 |
ТОТ ЧЕЛОВЕК, ТЕ ГОРЫ, ТОТ ПЁС
|
|
|
|
Отец сказал сыну:
— В путь! Уже пора.
Ещё было темно, горы, дома, реки, поля скрывал сумрак. Ещё не пробудились птицы, ещё не пропели петухи. Экая рань! А отец заявил сыну:
— Пора!
Отец пристально и внимательно вгляделся в лицо сына и мысленно спросил: «Ну что, не жалеешь? Это не два дня и три ночи надо вставать спозаранку. Это на долгие месяцы и годы! »
На столе стояли две очень старые аккуратно упакованные почтальонские сумки. Отец как следует выстирал и высушил их, перед тем как передать сыну. Ещё он подробно объяснил ему, как укладывать почту, как заворачивать в промасленную ткань. В горах сильные туманы — того и гляди, всё содержимое сумки промокнет.
Отец достал не слишком длинное изогнутое коромысло и ловко привязал к нему тюки с почтой. И коромысло, столько лет пролежавшее на плечах отца и ещё хранившее его тепло, теперь легло на крепкие, могучие плечи сына, в которых было столько же силы, сколько и у отца в этом возрасте. Отец гордился, глядя на эти плечи.
Старый почтальон снял дрожащие руки с плеч сына, у него в глазах потемнело, комната расплылась, высокая фигура молодого человека слилась со стенами. Сердце старика заколотилось. Он стал поторапливать сына:
— Ну же, давай иди! Пора в путь!
В ладони отцу и сыну ткнулось что-то пушистое — это был огромный рыжий пёс.
Пёс поднялся ни свет ни заря. Вылизал дочиста всё, что старик дал ему поесть. Он тесно жался к старику, не доверяя незнакомому молодому человеку: зачем это он водрузил на себя хозяйские сумки с почтой? Почему лицо хозяина так печально? Что произошло?
Несмотря ни на что, пора было отправляться в путь, как, впрочем, и всегда. Вдали уже ждут, надеются. Впереди тянулась бесконечная дорога, утомительная, нелёгкая и всё-таки полная новых приятных впечатлений.
|
|
|
Отец и сын погасили свет, тихонько притворили зелёную низкую дверь почты, чтобы не потревожить безмятежный сон целой деревни. Впереди бежал рыжий пёс, указывая путь, за ним следовали отец и сын. Дорога сразу забиралась в горы. Старые ступени плита за плитой, вели в туман, вели куда-то вверх, куда-то вдаль…
На протяжении долгих лет лишь он и пёс нарушали утреннюю тишину. Теперь людей стало двое — он и сын. Коромысло и почтовые сумки теперь переложены на другие плечи, вот уж не думалось, что это случится скоро…
Бригадир однажды пришёл в горы и сказал ему:
— Ты уже стар.
Стар? Что это значит? Он не понимал. Попрощавшись с бригадиром, они с собакой тут же отправились опять в горы.
Вскоре бригадир снова наведался к нему в гости. Напившись чаю, бригадир подвёл старика к зеркалу у шкафа.
— Ты только посмотри на свои волосы.
Почтальон увидел, что его волосы наполовину поседели. В сердце что-то кольнуло, и он подумал: да, время беспощадно к людям. Да, постарел немного.
Бригадир, задрав брючины стариковских штанов, потрогал вздувшиеся покрасневшие колени и добавил:
— Взгляни на свои ноги!
При долгой ходьбе ноги, конечно, побаливают. Но что в этом такого? Когда приближается старость, не избежать всяких недугов.
Бригадир стал настаивать:
— Тебе было бы лучше выйти на пенсию.
Старик разволновался:
— Мне нельзя…
— Не говори глупостей! Ты болен, к тому же уже есть распоряжение сверху.
Перед тем как завести этот разговор, бригадир устроил сыну старика медицинское обследование, занёс его в списки, обучал больше месяца.
Это как с солнцем, заходящим за вершины гор, — какое-то время остаётся щемящая тоска, но надолго ли?
