исторического
кругозора".
Вслед за Тойнби фундаментальную критику евроцентризма дал
К.Леви-Стросс, изучавший контакт западной и местных культур. Он отрицал саму
механистическую идею о существовании одной "правильной" цивилизации, путь
которой должен быть принят за столбовую дорогу человечества: "...Трудно
представить себе, как одна цивилизация могла бы воспользоваться образом
жизни другой, кроме как отказаться быть самой собою. На деле попытки такого
переустройства могут повести лишь к двум результатам: либо дезорганизация и
крах одной системы - или оригинальный синтез, который ведет, однако, к
возникновению третьей системы, не сводимой к двум другим". Такой синтез мы
видели и в России (СССР), и в Японии, и сегодня в Китае. Такую
дезорганизацию и крах мы видим сегодня в Российской Федерации.
Однако миф о развитии по пути Запада эксплуатируется все интенсивнее по
мере того, как все более наглядным и очевидным становится невозможность его
осуществления. Но сначала о менее очевидной вещи - о том, что развивающиеся
страны, попавшие в орбиту Запада, вовсе не идут по его пути. Самир Амин
пишет: "Производственная система в странах периферии не воспроизводит то,
что было в центре на предыдущем этапе развития. Эти две производственные
системы различаются качественно. Чем далее идет по пути развития
периферийный капитализм, тем более резким становится это расхождение и тем
более неравным разделение доходов. В своем развитии эта единая система
воспроизводит дифференциацию, поляризацию центр-периферия".
Невозможность для всего мира имитации пути Запада была обнародована на
уникальном форуме, который рассмотрел глобальную ситуацию - мир в целом. Это
всемирная конференция ООН на высшем уровне по экологии
"Рио-де-Жанейро-1992". Ее выводы были подвергнуты полному и повсеместному
замалчиванию западной прессой. Само по себе это замечательный факт.
Конференция шумно рекламировалась в течение почти двух лет подготовки. На
ней присутствовало около 5 тыс. (!) корреспондентов. Однако после ее
проведения вся мировая пресса, подконтрольная западной верхушке, как воды в
рот набрала.
На деле, не было и нет развития Запада "с опорой на собственные силы",
которое "отставшие" страны могли бы взять в качестве примера и воспроизвести
на своей почве. Современная западная "цивилизация" с самого начала
представляет собой уродливое сращивание двух миров, которое исключительно из
идеологических целей представляется как "развитые" и "развивающиеся" страны.
Развитие Запада и погружение в "слаборазвитость" множества культур -
единый конкретно-исторический процесс, в котором части (развитие и
слаборазвитость) взаимообусловлены. В "Структурной антропологии"
К.Леви-Стросс пишет: "Общества, которые мы сегодня называем
"слаборазвитыми", являются таковыми не в силу своих собственных действий...
Сказать по правде, именно эти общества посредством их прямого или косвенного
разрушения в период между XVI и XIX вв. сделали возможным развитие западного
мира. Между этими двумя мирами существуют отношения комплементарности
(дополнительности). Само развитие с его ненасытными потребностями сделало
эти общества такими, какими мы их видим сегодня. Поэтому речь не идет о
схождении двух процессов, каждый из которых развивался изолированно своим
курсом".
Самый дотошный историк нашего века Ф.Бродель, изучавший "структуры
повседневности" - детальное описание потоков и использования всех средств
жизни, писал: "Капитализм является порождением неравенства в мире; для
развития ему необходимо содействие международной экономики... Он вовсе не
смог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда". По данным Броделя,
в середине XVIII в. Англия только из Индии извлекала ежегодно доход в 2 млн.
ф. ст., в то время как все инвестиции в Англии оценивались в 6 млн. ф. <
|
|
|
