 |
История любви в салоне причёсок 5 страница
|
|
|
|
Почему же Третья бабушка так хорошо относилась к Четвёртой? Может быть, она чувствовала себя виноватой, ведь наша семья разорилась, выручая из беды их сына, и теперь они таким образом заглаживали свою вину? Ну и хорошо! Всё равно мне не годились её одежда и вещи. Пускай изображает из себя барышню!
Но однажды моя старшая сестра сообщила матери потрясающую новость: она своими глазами видела, что Четвёртая по пути в школу села на рикшу.
Мать была в полном недоумении. Ведь мы давно уже уволили рикш. А если она по пути наняла рикшу, так ведь мать не давала ей денег. Невозможно! Ты, наверное, ошиблась! Старшая сестра не сдавалась:
— Мама, если я ошибаюсь, накажи меня.
Но мать твердила, что это невозможно! Сестра предложила:
— Тогда пусть малыш потихоньку последит за ней несколько дней.
Мать сказала, что это тем более не годится, потому что малыш такого напридумывает, так всё разукрасит!
И что же теперь делать? Мать позвала Четвёртую и сказала, что с завтрашнего дня сама будет провожать её в школу. Сестра очень растерялась:
— Мама, не нужно меня провожать. Ты и так устаёшь, я вполне могу ходить сама.
Мать возразила:
— Нет, я обязательно должна провожать тебя. Других учениц вашей школы провожают слуги, а у нас теперь нет слуг, поэтому я сама буду тебя провожать. Если кто-то из учениц тебя спросит, ты скажи, что мама не может положиться на слуг и обязательно хочет провожать тебя сама.
С этих пор мать сама каждый день провожала Четвёртую в школу. Только потом, когда Четвёртая в конце концов покинула наш дом, мать нам рассказала, что по дороге в школу недалеко от дома заметила коляску. Увидев, что Четвёртая идёт с матерью, рикша сделал равнодушное лицо и спокойно уехал. Мать заметила, что Четвёртая ему незаметно кивнула. В чём дело? Кто тайно нанял рикшу для Четвёртой?
|
|
|
И вот ещё что было странно: каждую пятницу Четвёртая не находила себе места. Суббота для неё была самым счастливым днём. Она вставала рано утром, умывалась и шла в школу, а вернувшись из школы, заявляла, что идёт к Третьей бабушке. Идёт так идёт! Пусть её кто-то проводит, и конечно, делать это приходилось мне, все неприятные дела падали на мою голову. Я провожал её до их дверей, а потом возвращался обратно. Всё это время мой старший брат изнывал от нетерпения, его давно ждали в доме у бабушки, но я ему, уходя, говорил, что если он меня не дождётся, то я насплетничаю матери, что он с ребятами потихоньку ходит в кино смотреть Чаплина. Вот так, прямым шантажом я заставлял его брать меня к бабушке!
В воскресенье вечером мы все возвращались домой, в том числе и Четвёртая, но она была очень подавленна. А когда её спрашивали, в чём дело, то говорила, что ей нездоровится. Нездоровится? Тогда ложись пораньше! Но она не хотела ложиться в постель. Ну ты, дочь наложницы! От тебя нельзя ждать ничего хорошего, только плохое. Подожди, ты когда-нибудь об этом пожалеешь!
К тому же мать заметила, что за завтраком Четвёртая сидит хмурая. Ей не нравится домашняя еда? Мать почувствовала неладное, однажды вечером взяла меня, и мы пошли к Третьей бабушке. Услышав, что пришла старшая невестка, бабушка и дедушка почувствовали что-то неладное, потому что её обычно было трудно зазвать в гости, как говорится, «без важного дела во дворец не ходят! » Старшая невестка пришла по какому-то серьёзному делу!
