Глава двадцать первая
Дневник! С последней записи прошло несколько месяцев. Прости меня за промедление, но за это время случилось так много, что я едва успевала перевести дух. Как оказалось, решение принять предложение мистера Николлса было только половиной предстоявшей мне битвы – или, точнее, путешествия. Хотя мой разум успокоился, полное счастье было бы возможно лишь по завоевании также сердца и души, а это… что ж, об этом я поведаю на оставшихся страницах. Моя история была бы неполной, если бы я не открыла все, что последовало, хотя природа некоторых подробностей настолько интимная и личная, что даже теперь я краснею при одном воспоминании о них.
В течение двух месяцев после завершающей заснеженной прогулки с мистером Николлсом я всеми силами пыталась убедить отца в многочисленных добродетелях моего поклонника. Я напомнила, как преданно мистер Николлс служил приходу целых восемь лет, и сравнила его старания со стараниями его преемника, презренного мистера де Рензи. Я сообщила отцу, что дядя мистера Николлса был школьным учителем; несомненно, это означало, что некоторые члены его семьи получили образование и не заслуживали презрения. Я сказала папе, что если он вновь примет мистера Николлса на службу, одобрит наш брак и позволит нам жить в пасторате, то приобретет зятя, чей дополнительный доход не будет для нас лишним. Возможно, именно ловкое упоминание о деньгах оказало желаемый эффект, а может, тот факт, что мистер де Рензи изрядно истрепал папе нервы и отец был согласен почти на любую замену; или же папа просто устал выслушивать мои аргументы день за днем. Так или иначе, случилось чудо: он дал согласие на брак.
Когда четвертого апреля мистер Николлс вернулся в Хауорт, былая папина неприязнь к нему растаяла так же полно и окончательно, как снег по весне. На второй день своего прибытия мистер Николлс, взволнованный вновь обретенной благосклонностью отца, настоял на прогулке через пустоши к тому самому берегу реки, где мы почти шесть лет назад впервые сидели и наслаждались приятной беседой.
Несмотря на раннюю весну, было еще очень холодно, лоскуты снега по-прежнему лежали в низинах и ложбинах мшистого берега реки. Цветов еще не было, но поток мчался со своей обычной силой и исходил паром, а деревья были усеяны зачатками новых листьев. Достигнув знакомого места, где мы некогда прохлаждались под прикрытием соседних холмов, мы встали рядом, восхищаясь пейзажем. – Мне нравится это место, – заметил мистер Николлс. – Я обнаружил его вскоре после приезда в Хауорт. Это одно из моих любимых мест для размышлений. – Моих тоже. В детстве я часто приходила сюда с братом и сестрами. Повисла пауза. Я понимала, зачем мы здесь, догадывалась, что мне предстоит. При мысли об этом мое сердце опасливо стучало, но я была готова. Он повернулся ко мне, стиснув перед собой затянутые в перчатки руки, и взглянул на меня с любовью во взоре. Его голос был полон тревожного предвкушения. – Мисс Бронте, простите, что говорю об этом так просто, но прошло больше года с тех пор, как я впервые поднял эту тему, и я не хочу больше терять ни минуты. Вы знаете мои чувства, они остались неизменными. Я люблю вас. Всегда любил и буду любить. Могу ли я повторить предложение, которое сделал так давно, в надежде услышать иной ответ? Вы выйдете за меня, мисс Бронте? Вы согласны? – Да. Радость озарила его черты. – Согласны? – Согласна. Мое сердце колотилось от значимости данного только что обещания. Мистер Николлс казался не менее взволнованным. Мы оба замерли во власти мгновения, затем он шагнул вперед, сократив расстояние между нами, и положил руку мне на поясницу. Склонив голову, он поцеловал меня – коротким, робким первым поцелуем, которому мешали наши носы и мои очки. И все же поцелуй вышел ласковым, нежным и настоящим.