Старик злился на свои ноги, эти дохлые твари, такие тяжёлые, неподвижные! Ох уж эта работа, целиком зависит от крепких здоровых ног.
|
|
|
Что же до того, чтобы сын его заменил… Справится ли? Ходить от дома к дому, разносить письма и доставлять газеты? Не всё так просто. Уповая на молодые силы и ловкость, карабкаться по горам да через перевалы? Это не так уж и легко.
Вот и следовало дать сыну необходимые наставления, познакомить с маршрутом, ввести в профессию. Существовала масса деталей.
Сейчас этот новый человек делал лишь первый трудный шаг, а старый человек приступал к походу, который должен стать символом прощания с прошлым.
А ещё был пёс.
Утренний туман постепенно рассеивался. В конце концов осталась лишь тонкая полоса, еле видимая завеса, полупрозрачная дымка. И тогда горы, дома, зелёные пространства, ступенчатые поля стали отчётливо видны — рассвело. Невдалеке послышалось птичье щебетание, а из далёких гор и ущелий эхом доносились голоса диких куропаток.
Отец заметил, что юноша, пришедший с равнины, весь сияет от счастья, взгляд его летает по бескрайним полям. Верно, для него всё, что находится в горах, — истинное диво.
Отец хотел сказать сыну, чтобы тот ступал осторожней. Тропинка была узкой, а каменные плиты скользкими — того и гляди упадёшь. Но не стал. Пусть сын насмотрится вдоволь, пусть ему понравятся горы, ему с этими горами бок о бок предстоит провести долгий век, здесь нужна любовь!
Старик сказал сыну: тот почтовый маршрут, по которому они сейчас идут, больше двухсот ли. За весь путь им предстоит два раза до вечера сделать привал, а вся дорога займёт три дня. Сегодня они должны будут пройти около восьмидесяти ли в горах, спуститься в Маогунцзуэй, в полдень — пообедать в Бохэчуне, затем снова подняться в горы Яочжаншань и заночевать в местечке Гэпэнпин. Этот день самый утомительный, поэтому и надо было рано вставать. Если будут промедления в пути, то не удастся добраться к ночлегу до темноты.
— А нельзя остановиться на ночь где-нибудь в другом месте?
— Нельзя. Тогда пришлось бы менять планы на второй и третий день, — возразил отец.
Впереди неторопливо бежал пёс. Он двигался с той же скоростью, с которой обычно ходил старый почтальон. Прежде, когда они отправлялись в подобный поход, на пса надевали ошейник. А сегодня перед выходом пёс по привычке лёг у ног хозяина и ждал, пока тот пристегнёт ошейник, но старик потрепал его по голове:
|
|
|
— Сегодня не нужно, пойдём!
Пёс, задрав морду, пристально и с удивлением посмотрел на хозяина. И только когда он увидел, как сумки с почтой перекладываются на другие плечи, поднялся и медленно поплёлся следом. Он сопровождал хозяина уже девять лет, и раньше человек на свой лад постоянно разговаривал с ним. Теперь же было не так! Это всё из-за того молодого парня? Очень может быть. И пёс сердито поглядел на незнакомца.
Сыну казалось, что пёс еле тащится, и он подтолкнул его сзади коленом. Но тут уже отец сказал:
— Не стоит торопиться, в дороге надо с умом распределять силы. Нам ещё далеко. Если с жадностью набрасываешься на еду, никогда не узнаешь её настоящий вкус. Когда же что есть мочи пускаешься в путь, сил надолго не хватает.
Когда молодой человек ускорил шаг и перегнал пса, животное глянуло на старика, сомневаясь, надо ли спешить, и продолжило бежать в прежнем темпе.
Отец по скорости собаки понимал, что это тот темп, в котором они постоянно ходили и раньше. Однако теперь его ногам и это нелегко давалось. Он никак не мог привыкнуть, что теперь можно идти налегке, с пустыми руками. Если бы он не передал свои обязанности, если бы и сегодня, взяв ношу, отправился разносить почту, если бы бригадир не поторопил его с уходом на пенсию, что было бы тогда? Неужели из-за того, что он передал свою смену другому, в сознании тоже что-то изменилось? Когда признаешься в болезни, тогда-то и чувствуешь слабость! Верно, это уж точно. Ох, люди, люди!