В семье Третьей бабушки я впервые понял, каким авторитетом пользуется моя мать, старшая невестка в доме. Вообще-то говоря, для Третьей бабушки мать была младшим поколением, женой их племянника, это очевидный факт. Но в семье Хоу она при этом являлась авторитетом и финансовым распорядителем, ей подчинялись все родственники.
|
|
|
Мать свободно и без всякого стеснения зашла к Третьим деду и бабке и сразу села на почётное место. Третья бабушка, чувствуя за собой вину, с приветливой улыбкой первой обратилась к невестке:
— Давно хотелось поговорить с тобой, но боялась, что ты слишком занята. Наверное, теперь трудно управлять семьёй?!
— Богатые живут как богатые, а бедные — как бедные. Речь не о том, легко это или трудно. Есть такая пословица: «Бедный дом не боится воров, боится, чтобы в нём не завелась нечистая сила», — говорила мать, холодно глядя на бабку.
Та понимала, что виновата, могла лишь отвести глаза, опустить голову и молчать, ожидая, что мать скажет дальше.
— Третья свекровь! — продолжала мать. — Ни к чему вспоминать, кто на кого навлёк неприятности. Мы же были одной семьёй, плыли в одной лодке, полагались друг на друга, были одним целым! Но человек должен иметь совесть. Зачем платить злом за добро? Разве это справедливо?
— Ой! — не дожидаясь, пока мать закончит говорить, бабка поспешно прервала её. — Старшая невестка, ну что ты такое говоришь? Наш Третий дед, наш сын Четвёртый, а тем более я целыми днями благодарим тебя, старшая невестка, мы чтим тебя как нашу спасительницу! Я думаю, что ты имеешь в виду эту Четвёртую! Но послушай, что я тебе скажу, старшая невестка: она тебе не родная плоть и кровь, её сердце не отогреешь!
— О чём вы говорите? — спросила мать, делая вид, что ни о чём не догадывается.
— Скажу тебе прямо: я говорю о вашей Четвёртой. Вы её воспитывали как родную дочь. Когда были богаты, то всё было как положено: мать — это мать, дочь — это дочь. А вот когда семья обеднела, то у Четвёртой появились другие планы. Помнишь тот год, когда она летом гостила у нас на каникулах? Догадайся, о чём она спросила однажды утром? Она поинтересовалась: «Бабушка, если я чего-нибудь попрошу у Маленькой, она ведь мне не откажет? » Я поняла: эта девочка не хочет жить в бедности! И как раз в это время Сун Яньфан попросила через кого-то передать нам, что она хочет повидаться со своей родной дочерью, сделать для неё доброе дело. Я тогда и не подумала, что это вызовет какие-нибудь раздоры. Разрешила нашему Четвёртому сходить с ней к Сун Яньфан. Старшая невестка, только не волнуйся! Когда Четвёртая увидела Сун Яньфан, то мать с дочерью крепко обнялись и заплакали! Старшая невестка! Зря ты потратила на неё столько сил!
|
|
|
Третья бабушка оправдывалась. Я, сидя в сторонке, слушал всё это, и меня бросило в холодный пот. Я подумал, что мать сейчас начнёт выспрашивать подробности: как Маленькая сообщила, что хочет видеть дочь? Что Четвёртая рассказывала о переменах, происшедших в нашей семье? Кто нанял для неё рикшу возить в школу? Куда ходит Четвёртая, когда она бывает у Сяодир? И всё такое прочее… Конечно, будет много-много вопросов. Но, неожиданно для меня, мать, выслушав рассказ Третьей бабки, молча встала и, взяв меня за руку, вышла из комнаты. Это очень испугало бабку. Она поспешила за нами, громко уговаривая мать:
— Старшая невестка, не стоит из-за этого огорчаться. В семье ты пользуешься общим уважением. А эта девчонка просто сама неблагодарная. Дело не в том, что с ней плохо обращались.
Но мать молча вышла с их двора и, не оборачиваясь, направилась к себе. Зашла к Седьмому племяннику. В это время его жена как раз шила одежду для своего новорождённого. Увидев мать, она поспешно поднялась ей навстречу.
Мать обменялась с ней несколькими обычными фразами, а потом очень строго обратилась к Седьмому:
— Брат, окажи мне услугу!