– Я люблю вас, Шарлотта, – тихо промолвил он, впервые назвав меня по имени. Я молчала и ласково на него смотрела, надеясь, что мои глаза излучают искреннюю приязнь. Я ощутила его разочарование, когда не сделала ответного признания, но я не могла обмануть его, ведь любви не испытывала. Затем он снял перчатки и достал из кармана сюртука небольшую коробочку, которую открыл передо мной. Внутри лежало изящное золотое кольцо, украшенное веточкой из пяти жемчужин. – Это кольцо я купил для вас. Надеюсь, угадал с размером. Вы наденете? – Почту за честь. Я стянула перчатку с левой руки, и он надел кольцо на мой тонкий палец. Случилось еще одно чудо – или, возможно, мой будущий муж разбирался в подобных вопросах намного лучше, чем я предполагала, – но кольцо оказалось впору. – Оно прекрасно, мистер Николлс. Благодарю вас. Он поднес мою обнаженную ладонь к губам, поцеловал и с тихой убежденностью произнес: – Больше никакого «мистера Николлса». Называйте меня «Артур». На это я невольно улыбнулась. Оба героя моего детства – герцог Веллингтон и воображаемый герцог Заморна – тоже носили имя Артур.
Благодаря стараниям мисс Вулер мы с Эллен помирились и возобновили переписку в прошлом месяце. Я известила подругу о своей помолвке, и она прислала поздравление – надеюсь, от чистого сердца. Учитывая, как долго и упорно отец противился идее о моем браке, я была поражена, сколь быстро его взгляды сменились на противоположные, едва он дал согласие и помолвка стала свершившимся фактом. Не считая периодических разочарованных вздохов насчет «скромного происхождения» мистера Николлса, папины иллюзии и честолюбивые планы на мой счет наконец начали развеиваться и замещаться недовольным смирением. Судя по всему, и отец, и мистер Николлс – или Артур, как я постоянно себе напоминала – стремились уладить дело поскорее и не тянуть с датой свадьбы. Папа отказал от места мистеру де Рензи. Артур известил, что сможет оставить Кирк-Смитон одиннадцатого июня, и свадьбу назначили на двадцать девятое июня.
Дата казалась совсем близкой; нужно было очень много всего успеть за каких-то два с небольшим месяца. Я спокойно приступила к приготовлениям, питая весьма умеренные надежды на счастье. В начале мая я отправилась в «Брукройд», где последние следы неловкости между мной и Эллен рассеялись, пока она помогала мне выбирать приданое во время двухдневного набега на магазины Лидса и Галифакса. Я была полна решимости не покупать слишком дорого и слишком много. Мои новые шляпки и платья должны были прослужить еще долго после свадебного дня. В конце концов я приобрела ткань на два новых платья: роскошный розовато-лиловый шелк и простой бареж[73] в мелкую зеленую крапинку. Что до свадебного наряда, Эллен соглашалась исключительно на белое, которое я не собиралась надевать. – Белый – цвет ночных рубашек, сорочек и платьев наивных юных девушек, – возразила я. – Я слишком стара, чтобы выходить замуж в белом. – Ты должна выйти замуж в белом, – настаивала Эллен, когда мы изучали ткани, выложенные перед нами на конторку, – и сшить платье по одному из прелестных новых французских фасонов, какие я видела в модных журналах: с корсажем, вышитым бисером, и облаками белого тюля. – Прижав рулон белого шелка к моей груди, она удовлетворенно улыбнулась. – Ах, Шарлотта! Еще ни один цвет не был тебе так к лицу. Должна признаться, в глубине души я всегда мечтала выйти замуж со всеми традиционными регалиями невесты. – Наверное, я могу надеть белое… но никаких твоих модных французских фасонов. – Взглянув на ценник, я быстро добавила: – И никакого шелка; он слишком дорог для наряда, который, по всей вероятности, я использую лишь раз. Пусть будет муслин, простой муслин, и всего один или два защипа спереди. Эллен отложила шелк и нахмурилась. – Ты такая упрямая, Шарлотта… но это твоя свадьба, и я не стану спорить. О! Посмотри на это кружево! Из него получится великолепная вуаль. – Моя вуаль будет простым квадратом тюля не дороже пяти шиллингов. Я не стану бросать деньги на ветер только ради того, чтобы выставить себя дурой.
Я позволила себе единственную роскошь: впервые в жизни купила несколько ярдов белой атласной ленты и кружева для отделки сорочек, ночной рубашки и нижнего белья, которое собиралась сшить сама. «В конце концов, – как говорила Эллен с самым серьезным выражением лица, – эти вещи увидит твой муж».