Сыну показалось, что отец как-то странно дышит. Он остановился, двумя руками переложил коромысло на другое плечо. Затем взглянул на отца, у которого что-то заблестело под ресницами: на иссушенном ветрами, словно мандариновая корка, лице отца оставили влажный след горошины слёз.
Сын догадался:
— Отец, ты наверняка устал.
Отец рукавом смахнул влажные жемчужины:
— Вспотел от ходьбы.
— Давай поворачивай обратно и возвращайся.
— Ничего страшного. Время никого не щадит.
|
|
|
— Возвращайся. Будь спокоен, я знаю, как идти. Пословица говорит: куда нужно, язык доведёт.
Отец насупился, казалось, вот-вот рассердится.
Они продолжали идти.
Солнце уже окрасило вершины окрестных гор, а у их подножий стал собираться туман. И горы как будто стали погружаться в воду. Задул ветер и погнал туман, и эти затерянные в пространстве горы тоже поплыли. «Неудивительно, что все небожители обитают в горах! » Старик весь ушёл в созерцание этой красоты, ему тут же стали вспоминаться разные знаменитые легенды. Он задумался, в изгибе какой из этих горных впадин проносятся пятицветные облака, над которыми находятся Гуаньинь или Веда. [32] Эти пустынные горы, их неспешное странствие давали почву для путешествий мысли и духа. Эти одинокие туманные острова среди облаков навевали наблюдателю думы о чудесном.
О люди, воображение так щедро и милостиво придаёт нам сил. Старый деревенский почтальон благодаря именно ему справлялся с одиночеством, преодолевал усталость. Теперь он вновь погрузился в прошлое, предался безудержным мечтам, усмехался про себя, что тело и ноги заметно сдают, даже пару раз что-то просвистел.
А шаги давались всё труднее и труднее.
— Гав! Гав! Гав!
Пёс, забравшись на самую высокую каменную глыбу, остановился на золотистом склоне гор и огласил лаем округу. Лай ворвался в долину, превратившись в пронзительное, жизнерадостное выражение счастья.
Кто бы мог подумать, что у молчаливого, послушного пса такой звонкий голос! Он наставил уши, поднял хвост, после чего в нём появилось что-то решительное, отважное. Отец пояснил: это он так сообщает жителям гор, что им принесли новости и письма.
В ожидании каждая минута тянется бесконечно долго. А пёс своим оповещением ускорял невыносимо медлительный ход времени.
На вершине гор, в золотистом блеске, в мягком солнечном свете сын, отец и пёс остановились. Здесь была широкая позеленевшая каменная плита для отдыха. Отец указывал то туда то сюда, разъясняя сыну, какое место как называется, сколько там производственных отрядов, молодёжных бригад. Надо было рационально распределять время доставки. Здесь заключался очень тонкий расчёт, это всё было разложено по полочкам в седой голове старика.
Закончив с разъяснением всех профессиональных подробностей, отец особо подчеркнул:
— Если у Гэ Жун-Жуна, живущего в доме у коричного дерева, будет что отправить, не поленись дойти до улицы Саньлилу. У него сложные отношения с секретарём большой производственной бригады, и секретарь не позволяет ему посылать писем.
— Который из них дом у коричного дерева?
|
|
|
— Посмотри-ка, — и отец показал рукой на террасу на склоне гор, где находился дом с двором, на котором непрерывно туда-сюда сновали люди. — Ван У со склона Мугунпо слепой. У него есть племянник, который подрабатывает в других краях, он должен прислать дяде перевод. Ты сам должен передать деньги лично в руки. Запомнил? Ло Синьвань в последние годы выращивает кроликов. Когда пойдёшь к нему с письмами — надо прикрикнуть на пса, чтобы не покусал эту живность, а то он ещё не привык.
И ещё было много прочих тонкостей. То и дело отец переспрашивал сына:
— Хорошо запомнил?