— Хорошо! — Седьмой всегда с готовностью выполнял любую просьбу матери и теперь, даже не спрашивая, что она хочет, сразу же согласился.
— Пойдём со мной! — мать не объяснила ему, что он должен сделать. Когда пришли к нам, мать быстро сложила вещи сестры в узел и только потом позвала Четвёртую.
До чего умная эта Четвёртая! Он подошла и — бух! — сразу упала перед матерью на колени:
— Мама, прости! Я больше не буду ходить к этой Маленькой! — и громко зарыдала. Она стояла на коленях и сотрясалась от рыданий.
Раз! Одним рывком мать подняла её на ноги.
— Девочка, мама тебя любит. Я всегда относилась к тебе как к родной дочери. Боюсь, что эти годы я тебя чем-то обижала, заставляла помогать по хозяйству. Пока поживи отдельно несколько лет, а потом, когда жизнь в нашей семье наладится, я пошлю за тобой и ты вернёшься.
|
|
|
— Мама! Я не пойду! — с плачем и криками Четвёртая бросилась матери на грудь и изо всех сил вцепилась в её одежду. Но мать уже всё решила.
— Позови детей, — сказала мне мать.
Я привёл старших сестёр и брата. Мать притянула к себе Четвёртую, обняла её, а потом обратилась к нам:
— Вы все пятеро — сёстры и братья. Пока будет существовать семья Хоу, вы будете её плотью и кровью. Если кто-то из вас прославится, то все вы будете гордиться, если кто-то сделает что-то недостойное, пусть вам всем будет стыдно! Это называется «слава на всех и позор на всех! » Вы все пятеро — моя плоть. А ты, Четвёртая, сейчас ступай с Седьмым дядей. У меня только один наказ — не иди в артистки!
Конечно, вновь последовала трогательная сцена: Четвёртая плакала, мать роняла слёзы, сёстры их утешали, старший брат делал строгое лицо, непонятно было, о чём он думает, может быть, о будущей классовой борьбе, кого он будет поддерживать, против кого будет выступать… Только я сидел с невозмутимым видом, относился ко всему философски. Всё решится само собой. Жизнь сменяется смертью, счастье следует за несчастьем, на всё воля Неба!
Седьмой дядя вместе со мной и Четвёртой поехал в «Императорский» отель. Зачем в «Императорский» отель? Да чтобы повидать барышню Сун Яньфан! Барышня Сун теперь не та, что раньше. Она прославилась своим пением. Попала в первую десятку певиц Тяньцзиня. Естественно, что живёт она в отеле «Императорский»!
Мы вошли в отель. Бог ты мой! Я был ошарашен. От потолка до пола шли гирлянды электрических лампочек, на стенах, на потолке — повсюду были лампочки. Всё было залито ослепительным светом! К тому же эти лампочки меняли свой цвет. Лица людей окрашивались то красным, то зелёным, как будто ты попал в волшебную пещеру. И в самом деле здесь водились ведьмы: с обведёнными чёрными глазами, ярко накрашенными красной помадой губами, с болонками на руках. Я хотел протянуть руку, погладить собачку, но знал правила поведения: в отелях нельзя пускать в ход руки. Ты скажешь, что хотел погладить собачку, а женщина заявит, что ты хотел погладить её! Независимо от возраста я ведь всё-таки мужчина. Лучше не лезть на рожон!
Седьмой дядя, человек опытный, спросил одного-другого и выяснил, где живёт мисс Сун Яньфан. А это в отеле «Императорский» нелёгкое дело! Нельзя просто сказать: я ищу такого-то или такую-то. Тем более нельзя спросить, в каком номере они проживают. Здесь прежде всего надо сообщить, в какой номер ты идёшь, а потом сказать, кто живёт в этом номере, и только потом, когда дежурный свяжется с номером и получит распоряжение, ты сможешь войти. И откуда у Седьмого дяди такая уверенность в себе? Она проистекала из его происхождения и благородной внешности; его можно было принять за университетского профессора. Его никто не посмеет спросить, мол, к кому вы пришли. Он сказал лишь, что идёт к Сун Яньфан, и нас проводили в номер.
|
|
|
Мы вошли… Роскошный номер! Прямо президентский номер-люкс из нескольких комнат. Сначала к нам подошла служанка, потом камердинер взял у Седьмого дяди пальто, у меня ничего не было, чтобы ему отдать, но я всё-таки протянул ему шарф — знай наших!