Ткань я оставила у портнихи в Галифаксе. Через неделю после моего возвращения в Хауорт снова приехал Артур. Первые несколько дней он был комком нервов – наверное, опасался, что я передумаю. Когда я заверила его, что не сделаю ничего подобного и с радостью стану его женой, он успокоился и предложил свою помощь с приготовлениями к свадьбе, любезно согласившись с моими планами насчет скромной церемонии. – Боюсь, я стала для соседей диковинкой: старая дева Бронте наконец-то собралась замуж. Страшно представить, что в церкви меня встретит толпа глазеющих зевак. – Постараюсь всеми силами этого избежать, – пообещал Артур. – Насколько это зависит от меня, никто в Хауорте не узнает дату, кроме нас, пастора и приходского клерка. Эллен была назначена подружкой невесты, а в качестве гостей мы ожидали мисс Вулер и мистера и миссис Грант. (Миссис Гаскелл, памятуя о неприязни мистера Николлса к диссентерам, присутствовать отказалась.) Поскольку папа не хотел вести церемонию, Артур договорился со своим другом, молодым преподобным Сатклифом Соуденом, который также был добрым другом Бренуэлла. Вместо свадебных приглашений мы послали извещения. Мой список был коротким и содержал всего восемнадцать фамилий; однако, к моему удивлению, мистер Николлс намеревался отправить открытки поистине бесчисленному множеству своих приятелей. Мне пришлось удвоить заказ в типографии и приобрести шестьдесят конвертов. В последний месяц перед свадьбой я шила как заведенная, стараясь поспеть к сроку, а также затеяла переделку небольшой кладовой за столовой с целью превратить ее в кабинет для мистера Николлса. Рабочие установили дверь на улицу, настелили новый пол, выложили камин и отделали стены; я сшила зеленые и белые занавески, прекрасно гармонирующие с новыми обоями. Не успела я оглянуться, как пролетел июнь, кабинет был закончен, а мое приданое готово. Переутомление из-за перестройки дома и недели бессонной тревоги перед свадьбой ослабили мое здоровье. Перед самой церемонией у меня возникли первые симптомы простуды. Возбуждение, однако, изгнало из моей головы всякую мысль о возможной болезни. С огромной радостью я встретила Эллен и мисс Вулер, которые (благодаря заботливым и продуманным распоряжениям мистера Николлса) прибыли в пасторат за день перед свадьбой на одном и том же поезде и экипаже.
Последний день пронесся в суматохе заключительных наставлений. При помощи подруг я собрала свой чемодан и приколола к нему карточку с адресом нашей первой остановки во время свадебного путешествия: гостиницы в Северном Уэльсе. После краткого визита в Уэльс мы собирались сесть на пароход и провести месяц в родной для Артура Ирландии, где мне предстояло познакомиться с его семьей. Мистер Николлс присоединился к нам за ужином, бледный и взволнованный, как и я. Чтобы не привлечь излишнего внимания к завтрашнему брачному обряду и отправиться в свадебное путешествие в тот же день, Артур назначил венчание на самый ранний час: на восемь утра. Казалось, все идет по плану. Однако после вечерних молитв папу сразил внезапный приступ кашля, ослабивший и утомивший его. К моему смятению, отец сказал: – Мне нехорошо. Боюсь, я подхватил твою простуду, Шарлотта. Мне лучше не появляться завтра на церемонии. Мистер Николлс побелел и в ужасе спросил: – Мистер Бронте, неужели вы пропустите свадьбу дочери? Папа чуть покраснел и отвел глаза. – Мне очень жаль, но ничего не поделаешь. – Если ты не придешь, папа, – в отчаянии произнесла я, – кто же отдаст меня замуж? – Полагаю, ты сумеешь обойтись без меня. Несмотря на приступ кашля, я не верила, что отец действительно нездоров. В прошлом подобные жалобы не мешали ему выполнять свои обычные обязанности в приходе. На его лице была написана паника, которую он тщетно пытался скрыть. По всей видимости, гордыня не давала ему признаться в том, что тревога из-за официального расставания с последним выжившим ребенком еще не улеглась. Отец был не в силах лично увидеть мою свадьбу или вслух одобрить ее. Я подавила вздох; спорить с папой в таком настроении не стоило. Марта, Табби, Эллен и мисс Вулер выглядели такими же расстроенными, как и я. – Давайте поищем в молитвеннике, – предложил Артур. – Возможно, подобная ситуация предусмотрена и замена допустима. Мы обратились к помянутой книге. Мистер Николлс нашел нужную страницу и триумфально сообщил: – Ага! Нам повезло. Здесь написано, что в случае отсутствия родителя или опекуна вполне допустимо, чтобы невесту отдал замуж друг. Повисло краткое молчание. – Я бы с радостью, Шарлотта, – пожала плечами Эллен, – но это как-то неправильно. Я моложе тебя. Тебе не кажется, что невесту должен отдавать замуж кто-то близкий по возрасту ее родителям? Я уныло кивнула. Мисс Вулер спасла положение. – Если вы не против, я сочту за честь отдать вас замуж, – заявила эта добрая леди. – О! – радостно воскликнула я и обвила ее руками. – Это вы окажете мне честь. Спасибо, спасибо, мой драгоценный друг!