И только видя, как сын с готовностью живо кивает в ответ, он продолжал говорить. Он даже заставил сына выучить наизусть имена разных кадровых и партийных работников высших ячеек, народных учителей, важных людей, постоянных служащих. Кивает ли сын головой в ответ? Всё ли хорошо запомнил? Надо, чтобы сын всё знал. Ведь он перенимает дело отца, не так ли? И всё, что знает отец, должен знать его преемник.
Сын был весь в отца. Улыбка, интонация, жесты, работа на совесть — во всём он его повторял. Отец говорил другим: впредь сын будет разносить почту. На это кадровые работники верхних ячеек тут же начинали кивать и хлопать, выражая своё одобрение. И все, само собой, интересовались, чем же дальше собирается заниматься сам старый деревенский почтальон. Старик ничего не говорил про пенсию, а начинал лукавить: мол, они будут заниматься доставкой с сыном посменно. После этих слов всякий раз что-то горячее подступало к глазам, и он торопился прикрыть их платком. Да уж, ведь это неправда, но как же тревожно отзывается сердце.
Стоило почтальонской сумке избавиться от груза, как она сразу же опять оказывалась туго набитой. Тут были письма, денежные переводы, посылки из школьного кабинета народного учителя.
Отец без конца и без устали расспрашивал встречных людей о новостях в горах: о коровах, о свиньях, о том, кто кому кем приходится, кто на ком женится, интересовался всем до мельчайших подробностей, словно не был здесь давным-давно.
Вновь наступила ночь. Вдруг пёс несколько раз пролаял, затем радостно завилял хвостом, исчез и вновь вернулся. Сын догадался: они наконец-то добрались до Гэпэнпина.
Гэпэнпин сплошь состоял из чёрных и сероватых крыш разной высоты, перед воротами протекал небольшой ручеёк. В огородике возле ручейка кто-то размахивал мотыгой и, не разгибая спины, стремился не упустить ни минуты и так быстротечного времени.
Рыжий пёс подбежал к девушке в красной цветастой одежде, остановился и радостно завертелся возле неё. Девушка в красном, выпрямившись, стала выглядывать почтальона. Она громко выкрикнула его имя и, отложив работу, поспешила помочь молодому человеку освободиться от ноши. Старик обратил внимание, что рядом с высокой стройной фигурой сына, такого статного и сияющего здоровьем, девушка казалась хрупкой и изящной. На её щеках выступил румянец.
Старик представил его девушке: вот, со мной мой сын, только что поступил на службу почтальоном, родился в год под циклическими знаками жэньинь[33]… К чему он это сказал? Сын метнул на отца гневный взгляд.
В этом доме они должны были остановиться на ужин и ночлег.
Отец чувствовал себя крайне неловко. Зачем он только сказал про циклические знаки? И зачем только надо было останавливаться у этой девушки в красной цветастой одежде? Всё так запутано.
Он стал припоминать свои молодые годы, когда разносил почту в Пинчуане. Он часто останавливался отдохнуть в одном доме, обедал там и привлёк внимание одной девушки. В ту пору эта девушка всё время ждала его, стоя под клёном. А потом так же незаметно провожала. Однажды тайком положила ему в почтальонскую сумку тряпичные туфли со стельками, на которых были вышиты цветы лотоса. Впоследствии она стала его женой.
Старик чувствовал себя виноватым перед матерью своего сына. Последние десять лет, пока он занимался доставкой почты, ей приходилось самой управляться со всеми домашними делами. Муж — это дерево, которое должно защищать жену от ветра и дождя; он же был мужем только по названию. Скорее гость, который проведёт здесь лишь пару вечеров.
Мог ли отцовский опыт невзначай повлиять на сына? Трудно сказать. Но вы только взгляните на эту девушку, такую милую. Старик сожалел, что не предвидел этого. Почему они не остановились в другом доме? Ему совсем не хотелось, чтобы сын повторял его долю.
Почему же эта девушка не подходила? Сложно сказать. Она росла на глазах старика, он любил её и её сестёр. Отец их занимался ремеслом, мать была примерной женой. И в прежние времена старик останавливался в их доме. Снежный покров тех зим и летнюю прохладу тех дней — всё это он прекрасно помнил. Когда девушка была совсем ребёнком, он часто подтрунивал над ней:
— Вот заберу тебя когда-нибудь в Пинчуань. Будешь моему сыну женой, согласна?