Вскоре к нам вышла Сун Яньфан.
Дядя ещё ничего не успел сказать, как я, обращаясь к ней, выпалил:
— Здорово живёшь!
Сун Яньфан ничего не сказала дяде. Она увидела Четвёртую, притянула её к себе. Они обнялись и заплакали. Ну что же, это встреча родных. Нам остаётся лишь порадоваться!
Четвёртая исподтишка взглянула на меня, я сделал вид, что ничего не заметил, и лишь презрительно усмехнулся: мол, я тебя насквозь вижу, незачем лицемерить!
— Нужно поблагодарить старшую невестку за милосердие! Я провела в семье Хоу много лет, мне от них ничего не надо. Хочу только, чтобы рядом со мной был кто-нибудь по фамилии Хоу, к тому же она моя родная дочь. Таким образом, я всё время буду вспоминать, что я из семьи Хоу. Вы, когда вернётесь, передайте от меня и от дочери благодарность старшей невестке, скажите, что мы никогда в жизни не забудем её доброты!
— Ну хватит! Всё, что мы должны были сделать, мы сделали, всё, что надо, сказали. Мы пошли, — это сказал не дядя, а я. Какая смелость! Как я чётко обозначил границу! Я уже с детства был незаурядной личностью!
Седьмой дядя, конечно, хотел ещё сказать несколько слов Четвёртой.
— Ты какое-то время поживи здесь. Будешь скучать по дому — приезжай на несколько дней. Через месяц я приду навестить тебя. Помни наказ матери — хорошо учись!
— Подождите! — с этими словами Сун Яньфан выдвинула ящик стола, достала оттуда толстую пачку денег и запихнула её мне в руки:
— Это тебе! Бери! Что-нибудь купи себе.
Я, конечно, понял, что это она передаёт матери в знак благодарности. Мне на мелкие расходы она не дала бы так много.
И посмотрите, какую сознательность я проявил! Я положил их на стол и кислым голосом сказал:
— Зарабатывать на сцене нелегко! Оставь их себе!
Я не ожидал, что мои слова заденут барышню Сун. Разозлившись, она забрала деньги и положила их обратно в ящик стола, а потом недоброжелательно сказала:
— Ну что ж, подождём, когда ты заработаешь своей учёностью!
— Заработать на учёности ещё труднее, на это не прокормишь даже своих родителей. А у того, кто учится кое-как, вообще нет никакой надежды! — съязвил я.
Седьмой дядя, зная мой нрав, боялся, как бы я не начал скандалить. Он быстро попрощался, взял меня за руку, и мы пошли к выходу. Мисс Сун пошла нас проводить. Четвёртая спрашивала меня то об одном, то о другом. Но я не обращал на неё внимания, только под конец прошептал ей на ухо:
— Дочь наложницы! — И со всех ног бросился бежать, боялся, что она меня укусит!
Мы уже были на выходе из номера, как вдруг кто-то снаружи изо всех сил толкнул дверь и громко закричал:
— Старшая невестка! И в самом деле ту барышню Ван Сысы забрал мэр Лю! Теперь мой старший брат будет только с вами!
Барышня Сун почувствовала неладное, но не успела ничего сделать. В номер ворвался человек и столкнулся с нами лицом к лицу.
— Ой-ой! — послышался удивлённый возглас. Как вы думаете, кто это был? Четвёртый дядя!
— Седьмой брат, — в растерянности произнёс новый гость. Он насмерть перепугался, губы у него задрожали.