Мистер Николлс поцеловал меня на прощание у входной двери, выразив обеспокоенность моей простудой. Я заверила его, что в целом чувствую себя неплохо. Дом погрузился в сон. Мисс Вулер поселилась в комнате, которая прежде принадлежала Бренуэллу; Эллен, как обычно, легла со мной. – Ты сознаешь, – подала голос Эллен, когда мы откинулись на подушки, – что сегодня мы в последний раз делим одну кровать? – Да, – с легкой грустью отозвалась я. – Мне никогда не забыть, как я впервые увидела тебя, зареванную, у окна классной комнаты в Роу-Хед. – Ты подарила мне утешение и дружбу, когда я особенно нуждалась в них. Я навеки у тебя в долгу, Нелл. Эллен повернулась и ласково взглянула на меня. – Мы были добрыми подругами. – И остаемся до сих пор. Внезапно ее глаза наполнились слезами. – Поверить не могу, что все закончилось… что ты действительно выходишь завтра замуж. – Не надо так расстраиваться, Нелл. Я никуда не уезжаю. Да, я стану замужней женщиной, но буду жить в родном доме. – Мы с тобой даже не представляем, насколько сильно этот брак изменит твою жизнь. – Возможно. Но что бы ни случилось, в моей жизни всегда найдется место для тебя. Ты моя самая любимая и близкая подруга, Нелл, и я просто не смогу без тебя жить. – Я чувствую то же самое, моя дорогая Шарлотта. Эллен смахнула слезы и закрыла глаза. После недолгого молчания, во время которого я решила, что она уснула, она тихонько спросила: – Тебе не страшно? – Не страшно? Чего мне бояться? – Ну… – В тусклом свете позднего вечера было видно, что ее щеки вспыхнули румянцем. – Первой брачной ночи. Настала моя очередь краснеть. Много лет мы не касались этой темы, и при упоминании о ней мое сердце забилось сильнее. – Мне не страшно, – честно ответила я, – но очень… любопытно… и, возможно, немного тревожно. Я хочу порадовать своего мужа, по крайней мере, не разочаровать. – Тебе кто-нибудь говорил… как это бывает? – Нет! С кем мне было говорить? У меня нет замужних подруг, с которыми можно обсуждать подобные вопросы, если не считать Табби, но она старая и давно овдовела, так что наверняка все забыла, и миссис Гаскелл… но почему-то мне всегда казалось, что у нее не следует интересоваться. – Да, понимаю. – Если честно, я почти не знаю, чего ожидать и как оправдать ожидания мужа. Немного унизительно думать, что в тридцать восемь лет мне известно меньше, чем иным восемнадцатилетним девушкам. – Моя мама считает, что это ритуал перехода, который каждая замужняя женщина должна преодолеть самостоятельно. Мои замужние сестры до сих пор мне ничего не рассказали. – Несправедливо, что сведения приходится собирать по крупицам… и все же я не полная невежда. Я знакома с мужской физиологией и прочла бесчисленное множество романов. – Романы всегда так уклончивы! Однажды я прочла, что женщина была пленена. Что это значит? – Что ее взяли в плен, схватили и увезли силой. – О! – в ужасе воскликнула Эллен. – Но это может значить и совершенно другое: что мужчина обворожил ее и завладел ее сердцем. – Что ж, это должно быть приятно. – Несомненно. – Как ты думаешь, – хихикнула Эллен, – мистер Николлс тебя пленит? – Не знаю. Надеюсь. Целую минуту мы хохотали как школьницы. Когда мы успокоились, Эллен сообщила: – Только что я вспомнила и другие наставления матери. По ее словам, жена должна доверять своему мужу и повиноваться ему, а самое главное, она не должна робеть перед ним. – Робеть? – Наши взгляды встретились, и мы снова смущенно засмеялись. – Что ж, поскольку это единственный данный мне совет, я приму его близко к сердцу.
Читайте также: В двадцать девятом сожжении — семь человек. 1 страница Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|