Девочка отнекивалась, трепала его за волосы. Лишь однажды она серьёзно спросила:
— А твой сын порядочный? А высокий? И характер как у тебя?
Старик запомнил, какой живой интерес проявила тогда девушка. И продолжал подшучивать, расхваливая достоинства единственного сына, сравнивая его по красоте с небожителями.
Пословица гласит, что дети запоминают события на тысячу лет. И теперь, когда он привёл сына с собой, девушка наверняка вспомнила давнюю шутку. Как бы теперь шутка не обернулась правдой! Есть такая пьеса «15 связок монет», там как раз шутливая реплика повлияла на ход действительности.
Старику нравилась эта девушка. Она была гораздо красивее матери его сына. А какая модница, об этом и говорить не стоит! В былые времена девушки только и знали, что вышивать парные цветы лотоса, даже лица не смели людям показать. Скажут слово и опускают низко голову. Нынешние девушки — совсем другие… Невзирая на присутствие молодого человека, она смотрела прямо в глаза, справлялась о делах в Пинчуане: о тракторах, водокачках, лодках, велосипедах… И хотя бы тень смущения! Но и этого не было.
По-видимому, сыну уже никак нельзя будет обойти этот дом. Хорошо это или нет? Конечно, хорошо. Но если славная девушка выйдет замуж за почтальона, как ей трудно придётся! М-да… Хотя, говоря по правде, почтальону никак нельзя без жены! Ведь только благодаря этому у детей и внуков будет счастье иметь своих внуков и детей.
На другой день девушка, надев новую красную одежду, в которой она была особенно хороша, вышла провожать отца и сына. Молодые люди хотели что-то сказать друг другу, и отец потихоньку пошёл вперёд сам.
Отец пробормотал вскоре догнавшему его сыну:
— Вот переправимся через реку Цюйцзян, и за ней будет речка Хэцзян, река Хэцзян сливается с рекой Чжоцзян, а Чжоцзян и Нанцзян переходят в реки Лицзян, Бэйцзян, Хэнцзян, Айцзыцзян и в самом конце — Попоцзян.
Таков предстоящий маршрут, это и будет тот тигр, который сегодня преградит путь. Семьдесят ли извилистых тропок, неровных и опасных, и невероятно трудные для переправы девять горных потоков. В горах нет крупных рек, на самом деле это всё горные потоки. Но в летний и весенний сезоны вода в них прибывает, и после сильного ливня их уровень может достигать до трёх чи, а сами они растекаются в ширину до одного чжана. Волны такие бурные, что и мостов не навести, и дамб не построить. Зато зимой и осенью реки практически пересыхают, воды в них так мало, что оголяются круглые камни на дне, размером с гусиное яйцо. И не так страшны длинные дороги и опасные горы, не так страшна непогода, как эти непредсказуемые неистовые реки, их бешеное течение и непонятные берега. Жители гор привыкли к наводнениям, когда вода прибывала, местные шли в обход — окружными тропами. Но что касается почтальона… Он должен был, не раздумывая, снимать обувь и носки, подворачивать брюки и переправляться через реку — пусть ледяную, пусть со стремительным течением, но надо во что бы то ни стало переправиться. Иногда для переправы приходилось снимать и брюки, сумки с почтой взваливать на голову. Вероятно, свою астму старик заработал именно так.
Однажды его сопровождал староста боковой ячейки партбюро, он пытался войти в его положение, вот и решено было взять молодого человека на службу.
У сына были огрубевшие мозолистые ноги и уверенные шаги деревенского человека. Он без труда переправился через горный ручей и уложил ношу в сухую траву на противоположном берегу. Ему ещё предстояло перенести старика на спине — сын не хотел, чтобы отец разувался. Вот и настало такое время, когда отцу больше не надо спускаться в ледяную воду.