— Ах, ты ещё помнишь, что я Седьмой брат? — Дядя нахмурился и прямо в лицо спросил его: — А ты что тут делаешь?
— Ничего, ничего не делаю. Я просто проходил мимо и заглянул! — сбивчиво произнёс Четвёртый дядя, обеими руками поддерживая брюки. На лице у него выступил пот.
— По делу ты зашёл или просто так, мне всё равно. Пойдём домой к нашей старшей невестке. Ведь ты только что назвал кого-то старшей невесткой? Посмотрим, что ты скажешь настоящей старшей невестке, когда вернёшься домой!
Седьмой дядя определённо почувствовал что-то неладное и потащил Четвёртого домой.
— О, господин Седьмой не прав! — тут же вступила в разговор Сун Яньфан, широко улыбаясь. — Прошло уже много времени, как я покинула семью. Четвёртый господин зашёл навестить меня, что же здесь незаконного? Живи сам и давай жить другим! Если приходится идти на уступки, нужно это делать! Да к тому же для вас, Седьмой господин, я ведь тоже сделала доброе дело!
Ясно было, что Сун Яньфан хотела задобрить Седьмого дядю, но не на того напала! Он сурово молвил:
— Барышня Сун, хотя ты прожила много лет в нашей семье, но так, оказывается, ничего и не поняла. Наша семья Хоу живёт по конфуцианскому принципу: «Имена должны быть правильными, слова должны им соответствовать». Добрые дела должны записываться на счёт тех, кто их совершил! Тебе кажется, что ты когда-то дала дельный совет на мой счёт, и теперь ты считаешь себя моей благодетельницей. Но всё это совсем не так! Помогла нам вступить в брак только наша старшая невестка! Если бы не наша старшая невестка, то по какому праву могла ты явиться в дом богача Вана и пригласить старую госпожу приехать в Тяньцзинь? Только благодаря нашей старшей невестке тебя приняли в этом доме. А ты? Ты, в конце концов, всего лишь театральная певичка, а считаешь, что если твоё имя появилось на афишах, то ты уже царица мира! Но у нас, в семье Хоу, другие законы! Хорошо ещё, что ты умна и вовремя покинула наш дом. Если бы ты осталась там и не ушла, то ты до самой старости прожила бы в боковом дворике, там бы и умерла. Для тебя бы даже не нашлось места в нашей усыпальнице! Разве что старшая невестка пожалела бы тебя и позволила похоронить тебя рядом с усыпальницей и ты не стала бы бродячим духом! А если бы старшая невестка о тебе не позаботилась, то у тебя не было бы даже места для могилы. Ты понимаешь, почему? Потому что ты Маленькая! Ты просто не человек!
От этой грозной отповеди Седьмого дяди барышня Сун готова была провалиться сквозь землю! Она только крепко прижимала к себе малышку Четвёртую. Наконец она не выдержала и в гневе закричала:
— Я вас всех ненавижу! Я ещё увижу, как ваша семья разорится и погибнет!
Эпилог
Допрос Четвёртому дяде устроили в комнате наших предков. Бабушка сидела в центре со строгим видом, рядом с ней расположилась моя мать, Третьи дед и бабка сидели в стороне, показывая, что они присутствуют только как слушатели и не имеют права защищать Четвёртого. А господин Четвёртый был перепуган до смерти. Он весь дрожал, как вор, пойманный на месте преступления. Мать допрашивала его, и он не смел солгать. Если бы он сказал неправду, то подвергся бы домашнему наказанию. Почему же мать пользовалась в доме таким большим авторитетом? В государстве существуют государственные законы, в семье существуют семейные правила. Дед был в отъезде, мой отец был ни на что не способен, кроме как тратить деньги и развлекаться. Потому старшая невестка являлась теперь хозяйкой дома, это признавала и моя бабка. Господин Четвёртый, пришло время ответить за то, что ты натворил!
По честному признанию Четвёртого, Маленькая, покинув наш дом, всё время тайно общалась с ним. Она подкупила Четвёртого, чтобы он привёл к ней её дочку. Потом дала Четвёртому большую сумму, чтобы он заманил к ней моего отца. В это время Ван Сысы в дансинге «Виктория» исполняла свой «Поезд-экспресс». Сун Яньфан сказала Четвёртому: «Не думай, что Ван Сысы так искренне предана семье Хоу, как я. Эта певичка — легкомысленная женщина, она пойдёт с тем, у кого больше власти и денег. Сейчас она как раз приглянулась мэру города Тяньцзиня господину Лю. Разве простой служащий компании „Осака“ Хоу Жучжи сможет быть соперником мэра? »
— Вот так и вышло, — дрожа от страха, договорил Четвёртый дядя. — Я каждый вечер ходил со своим старшим братом в отель «Виктория». Старший брат тратил деньги не считая. Он спросил меня как-то, откуда деньги. Я ему сказал, что дала старшая невестка. Нет, нет… я сказал, что дала барышня Сун. Старший брат очень растрогался, он всё время повторял: «Яньфан — хорошая, Яньфан — хорошая! » Я догадался, что барышня Сун хочет снова пленить сердце моего брата.
Всё так и случилось. Ван Сысы ушла к мэру Лю. А господин Хоу? Он тут же перебрался в «Императорский» отель, помирившись с Сяодир.
Вот и вся история моего отца и Сун Яньфан. Все труды моей матери пошли прахом. В конце концов Сун Яньфан отняла у неё моего отца.
Что же заставило отца уйти к Маленькой? Почему искренняя любовь моей матери совершенно не тронула его сердце? Неужели все мужчины сами стремятся к падению?
А мать решила покинуть эту семью. Она надумала уехать к сестре, живущей далеко в городе Датуп в провинции Шаньси. Сестра, зная, что мать несчастлива, уже много раз приглашала её приехать в гости.
Моя бабушка, конечно, всячески её отговаривала. Но мать уже всё решила, и никто не мог заставить её отказаться от этого решения. В конце концов моя бабушка согласилась, но с одним условием:
— Езжай к сестре, поживи там какое-то время, но детей не увози. Твой старший сын — это старший внук нашей семьи, мы его никуда не отпустим. Две твои дочери избалованы, они не смогут жить в чужом доме. Из детей ты можешь взять с собой только малыша. Пока в семье остаётся твоя плоть и кровь, ты не бросишь эту семью. Наша семья виновата перед тобой!
Мы прожили в Датуне в провинции Шаньси три года. Потом мать заболела и уже не встала. Когда мне было тринадцать лет, она умерла. У её постели был только один я…
— Сяодир победила. Я проиграла! Сынок, отомсти за меня!
Я помню слова матери, помню до сих пор.
(Повесть была опубликована в журнале «Проза» («Сяошо») № 1 за 1996 год. )
Перевод Л. Г. Казаковой
Ван Аньи
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ В САЛОНЕ ПРИЧЁСОК
Этот маленький салончик открылся во временном павильоне, пристроенном к стене соседнего здания, и занимал часть тротуара. Чуть поодаль находился шумный перекрёсток. Хозяином нового заведения стал тридцатилетний парикмахер с севера провинции Цзянсу, прежде работавший в салоне красоты напротив. Возможно, он и не являлся уроженцем Цзянсу, а просто из-за своего ремесла научился кое-каким диалектным словечкам. Ведь это была визитная карточка парикмахеров, которых сразу оценивали как исконных мастеров, передающих своё искусство из поколения в поколение. В придачу к особому выговору у молодого человека были снежно-белая кожа и жёсткие, чёрные как смоль волосы. Ему нравилось носить чуть отпущенные виски с выровненными кончиками на деревенский лад, что выглядело несколько по-хулигански. Правильные черты, чёрные брови, ясные глаза, европейские веки, прямой нос придавали его лицу честолюбивый вид.