Пёс не решался войти в реку первым. Так было заведено, что он переплывает её рядом со старым почтальоном. Он всем телом изо всех сил сопротивлялся речному течению, всячески пытаясь облегчить задачу старика, у которого со временем всё больше болели ноги.
Старик не разувался, пёс стал беспокоиться.
Тут пёс увидел, как юноша, оставив сумки с почтой, опять возвращается к ним через реку. Вот он останавливается у берега в воде по щиколотку, нагибается. Отец, подогнув ноги, обхватывает парня руками за шею и грудь, плотно прижимаясь к широкой разгорячённой сыновней спине. Сын сильными огрубевшими руками крепко придерживает отца за колени.
Собака радостно залаяла и подплыла к ногам сына, усиленно сопротивляясь быстрому течению.
У отца на миг закружилась голова, и он зажмурился. Ему никак не верилось, что это происходит на самом деле. Потом он открыл глаза и увидел, что горный ручей сужается: они почти переправились через реку, вот-вот уже достигнут берега. А ноги? Им тепло и хорошо. Да, что есть, то есть, от прошлого осталось одно лишь воспоминание. Отец прослезился. Сын немного поёжился, обернулся и что-то невнятно пробормотал.
…Отец вспомнил, что и он тоже однажды нёс на плечах своего единственного сына.
Тогда староста боковой ячейки партбюро отпустил его на три дня домой. О да, целых три дня можно было от души понянчиться с сыном. Жена родила ему двух девочек и одного мальчика. Когда сын родился, его не было дома, и жена послала ему красное яичко, как будто он был не её мужем, а приходящим гостем.
День рождения сына — особое торжество. В этом роду уже на протяжении четырёх поколений всегда рождался только один наследник, тот, кому предстояло продолжать род. Мальчики почитались за счастье, понятно, что пир предстоял на славу. Ну а он? С собакой бродит среди гор. Когда он добрался до очередного перевала и встретил кого-то из односельчан, ему сказали: тебе из дома передали поджарки и вино из гаоляна. Тогда он с односельчанами и собакой, у подножия гор, на зелёном уступе наслаждался угощением со дня рождения сына.
В этот раз ему хотелось как следует порадовать сына. Он купил хлопушек, бумажных фонарей, сделал ружьё из бамбуковой палки, которое может стрелять петардами.
Он не поехал на автобусе, автобуса надо было ждать. А пошёл в обход с собакой, карабкался в горы, преодолевал ущелья, торопился в родной Пинчуань.
В тот Новый год он посадил сына на плечи и катал его целый день. Сын хотел спуститься, но отец не отпускал. Ему хотелось восполнить всё то, что он недодал сыну, — и вот он лишь раз носил его на плечах, это всё, что он мог вспомнить.
Сейчас его нёс на плечах сын. Нёс его, уже отжившего своё старика. Эта спина, так рано взвалившая на себя ношу житейских забот, словно прочная стена, словно горы, словно густой лес, теперь ограждала его, отца. Появилось ощущение тепла и защищённости. Отец с удивлением понял, что такое настоящее счастье. Он сейчас переживал то самое счастье, которое испытывает всякий отец.
О да, несколько десятков лет блужданий среди гор и дорог, рек и полей, с одиночеством, с грустью, с тяготами, с усталостью, с собакой, с почтальонской сумкой — так прошла его жизнь. Но печали и горести тех лет сейчас полностью растворились в сладком чувстве защищённости. Старику многое довелось пережить, и всё равно как трудно со всем этим, до боли ему знакомым, расставаться!
Добрались до берега.
— Гав! Гав! — пёс пролаял хозяину: «Ну, брось! Не глупи! »
Да уж, чуть совсем с ума не сошёл! Старик и пёс не спеша отправились в ближний лесок, окаймлявший берег. Через миг собака опять очутилась возле юноши с пучком сухого хвороста в зубах и затем молнией унеслась обратно в лес. Юноша лишь сейчас заметил, что отец приготовил сухих веток, поджёг пучок соломы. Пёс тоже позаботился о небольшой кучке хвороста.