Среди мужчин подобный облик считался несколько романтичным, но на самом деле выдавал человека из глубинки. В своём кругу обладатели такой наружности считались любителями потрепаться, часто они обсуждали те же темы, что и женщины. А мелодичные, нарочитые янчжоуские интонации ещё больше приближали их к типу женщин-болтушек.
Манера держаться весьма забавно сочеталась с их крепким телосложением. Большие руки этих парикмахеров, белые и мягкие, как у женщин, выглядели удивительно эротично. Такими их сделали тёплая вода, бальзамы и средства по уходу для волос, свою роль сыграла и работа с волосами клиентов, особенно клиенток. Взяв ножницы, парикмахеры начинали играть на публику, их руки порхали то вверх, то вниз, пока под чикающие звуки ножниц небрежно падала очередная прядь. Когда зажатая в руке расчёска только начинала приподнимать волосы, ножницы уже были тут как тут, отчего движения казались несколько хаотичными. После того как сумасшедшая стрижка заканчивалась, темп сбавлялся: волосы тщательно расчёсывались, и раскрытые ножницы надолго замирали у самых их кончиков. Говоря иносказательно, сперва такой парикмахер был «стремительным, как убегающий заяц», затем «спокойным, как невинная девушка».
Что же касается конкретно этого человека с севера провинции Цзянсу, хозяина салона, то он вовсе не казался словоохотливым. Да и его наряд был уже не такой, как прежде, теперь на нём красовался чёрный пиджак, несколько мешавший привычным движениям. Возможно, причиной перемен стал новый статус, не позволявший ему более уподобляться простым и ветреным парикмахерам. К тому же для него это был первый собственный бизнес, что держало его в напряжении и заставляло быть серьёзным.
Хозяин взял на себя стрижку и укладку, а для мытья головы нанял двух молоденьких девушек, которые также обслуживали клиентов, желающих сделать завивку. С появлением этих девиц в его заведении сразу стало шумно. По всей вероятности, обе они прибыли из южной части провинции Аньхой. Их выговор практически не отличался от его манеры говорить, тенденция произносить некоторые звуки с понижением интонации приближала девиц к выходцам с севера провинции Цзянсу. Но для речи этих девушек были характерны грубые, резкие звуки, что являлось их основным отличием.
Одной из девиц было двадцать с небольшим, другой — почти тридцать лет. Они казались удивительно похожими друг на друга. Скорее всего, такое впечатление создавалось из-за одинаковой манеры одеваться. Обе носили короткие взъерошенные стрижки, волосы в творческом беспорядке обрамляли их большие круглые лица, что создавало впечатление напускной небрежности. При этом взгляд у них был прямым, они смотрели на людей бесстрашными глазами провинциалок. И даже если в их облике угадывались какие-то изящные черты, их скрадывало туповатое выражение лиц. На обеих были надеты обтягивающие трикотажные кофточки, одна зелёного, другая розового цвета, с воротничками, отороченными нейлоновой оборкой, и свободными, подхваченными манжетами рукавами. Гардероб девиц дополняли джинсовые капри с небольшими разрезами по бокам. На ногах у каждой красовались кожаные туфли на танкетке с круглыми носами и поперечными ремешками. Облегающая одежда считалась тогда ультрамодной, но эти девицы выглядели так, как будто нацепили на себя наряды на размер меньше. Они были физически весьма развиты, и их мышцы выпирали наружу сквозь одежду.
Если приходили одновременно два клиента вымыть голову, девицы начинали действовать абсолютно синхронно. Стоя с прямыми спинами позади кресел, девицы первым делом наносили на волосы посетителей шампунь. Одной рукой они, словно замешивая тесто, взбивали стойкую пену, после чего обеими руками начинали мять, пропускать сквозь пальцы и вытягивать волосы по всей длине. Казалось, они учились у одного и того же мастера. Двигая плечами и руками, они принимали одни и те же позы. Девушкам нравилось заниматься волосами и при этом глядеть в зеркало прямо в глаза своим клиентам, да так проникновенно, точно они пытались разузнать их сердечные тайны. Поглазев, они поворачивались друг к другу, чтобы перекинуться словечком. Разговаривали они очень громко, смеялись тоже во весь голос, в общем, вели себя развязно. Владелец салона их разговоры никогда не поддерживал, он молча думал о чём-то своём. Иной раз это расслабляло девиц, и они проделывали свои движения больше для видимости, а не так, как следует. В такие моменты клиент начинал подавать голос:
— Что ты поверху руками водишь, нужно хорошенько массировать.
Получившая выговор девица обиженно оправдывалась:
— Посетитель до вас жаловался на мои острые ногти!
Клиент не сдавался:
— Да какими бы острыми твои ногти ни были, всё без толку, машешь руками по воздуху.
Тогда хозяин наконец вставал со своего места, подходил к клиенту и брал дело в свои руки. А что же девица? По-прежнему делая обиженный вид, она отходила к раковине, смывала с рук пену, а потом усаживалась на раскладной стульчик у стены. При этом всем своим видом она давала понять, как кстати выдалась передышка.
Эти девушки уже научились хитрить.
В заведении часто коротали время зеваки, живущие неподалёку. Когда им было нечего делать, они забегали сюда просто посидеть. А приходящие по делу посетители думали, что они ждут своей очереди, поэтому, едва приоткрыв дверь, спрашивали, долго ли ждать. Боясь упустить клиента, им поспешно отвечали:
— Свободно, свободно!
Большинство этих зевак составляли женщины. Одни попутно занимались вязанием, другие просто сидели. И хотя они нигде не работали, вид у всех был утомлённый, да и одеты они были как-то неопрятно, как будто отправились сюда, только встав с постели. Может, эти женщины и не устали, а просто интимная обстановка салона опутывала их липкой паутиной, отчего они неизбежно выглядели неприбранными.
На самом деле иногда случалось, что какие-нибудь растрёпанные замарашки, недавно сидевшие здесь и болтавшие, в один момент преображались до неузнаваемости. Сделав макияж, сменив одежду, надев туфли на высоких каблуках, они, не оборачиваясь, цокали мимо салона, спеша на свидание. А через какое-то время, обогатившись впечатлениями, снова появлялись в салоне с видом женщин, всё повидавших на своём веку. Они вспоминали, как прошлой ночью играли в мацзян, рассказывали про мухлёж во время игры, ссору и полученный выигрыш. Или же обсуждали свадебное застолье, как выглядели жених и невеста, наряды присутствующих, роскошь стола, подношения каждого из гостей. Тем самым они словно сжигали без остатка серенаду ночных впечатлений. Кроме того, они обсуждали колебания на рынке акций, перепалки хозяина и персонала из соседнего заведения, разного рода события из жизни переулка, скупость и щедрость только что обслуженных клиентов.
Две девушки — помощницы хорошо ладили с подобными посетительницами, узнавали от них много нового. Если же попадался какой-нибудь придирчивый клиент, то те женщины выступали в качестве миротворцев. И как-то даже было странно, почему такие опытные дамы приходят в эту забегаловку — неужто поддерживать знакомство с аньхойскими девицами? Дело в том, что здешние горожанки только на первый взгляд казались надменными, на самом деле им было без разницы, кто какое положение занимает. Будучи жительницами мегаполиса, они любили оживлённую атмосферу и больше всего страшились одиночества. В глубине души посетительницы признавали, что приезжие более бойкие, но поскольку каждый знал своё место, создавалась безопасная среда без прецедентов для перепалок. Может, вам не очень верится, что эти дамочки также были простодушны, но факт остаётся фактом. Прожив достаточно долго в центре шумного города, обнаруживаешь в нём некоторое сходство с деревней. С течением времени всё наносное улетучивается, а существенное оседает, всё оказывается намного проще, и образ жизни складывается соответствующий. Поэтому ни одной из этих «прихожанок» было невдомёк, как обсуждали их между собой те девицы и какая сложная гамма чувств отражалась в глазах девушек, когда они замечали за стеклянными дверями салона беззаботно идущих мимо горожанок.
|
|
|