Костёр уже занялся, и отец раздувал огонь, чтобы хорошенько отогреть замёрзшие, покрасневшие ноги сына. Пёс отошёл подальше от них, чтобы отряхнуться, и жемчужные капельки с шерсти разлетелись по сторонам. Потом он прилёг погреться у огня, тёплым языком лизал юноше ладони: «Какой же он незнакомец, он славный человек, он перенёс хозяина через реку! »
Пёс залаял, побежал, издалека привёл людей…
Отец и сын уже почуяли аромат вечернего кана и рисовой соломы, расстеленной под одеялом.
Почтальону не полагалось отдыхать в середине смены на неделе, выходным считалось только воскресенье. Они с сыном вернулись как раз в субботу. В тот день было ясно, отец и сын вынесли стулья из дома и устроились на заднем дворе возле грядок на солнышке. Пёс лежал рядом и лапами пытался поймать бабочку.
Всё, что отец хотел сказать сыну, он говорил все эти три дня. Однако никак не мог закончить, повторял одно и то же, но он сам этого не замечал, да и сыну нисколько не надоедало.
Иногда начинал рассказывать сын.
В горах, исполняя свои обязанности, он всё больше молчал. Теперь отец должен был вернуться в Пинчуань и заново ко всему привыкать. Он здесь совсем новый человек. Предстояло приняться за целое море обязанностей, а это действительно нелегко.
— Отец, после возвращения первым делом надо почаще бывать у начальства. Не забудь зайти к дядюшке. В трудные времена он немало заботился о нашем семействе. Одалживал масло и рис, мы перед ним по сей день в долгу. Тогда не рассчитались с ним, а после он и сам не позволил.
— Да, это человек что надо! Обязательно отблагодарю.
— Благодарить не обязательно. Он чересчур самолюбивый, постоянно говорил, что тебе гордыня не позволяет зайти к нему в гости.
— Да где уж там! Минутки свободной было не выкроить!
— Пусть так, но впредь будь обходительнее, — сын продолжал: — Отец, бригадир производственного отряда — важная птица, ни в коем случае нельзя с ним портить отношения. Если заметишь что-то не то в его словах или действиях, лучше уж не принимать близко к сердцу, смолчать. Стоит попасть к нему в немилость — тут уж несдобровать.
— Я о нём слышал, что он нечист на руку, без сомнения — старый тигр!
— Отец, какое тебе дело до этого!
— Не беспокойся. Ведь говорят, старого тигра нельзя тянуть за хвост. Если я увижу, что надо тянуть, то потяну. Я всё-таки кадровый работник.
Сын заволновался:
— Откуда тебе знать? А ведь за семенами, навозом, удобрением — за всем надо идти к нему! Наломаешь дров — и уже будет к нему не обратиться!
— Мне казалось, всё куда проще! Как же люди друг от друга зависят!
Отец был человек прямой, да и сын не хотел излишне долго объяснять. Он лишь поднял на него умоляющий и настойчивый взгляд.
Отец понял сына, которому рано пришлось повзрослеть, и ласково успокоил его:
— Ладно, я тоже не такой безрассудный, погорячился!
Сын рассказывал отцу, что их семья обрабатывает три заливных рисовых поля. Уход за ними сын поручил своему старому товарищу. Он потребовал с отца обещание, что тот не будет вмешиваться в дела на полях, не будет возиться в воде, — сына беспокоила отцовская болезнь ног.
— Отец, ты обещаешь мне в воде не работать? — спросил сын.
— Ладно, не буду!
Сын продолжил:
— У матери однажды уже был кашель с кровью, а зимой она дышит ещё тяжелее. А лекарств не пьёт, да и к лекарю идти не соглашается. Ты когда возвратишься, обязательно отведи её к уездному доктору.
Отец кивнул в ответ.
«На сей раз как же было трудно возвращаться в деревню! »
Отец с бесконечной жалостью посмотрел на сына, которому так рано пришлось повзрослеть. Его сыну пришлось рано возложить на себя все заботы о семье и терпеливо, как вол, трудиться, чтобы освободить отца и дать ему возможность находиться в далёких горах и чтобы облегчить чрезмерные хлопоты матери. Он давно забросил учёбу и тем более никогда не получал такого внимания, которое обычно окружает единственных сыновей. Напротив, непосильная тяжкая ноша постоянно давила на его юные плечи.
Это столь рано возложенное на сына бремя было целиком на совести отца. Ему так хотелось обнять сына, приласкать его. Но тот вырос. Ему хотелось наговорить сыну тёплых слов, но они никак не приходили на ум. Он за весь свой век ни разу не произносил высокопарных фраз!
В конце концов отец взвалил на сына ещё и две почтальонские зелёные сумки, которые сам с удовольствием проносил всю свою жизнь. Но носил он их так долго, что теперь руки его уже не слушались.
…Отец и сын спали на одной кровати. Казалось бы, из-за усталости, накопившейся за несколько дней, и тепла, которое исходило от юного сына, отец должен был давно уснуть. Но нет, он не мог сомкнуть глаз. Ночной ветерок шумел в оконных стёклах, напевно стрекотали какие-то насекомые, так нежно…
Если бы пёс мордой не отодвинул полог навеса от насекомых и не проскулил «яу-яу», то они запросто могли бы проспать.
Старик перевернулся и встал с постели, в два счёта оделся и растолкал безмятежно спящего сына. Молча приготовил поесть в дорогу сыну и собаке. Взгромоздил коромысло на плечи сыну, погасил свет, закрыл ставни и пошёл следом.
Спускаясь по ступенькам, отец зашатался. Он забыл, как двигаться дальше, не знал, отчего его качает, лишь почувствовал тяжесть в теле, которая потянула его вниз. Старик поспешил ухватиться за сына, чтобы не упасть.
Возле резвого, напевно журчащего ручейка, на старом каменном мостике сын поправил сумки и застыл в ожидании… И если бы отец не оглянулся на «зелёные стены» и «зелёную дверь» своего «ведомства», то сын точно решил бы не сходить с этого места до самого наступления утра, пока не встанет солнце. Пусть и отстанешь от графика маршрута — не беда. И даже невзирая на груз в сорок килограммов, он бы так и стоял.
Туман был не такой уж сильный, к тому же ярко сверкала вода в ручье, поэтому отец мог отчётливо разглядеть возмужавшее лицо сына.
Тут старик принял решение, что дальше провожать не станет. И сказал сыну:
— Ну, будь осторожен! Ступай!
Сын молча кивнул в ответ. Шмыгнул носом. Но по-прежнему не уходил.
Тогда отец отвернулся и двинулся к дому.
Ну а что пёс? Он стоял посреди моста, беспокойно поскуливая. Отец вернулся и поднялся на мост, присел на корточки и обнял пса за шею. И стал его уговаривать как маленького ребёнка:
— Ну иди же! Иди с ним, тебе с ним будет хорошо. Давай же, иди! Сыну понадобится твоя помощь. На переправе реки тоже без тебя никак. В долине Сымаоюань ты должен указывать дорогу, иначе он заплутает. Без тебя он не сможет защититься от змей на дороге. И людям, живущим в горах, нужен твой голос, и… мне тебя будет не хватать. Слышал? Слышал же? Ну, ну…
Пёс взволнованно лаял. Он никуда не хотел идти, лучше останется со стариком.
— Ну иди же, иди! — грозно прикрикнул старик.
Сын стал подзывать пса:
— Эй, эй!
Отец резко отвернулся и уверенными шагами пошёл прочь. Пёс поколебался немного и последовал за стариком. Он бежал возле старого хозяина, жалобно поскуливая.
Вдруг старик поднял с земли бамбуковую палку и хлестнул ею пса по спине. Пёс от боли ринулся к мосту.
Отец выронил палку в прозрачные воды горного ручья, и что-то встало комом в горле. Спустя мгновение он почувствовал на своих коленях тёплый поток воздуха. Он открыл глаза — это был пёс! Пёс дышал ему прямо в колени.
Старик снова опустился, достал из кармана платок, утёр собаке слёзы и тихонечко прошептал:
— Ну иди же!
И тогда рыжая стрела унеслась в зелёную мечту.
Перевод М. В. Черевко
|
|
|
